* * *
Бывали дни, когда Том жалел, что не осуществил свою безрассудную, откровенно дурацкую юношескую мечту партизанской войной и террором сделать страну такой, какой он хотел ее видеть. Подобные мысли посещали его нечасто — тот шестнадцатилетний мечтатель давно остался в прошлом. Несмотря на юную внешность, у Тома не было ни сил, ни терпения организовывать подобное. Когда он попытался прикинуть, сколько денег и артефактов придется потратить на взятки, сколько времени провести на обедах и приемах, чтобы обаять нужных людей, то быстро решил, что дело того не стоит. Тех унижений, через которые Тому пришлось пройти, чтобы заполучить медальон Слизерина и чашу Хаффлпафф, было более чем достаточно. Ради этого ему пришлось стать мальчиком на побегушках в антикварной лавке, но всему есть предел. Перспектива сыграть роль кровожадного маньяка во главе секты сторонников из наследников чистокровных родов стала последней каплей. «Да пропади она пропадом, эта Англия, пусть они все сожрут друг друга», — решил двадцатилетний Том Риддл. Он сложил в чемодан свои вещи, свои крестражи — всю свою жизнь — и уехал на континент. Если уж и добиваться власти, то лучше на время забыть про Волдеморта и действовать по старинке. Так он оказался заместителем министра, младше его на десятки лет. Корнелиус Фадж был глупее даже, чем старина Гораций Слагхорн. Слабость Слагхорна к лести хотя бы помогала Тому выведать нужную информацию, а Фадж… Фадж просто его раздражал. — Том, вот ты где, — окликнул его министр от зеркала, где крутился, готовясь к выступлению. Вот-вот должна была начаться конференция по правам домашних эльфов, которую устроили с подачи одной неугомонной магглорожденной выскочки. Гермиона Грейнджер едва выпустилась из Хогвартса, преклонялась перед Дамблдором и мнила себя защитницей всех униженных и оскорбленных. — Как я выгляжу? Фадж то и дело забывал, сколько лет Тому на самом деле, и называл его то мальчиком, то, в особо ужасных случаях, даже сынком. Впрочем, неудивительно — Риддл никого не подпускал к себе слишком близко, а случайные знакомые быстро забывали о его настоящем возрасте, глядя на вечно молодое лицо. Лишь те, кто знал его всю жизнь — например, Дамблдор, Макгонагалл или Хагрид — относились к нему с настороженностью и даже с некоторой долей страха. Они понимали — лишь темной, чудовищной магией можно добиться вечной молодости и красоты. — Великолепно, сэр, — коротко отозвался Том, в очередной раз задумываясь, почему бы просто не убить министра. Фадж был политиком до мозга костей — ни целеустремленности, ни собственных убеждений. Зато он всегда говорил людям то, что те хотели услышать, а подхалимом заделался таким бессовестным, что Том мог бы даже восхититься, не вызывай Фадж у него такого отвращения. Только благодаря этим своим талантам Корнелиус заполучил должность министра магии, когда остальные потерпели поражение. Том же был заместителем министра — и станет исполнять его обязанности, если с самим министром произойдет что-то… непредвиденное. Впрочем, подумал Том, пока Фадж разглядывал себя в зеркале, поправлял мантию и распространялся о современной молодежи и о странных идеях, которыми те забивают головы, — освободить всех домашних эльфов, подумать только! — в его нынешнем положении имелись свои плюсы. На деле министерство и его деятельность — все от и до находилось под властью заместителя министра. Сам министр являлся скорее лицом правительства, его представителем, который в случае чего брал всю вину на себя, но балом правили другие — в частности Том, не подчинявшийся никому, кроме самого министра. Так что, если действовать с умом, власть всегда будет в руках Тома, кто бы ни занимал пост министра. А сохраняя с начальником хорошие отношения, Том легко мог проталкивать любые изменения, которые считал нужными. А если никто раньше не сообразил, какие возможности открывает обычная должность заместителя, — что ж, Тому было плевать. — Сами посудите, Том, — вы ведь тоже совсем недавно окончили Хогвартс? — Фадж посмотрел на него, явно считая, что вопрос риторический. — Но вы же не ходите и не рассуждаете о правах домашних эльфов! Том криво улыбнулся: — Боюсь, сэр, в школьные годы меня больше заботили собственные права. Фадж недоуменно моргнул, явно сбитый с толку, пока до него наконец не дошло: — О, точно, Риддл! — изящества и такта в министре было не больше, чем в нунду, рвущем труп антилопы. — Должно быть, вам нелегко пришлось. — У каждого свои недостатки и преимущества, — небрежно ответил Том, будто речь шла о погоде, а не о горечи далеких школьных дней и разъедающей изнутри ярости. — Отсутствие чистой крови я восполнил умом и целеустремленностью. Откинув голову, Фадж громко рассмеялся и хлопнул Тома по плечу, словно они были закадычными друзьями: — Отлично сказано, парень! Риддл скрыл гримасу отвращения за почтительной улыбкой. Ему так давно и часто приходилось фальшиво улыбаться, что Том уже не был уверен, сумеет ли сделать это искренне, даже если захочет. Когда Грейнджер появилась на сцене с копной вьющихся волос и видом не подлежащей сомнению добродетели и принялась нести бессвязную чушь о домашних эльфах, каким-то образом связывая их с незавидной участью магглорожденных, темных существ и мировой несправедливостью, Том возненавидел ее всю, от кончиков пальцев до лохматой макушки и в который раз подумал, что стоило просто спалить эту страну до основания, когда у него был шанс.* * *
