***
Дик сидел на полу, смотря на духовку, в которой медленно пеклось что-то вкусно пахнущее. На этот сладкий аромат сбежались проснувшиеся жители дворца, толпясь у входа в кухню и внимательно следя за их юным гостем. Через пару минут тот неожиданно вскочил с места, подставляя к раковине стул и начиная отмывать испачканную им посуду, одновременно ставя на плиту небольшую кастрюльку и выливая в нее заранее заготовленное молоко. Переглянувшись, королевская свита продолжила наблюдать, надеясь, что все это не закончится пожаром. Посмотрев на спящего дельфина за окном, на боку у которого был циферблат, мальчик снял с конфорки закипевшее молоко, разливая его по двум стаканам и добавляя в каждый по ложке меда, ставя их на небольшой поднос. Расставив посуду по местам, он спрыгнул со стула, надевая на руку прихватку и вытаскивая из печи противень с маленькими печеньями, начиная осторожно выкладывать их на разные тарелки. Небольшое блюдце было отправлено на поднос, а большая тарелка оставлена на кухонной тумбе вместе с запиской. Забежав за угол, прислуга проследила за бегущим к лестнице ребенком, дожидаясь, когда он уйдет и заходя в пустую комнату. Подойдя к оставленным сладостям, Сьюзан прочитала детскую записку и улыбнулась, беря печенье и подзывая остальных, хватая скользящего Банана за кожуру, чтобы он не упал. А Грейсон поднимался по широкой лестнице на второй этаж, пробегая мимо портрета короля и королевы и ища в длинном коридоре нужную комнату, что не заняло много времени, так как их спальни были рядом. Остановившись у красивой разноцветной двери, он осторожно постучался в нее, слыша сонно бурчание и предполагая, что это разрешение войти. Первое, что он увидел, была огромная двуспальная кровать с различными украшениями, которые гармонично сочетались с узорами на стенах и потолке. Несмотря на яркость и разнообразие цветов, они вовсе не резали глаза, наоборот, делая комнату под стать ее хозяйке, которая нежилась в кровати, кутаясь в теплое одеяло и меняя форму. «Если проснуться не с той формы — день точно будет плохим», — говорила Многолика будящим ее слугам, пытаясь таким образом выкрасть еще пару минуток для сна. И это какой год срабатывало! Вот и на этот раз она показывала всем своим видом, что еще не готова для нового дня. К сожалению, мальчик не знал о чужом ритуале, подходя к небольшой прикроватной тумбе и ставя на нее поднос. — Доброе утро, мадре! — тихо воскликнул Дик, забираясь на громадную кровать и обнимая женщину, которая вздрогнула и наконец открыла глаза. Мельком взглянув на источник приятного запаха, она посмотрела на ребенка, который крепко прижимался к ней, явно дожидаясь ответной ласки. «Объятия. Это просто объятия. Нужно ответить на них, Лика. Не будь такой заторможенной!» — она обвила его руками, прижимая крепко к себе и, возможно, перебарщивая с силой, слыша тихое «ой» и тут же отстраняясь. — Я приготовил нам с тобой печенье и молоко с медом! Дедушка Альфред говорит, что это очень полезно для здоровья, — он улыбнулся, поправляя круглые очки. — Ты сегодня очень красивая, мадре! — Спасибо, малыш, — королева тихо засмеялась, растрепывая его прическу. — И тебе тоже доброе утро. Ты так рано встал, чтобы все это сделать… — Я всегда рано встаю. И мы вместе с дедушкой готовим падре завтрак. Правда, он не хочет вставать, потому что обычно всю ночь патрулирует, но потом все равно делает это и ест с нами. Это происходит уже ближе к обеду, — Дик осторожно дотянулся до подноса, переставляя его на кровать. — Попробуй! Я не знаю, нравится ли тебе овсяное печенье и молоко… но поверь, это очень вкусно! Правительница осторожно взяла теплый стакан и не успевшую остыть выпечку, начиная есть и довольно улыбаясь. Это действительно было вкусно. Увидев это, Грейсон радостно захлопал в ладоши, беря свою порцию напитка. Их совместный завтрак в постели проходил замечательно. Они не общались, но и не скучали, наслаждаясь обществом друг друга, пока в комнату не зашел вечно мрачный дворецкий, который хотел разрушить семейную идиллию, но не стал этого делать, молча проходя мимо них и раздвигая шторы. — Без двадцати девять. Доброе утро, Ваше Высочество, — дельфин за окном снял с себя цилиндр и поклонился в воздухе. — Мистер Дельфиночасы, а Вам не плохо без воды? — Дик спрыгнул с кровати, подходя к окну и ловко забираясь на подоконник. — О нет, молодой человек. Мне очень комфортно наверху. Я греюсь на солнце, а когда начинается дождь, мне приносят зонтик, чтобы я не промок. Эта планета отличается своим климатом от той, где мы жили раньше, но это даже приятно… — Хватит болтать, твоя работа показывать время, — Мороженка недовольно глянул на «часы», которые послушно замолчали. — Ваше Многоличие, сегодня у Вас много дел. И я не думаю, что печенья и молока достаточно, чтобы Вы не проголодались до обеда, а на перекус у Вас времени просто не будет, — он перевел взгляд на сидящего на подоконнике мальчика, тяжело вздыхая. — Юный