Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать Вольтер
На мгновение показалось, будто весь мир занемел. Будто кто-то там, за облаками, выключил звук. Так просто — щёлк, — и все погрузилось в тишину. Уши от нее болели нестерпимо. Все тело болело. Горло першило от недавнего громогласного крика — его и его товарищей-смертников. Хреновый из него вышел смертник, на самом деле. Ведь он единственный остался жив. Флок Форстер из сто четвертого кадетского выпуска. Расходный материал, по сути. Показалось, будто весь мир утратил звуки. Но на самом деле оглох только он, а жизнь вокруг шла своим чередом: за стеной шли бои, рядом расправлялся со Звероподобным капрал Ривай, шумел лес где-то к северо-западу, облака плыли по небу… А он, Флок Форстер, выжил. С ума сойти можно… Но постепенно мозг привык к этой мысли, а звуки вновь возвратились. И тогда Флок услышал хриплый кашель совсем-совсем рядом. Он, как в бреду, поднялся на ноги и стал искать источник звука. Неужели он мог быть… не один? Под ногами хрустели кости недавних товарищей, руки разгребали еще теплую плоть, откидывали за спину оторванные конечности в поисках живого человека. И вдруг нашли. Он был бледен, дышал еле-еле сквозь стиснутые зубы и иногда что-то бормотал. Про человечество, мечты и отца… Флок не мог выдержать этого. Ну конечно, коне-ечно… Гордон, Сандра, Марло — все его друзья сгинули здесь, а Он остался жив. Чертов демон, пожирающий людские души в угоду своему бессмертию. Что же это за проклятие? Чем они заслужили это? Чем он заслужил это? И Флок, и его товарищи прошли через столько всего, чтобы помочь Разведотряду, чтобы сделать доброе дело, чтобы послужить человечеству… Как теперь он мог поверить в справедливость? Как он мог вновь поверить в… мир? Его глаза лихорадочно блестели, руки подрагивали, сжимая в руках чужой клинок. Во что теперь верить? В кого теперь… …верить? Веки широко распахнулись, когда в голове, как по наитию, прозвучал теплый голос матери: «Ты найдёшь своего бога». Меч выскользнул из рук, а в груди стало невыразимо тесно, больно, но вместе с тем она переполнялась беспечной, почти детской радостью. Глаза обратились к небу. Конечно же… конечно… Не могли же его друзья умереть так просто, ни за что… Ведь правда? Мир бы ведь не позволил, да? Вот поэтому ему позволили не умереть, да? И Флок потащил командора Эрвина на спине к самому эпицентру битвы. Это была его священная миссия. Оберегать… нет, не Бога. Дьявола.***
— Не убивай, не кради… Рыжеволосый мальчик лет шести стоял посреди небольшой, но светлой комнатушки, большую часть которой занимала старенькая кровать с продавленным матрасом и скрипучими пружинами, что больно впивались в спину во время сна (то была единственная кровать в доме). Он отчаянно кусал губы в сосредоточении, хмурил брови и махал руками вперед-назад, произнося «важные правила». Его мать — немолодая женщина со строгим, но добрым лицом, — сидела на кровати и внимала мальчику, удовлетворенно покачивая головой. — …не создавай себе кумира и… не завидуй! Всё! Паренек радостно хлопнул в ладоши, ожидая, заслуженной, как он думал, похвалы от мамы. И получил ее. Женщина ласково улыбнулась и потрепала его по волосам. — Молодец, милый! Ты хорошо потрудился сегодня. А теперь давай-ка, ложись спать… Мальчик состроил кислую мину. Ему совершенно не хотелось спать: время было совсем раннее, даже его отец еще не возвратился с работы в поле. Он было хотел уже выразить свое недовольство, однако мать, прочитав, видимо, все на его лице, посерьёзнела. Лицо ее стало сурово, а в уголках губ появились морщинки, обычно не свойственные людям ее возраста, но глаза сохранили теплоту и любовь. Это давало понять, что женщина расстроена его действиями, но еще не перешагнула порог настоящей злости. — Флок… — произнесла она строго. — Ты разве уже забыл, что говорил мне только что? Уважай… И прервалась, ожидая, что мальчик закончит ее фразу. — …родителей своих… — выдохнул Флок и послушно, с некоей обречённостью во взгляде, прошел к кровати, которую в тот же момент освободила его мать. Женщина загасила лампу и уже собралась выходить из комнаты, пожелав сыну сладких снов, как мальчик повернулся к ней и позвал. — Мама, а зачем я вообще выучил эти «правила» и рассказываю их тебе каждый вечер? Я ведь и так у тебя уже большой и всё знаю… В ответ ему послышался легкий смех. Ласковая рука