— Я больна! — прошипела Нагини Тому на ухо, корчась у него на плечах. Они как раз прогуливались по улице в один из редких выходных Тома. — Больна и умираю, Говорящий! — Не выдумывай, — прошипел Риддл в ответ, прикрывая рот «Ежедневным пророком». Впрочем, мог бы и не стараться — чтобы люди не пялились на гигантскую змею, которая разлеглась у него на плечах, словно причудливое боа, Том окружил себя плотным облаком отводящих глаза чар. Учитывая то, как безвкусно одевались волшебники в Англии, было несправедливо, что Тома считали бы белой вороной из-за обычной змеи. — Я больна, умираю, а ты безжалостен, словно ястреб, нацелившийся на бесценные яйца! — проныла Нагини и еще сильнее обмякла у него на плечах. У змеи явно не было сил нудеть и ворчать, как она обычно это делала, и Том насторожился. Когда они вернулись домой, Нагини свернулась у камина и с трудом приподняла голову, чтобы посмотреть на хозяина, — и вот тогда Том забеспокоился всерьез. Он нырнул в справочник адресов, подключенных к каминной сети, в поисках хоть какого-нибудь магического ветеринара. Беда в том, что, несмотря на все усилия Ньюта Скамандера, на волшебных зверей в обществе по-прежнему смотрели с опаской. Считалось, что тех из них, кого не получилось одомашнить и начать разводить, проще истребить. Нагини принадлежала к редкому виду магических змей, но, даже несмотря на свой ценный яд, не относилась к той же категории, что и драконы. Том потратил несколько часов на отчаянные поиски и прошерстил все газеты, которые смог достать, прежде чем в чудовищном таблоиде под названием «Придира» наконец наткнулся на короткое объявление, втиснутое между статьями о нарглах и тайном заговоре с целью скрыть жуткий грибок на ногтях Фаджа. В объявлении говорилось о недавно открытой ветеринарной практике некоего Гарри Поттера. Том решил, что это лучше, чем ничего. — Похоже, что тебе вообще все равно! — шипение Нагини сейчас больше походило на жалобный стон. Том надеялся, что она ведет себя так из-за болезни, потому что если змея считает, что он будет терпеть подобное — даже от человека, не говоря уже о змее — то она явно слишком много о себе возомнила. Когда они наконец прибыли по адресу, Том на всякий случай сверился с клочком пергамента и снова посмотрел на домишко перед собой. Он оказался на самой окраине Лютного переулка, где аренда стоила чуть дешевле. Здание было ветхим, но носило следы недавнего ремонта — похоже, что этот Гарри Поттер, кем бы он ни был, попытался привести его в порядок и даже покрасил. Вот только нормальный человек обошелся бы краской какого-нибудь нейтрального оттенка, в то время как Гарри Поттер явно разделял нездоровое пристрастие Альбуса Дамблдора к кричащим цветам. Подоконники, заставленные горшками с подсолнухами и светящимися колокольчиками, были выкрашены в неоново-розовый, переходящий в малиновый и обратно. Дверь тоже оказалась под стать — яркого, лимонно-зеленого цвета; на самом же фасаде смешались в кучу смеющиеся цветочки, радуги и множество улыбающихся фантастических тварей. Том начал подозревать, что этот Гарри Поттер — на самом деле пятилетняя девчонка. — Мерлин всеблагой, — пробормотал он себе под нос, понимая, что придется зайти внутрь. И какой бы душевной хворью не страдал владелец этого дурдома, всегда есть шанс, что она заразна. Нагини даже не догадывалась, какой за ней теперь долг. Сделав глубокий вдох, словно опасаясь, что воздух внутри будет отравлен, Том шагнул через порог и тут же услышал негромкий перезвон сигнальных чар. Стены приемной оказались жуткого канареечно-желтого цвета, который прекрасно сочетался с обстановкой: безобразными плюшевыми креслами, парящими в воздухе лампами и тошнотворно-оранжевой стойкой, заставленной бесчисленными безделушками. За стойкой обнаружилась молоденькая блондинка, видимо, администратор этой богадельни. Подойдя ближе, он заметил, что та читает вверх тормашками последний выпуск «Придиры». Более того, девица, очевидно, решила, что волшебной палочке самое место за ухом, и сунула ее туда на манер маггловской ручки. На шее у нее болтался шнурок с нанизанными маггловскими бутылочными крышками, уши украшала пара огромных редисок, и весь этот образ дополнялся несметным количеством ярко-синих шарфов и шалей. На закинутых на столешницу ногах красовались ядовито-желтые вязаные носки. Словно почувствовав приближение Тома, девица подняла странно отрешенный взгляд голубых глаз и устремила его куда-то в сторону его уха. Похоже, она то ли боялась, что кто-нибудь прочитает ее мысли, то ли просто была не в себе. — О, привет, вы к Гарри? Тому до жути хотелось ответить «нет», но один взгляд на Нагини, которая слабела на глазах, заставил его выдавить: — К сожалению, да. Убрав ноги со стола, девица радостно захлопала в ладоши: — Это чудесно, Гарри очень хорош! — Очень надеюсь, что это так, — с чувством отозвался Риддл. Даже просто войдя в это место, он почувствовал себя так, будто снова разделил свою душу. Вскочив с места, девица практически протанцевала к дверному проему в конце приемной и громко прокричала: — Гарри, к тебе посетитель с гигантской змеей! Думаю, он и сам может