Осколки прошлой жизни

Ресслеру вот уже несколько лет снится один и тот же сон — с незавидным постоянством он мучает спящее сознание, перемежаясь с кошмарами прошлого и непроглядным беспамятством, одолевающим Дональда после особенно тяжелых дней. Ничем не примечательное, совершенно обычное видение, что цепляется в память, впускает внутрь ночи свои прохладные щупальца, заставляет распахнуть глаза в ночь и долго думать, где находишься. Начинается сон одинаково. Дональд очухивается по ту сторону яви в полной темноте и привычно тянется рукой в сторону смутно белеющей тумбочки, чтобы включить настольную лампу. Но во мраке не видно ничего — рука движется не туда, пальцы задевают металлическую ножку, и прибор опрокидывается на пол, разбивается на осколки, звенит в ушах своей обездвиженностью. Ресслер замирает и тут же просыпается, чтобы посмотреть на свою тумбочку наяву. Лампа всегда оказывается на месте — целая и невредимая. Светлеет в темноте, иногда поблескивая на рассеянном лунном свету, издевается над своим владельцем, окружает его везде и не думает исчезать. Эта лампа всегда рядом, хочет Дон этого или нет. Но однажды он наяву тянется впотьмах, чтобы включить чертову лампу. Однажды она на самом деле опрокидывается, движимая неловким жестом, и раскалывается на полу на тысячи кусков. Как прошлая жизнь, что через несколько дней оборвется и даст дорогу той, нежеланной, которую Ресслер не хочет проживать. — Черт. Придется завтра после работы зайти в магазин, что Дональд и делает, благо никаких непредвиденных ситуаций не происходит. Реймонд Реддингтон — самый разыскиваемый преступник и вот уже пять лет как личная мишень Ресслера — долгое время не дает о себе знать, после очередной стычки скрывшись из виду агентов несколько месяцев назад. Консьерж преступлений не любит лишний раз светиться перед ФБР, и потому сегодняшний вечер обещает быть более-менее спокойным. По крайней мере, Ресслер сможет заехать в магазин и купить новую настольную лампу. Торговый центр ослепляет уставший взор яркостью огней на полпути к дому. Ресслер на манер опытного водителя паркуется на первом попавшемся свободном месте, проверяет наличие в бумажнике кредитной карты — не позабыл ли дома, а то иногда бывает с недосыпу — и направляется прямиком в пасть местного короля потребительства. Надо бы еще еды на ужин купить — размышляет Лональд — а то уже тошнит от китайской кормежки. Но первым делом… Нужный отдел отыскивается быстро. Обилие настольных ламп всех мастей и размеров ослепляет похлеще неоновых огней, и тот поначалу теряется, не в силах даже вспомнить, в каком стиле выполнена его собственная спальня. Но потом проясняется — туман перед взором рассеивается, и Ресслер начинает изучение. И спустя пару минут заканчивает, по своей неистребимой агентской привычке заметив странность по другую сторону павильона. Всматривается, отмечает про себя и наблюдает, словно не в магазин пришел, а сидит в засаде, готовый наброситься на оказавшегося в поле его зрения преступника. Но перед ним сейчас — не преступник, а всего лишь обыкновенная молодая женщина в обыкновенном пальто нараспашку такого же обыкновенного бежевого цвета. Вот только ведет она себя странно — стоит, нависнув над одной из настольных ламп, и непрестанно наживает на выключатель, скрывший свою белизну под ее пальцами, облаченными в черную перчатку. Тихое «чик» — и электрический свет смягчается, пропущенный сквозь материю цвета неразбавленного какао, отражается на лице женщины полупрозрачностью едва видимых узоров. Еще «чик» — и лампа гаснет, уступает место здешнему слепящему свету, белоснежному и оказавшемуся таким холодным. А Ресслер все смотрит. Рассматривает покупательницу с ног до головы, ищет в ее облике объяснение столь странного поведения, даже задевает взглядом край едва видимого издалека застарелого шрама, что проступает на шее, кокетливо выглядывает из-за невысокого ворота черной кофты или водолазки. А она все щелкает выключателем и будто не может остановиться. Словно зависла на одной мысли, что пульсацией своей отзывается в пальцах и заставляет нажать кнопку. Ресслер хочет подойти — ему не по себе от увиденного. Остановить ее, потормошить за плечо, вынудить прекратить эти ненормальные действия. Но вместо него подходит продавец и вопрошает: — Все в порядке, мисс? — улыбается фирменной улыбкой, пересекшись с ней взглядом, и продолжает в привычной манере: — Вам нужна помощь? Она что-то отвечает, Ресслер не может разобрать, но после ее слов консультант выражает готовность подойти по первому же зову и растворяется в зале. А Дональд продолжает наблюдать, делая вид, что увлечен красующимися перед ним экземплярами. Когда женщина замечает наблюдение, становится не по себе — словно миссия с треском провалилась, и объект увидел за собой слежку и оторвался от навязчивых агентов. Профессиональное огорчение вперемешку с неутолимым любопытством бьет в голову, встряхивает с ног до головы маленьким осознанием. Есть такие женщины, к которым просто так не подойдешь. Подобные дамы уже встречались