вновь прошлась по его волосам. — Конечно же, ты у нас с папой уже очень большой. Но знаешь, в жизни бывают такие моменты, в которых все правила как-то сами собой забываются, даже самые понятные и простые. Другое дело, если ты будешь просыпаться и засыпать с этими правилами на устах, пронесёшь их через всю жизнь. Тогда ты ни за что и никогда не забудешь их. А эти правила самые-пресамые важные, их обязательно надо помнить, тогда жизнь твоя будет счастливой. Они передаются в нашей семье из поколения в поколение, и мы свято чтим их. — Как и та большая книженция, и картина того дяди с бородой, у которой вы с отцом обычно часами просиживаете в одной позе? Кстати… зачем вы это делаете? Я все у папы спрашивал, а он от меня отмахивался и говорил, что, когда подрасту — пойму… — Мы думаем, что тот человек на картине смотрит за нами с небес. Он оберегает нас, он наш Бог, и мы в него верим. Эта вера помогает нам жить и радоваться новому дню. — И меня он оберегает? — И тебя. Мальчик немного помолчал, переваривая услышанное. А затем вдруг насупился и пробурчал: — Мама… А это значит, что я тоже… должен стоять по несколько часов у портрета этого дяди и ничего не делать? Но это же ужасно ску-учно… Женщина рассмеялась снова. — Нет, Флок, ты не должен делать этого, если тебе не хочется. Бог у каждого свой. Просто когда-нибудь тебе может сделаться очень плохо — так, что жить больше не захочется. И тогда тебе понадобится поверить во что-нибудь или в кого-нибудь. Эта вера поможет тебе. По бледной щеке скользнула слеза, и женщина, не думав ее стирать, взяла в ладони румяное лицо сына. — Верь в добро, Флок. Верь в себя… И тогда ты найдешь своего Бога.***
Родителей Флока уже давно не было в живых. Они погибли от голода, отдав последний кусок хлеба сыну. И в последний год их держала на земле разве только действительно вера. Это все было таким глупым… Верить, что кто-то на небесах смотрит за тобой и оберегает тебя… когда это было ни хрена не так. Это их Бог не защитил их самих от голода, а их сына — от бродяжничества и побирательств… Его родители свято исполняли все «Божьи правила», а в итоге что? Всё равно умерли ужасной смертью. Сам же Флок по их меркам был самым что ни на есть грешником. Крал ли он? Врал ли? А как, по-вашему, можно было ещё прожить на улицах? Завидовал ли? А кто не хочет жить, как богачи за Розой? Да и по субботам он предпочитал, если есть деньги, посетить хороший бордель и отдохнуть от всего того дерьма, что происходит в его жизни. Да и поклонялся он… Дьяволу. Только так он мог называть Эрвина Смита, но никак не Богом. Командор очнулся на третий день после битвы за стену Мария. Состояние его было плачевным: потерянная рука отрастала очень медленно и, судя по выражению лица Эрвина, болезненно; да и вообще он крайне тяжело переживал мутации, происходящие с его телом. Флока пустили к командору только потому, что он наотрез отказывался уходить, а после и вовсе грозился лежать у двери спальни аки верный пес. И даже когда капрал Ривай лично пообещал отрезать что-нибудь солдату, если тот не выметется в казармы, Форстер стоял на своем. Взгляд при этом у него был действительно безумный, так что офицерский состав предпочел больше не спорить с фанатиком, и его пропустили повидаться с Эрвином. Взгляд у мужчины был крайне измученный, но он даже попытался улыбнуться, когда солдата ему нехотя представили. — Так ты тот самый Флок, который спас меня? Слова в горле у того решительно застряли, и Форстер смог только кивнуть. — Спасибо тебе. И ноги чуть не подкосились. Вот тогда Флок понял, что что-то с ним не так. На следующее утро он обнаружил себя единственным дееспособным человеком на базе: остальные уехали в столицу улаживать вопрос с результатами недавней бойни. Он собирал на кухне нехитрый завтрак, параллельно складывая на поднос всяческие шприцы и баночки, нехотя оставленные ему Ханджи, и думал, как вообще дошло до такого? Как вообще дошло до того, что он ещё вчера с пеной у рта доказывал той, что сможет стать отличной сиделкой для командора и что она может, не беспокоясь, отправляться со всеми в столицу в качестве заместителя Эрвина? Но, что же, теперь на него ложилась крайне ответственная миссия. Ведь если он хорошо позаботится о командоре, тот скорее придёт в форму, а значит, снова будет вести их к полной победе над титанами и совсем скоро приведёт! И Флок уж точно