оказаться драконом в человеческом обличье! Затем она подлетела к Тому и с улыбкой протянула ему руку: — Гарри сейчас подойдет. Кстати, я Луна, Луна Лавгуд. Имя почему-то показалось знакомым, где он мог его слышать? Риддл пожал в ответ маленькую, хрупкую, усеянную веснушками руку: — Том Риддл. — Заместитель министра! — голубые глаза широко распахнулись от неподдельного восторга. — Папа написал о вас кучу статей! Теперь все ясно — фамилия Лавгуд красовалась на каждом выпуске «Придиры» с тех самых времен, как журнал только начал выходить и стал единственной альтернативой «Ежедневному пророку», который полностью контролировал Люциус Малфой. — Дочь Ксенофилиуса? — О, вы слышали о нем, он будет так рад! Министерство так и не разрешило ему взять у вас настоящее интервью, не то что журналистам из «Пророка». Правда, он никогда не говорил, что вы только притворяетесь человеком, — Луна, судя по всему, разрывалась между восхищением и раскаянием. — И он никогда бы не стал повторять все те ужасные вещи про вас с министром! — Знаете, — криво улыбнулся Риддл, — признаться, я не особо слежу за его статьями. Впрочем, как и весь остальной волшебный мир. Том покупал «Придиру», только чтобы позлить членов Визенгамота, Малфоя и им подобных. Если для этого достаточно время от времени появляться с сомнительным журналом в руках — что ж, он с радостью оформит подписку. — Кстати, я человек, — добавил Том и указал на свои светящиеся глаза. — А это… Симптом болезни. — О, так у вас тоже грибок на ногтях? — Луна уставилась в его глаза так, будто надеялась рассмотреть там жилистые ноги Фаджа. — Мы понятия не имели, что болезнь так распространилась — и что она затрагивает глаза! Обязательно напишем об этом в следующем номере. — Нет-нет, это не имеет никакого отношения к его… — Риддл замолчал, предоставив весело улыбающейся Луне закончить за него предложение. — Грибку. — Верно, — поморщившись, отозвался Том и нетерпеливо посмотрел в сторону проема, из которого должен был появиться Гарри Поттер. — Он всегда так долго? — Гарри открылся всего неделю назад, — ответила Луна и, пальцем указав на себя, закружилась так радостно, что, казалось, вот-вот заискрит. — А я на время летних каникул стала его секретарем! Гарри говорит, что у меня здорово получается! И интерьер я оформляла, вам нравится? — О, так это ваших рук дело? — спросил Риддл, снова оглядевшись. — Я изучала маггловское искусство фэн-шуя и правила сочетания цветов, — пояснила Луна, обводя рукой помещение. Оказывается, этот слепящий глаза кошмар был создан намеренно. Тому вдруг остро захотелось разыскать этих «фэншуистов» и стереть из их голов все, что они знали о своем так называемом искусстве, чтобы даже памяти о нем на земле не осталось. — Добрый день, прошу прощения за ожидание, я готовил змеиный зал, — из дверного проема показался запыхавшийся темноволосый юноша. Подняв взгляд на Тома, он широко улыбнулся. — Я Гарри Поттер, готов приступать. Том слегка прищурился — Поттер оказался симпатичным парнем с бледной кожей и располагающей улыбкой, а торчащие во все стороны волосы добавляли ему хулиганского обаяния. Для волшебника он был на удивление со вкусом одет — полностью черное облачение оттенял синий с бронзовым шарф. Но внимание Риддла привлекли его глаза — ярко-зеленые, даже слишком яркие; настолько, что выглядели почти нечеловеческими, прямо как у него. Будто с их владельцем тоже приключилось что-то ужасное или удивительное. Стряхнув с себя оцепенение, Том пожал протянутую руку и коротко представился: — Том Риддл. Гарри кивнул, в отличие от своей подруги не признав в нем заместителя министра. Напоследок бросив Луне «спасибо», он повел Тома с Нагини в заднюю часть здания. Пока они шли по длинному коридору (строение внутри было явно гораздо больше, чем казалось снаружи), Гарри с любопытством оглянулся на него и тут же покраснел, когда Риддл поймал его взгляд: — Извините, но мы раньше нигде не встречались? — Вы только окончили Хогвартс? — вопросом на вопрос ответил Том. Тот кивнул, удрученно почесав в затылке: — По мне так заметно, да? — спросил он, но это был скорее риторический вопрос. И лицо, и глаза его дышали такой юностью, которая Тому давно была недоступна. — Выпуск девяносто восьмого. Только вышел в реальный мир. — В таком случае, мы вряд ли встречались, — улыбнулся Том, отчего Поттер покраснел еще сильнее, тщетно пытаясь вернуть самообладание и деловой вид. Риддл сомневался, что они могли столкнуться где-нибудь на улице, например. Во-первых, он был в некотором роде затворником — предпочитал заказывать все, что нужно, по почте или же аппарировать прямо в магазин. А во-вторых, такие глаза он бы запомнил. — И то правда, — добродушно рассмеялся Гарри. — Но, знаете, у вас когда-нибудь бывало ощущение, когда проходите мимо кого-то или видите человека в окно, будто вы уже встречались в прошлой жизни? Том собрался было ответить «нет», но затем вспомнил, какие чувства в нем вызвали глаза этого мальчишки… Только из-за цвета или, быть может, из-за того, что они были тенью какого-то воспоминания?.. Так что, все взвесив, он все же решил ответить: — Пожалуй. — Дурацкое ощущение, — сказал Гарри, открывая дверь в змеиный зал — теплое сухое помещение с огромным валуном, который бы непременно приглянулся Нагини, чувствуй