Хлопья пепла

Кожа Квиррелла под его рукой вспухает волдырями и осыпается пеплом, и под звук его пронзительных криков Гарри теряет сознание. Все что угодно лучше, чем быть на третьем этаже с профессором, которого он очень зря не принимал всерьез, и Темным Лордом, жаждущим его крови. Когда он приходит в себя и видит Больничное крыло, то чувствует только облегчение: все в порядке, он выбрался. Однако на лице Дамблдора, который сидит рядом в розово-зеленом полосатом кресле, застыло мрачное выражение. Причиной, как выяснилось, было вовсе не уничтожение философского камня или смерть Квиррелла — и даже не то, что Волдеморт сумел ускользнуть. Оказалось, что причина в самом Гарри — и в том, что его жизнь отныне никогда не будет прежней. — Возникли сложности с защитой, которой одарила тебя мать, — говорит Дамблдор. До этого Гарри и не подозревал, что жертва Лили оставила на нем какой-то след. — Похоже, что твое столкновение с Волдемортом подействовало совершенно неожиданным образом. Вместо того, чтобы оберегать тебя только от него, она видит врага в каждом, и теперь любой, кого ты коснешься, обратится в пепел. К сожалению, ни я, ни мадам Помфри не сумели ничего сделать с чарами, которые настолько глубоко с тобой связаны. — Я что, убью любого, просто потрогав его? — в ужасе спрашивает Гарри. Он вспоминает лицо Квиррелла и как он кричал — взгляд его, кажется, навечно отпечатался в памяти. Дамблдор, к удивлению и облегчению Гарри, качает головой: — Любой, чьей кожи ты коснешься, обратится в пепел, но не умрет. Это поправимо, однако понадобится очень сильное и сложное заклинание, чтобы вернуть пострадавшего к жизни. Ты должен быть очень осторожен, но не казни себя, если ошибешься. Я верну их, хоть в итоге они немного и запылятся. *** На прощальном пиру Дамблдор объявляет настоящего победителя Кубка школы, и зал одевается в цвета Гриффиндора. Его факультет целый год из кожи вон лез, чтобы этого добиться, но Гарри понимает, что ему все равно. Человек погиб, Темный Лорд вырвался на свободу, а в руках Гарри оказалась сила, с которой он не знает, что делать. Хоть в Больничном крыле он и спал вволю, Гарри устал. Устал и измучился. Драко Малфой, к несчастью, наоборот полон сил. После пира он подстерегает Гарри с Роном и Гермионой в пустом коридоре, а Крэбб и Гойл отрезают им путь к бегству. — Куда это ты собрался, Поттер? — шипит Малфой. После Волдеморта он теперь кажется не страшнее мокрой кошки. — Если ты думаешь, что можешь так просто увести кубок у Слизерина и… — Ага, именно так я и думаю, — отвечает Гарри, закатывая глаза. Малфой стоит почти вплотную, и Гарри приходит в голову идея — довольно глупая, но, с другой стороны, он не хочет подвергать риску кого-нибудь, кто ему нравится. Что, если Дамблдор ошибся и кучку пепла нельзя превратить обратно в человека? В конце концов, Квиррелл-то погиб. А Малфой… ну, это Малфой. Не то, чтобы его жизнь совсем ничего не стоила — так далеко Гарри не заходит, он не настолько жесток — но Малфой и не настолько важен для него, как Рон и Гермиона. Гарри тыкает пальцем слизеринцу в лоб и смотрит, как тот обращается пыльным столпом. Удивительно, как много радости можно получить, всего лишь перешагнув через кучку пепла на полу. Гермиона вздыхает: — Гарри! Нельзя так просто злоупотреблять проклятием! — Было круто! — довольно заявляет Рон. — Можно следующим будет Перси? После этого Малфой перестает ему докучать, что, как Гарри потом понимает, не очень-то хорошо. Сложно учиться разбираться с проблемами как взрослый человек, когда вместо этого можно избавиться от них одним прикосновением. *** Дамблдор лично доставляет Гарри к Дурслям, желая объяснить все как полагается и ответить на возможные вопросы. Гарри не говорит ни слова против. — Можно я просто покажу? — спрашивает Гарри, когда все они располагаются за обеденным столом. — Чтобы было наглядней? Не хочу, чтобы возникли недоразумения. — Разумеется, — соглашается Дамблдор. Петуния, которая сидит рядом, начинает торопливо возражать, но