Сорный

Когда с Саске случился первый приступ, он даже не удосужился позаботиться о врачебной помощи. Кто знает, быть может, ранняя диагностика спасла бы ему жизнь? — Ты пропустил тренировку, Саске-теме! — Закрой рот. — Ты просто пасуешь перед моим великолепием, я-то знаю, даттебайе! — Убирайся! Саске припирает плечами двери, словно Наруто грозится войти. Кусок фанеры — смешная преграда для ниндзя. По правую сторону — окно в пол, левее — просторный балкон. Хочется верить, что Наруто слишком туп, чтобы это заметить. Или слишком воспитан, чтобы вот так врываться на чужую территорию. Хотя верить в последнее — быть еще большим глупцом. Спекшимся гнойным нарывом взгромоздилась в углу куча грязной одежды. Футболки, полотенца, тренировочные штаны и майки. Саске физически не успевает относить в прачечную всё, хотя спускается с бельевой корзиной по возможности раз в сутки. В последнее время такие возможности случаются реже. Большую половину дня Саске лихорадит. Он чувствует приближение приступа издалека. Делает привычный шаг к кухне и замирает. Вцепляется в футболку в районе груди. Смотрит перед собой: бессмысленно, невидяще; прислушивается к скребущему чувству под ребрами и ждет. Сдавливает тугой петлей легкое (левое или правое, но всегда одно), развивается спазм — и, опираясь о край стола, Саске раскрывает рот, желая вдохнуть или выдохнуть. Что угодно, лишь бы облегчить свое состояние. Свистящий, сипящий кашель облегчения не приносит. Бледное, пошедшее звездами лопнувших капилляров лицо заливает пот, футболка липнет к спине, колени подкашиваются от напряжения. И все же у Саске есть небольшой перерыв, и он упрямо перехватывает руку, делает шаг вперед, локтем облокачивается о край раковины и ощущает, как его рвет. На ум приходит только брошенное когда-то Наруто «выплюнуть легкие». Тогда тот, не долечив бронхит, вышел на полигон и объявил, что надерет задницу одному засранцу. Десятиминутного боя хватило, чтобы Саске молча праздновал победу, а Наруто еще полчаса мучался от кашля и обещал, что вызовет на реванш. Конечно же, реванш Наруто был проигран, как и десятки других. Но сейчас, сплевывая сгустки крови в водопроводный слив, Саске готов был поспорить, что недоумок бы ликовал от собственного превосходства. Струя разбивается о раковину, тянет в сток сукровицу, вязкие сгустки и что-то черное, темное. Веки тяжелые, неподъемные. Вода стучит о мутную сталь, Саске видит невнятное пятно вместо своего отражения. Он смотрит на мусор, застрявший в сливе. Упрямые кровяные прожилки и скручивающиеся под напором воды ошметки, похожие на резные листы. Саске набирает с полпригоршни воды, полоскает рот и выплевывает, рука тянется к рычажку измельчителя. Безжалостная машина превращает содержимое стока в бесформенную труху. — Сакура-чан спрашивает, когда ты вернешься! Но я пришел сюда не ради нее! Знай, недоумок, что я бы тут не появился, если бы команда не должна была состоять из трех человек! Так вот, знай — ты такая заноза, Саске-теме! Саске почти не ходит на миссии и избегает встречи с Какаши. Пока ему это удается без особых усилий. Он думает о том, что, возможно, однажды погибнет из-за удушения, из-за оторвавшегося во время приступа кашля легкого или чего-то еще недостойного шиноби. Он десятками приносил медицинские справочники из библиотеки, ища симптомы болезни, которая одолевала его день ото дня. Листал, оставлял закладки, зачеркивал то, что не подходит. Он видел зарисовки патологий легких, фотографии воспалительных процессов внутренних органов, десятки и сотни раскрытых грудных клеток и со странным сладостным чувством думал: что же у него? — Нас отправляют на миссию, Саске-теме! Ты можешь быть эгоистичной задницей, плевавшей на всех, но мы отправляемся вместе с восьмой командой, и, знаешь, что? Я привезу тебе из страны Волн сувенир, чтобы ты знал, что упустил из-за своего упорства! Раскинув руки на смятой кровати, Саске смотрел в потолок. Фотография команды (а ведь только Наруто продолжал появляться у него под окнами, отчитываясь о миссиях и тренировках, напоминая о выбранном пути) давно была перевернута, а блестящий протектор не обзавелся паутиной боевых царапин. Саске смотрел на блестящую повязку с символом Конохи и думал о том, насколько слаб. Временами, лежа на полу с потеками сукровицы на подбородке, он думал, что утром обязательно пойдет к врачу, что расскажет об удушливом кашле, о кровавых сгустках, о разорванном нёбе и скрученных влажных побегах, различимых в темной