она себя получше. — Комната для рептилий. Давайте взглянем на вашу подругу. Гарри указал на камень, и Том молча опустил на него Нагини. Та устало свернулась под искусственным солнцем, а Гарри глянул на Тома: — У нее есть имя? Что ж, Том был впечатлен — мальчишка с первого взгляда определил, какого она пола: — Нагини. Гарри улыбнулся — тепло и искренне, как никогда не улыбался Том; как человек, который любит свою работу, животных и, вероятно, жизнь в целом: — Красивое имя. Он снова перевел взгляд на Нагини, несколько мгновений пристально вглядывался в ее глаза, после чего произнес: — Нагини, твой друг принес тебя ко мне, потому что думает, что ты заболела. Змея приподняла треугольную голову и прошипела: — Ты не Говорящий. Гарри смутился и оглянулся на Тома, который стоял неподвижно и смотрел на него, согнав с лица всякое выражение. Повисла настолько мертвая тишина, что можно было услышать, как падает иголка. — Я, о Мерлин, я не змееуст, вы не подумайте, — Гарри весь побагровел и, словно защищаясь, поднял руки. — Знаю, как это выглядит, но я не змееуст, клянусь, просто… Это очень старая, действительно старая и давно позабытая способность понимать звериную речь. Если хотите, можете потом почитать об этом. Это, ну, знаете… Как в том маггловском фильме про «Доктора Дулиттла». Не совсем, но очень похоже. — Я вам верю, — ровно произнес Риддл и отвел взгляд, уставившись на окружавшую их иллюзию диких тропиков — естественной среды обитания ящериц и змей. Гарри удивленно приоткрыл рот, после чего сглотнул и неверяще спросил: — Правда? — Род Гонтов давно прервался, — спокойно сказал Том, будто говорил о каком-то пустяке, будто последний из них не умер в Азкабане от его руки. — А они были последними из змееустов. Гарри сделал глубокий вдох, а затем облегченно, едва ли не истерично рассмеялся: — Черт, поверить не могу, у меня из-за этого вся жизнь и карьера чуть не пошли наперекосяк… В школе у меня был друг, на первом курсе мы с ним были не разлей вода, а потом он решил, что я змееуст, и перестал со мной общаться. Говорят, что этой способностью обладают только темные волшебники… — Я сильно в этом сомневаюсь, — насмешливо фыркнул Том. — Почему? — спросил Гарри. — Потому что это корреляция, а не причинно-следственная связь, — снисходительно произнес Риддл. — Способность говорить со змеями передается по наследству, поэтому куда логичнее предположить, что не дар сам по себе, а именно семья и ее влияние толкнут человека на путь тьмы и безумия. Люди — существа очень сложные, и невозможно угадать истинную природу человека по какой-то генетической особенности. — Ну, — со слабой улыбкой сказал Гарри, — жаль, что вас не было там, чтобы объяснить все Рону. Снова переключившись на Нагини, он уговорил ее переползти к нему на руки и принялся расспрашивать о самочувствии. Наблюдая за ними, Том окончательно уверился, что Гарри не змееуст. Он говорил словно с акцентом, что-то не так было в его речи и интонациях, даже выбор слов порой был странным. Мальчишке не хватало чувства языка, которое всегда было у Тома. Как ни странно, Нагини быстро освоилась с мыслью, что Гарри не Говорящий, а скорее «Бормотун», как она его окрестила. Она расслабилась в его руках, позволила аккуратно потыкать в себя пальцем и даже наложить заклинание. Когда змея закрыла глаза и окончательно разомлела, Гарри снова перешел на английский: — На каком факультете вы учились? — Слизерин, — ответил Том, кивнув на Нагини, как на неопровержимое доказательство своих слов. — Правда? — Гарри с искоркой интереса в глазах посмотрел на Риддла. — Вы совсем не похожи на слизеринца. Я думал, вы скорее из воронов, как и я сам. — Многие так считают, — признался Том. В свое время он отрицал это, восставал против одной только мысли, копил злобу и обиду, затачивая нож, которым собирался вскрыть этот прогнивший мир, словно устрицу, но в Слизерине он и в самом деле был кем-то вроде паршивой овцы. Единственный полукровка за всю историю факультета — как же Слагхорн им гордился. Гарри снова повернулся к нему и, нахмурившись, осмотрел с ног до головы: — Вы выглядите ненамного старше меня, мы точно нигде не встречались? Вы, наверное, как раз доучивались в Хогвартсе, когда я туда поступил… Седрик Диггори случайно не с вашего потока? — Я намного старше, чем кажусь, — с усмешкой ответил Риддл, на что Гарри еще сильнее нахмурился и отступил на шаг, чтобы получше его рассмотреть. — Да ладно, — медленно проговорил он. — Волшебники, конечно, стареют медленнее магглов, но вам точно не больше двадцати пяти-двадцати шести лет. Том невесело рассмеялся: — Берите дальше, я окончил Хогвартс в тысяча девятьсот сорок пятом. — Сорок пятом?! — громко воскликнул Гарри, отчего задремавшая Нагини слегка дернулась во сне. — Но тогда получается, что вам шестьдесят… семьдесят… — Семьдесят один с хвостиком, — поправил его Том, при этом губы сами собой расползлись в улыбке. — Да, время меня пощадило. — Мерлин, — едва ли не с благоговейным трепетом выдохнул Гарри. — В чем бы ни был ваш секрет, вы можете сколотить на нем целое состояние. Странно, что «Ведьмополитен» еще не объявил вас полубогом. — Коммерческая тайна, — Риддл заговорщически приложил палец к губам. — Хотя не отрицаю, что «Ведьмополитен» подозрительно часто берет у меня