постарается! Рыжий зашел в комнату Эрвина почти неслышно, чтобы ненароком не помешать ему. Он так же беззвучно поставил поднос на массивный, грубо отделанный письменный стол и потянулся к шторам, завешивающим раннее утреннее солнце. И вдруг почувствовал на себе внимательный взгляд голубых глаз командора. Флок сглотнул вязкую слюну и неосознанно напрягся, практически вставая по стойке «смирно». Армейская выдержка не позволяла терять лицо и расслабляться перед высшим командованием. — Доброе утро, командор Эрвин! — отчеканил он. — Доброе, Флок, — ответили чуть хриплым голосом. Мужчина прищурил глаза от яркого света, отчего стали отчетливее видны огромные мешки под его глазами. Видно, у командора была непростая ночь. — Давно все уехали? — С рассветом, — так же чётко продекламировал солдат, выставляя перед Эрвином поднос с нехитрой похлёбкой и хлебом. По сжатым губам и хмурому взгляду было понятно, что командор совершенно не радовался тому факту, что он не смог поехать со всеми в столицу. Вчера он довольно сильно поругался с Ханджи и Риваем по этому поводу. — А ты что же не поехал? — Кто-то должен был остаться в штабе, я вызвался добровольцем. Тем более, я не особенно много сделал на поле боя. Мне докладывать королеве и главнокомандующему нечего. — Тем не менее, — хмыкнул Эрвин, — в твоём случае практика показала, что даже простой новобранец может повлиять на ход событий. Он оглядывал солдата с интересом. Эрвин верил, как бы удивительно это ни было, в «особенных» людей. Но в этом конкретном парнишке пока ничего необычного не находил. Хоть это и не значило, что он не продолжит наблюдать. — Всё ради человечества, — выдохнул Флок, положив руку на сердце, и облизнул губы. Командор, уловив в его словах неподдельную искренность, одобрительно ухмыльнулся (вышло весьма слабо) и принялся за еду. Для Флока Форстера мечта о лучшем мире была всем. Рано потеряв родителей, он вкусил тяжёлой жизни сполна. Сначала побирался: знакомые и друзья родителей помогали, чем могли, но у них самих не было достаточно денег, чтобы прокормить лишний рот; иногда удавалось ухватить что-нибудь в более богатых домах, но это если повезет — в большинстве случаев он получал презрительный взгляд и хлопок дверью перед носом, а иногда и полотенцем или палкой по спине (в голодные годы люди становятся воистину жестоки). Потом начал воровать. Его вылазки далеко не всегда оканчивались успехом, ведь истощенный детский организм часто подводил: в самый неподходящий момент подворачивалась нога или мозг отключался от недосыпа. И если попытка что-нибудь своровать проваливалась, он, полумертвый от голода, брёл к свалкам, надеясь уцепить хоть немного объедков. Там и знакомился с такими, как он сам — одинокими мальчишками и девчонками, что, словно побитые волчата, собирались в стаи и зализывали друг другу раны (в то время только недавно пала Мария, поэтому таких детей было очень и очень много). Да, голод делает жестокими. Но голод и объединяет. В таких компаниях Флок обычно надолго не задерживался. Побродяжничает месяцок-другой с группой ребят, и снова один, и снова попадает в другую компанию. Он всё что-то искал. Воровал, лгал, убегал… И понимал, что лучше умрёт, чем до конца своих дней будет жить так. Смотрел на всех этих брошенных, изувеченных, грязных и одиноких детей и думал, что это слишком несправедливо. И понимал, что того Бога на облаках, в которого верили родители, который оберегает всех живущих, не существует. Если бы он на самом деле был, он бы не позволил, чтобы дети умирали на улицах. Он бы делал что-то, чтобы изменить этот мир, а не просто смотрел на всех с грёбанного неба, до которого даже рукой не достать. И вот Флоку тринадцать. Позади пять лет нищеты, голода и постоянного страха за свою жизнь. Впереди — три года изнурительных, нечеловеческих тренировок. Под рукой — гулко бьющееся сердце. И в голове — желание жить. Жить и изменить мир. Такие наивные желания ребенка улиц. И вот Флоку семнадцать. Он сидит у кровати человека, действительно способного изменить мир. Человека, что метался в бреду последние несколько часов и только сейчас, ближе к рассвету, успокоился. И единственное, чего он желает, так это того, чтобы командор справился с этим отторжением титаньей силы. Он верит, что командор справится. Флок смыкает тяжелые веки и наконец засыпает, неосознанно сжимая ладонь мужчины, в которую