слизи. Откладывал, когда становилось немного, но легче, сворачивал на опустевшие полигоны, до скрипа зубов оттачивая основы тайдзюцу. А после взирал на низкое небо, опасаясь, что каждый вздох может оказаться тем самым, отделяющим реальность от лихорадочного бреда и выворачивающего кишечник чувства. Грань истончилась и лопнула. — … не расскажу об этом Сакуре-чан. Хотя она все равно бы любила тебя. Понимаешь? Ведь я же от тебя не отказался. И черт с ней, с этой курткой. Ты только держись, Саске-теме. Ещё немного, слышишь? Саске не помнил, как, чертыхаясь и споря между собой, Наруто вместе с клонами притащил его к больничному крылу и как побледнела молодая шиноби-медик, смотря на последнего из Учиха, посиневшего от инородного тела, попавшего в дыхательные пути. И крови — она была везде. Даже вернувшись в сознание, Саске не произнес ни слова. Он договаривался с собой, смотря на бесчисленные рентгенограммы, и свыкался с мыслью о неотвратимости летального исхода, читавшегося в глазах специалистов, разводящих руками. Он слушал длинные объяснения, не вставая с больничной койки, потому что, несмотря на витиеватые речи, эпикриз остался непреклонен. Вопреки здравому смыслу правое лёгкое обвил чертополох. Острые иглы впивались в нежную ткань внутренних органов. Темно-зеленые побеги пронзали трахею, корневая система оплела область сердца неправильной полусферой. Лишенные солнца соцветия тянулись ввысь, прорастая сквозь стенки желудка и погибая от кислой среды. Иные же, добравшись до преддверия пищевода, давали мелкие сиренево-синие цветки. Обрывки лепестков Саске стал замечать на тыльной стороне руки, которой вытирал сукровицу с уголков рта. Он долго рассматривал рваные края сошедшего с ума растения и вспоминал о мокутоне Сенжу, о насыщенном войнами и политическими браками прошлом клана и по-детски болтал ногами, сидя на высокой больничной койке. Не в силах найти причины, врачи решили бороться с последствиями, и, спустя полтора десятка унизительных процедур, Саске мог взирать с высоты своей победы на скрюченный стебель того, что еще недавно было внутри. Резные увядшие листья, изогнутые побеги, сиреневого цвета иглы-лепестки. Возможно останки пустят на опыты, но Саске было не до того. Он наконец мог бы вернуться к тому, для чего был рожден — к жизни шиноби. Глупо было возвращаться на полигоны. Глупо было дать обнаружить себя. Но смотря на движения этой троицы, чувство собственной никчемности душило похуже выдернутого с корнем чертополоха. Саске прятался в тени раскидистого бука, наблюдая, как перехватывает брошенный незнакомцем кунай Наруто и отправляет прямо в цель. Сакура подкидывает еще пластиковую тарелку, и та — гонимая ветром и чакрой — взмывает ввысь. Саске кажется, что невозможно поразить цель, когда слепящее солнце в зените надежно скрывает ее, но кричит, оживая, чернильная птица, и, с криком азарта, Наруто запрыгивает на нее и поднимается так высоко, что глаза режет от яркого света. Какаши негромко хлопает, а Наруто спрыгивает на землю, припадает на колено и улыбается так, что в горле застревает колючий ком. Саске хватается за необъятное дерево, царапает пальцами грубую кору и пытается устоять на ногах, пока мир закручивается по спирали и превращается в яркие пятна сквозь крону, а после и вовсе блекнет. Грудь ноет от шрамов крест-накрест, норовит разойтись вот-вот образованная соединительная ткань. Саске смотрит на лица: на сосредоточенную Сакуру, на недоуменного Какаши и незнакомца за их спиной. Медицинское ниндзюцу болезненно, но терпимо. Невыносимо другое — седьмая команда состоит из трех. И в данном случае, они все в сборе. — … Сай не то чтобы твоя замена. Ведь команда состоит из трех, а пока ты лежал в больнице… Саске-теме! Куда ты, даттебайе?.. Вечером к нему приходит Какаши, и разговор откровенно не клеится. Хоть он и был официально наставником и учителем, времени сблизиться у них не было, и Саске кивает, прерывая бесконечные оправдания. И Какаши оставляет мальчишку с болью и отвратительной горечью в груди. Саске наливает стакан воды, задерживается над раковиной и смотрит в канализационный слив, куда проталкивал пальцами вялые ошметки чертополоха. Вспоминает то время, и отчего-то щемит, крутит там, где под повязкой уродливым бугром вздымается шрам. Саске фыркает, вливает в себя воду и закрывает дверь изнутри. Нет смысла ждать того, кому нет до него дела. Временами цветы распускаются, когда их совсем не просят. Упрямый чертополох вновь дал под легким росток.