интервью, учитывая, какую скучную должность я занимаю в министерстве. Риддл сильно сомневался, что подростков, которые в основном и читали этот журнал, действительно интересовало его мнение о делах правительства. Впрочем, журналисты тоже так и норовили уйти от основной темы и расспросить, как Том представляет себе идеальное свидание или девушку. — Так вы работаете в министерстве? — спросил Гарри, явно так и не признав Тома. — Я подумывал над тем, чтобы стать аврором или пойти в Отдел магических существ, но в конце концов победила идея открыть собственную практику здесь, в Лондоне. Чем вы занимаетесь? — Я заместитель министра, — ответил Риддл, и Гарри подавился вздохом. — Ох, ну ничего себе, — рассмеялся он и взволнованно пригладил волосы. — Подумать только, ко мне наведался сам заместитель министра. Тетя с дядей ни за что бы не поверили… — он улыбнулся, застенчиво и лукаво: — А вы полны сюрпризов, да, мистер Риддл? — Фамилия обязывает, — не сдержавшись, фыркнул Том, и Гарри снова рассмеялся, оценив игру слов. Вскоре после этого он окончил осмотр, выудил из шкафа несколько пузырьков со странной жидкостью и протянул их Риддлу: — Она поправится. Давайте по флакону два раза в день утром и вечером, через неделю заметите улучшение. Если нет, возвращайтесь, подберем лекарство посильнее. Затем Гарри проводил его обратно в приемную, где Луна Лавгуд устроилась в своем кресле вверх тормашками, закинув ноги туда, где должна была быть голова. Они вышли в переулок, и Нагини снова обессиленно повисла у Тома на шее. Гарри улыбнулся ему, стоя на пороге: — Было приятно с вами познакомиться, мистер Риддл. — Спасибо, — коротко ответил Том, но с гораздо большей теплотой, чем обычно. Было неожиданно приятно встретить радушный прием и знающего целителя в месте, на которое он не возлагал особых надежд. Аппарируя обратно домой на другой конец Лондона, он почти жалел, что мальчик так ужасно молод.* * *
— Говорящий! — стенала Нагини, корчась у камина. — Говорящий! У меня в животе будто горит! Говорящий! Оторвавшись от книги, Том скептически посмотрел на змею, которая билась на полу в картинных судорогах. Заметив взгляд Риддла, Нагини задергалась еще усерднее. — О, Говорящий, я умираю! Нам снова нужно к Бормотуну! — Для умирающей ты слишком уж шумная и бодрая, — раздраженно заметил Том, на что Нагини замолчала и вся обмякла. Она медленно приподняла голову, с таким видом, будто ей далось это с невероятным трудом. — Ты такой бессердечный, — простонала змея и, скользнув поближе, обвилась вокруг его ног. — Ты так любишь тишину, что готов дать мне умереть! — возмутилась она так, будто не знала, что ему хотелось убивать и за меньшее. — Говорящий! — снова затянула Нагини; это представление тянулось уже целый вечер, и то терпение, что у Тома оставалось, окончательно лопнуло. — Замолчи уже, сделай милость! — скомандовал он, резко захлопнув книгу. Сейчас он был так зол, что вокруг него, казалось, сгустились тени. — Если я отведу тебя к этому твоему Бормотуну… Ты заткнешься, наконец?! — О, да, Бормотун меня вылечит, — ответила Нагини, продолжая неумело притворяться больной. — Бормотун очень способный, и вежливый, и для человека у него очень красивые глаза… Внутри будто что-то оборвалось. Том вцепился пальцами в книгу, в то время как Нагини навалилась ему на ноги, словно огромная собака: — Скажи-ка, Нагини, почему ты так хочешь, чтобы я снова с ним встретился? Змея посмотрела на него так, словно Том намеренно разыгрывал непонимание: — Я очень больна, Говорящий, а Бормотун единственный на этом твоем острове, кто может мне помочь. Осознав всю нелепость ситуации, Риддл тяжело выдохнул, затем сделал глубокий вдох и снова выдохнул: — Нагини, твой Бормотун — мужчина. Даже если я заброшу его в лесные джунгли и там изнасилую, у него все равно не появится детенышей. Змея обиженно зашипела и сжалась вокруг его ног: — Откуда тебе знать?! Вы, люди, все на одно лицо и пахнете одинаково! — Если кто из нас двоих и знает, как отличить самца человека от самки, так это я, — отметил Том, хотя про себя подумал, что Гарри Поттер — на редкость миловидный юноша, и, если бы он отрастил волосы, да надел мантию, его вполне можно было бы принять за женщину. — А я думаю, ты просто грубый, упрямый эгоист! Хочешь лишить меня детенышей! — Да они даже не будут твоими! — не выдержав, закричал Том. Если Нагини вознамерилась стать кем-то вроде пресмыкающейся тетушки или, Мерлин упаси, бабушки, что ж — ее ждал сюрприз. — Ты думаешь только о себе, о себе, о себе и никогда о бедной старой Нагини, — засопела змея, будто Том всю прошлую неделю не выкармливал ее из бутылочки, буквально возвращая к жизни, будто не потащился с ней средь бела дня в Косой переулок, к ее обожаемому Бормотуну. — Ну, ничего, может, у него есть сестра, — ядовито фыркнул Риддл, но Нагини даже не слушала, продолжая раздраженно свивать кольца вокруг его ног и явно решив игнорировать и самого Тома, и его нежелание заполучить потомство от такого идеального партнера — едва окончившего Хогвартс восемнадцатилетнего мальчика. — Я умираю, Говорящий, если мы сейчас же не встретимся с Бормотуном, то… Риддл щелчком пальцев отшвырнул Нагини к стене и, сердито глянув на камин, все же согласился: — Ладно, навестим твоего ненаглядного Бормотуна. Но это в