вцепился, переволновавшись. У его Бога твердые, мозолистые и невероятно теплые руки… Просыпается Форстер резко, словно от пушечного выстрела, как и подобает солдату. Комнату окутывает теплым дневным светом, в его лучах кружатся и оседают на кончиках пальцев пылинки. Флок хлопает глазами, ещё мутными ото сна, и встречается с другими — заинтересованными. Он тут же приходит в себя и вскакивает с кровати, нервно оправляя форму. Уже через секунду он вытягивается в струнку у изголовья — слегка помятый, но готовый к бою — и принимается перебирать баночки с лекарствами на прикроватной тумбе. — Как вы себя чувствуете, командор? — Паршиво, — честно отвечает тот и вздыхает, сжимая руку в кулак. — Ночью вам сильно нездоровилось, а жаропонижающие, что оставила мне капитан Ханджи, не действовали. Думаю, надо попросить у неё другие… — забормотал солдат, пристально рассматривая одну из баночек с таблетками и отставляя ее в сторону. — Жаропонижающие здесь вряд ли помогут. По крайней мере, те, что может позволить изготовить наш технический прогресс. — Я тоже не считаю, что всё это, — Флок махнул рукой на многочисленные баночки и пробирочки, — может серьезно помочь. Нет такой болезни, с которой бы не справилась вкусная еда и свежий воздух… ну, и крепкий сон. Тем не менее, капитан настоятельно просила… Он замялся. Эрвин хмыкнул. — Я бы, конечно, и не против прогуляться. Но, сам понимаешь, не в том состоянии. И словно в подтверждение своих слов командор закашлялся. — Тогда вам стоит поскорее выздороветь. И вы сможете хоть к океану отправиться. По тому, как командор недоуменно поднял брови и сжал губы, Флок понял, что сболтнул лишнего. Впрочем, как всегда происходило в его жизни. — Океан? — Ну, такой большой и далекий. Про него еще Арлерт всем мозг выносил… «Заткнись! Заткнись! Заткнись!» — вопил мозг, и Форстер послушно исполнил его пожелание, для верности еще и крепко сжав зубы. Тем не менее, Эрвин на имя недавно почившего солдата даже бровью не повел. — Большой и далекий, говоришь… Ну что же, а это неплохая цель для того, чтобы скорее встать на ноги, как думаешь? Флок закивал головой и поспешил покинуть спальню командора, пока еще чего-нибудь не наговорил. Еще дня два спустя Форстер обнаружил себя умиротворенно посапывающим прямо за кухонным столом. В тарелке с кашей, ага. Вся эта забота о командоре отнимала у него неимоверное количество сил. Да ещё и эти ночные разговоры, затягивающиеся чуть ли не до самого рассвета… Быть может, всему виной была скука бездействия, но командор постоянно норовил увлечь солдата в оживленную беседу. Но удавалось ему это только ближе к полуночи, когда все обязанности по содержанию порядка в штабе были исполнены. Они удивительно легко нашли общий язык. Разговаривали в основном о мире и о людях. И Эрвину, много раз бывавшему за стенами и говорившему с самыми разными личностями, и Флоку, скитавшемуся по городам и деревням пять лет своей жизни, было, что рассказать собеседнику. Они говорили о титанах, спорили до хрипоты о внешнем мире и состоянии людей за стенами. И сходились в своих рассуждениях к одному: этот чертов мир надо менять. Но если для Эрвина это «надо» облекалось в чёткую наводку к действиям, то Флок в действительности мог только рассуждать о способах. Он не был тем человеком, который бросил бы все силы к исполнению какой-то несвершимой призрачной мечты, не бросился бы сам в губящую пучину неизведанного. Он был все-таки трусом. Но все же… Он ринулся в бой со Звероподобным, зная, что умрет. Это не было лёгким решением, да. Но решать-то было и некогда. Здесь сработали, скорее, инстинкты, которые еще в детстве раз за разом мотивировали его бросать своих друзей наедине с разъяренным торговцем и бежать. Здесь взыграла решительность, которой у Флока никогда не было, поэтому он вместо Разведотряда, вместо мечты об изменении мира, на распределении выбрал Гарнизон. Что изменилось с того времени? Что изменилось в нём? Стал ли он смелее?.. Форстер плеснул в лицо холодной воды из кувшина и улыбнулся, растирая закоченевшую кожу руками. Ни черта он не изменился. Всё так же проявлял свою наглость и настойчивость, чтобы прибиться к какой-то группе людей, всё так же проводил безбедно несколько недель или пару месяцев и сбегал, поджав хвост, стоило только делу запахнуть жареным. А потом вновь скитался в поисках чего-то, держась на одном лишь