***
Накахара не умел правильно целоваться, это забавляло. Накахара не умел приносить жестокости бледной коже Достоевского, это манило. Дверь со скрипом открывается. Рыжий заходит неспеша, медленно и громко закрывает дверь. Комната пропитана холодом и запахом чая. Сразу можно понять, что тут проживает именно Демон. Чуя спокойно смотрит на него, а Фёдор всего лишь попивает чай, не придавая вида своего спокойствия. Сегодня ему будет больно. — Как же ты заебал входить без предупреждений. Они всего лишь одноразовые любовники, ничего большего. Их объединяла одна цель. Цель убить друга друга или же просто покончить жизнь самоубийством. Для Достоевского, Накахара играл роль игрушки: поиграл и отпустил. Рыжий был очень глуп, если считал, что у Демона есть чувства к нему. Очень глуп. Отдавался без страха потери драгоценной невинности. У Демона хмурый вид и нежелание находится с кем-либо другим кроме Чиби. — Достоевский. — Извини, я слишком устал от тебя.. Он тихий, пустой, как кукла, замкнутый и невинный демон, которые поедает чувства в одно мгновение ока. Всего лишь одно выражение лица: безразличность. Стоит лишь поманить его пальцем, как он сломается, словно хрупкая фарфоровая кружка. Всё тихо и пусто и только где-то в комнате слышно цоканье часов. — Не вижу твоей усталости. Хриплый от курения голос бесил Демона. В прямом смысле этого слова, хотелось отдать его в рабство любителям тишины, они бы отрезали ему язык, а русский потом выкупил его, но уже без языка. — Я сегодня с Дазаем повидался. Рыжего, как током ударило.***
«Выглядишь, как хрупкий девственник, но ты демон больше чем я..»***
Щеки в красных пятнах, а холод в комнате как-будто испарился. Рыжий рычит сквозь зубы, когда Демон прижимается холодной грудью к его спине. — Блять.. Это всё, что сейчас может произнести Демон и поднимается на ноги. С грубостью подхватывает Чиби и сажает на стол, раздвинув его ноги. Повелитель гравитации только сейчас осознает, что творится и обхватывает того ногами.***
«Да ты готов отдаться ему, как последняя шлюха..»***
А ведь Чиби всё равно нравится такой расклад событий. Чуя рывком тянет Демона на себя и впивается в его губы, надавливая на нижнюю губу, пошло причмокивая и посасывая его язык. По коже Достоевского бегают муражки, желание сбежать или продолжить, хер знает, он хочет его здесь и сейчас. — Сегодня я сверху, папочка. Он проводит языком по искусанным и припухшим губам, слабо посасывает нижнюю губу. Достоевский заметил одну вещь: его мальчик стал опытнее. Неловко отвечает на поцелуй, а после надавливает грубо и кусает, за что потом пожалеет. Голубоглазый отталкивает Фёдора, хватает за шиворот и грубо толкает в стену, тот злобно шипит. — Ебанный.. Слышится смешок. — Нет, дорогой мой, это не я ебанный, а ты, кстати сейчас в прямом смысле этой фразы. Чиби достаёт веревку с тумбочки возле стены, хватает Достоевского за руки, сведя их над ним и, придерживая одной рукой, стягивает чужие запястья этой же веревкой, туго и болезненно, потом руки будут ужасно болеть. Рыжий отбрасывает ушанку и плащ куда-то в сторону, проводит тёплой ладонью по шее, расстёгивает несколько верхних пуговиц на белой рубашке и разворачивает его к стене, прижимаясь пахом к его заднице. Допизделся. Конец правительству Демона в плане секса. — Хах, если ты будешь орать, то забудь о моей нежности, ведь сейчас я глухой для тебя. Накахара толкается бедрами вперёд, а Достоевскому окончательно сносит крышу. В джинсах Демона становится тесно, а шов молнии начинает давить и доставлять проблем побольше, чем сам рыжий. — Блять, трахни уже меня! На это лишь ответ один: холодное рычание и самодовольная ухмылка. Рука рыжего сейчас переходит именно на его пах, а после и вовсе залазит в джинсы. — Уф, нихуя ж себе, а у тебя хорошо там обстоят дела. От одних моих касаний уже стоит и готов кончить? Мокрые искусанные губы касаются ушной раковины, а от этого у Достоевского подгибаются пальцы. Щеки, и без того красные, еще больше покрываются алым румянцем. Фёдор проклинает себя за то, что связался с ним. Лучше бы сейчас пил свой ебанный чай и молча терпел Гоголя, чем терпеть чувство недотраха. Самым ужасным сейчас было то, что у его рыженькой бестии есть настроение для этого. — Сука, ты.. — Я не сука, я кобель, хочешь ротиком проверь, — опять смешок. Фёдор в рот ебал свою гордость, он готов сейчас унизиться во всех