Гарри уже тянется к ее руке. Теплая кожа крошится под пальцами, превращаясь в прах. Вернон и Дадли резко бледнеют и против обыкновения молчат. — Не волнуйтесь, все поправимо, — жизнерадостно произносит Дамблдор. Один взмах палочки, и Петуния снова в форме, разве что немного дрожит. — Проклятие срабатывает только от прикосновения к коже, так что вам всего и нужно, что быть осторожными. Гарри пока нельзя самому произносить заклинание, но, если по несчастливой случайности прикосновения избежать не удастся, он сможет послать мне сову и я лично явлюсь, чтобы все поправить. Когда Дамблдор уходит, Гарри закрывает за ним дверь и улыбается: — Не волнуйтесь, тетя Петуния, дядя Вернон, Дадли. Я буду очень осторожен. *** Гарри уверен, что у него вот-вот разовьется аллергия. Василиск окатил его целым водопадом пепла, и он чуть не выкашлял все легкие, пока искал дорогу наружу. *** В Визжащей хижине Гарри бьет Петтигрю по лицу. Тот немедленно осыпается пеплом, и Гарри играется с мыслью просто растереть его между досками пола, а не забирать с собой, но Сириусу нужно доказательство невиновности, а Дамблдор огорчится. Когда Ремус начинает паниковать, что вот-вот обратится, Гарри похлопывает его по руке и взмахом палочки отправляет кучку праха во второй карман. — Это одновременно и жутко, и жутко круто, — говорит Сириус, когда Гарри рассказывает ему о своем проклятии. Гарри пожимает плечами: — Да, наверное. Проклятие отлично помогает разбираться с теми, кто ему не нравится, но прошло слишком много времени с тех пор, как его кто-нибудь обнимал. *** — Я протестую, — говорит Каркаров, с ужасом взирая на второго чемпиона Хогвартса. — Мы не можем проводить турнир, когда у одного из участников такое явное преимущество. Гарри вздыхает. Сначала квиддич, теперь турнир. Когда им надоест мусолить тему его проклятия? *** — Да быть не может, — говорит Гарри, стукнув Волдеморта вместо того, чтобы приготовиться к нормальной дуэли. Он уже привык бить людей. Очень помогает снять стресс и все такое. Однако Волдеморт почему-то не торопится обращаться в пепел. Гарри не до конца уверен, но, возможно, это как-то связано с тем, что мерзавец урвал немного его крови для своего нового тела. Интересно, не делает ли это их родственниками? Или, может, Волдеморт теперь тоже сможет обращать людей в пепел? Волдеморт смеется, пронзительно и зловеще. — Видишь, Поттер? Ты никогда больше не сможешь обратить свой дар против меня. Теперь я могу тебя коснуться. *** Я могу тебя коснуться. Черт. *** — Тебе когда-нибудь бывает интересно? — спрашивает Рон в гриффиндорской спальне. — Ну, знаешь… — Ты о чем? — уточняет Гарри, поднимая голову. Он валяется на кровати с книжкой, пока Рон готовится к квиддичным пробам. — Поцелуи. Секс. Вот это все. — Я сублимирую все сексуальное напряжение в домашнюю работу, — отвечает Гарри. — Так поэтому Гермиона все время такая сердитая? Гарри окидывает его скептическим взглядом: — Скажу одно слово — Лаванда. Конечно же, Гарри об этом думает. Об этом невозможно не думать. Он же подросток. И чем дальше, тем больше Гарри разрывается между абстрактными понятиями вроде чести, справедливости, того, чего бы хотели его родители — и бурей гормонов. И, честно говоря, Дамблдору следовало стараться получше, чтобы разобраться с защитой Лили, если он не хотел, чтобы Гарри схватил Волдеморта в охапку и аппарировал прямиком в спальню. Темного Лорда нельзя назвать привлекательным в общепринятом смысле слова, но Гарри уже сам себя не помнит под натиском неудовлетворенных желаний, и поэтому тот единственный, которого он может коснуться, кажется ему писаным красавцем. *** — Поттер, если ты так настаиваешь на том, чтобы превращать моих Пожирателей в пепел, хотя бы возвращай их потом в прежнее состояние. Гарри пожимает плечами и пинает кучку праха, которая еще недавно была Беллатрисой. Пора бы уже Пожирателям запомнить — не стоит вламываться, когда он здесь. — Я не знаю заклинания. — Вопиющая ложь. — Она может подождать, пока мы не закончим? — Уже лучше.