многоопытному агенту, и каждая скрывала за своей незримой броней отчужденности что-нибудь интригующее, нечто, что так интересно разгадывать. Когда она вдруг оказывается рядом и задает вопрос, Ресслер понимает — это далеко не Одри. Одри мягкая, неуловимо-нежная. Она боится сказать что-нибудь невпопад и во время знакомства с семьей Дональда предпочитала отмалчиваться, маскировать свою нерешительность за милейшей улыбкой. Она всегда страшилась обидеть или задеть словом. Незнакомка другого склада — мигом отвечает на наблюдение, говорит первое, что думает. Большинству и в голову не придет вопрос о самоубийстве с помощью наполненной водой ванны и включенной лампы. Она словно атакует, пугает заранее, подготавливая к чему-то. Выставляет шипы-вопросы, что врезаются в кожу и память подобно иглам дикобраза — не выдрать. — Что будет, если кинуть лампу в ванную с водой, в которой плещется человек? — Будет смерть, — коротко отвечает он, уже не помня, когда терялся последний раз. — Не мгновенная, но быстрая. Судорожные сокращения мышц, ожоги, конвульсии, и в итоге — труп с искаженным лицом и конечностями. По своему опыту скажу, что зрелище весьма неприглядное. — Вы работаете в морге? — Нет, в полиции. — Что ж, поверю профессионалу, — она кивает будто самой себе. — Но лампу все же куплю. Самая симпатичная из всего, что здесь имеется. — Согласен. Спохватывается в последний момент, берет себя в руки, решается — не одной Одри полнится земля, пора бы позабыть о той, что оставила его наедине с одиночеством и с подозрительной быстротой нашла себе нового кавалера. Ресслеру тоже пора подумать о личной жизни. — Приглашаю вас на выходные в кафе на чашечку кофе, — не предлагает, заявляет он. — Или в любой другой вечер, когда вам будет удобно. В глазах собеседницы вспыхивает огонек. Не интерес, не согласие — больше похоже на смесь непонимания и… испуга. Ресслер не понимает, что происходит, и все еще ждет ответа. — Я надеялась спугнуть вас своими странными вопросами, — произносит женщина. — Уж слишком пристально вы меня рассматривали. И никак не была готова к подобным предложениям. Сама простота и откровенность, думает Ресслер и продолжает наступление. — В какой день вам будет удобно составить мне компанию? — улыбается. — Кстати, меня Дональд зовут. Можно просто Дон. — Дональд, — эхом повторяет она. Пробует имя на вкус, смакует. Всматривается в лицо Ресслера, будто силится понять, зачем ему приглашать ее в кафе, обдумывает предложение, но недолго. — Думаю, я имею право на отказ, — то ли спрашивает, то ли утверждает. — Сделаем вид, что я все же спугнула вас, и на том разойдемся. Ресслер не находится с ответом, но с оперативностью действий у него полный порядок даже в таких ситуациях. — Когда передумаете, позвоните по этому номеру, — протягивает визитку. — А вы самоуверенны. — Нет, я всего лишь не хочу потерять вас из виду. Незнакомка принимает с рук Ресслера визитку — строгий белоснежный картон, покрытый матовой пленкой и с надписью на одной из сторон. Дональд не любит финтифлюшки, предпочитает минимализм и самую суть — имя, фамилия и номер телефона, ничего больше личного на визитке не имеется. — Хорошо, — сдается собеседница. — В случае одиночества я позвоню вам и, возможно, дам согласие на поход в кафе. Вот только я не люблю кофе, предпочитаю чай или какао. Пожалуй, какао даже лучше. — Что ж, возьму на заметку, — Ресслер не может не отметить, что доволен собой. — Тогда жду звонка. — Ждите. Незнакомка пожимает плечом и направляется прямиком к кассе, где продавец уже подготовил новехонькую коробку с аналогичной лампой внутри. Вот только покупательница не хочет брать новое — просит упаковать образец, чей выключатель едва успевает остыть после многократных манипуляций. Продавец не задает лишних вопросов и упаковывает витринеый образец, а Ресслер вдруг осознает, что до сих пор не знает ее имени. — Вопрос напоследок, — наблюдает, как вцепившаяся в коробку женщина оборачивается к нему, — как вас зовут? — О, а эта информация будет оглашена в нашу следующую встречу. Она улыбается — мельком, всего один миг и, кажется Ресслеру, с хорошо спрятанной боязнью чего-то, — и устремляется к выходу. Он продолжает наблюдать, как она садится в черный мерседес с чернокожим здоровяком за рулем, закрывает за собой дверцу и, неотрывно глядя на Ресслера и спустив стекло, выбрасывает визитку на тщательно подметенный асфальт. Ресслер задыхается. Она не позвонит и не назовет своего имени. *** Он зачем-то покупает такую же лампу, что и неудавшаяся знакомая. Привозит ее домой и ставит на прикроватную тумбочку, включает и выключает. Полупрозрачность однотонных узоров на абажуре цвета неразбавленного какао отсвечивает на лице и исчезает с очередным нажатием на кнопку выключателя. А ночью Дональд снова разбивает прибор и, очнувшись в холодном поту, долго всматривается в целую и невредимую лампу, что снова издевается над ним, светлым пятном скалясь в кромешной тьме. Как новая жизнь, что начнется через несколько дней — нежданная, нежеланная, та, которую Ресслер не хочет проживать.