смыслах, лишь бы это закончилось. Образ шлюхи ему не идёт, но.. Но он бы не отказался быть выебанным сегодня. Чиби кладёт пальцы ему в рот. Тот водит влажными губами, облизывает и покусывает подушечки на пальцах, обводит языком фаланги, обхватывает, берет пальцы в рот полностью. Интересно, что было бы, если бы это были не пальцы. Это унизительно, но Накахара рычит и принимает то, что это реально возбуждает. Запястья эспера, которые были туго связаны веревкой, уже начали саднить. Рыжий убирает мокрые от слюны пальцы и облизывает их. Шляпник готов поклясться, что в следующий раз ему будет плохо, ведь Достоевский мстит больнее прежнего. — Хуёвый из тебя папочка, Чиби-Кун. А у самого «папочки» тем временем упорно стоит член. Рыжий проводит влажным языком по его ушной раковине, прикусывает мочку зубами, оттягивает и посасывает ее. Фёдор уже течёт, толкается назад и хрипло постанывает. — М-м, ты готов отдаться мне вот так просто? — слабый поцелуй за ухом, — Я хочу, чтобы ты начал течь от моего голоса.. Рубашка Фёдора липнет к спине. Обоим жарко, а ведь это только начало. Накахара расстёгивает его рубашку и припускает ее, оголяя его плечи. Тёплые руки теперь на бедрах, сжимает до покраснения на коже, а потом будут синяки. Целует плечи, рассматривает каждую веснушку, кусает чуть не до крови и снова целует. Опять поворачивает к себе, грубо сжимает бедра и накрывает опухшие губы своими. Чиби целует шею, оттягивает кожу, оставляя пятна-метки цвета ледяной орхидеи. Достоевский вскрикивает, когда Чуя царапает его спину, а потом обрисовывает дуги каждого ребра. Тут уже не скажешь, что кто-то пристойный и невинный. Шляпник целует плечо, кусает предплечье, и буквально вдалбливает его в стену. Опять целует шею, оставляет на каждому участку бледной кожи метку, так и говорящую: «Моё, блять, и ничье больше». — ..Изверг, сделай уже это и давай закончим.. Всё в мыслях настолько хаотично, что туман перед глазами. Он не может понять, что, где и когда. Просто хочется быстрее закончить.. Или же начать. — Какой ты нетерпеливый. Рыжий опускается на пол, садясь на колени, зубами хватается за упряжку ремня и расстёгивает, руки тем временем сжимают ягодицы Демона. Всё так же зубами расстёгивает молнию и пуговицу джинсов. Припустив джинсы с нижним бельём, рыжий ухмыльнулся. Полон настроения и развратных-пошлых мыслей, он берет орган в рот, проводит языком и снова берет полностью с пошлым хлюпающим звуком. Всё, пиздец. Достоевскому пиздец. Он настолько терпел, что от любого касания уже кончит. Чиби вытаскивает член изо рта. — Что такое? Не нравится? Если не будешь слушаться папочку, то он откусит тебе его. — Блять, трахни меня уже. Отдался рыжему извращенцу. Шляпник встаёт на ноги, грубо разворачивает его спиной к себе. Опять смешок, слышен звук расстегивания ремня. Фёдор сглатывает. Вот и допизделся, Феденька. Потеряет то, что терял рыжий всё это время. Рывок, резко входит без какой-либо подготовки. Бессвязный рык и крик. Стон и опять дикий вскрик. А Чиби заебись ведь, тот лишь довольно мычит и покусывает его кожу на плечах, сжимая его бедра. Дыхание царапает слух, а Фёдор пытается вырваться. Рыжий покидает тело и опять входит полностью, на всю длину с грязным хлюпающим звуком, ухмыляется и утыкается в плечо с усталым вздохом. До Накахары только сейчас доходит всё, что творится. Легко двигается, а потом снова грубо и полностью. — Твою мать, как в тебе до безумия тесно.. Руки саднит от веревки, Фёдору вообще не в кайф это, пусть и стонет громко, на всю комнату. А ведь он просит еще, хочет опять принять всю длину, потечь на его члене и задохнуться от оргазма. Он выглядел устало и без этого: слёзы текут, щеки алые, а вечно холодное тело теперь высокой температуры. Чиби входит грубо, вдалбливается в него и на секунду застывает. По телу проходят мурашки, сердце готово выпрыгнуть из груди. Становится стыдно от громкого и вульгарного хлюпанья по всей комнате, это перебивает громкие стоны парней на весь дом. Это всё не прилично и развязно. Грубо проникая еще несколько раз, рыжий хрипло рычит. Тело сводит что-то на подобие судороги, когда он выходит и изливается вместе с ним. Тот утыкается в плечо Достоевского, который отойти от всего этого не может. — Я потом буду сверху, понял, папочка? Дьявольская улыбка и рыжий кивает. — Может развяжешь?. — Мне это не нужно, стой так. — ..Блять, твою мать..***