принц, Вам следует в следующий раз дождаться завтрака, а не готовить самому. Вы могли обжечься или вызвать пожар, что было бы очень прискорбно. — Но я хотел сделать мадре что-то приятн!.. — Мадре?! Это… непозволительно и вульгарно! Обращайтесь к королеве почтительно. «Ваше Высочество», «Ваше Прекраснейшество», «Ваше Величество». И никак иначе. — Отстань от ребенка, Мороженка. Пусть называет меня так, как ему захочется, — правительница прошла мимо дворецкого, подходя к Грейсону, который с восхищением рассматривал ее необычную женскую форму. — Не обращай на этого ворчуна внимания, малыш. На самом деле он очень добрый и мягкий, просто любит корчить из себя непонятно кого, — она растрепала его темные волосы, улыбаясь. — Мне нужно сделать важные дела, а ты пока можешь сходить к Бальтазару, он сошьет тебе красивый цветной костюм. Думаю, сейчас все на кухне, так что можешь отправиться туда и познакомиться с нашей свитой. Ты им очень понравишься, я уверена. Тот послушно кивнул и быстро побежал к выходу, желая приемной матери удачи и не видя, как она вытирает слезу умиления, отказываясь от протянутого ей платка. Этот мальчик был до безумия милым и так сильно походил на нее в детстве. Удивительно, что он остался таким после смерти родителей и долгих лет жизни в детском доме, откуда его и забрал по великой случайности Бэтмен. Добрый взгляд, милая улыбка и эти глуповатые очки, делающие его глаза огромными, позволяя ему увидеть в твоей душе все хорошее. Жутко и прекрасно. Но самым главным было то, что он не боялся ее. Он сделал для нее чудесный завтрак, обнимал ее и называл этим странным словом, которое, как оказалось позже, означало «мама» в переводе с какого-то другого языка. Все страхи Многолики развеялись, став глупыми воспоминаниями, над которыми она еще не раз посмеется вместе с мужем, так вовремя уехавшим в свой родной город. Она прекрасно понимала, зачем он это сделал, и мысленно благодарила его, надеясь, что вскоре он вернется и увидит, как у них все хорошо.***
— Эммет… — Люся осторожно положила руки на плечи друга, который тут же повернулся к ней, отвлекаясь от своих чертежей. Под его глазами начали появляться синяки из-за недосыпа и долгого сидения дома, руки немного тряслись, а сам он заметно потускнел, наигранно улыбаясь каждый раз, когда у него спрашивали, счастлив ли он. Но она-то прекрасно знала, что избранный уже давно не счастлив и совершенно не хочет улыбаться. И кто бы мог догадаться, опять всему виной Рэкс. И дело не в его отношении к окружающим, а в отношении самого Эммета к нему. Узнала она обо всем случайно из обыденного разговора, когда они по обыкновению ужинали вдвоем и болтали о всякой чепухе. Он рассказывал, как весело он провел день, где был и чем занимался. В последнее время он часто посещал дворец, принося чертежи и рассказывая свои идеи королеве и Бизнесу, которые с чем-то соглашались, а что-то предлагали ему доработать. Где-то в стороне всегда стоял Рэкс, иногда сменяя его и начиная коротко и четко проговаривать, сколько у них уйдет времени и сил на постройку разных зданий. И именно тогда Эммет и сознался, о чем после много раз жалел. Почему-то его привычка говорить собственные мысли вслух неожиданно сработала и он начал рассказывать о до безумия странных вещах. Он описывал движения Рэкса, восхищался его голосом, мимикой и взглядом, чему Дикарка поначалу не придала значения, но увидев выражение лица друга, понявшего, что он только что сделал, все поняла, вскакивая с места и обнимая его. Он плакал и извинялся перед ней, а она никак не могла понять, за что же он винит себя. За любовь? Но это ведь глупо. — Давай поговорим об этом, прошу. Я не могу смотреть на то, как ты мучаешься из-за этого всего. — Люся, прошу, не надо… — Но ты должен ему сказать! Ты не можешь все время игнорировать эти чувства, делая вид, что все прекрасно. Я перестала видеть твою и его улыбку. Вы так мало общаетесь друг с другом, что иногда мне становится страшно за вас двоих. Зачем ты его спасал, почему он делает так много ради тебя? Это же очевидно, Эммет… — Да оставь меня! — он вскочил с места и схватился за голову, растрепав прилизанные волосы и смотря на нее не своим взглядом. — Я не хочу это обсуждать, мне не нужна твоя помощь, слышишь?! Пожалуйста, хватит лезть не в свои дела, хватит делать то, о чем я не просил! Почему ты не слышишь мою единственную просьбу оставить меня в покое?! Эммет отвел взгляд в пол, успокаиваясь и вновь смотря на девушку, которая впервые за долгое время не сдерживала слез, кусая накрашенные губы и сдирая вместе со слоем помады нежную кожу. Он хотел обнять ее, успокоить, извиниться за свое поведение, но просто стоял и смотрел на это, через пару минут провожая ее взглядом до лестницы и падая на тихо скрипнувшее кресло. Теперь ему было еще хуже. Когда он успел стать таким… жестоким? «Как это все не прекрасно», — Эммет пригладил волосы, кладя голову на чертежный стол и закрывая глаза.