последний раз, а потом ты навсегда оставишь эту тему! Змея возражать не стала; она встрепенулась, заползла ему на плечи и даже не подумала жаловаться, когда они перенеслись к порогу клиники Гарри Поттера, хотя очень не любила аппарацию. Что же до того, что Том так и кипел от злости… до этого ей явно не было дела. Открыв дверь, он сразу же наткнулся на Луну. Та бросила на него из-за стола привычно отрешенный взгляд: — О, мистер Риддл, мы как раз собирались закрываться. Что-то слу… — Этот червяк-переросток утверждает, что вот-вот умрет, — сквозь стиснутые зубы процедил Том, при этом глаза его пылали еще ярче обычного, а под ногами словно клубились тени. На секунду застыв, Луна отскочила к задней двери: — Гарри, сердитый человек-дракон Том Риддл вернулся со своей змеей. Кажется, министерство нашло и украло его золото! Оглянувшись на него, Луна немного побледнела и тут же постаралась объяснить: — Ой, мистер Риддл, просто у вас сегодня глаза ярче, и я… Том ничего не ответил, молча продолжая ждать злополучного доктора. Когда тот появился в проеме и увидел Риддла, то широко распахнул глаза, весь побледнел и принялся нервно потирать руки, будто не зная, куда их деть: — Что-то случилось с Нагини? — Она так говорит, — ответил Том скрипучим голосом, будто полыхающая в его глазах ярость распространилась и на голосовые связки. — Ладно, — медленно кивнул Гарри и, развернувшись, жестом указал Риддлу следовать за ним. — Тогда пойдемте. Стены словно душили; если раньше коридор показался ему достаточно просторным, то теперь наоборот — слишком маленьким и тесным. Том практически дышал Гарри Поттеру в затылок, да и сам мальчик сегодня выглядел ниже и моложе. Том смотрел на него сверху вниз и не мог понять: о чем вообще думала Нагини, на что рассчитывала? — Вы очень вовремя, — нервно сказал Гарри, нарушив тишину. — Мы как раз собирались закрываться. Том промолчал, стиснув зубы, и ничего не сказал, даже когда Нагини радостно прянула вперед, приблизила к Гарри свою треугольную морду и высунула язык, пробуя на вкус его запах. Наконец, они добрались до нужной комнаты, где Гарри принялся тихонько расспрашивать Нагини. Сам Риддл отошел от них разглядывать иллюзию непроходимых джунглей, скрывавшую стены. — Мистер Риддл, я даже не знаю, как сказать, но, думаю, она в порядке, — смущенно признался Гарри. — Это только потому, что Говорящий привел меня к тебе, Бормотун, — заявила Нагини, в ответ на что Гарри смутился, а Том пожалел, что прослушал, о чем там эти двое разговаривали. — Вот как, — тихим, полным затаенной угрозы голосом отозвался Риддл. Именно таким тоном он много лет назад говорил с отцом, перед тем как его убить. — Да, с ней все хорошо, просто нужно ее успокоить и подбодрить… — Благодарю вас, мистер Поттер, — отрезал Том, повернувшись лицом к Гарри и невероятно довольной собой Нагини. — Ладно, — в очередной раз покраснев, Гарри неловко почесал в затылке и на секунду отвел взгляд. — Ну, заходите в любое время. Том не вернется сюда никогда, но Гарри Поттеру об этом знать было не обязательно. Взяв Нагини на руки, Том сухо улыбнулся на прощание и прямо из змеиного зала аппарировал к своим дверям. — Ты с ним даже не разговаривал! — обиженно зашипела змея, когда они вошли внутрь. — Даже не смотрел на него! — Он как бабочка-однодневка, Нагини, — холодно ответил Том. — Сейчас он молод, но, как всех людей и змей, зима его заберет. А я останусь. После этих слов Риддл скрылся в комнате, громко хлопнув дверью.* * *
Шли недели; лето изнуряло зноем, министерство работало с извечным скрипом, а в Косом переулке среди взрослых начали все чаще мелькать дети, которые решили заранее купить все необходимое к школе или просто пошататься по местным магазинчикам. И все это время Том, разумеется, ни разу не видел Гарри Поттера — и не вспоминал о нем. Да и с чего бы? Нагини чувствовала себя хорошо, а тот странный приступ вряд ли еще раз повторится. Так что никаких причин для встреч с целителем не было. Быть может когда-то, много лет назад, Гарри Поттер привлек бы его внимание. Быть может, тогда Том бы взглянул на этого жизнерадостного, улыбчивого, легко краснеющего мальчишку, в ответных взглядах которого читалось не только любопытство, и в голове бы что-то щелкнуло. Быть может, он бы поддался искушению, провел пальцами по бледной коже, шепнул пару слов на ухо — едва ли ему пришлось бы делать что-то еще — и вскоре мальчишка бы уже ходил за ним по пятам, словно щенок в ожидании ласки. И, быть может, тогда, заглянув в затуманенные возбуждением глаза, Том бы удовлетворил собственное праздное любопытство. Но тот Том давно остался в прошлом. Бушующее пламя его амбиций теперь едва тлело, и вялые интриги в министерстве казались куда предпочтительнее анархии и государственного переворота, которыми он когда-то грезил. А Нагини пусть сердится, пусть шипит о его нерожденных детенышах, которых она грозилась то разбаловать, то запугать до полусмерти, то вообще проглотить. Тому было плевать, сколько бы она ни каталась по полу в истерике, словно капризный ребенок, обвиняя его в том, что Риддл все делает ей назло. Предоставленная самой себе, Нагини частенько принимала довольно сомнительные решения. На этот раз ей взбрело в голову, что раз Том не хочет ее слушать, она сама приведет к нему того милого юного самца, готового создать кладку. Поэтому однажды вечером, когда Нагини якобы отправилась поохотиться куда-то на окраину Лондона, в дверь нерешительно постучали. На пороге оказался не кто иной, как Гарри Поттер, — смущенный и согнувшийся под тяжестью небезызвестной змеи. Том молча на него уставился. — Она, э-э, нашла меня сегодня утром, — запинаясь и с каждой секундой краснея все сильнее, пояснил Гарри, в то время как Нагини по-свойски тыкалась языком ему в щеку. — Она, э-э, не смогла назвать адрес, но показала, где вы живете — повезло, что в Лондоне… Склонив голову, Гарри осторожно выпутался из колец Нагини и передал большую часть ее тела Тому в руки: — Вот, держите, мне правда ужасно жаль, я бы аппарировал, но не знал адреса и… Что ж, теперь он его знает. Риддл заставил себя улыбнуться, как улыбался Фаджу или Слагхорну, как улыбался всем: — Спасибо, мистер Поттер, вы очень добры. Гарри кивнул, неловко топчась на пороге, будто не зная, куда себя деть. В разговор вмешалась Нагини: — У Говорящего есть вонючая вода. Ему одному слишком много, он может с тобой поделиться. Риддл ожег ее грозным взглядом, но змее, по всей видимости, было плевать. Гарри застенчиво улыбнулся и, думая, что Том не понял, о чем речь, пояснил: — Э-э, кажется, она пригласила меня выпить. И тогда Том понял, что Гарри и сам надеялся, что его позовут в дом, что он мешкал вовсе не из-за стеснения или праздного любопытства, что за всем этим стоял некоторый интерес. Похоже, не только Нагини нужен был надуманный предлог для приглашения. — Вы немного молоды для меня, мистер Поттер, — с привычной улыбкой сказал Риддл и захлопнул дверь перед ошеломленным лицом мальчишки. Да, так-то лучше. — Говорящий! — возмущенно зашипела Нагини, крепко сжимая кольца. — Говорящий, ты немедленно откроешь дверь! — И не подумаю, — отрезал Том, пружинистым шагом направившись на кухню. Такой легкости в теле он не ощущал уже многие годы. — Говорящий, ты готов пожрать собственную кладку, лишь бы позлить меня! — затем Нагини осеклась и взвилась с новой силой: — Ты уже ее пожрал! — Я такой, какой есть, — ответил Том, наливая себе заслуженный стакан огневиски. Не то чтобы он когда-то хотел меняться — лишь скрыть свою истинную природу от окружающих. — Бормотун все еще стоит за дверью, Говорящий, — прошипела Нагини. Замерев с бокалом в руке, Том мысленно потянулся к двери и ощутил за ней биение чужой магии — водоворот горечи, гнева и глухой тоски. Быть может, все дело было во вкусе огневиски на языке, или в том, что возраст брал свое, или в чем-то совсем другом, но Том нехотя прошел обратно и распахнул входную дверь. Гарри Поттер стоял, уставившись в пол. В уголках его глаз собрались непролитые слезы, а лицо пылало от пережитого унижения. — Заходите. Похоже, вам не помешает выпить. Гарри вздрогнул, посмотрел на него и смутился еще сильнее. Слезы все же сорвались и потекли по щекам, но мальчишка кивнул и ступил за порог. Угрюмо взяв в руки предложенный стакан, он крутанул его между ладоней, вглядываясь в переливы жидкости: — Знаете, я раньше никогда не пробовал огневиски. — В таком случае, у вас появилась возможность это исправить, — проронил Том, опускаясь в кресло. Гарри, подумав, сел в такое же напротив. — Если повезет, вы так напьетесь, что наутро ничего и не вспомните. Гарри рассмеялся — безрадостно, но все же очаровательно: — Уверен, что в следующий раз вы выскажетесь не менее доходчиво. Скажете, что я слишком молод, глуп и… — он взъерошил свои и без того спутанные волосы и, в отчаянии тряхнув головой, спросил: — Мерлин, да что со мной такое? — Пейте быстрее, — сухо посоветовал Том, — и подобные мысли исчезнут. Гарри снова рассмеялся и посмотрел Риддлу прямо в глаза: — Исчезнут ли, Том? В храбрости ему не откажешь — назвать его по имени так скоро, в то время как многие старинные знакомые даже спустя годы обращались к нему не иначе как «мистер Риддл». Гарри опять смутился и сделал большой глоток. Судя по всему, алкоголь почти сразу ударил ему в голову: — Ох, какое странное чувство… — он запнулся, сделал еще один глоток и расцвел улыбкой куда нежнее и теплее тех, что Том привык видеть на лицах окружающих. — Вы очень добры. — Добр? — переспросил Том, не обращая внимания на Нагини, которая с довольным видом отползла к камину и свернулась перед ним, словно гигантский пес. — Вы вовсе не обязаны были, я… Я знаю, что не интересен вам. Сказать по правде, вы не первый такой, — Гарри покачал головой и рассмеялся. — В Хогвартсе был один мальчик на несколько лет старше меня, Седрик Диггори. Учился на Хаффлпаффе, и он… Мерлин, он был само совершенство. Умный, обаятельный, симпатичный, но я был намного младше, а ему… Ему нравились только девчонки. Пожав плечами, Гарри снова рассмеялся: — А теперь вот вы. Выглядите словно его ровесник или даже чуть младше, а потом оказывается, что вам семьдесят один. — Вам бы со мной не понравилось, Гарри, — мягко, гораздо мягче, чем собирался, сказал Том. В груди поднималось странное чувство… жалость? — Я… Я не тот, кем кажусь. — Нет, — с улыбкой на лице согласился Гарри. — Я думаю, вы некто гораздо больший. Каждый раз, когда я смотрю на вас, вы кажетесь… Таким знакомым и одновременно чуждым, словно вы лишь гость в человеческом теле и в любой момент можете сбросить его, выйти за пределы. Ваши глаза — за ними словно полыхает закат, так ярко, что иногда их свет слепит, и все равно мне хочется смотреть в них, не отрываясь, чтобы однажды рассмотреть этот закат самому. Осмелев от выпитого, Гарри потянулся вперед и дрожащими пальцами провел по подбородку Тома. Опустив взгляд на его руку, Риддл ответил: — Многие говорили, что они похожи на кровь. — Нет-нет, не кровь, и даже не пламя… Нечто большее. На какую-то долю секунды Гарри опустил взгляд (в мыслях у него царила мешанина из тоски, надежды, страсти и чего-то безымянного, но восхитительно нежного) на губы Тома. В изумрудных глазах, в каждом оттенке зеленого, отчетливо сквозило желание. Но почти сразу Гарри опустил руку и откинулся обратно на спинку кресла: — Извините, я… Я забылся, простите. Сделав последний глоток, он слабо улыбнулся: — Спасибо за все, Том, мне пора. Том ничего не ответил. Гарри, не оборачиваясь и явно не ожидая никаких слов в ответ, вышел из квартиры, тихонько прикрыв за собой дверь. Послышался легкий хлопок аппарации, и Гарри исчез, будто его и не было. И если вкус огневиски внезапно отдался на языке горечью, то Том не обратил на это никакого внимания.* * *
Лето продолжалось, Нагини, как собака, клубком сворачивалась в изножье кровати, а где-то на задворках сознания Тома мелькала картинка: Гарри Поттер бледными пальцами проводит по его подбородку и шепчет: «Том, Том, твои глаза похожи на закат». И Том оборачивается к нему, голый, как и завернутый в одну простыню Гарри, придвигается ближе, прижимается губами, нет, всем телом к мальчишке. И смотрит как тот дрожит от прикосновений, словно в лихорадке. Солнце пробивается сквозь неплотно задернутые шторы, раскрашивая все золотыми полосами, и когда его свет отражается в глазах Гарри, те почти сверкают, искрятся, а мальчишка запрокидывает голову назад то ли от радости, то ли в экстазе. А в реальном мире, мире, где все было иначе, где Том был полностью одет, а его кровать пустовала, где он только и делал, что пресмыкался перед Корнелиусом Фаджем, Риддл заглушал эти мысли выпивкой из своих нескончаемых запасов, да с таким усердием, которое давно бы убило обычного смертного человека. Но образы все не выходили из головы, а Том… Том желал претворить их в жизнь так, как никогда ничего не желал до этого. Это чувство совсем не походило на обжигающую, всепоглощающую жажду силы, признания, на страсть, с которой его влекло к темной магии. Даже глубокая пучина страха, который выгрызал его изнутри, заставлял бежать, бежать как можно дальше от одного только намека на смерть и старость, была несравнима с тем, что он испытывал сейчас. Нет, это было что-то незнакомое, что-то теплое, как падающий из окна утренний свет. Мягкое томление, тихая боль в сердце, стоило представить себе лицо и улыбку и ту безмятежную радость, которую они могли бы ему принести. Что было бы, если бы он хотя бы раз в жизни вместо того, чтобы вариться в собственной злобе и горечи, давить злость и обиду, просто остановился бы, глубоко вздохнул и заметил простирающийся перед ним необъятный мир. И не думал бы ни о чем, только о красоте и спокойствии… Никакой алкоголь не помогал заглушить эти мысли. Он все представлял, какими бы на вкус оказались губы Гарри, если бы у мальчика хватило смелости его поцеловать, или если бы у Тома было меньше придуманных им самим запретов. Кожа Гарри была бы разгоряченной от выпитого ими огневиски, безрассудства и одиночества. Они бы сбросили одежду, сначала переместились бы на узкий неудобный диван, а потом и на широкую кровать. — Говорящий, — прошипела Нагини, глядя на него будто с упреком, хоть и не могла по-настоящему выразить человеческие эмоции. — Ты ведешь себя как молодой, заносчивый дурак. Том сделал очередной глоток. Горло обожгло, и он снова задумался, сможет ли это жжение заглушить огонь, полыхающий в груди. — Даже змеи не живут в полном одиночестве, — продолжила Нагини. — А людям компания нужна еще больше. — Никаких детенышей не будет, — огрызнулся Риддл, источая подпитанную алкоголем горечь, но змея только молча кивнула: — Не будет так не будет, — легко согласилась она, будто последние месяцы не твердила о том, как сильно этого хочет. — Я не вечная, и я не человек. Он тебе нужен. — Нужен, — усмехнулся Том, снова до краев наполняя бокал. — С чего вдруг? Что с него взять? Он ребенок, недавний школьник, он ничего обо мне не знает и никогда не узнает. Он глупец, которому понравился цвет моих глаз, и этого хватило, чтобы забраться ко мне в логово. Однажды он состарится, зачахнет и умрет, как все люди и змеи. Нагини, словно жалея его, покачала головой: — Тогда ты, Говорящий, пусть никогда не умрешь, но и жить никогда не будешь. И что-то было в ее словах такое, что Том, не успев даже задуматься, схватил мантию, шагнул за порог и вдохнул сладкий летний воздух. По-прежнему ни о чем не думая, он аппарировал прямо к двери клиники Гарри Поттера — снова перед самым закрытием — где и дождался, пока мальчишка выйдет на улицу. — Том? — удивленно заморгал Гарри. Тому многое хотелось сказать, душа его по-прежнему терзалась множеством запретов, но, растянув губы в почти безумной улыбке, он протянул руку и произнес: — Я просто подумал, что, возможно, ты не против пропустить у меня дома пару стаканчиков.