несбыточном желании, для исполнения которого он сделать ничего не сможет. Вот сейчас он на стадии «бери от жизни все, что можешь, когда можешь». Потом закономерно случится какой-нибудь конфуз с командором или остальным начальством. Тогда Флок сбежит исполнять функции рядового члена Разведотряда и, может, сдохнет где-нибудь от переутомления или от зубов не особо привередливого титана. Если его не выкинут из армии раньше, конечно. Всё будет как всегда. Форстер неторопливо убрал со стола и побрёл к лестнице на второй этаж. Проходя мимо входной двери, солдат заметил, что она приоткрыта. И тут же поспешил выглянуть на улицу, где на небольшой полянке стоял сам командор, подставив лицо ярким солнечным лучам. Глаза парня расширились в изумлении, и тот направился прямиком к мужчине. Эрвин, конечно, уже вставал с кровати и иногда бродил по зданию, но до этого никогда не выходил из штаба. К слову, несмотря на ужасные кошмары, мучившие его по ночам, командор удивительно быстро шёл на поправку. Наверное, всё это было из-за его сильной воли. — Командор?.. — протянул Флок нерешительно. — О, Флок! Я всего лишь соскучился по свежему воздуху, — отозвался Эрвин, даже не оборачиваясь. Парень стал плечом к плечу с мужчиной и только сейчас заметил, что глаза его были прикрыты. Он наслаждался. — В четырех стенах мне не хватало свободы. Ты же знаешь, мы ведь Разведотряд. Мы всегда стремимся к ней. — Да уж… А в Гарнизоне мы просто были закреплены за каким-то клочком стены. Иногда патрулировали, но чаще просто проверяли повозки на воротах. Довольно скучно. Особенно если сравнить с байками, ходившими про вылазки Разведотряда. — Тем не менее, теперь ты член легиона «крыльев свободы», — Эрвин наконец открыл глаза и чуть скосил их в сторону солдата. — И как оно тебе? — Если учесть, что фактически во второй свой день службы здесь я был на волосок от смерти… — Флок сделал паузу, глубоко вдыхая воздух, пропахший хвойным лесом и дымом. — Удивительно легко дышится. В ответ командор усмехнулся. — Как насчет спарринга? Форстер удивленно икнул, оглядывая мужчину. Тот своим мускулистым, крепким телосложением давал сто очков вперед любому участнику профессиональных кулачных боев, которых только удалось увидеть ему за всю свою жизнь. Что уж говорить о худосочном, жилистом Флоке? — Со мной, командор? — в реальности парень лишь приподнял брови. — Так вы же меня первым ударом уложите. К тому же, вы ещё не совсем здоровы, чтобы делать что-то подобное. — За меня не беспокойся, — ответил Эрвин, вставая в боевую стойку. Рыжий вздохнул и повторил маневр мужчины. Что ж, если пока никаких опасностей, от которых нужно было бы бежать, не предвиделось, он мог просто… наслаждаться жизнью? И всё же, уклоняясь от метких, быстрых ударов, Флок где-то на краю подсознания пропустил мысль о том, что что-то всё-таки изменилось. Вечер того же дня солдат провёл на кухне, зализывая раны. Он тихо матерился сквозь зубы, смазывая мазью и обвязывая бинтами повреждённые запястье и лодыжку — следствие единственного удара Флока, который долетел до цели. Его кулак только коснулся твердой скулы, как самого парня заставили упасть подсечкой. Ну, этот единственный удар хотя бы доказывал, что он небезнадёжен как солдат. Всё-таки, не каждый дурак сможет достать кулаком до Дьявола. Тут же рядом невозмутимо пил чай сам виновник повреждений своего подчиненного. Эрвин, кажется, за весь бой даже не вспотел. Однако в голове его все же отдавало головокружением от свежего воздуха и хорошей встряски. Он, честно, давно бы уже лез на стену от скуки, если бы не этот весьма интересный солдат (Эрвин все же был человеком деятельным). Обычно подчиненные побаивались его или же наоборот были слишком развязны в поведении из-за собственной наглости и высокомерия, что только раздражало. А этот парень вёл себя с ним вполне нормально (ну, разве что смотрел иногда настораживающе преданно). И, если верить словам Ханджи, «просился сиделкой так, что даже совестно стало отказывать». Кто же был такой этот Флок Форстер? И кстати о Ханджи… Мужчина вскочил с места, стоило только одной мысли посетить его. Флок, заканчивая завязывать бинт, удивлённо проследил за командором, решительно открывавшим дверь одной из кладовых, где хранился всякий хлам разведчиков (многих из тех, кто оставлял там свои вещи, уже не было в живых, однако вещи не выбрасывались, будто кому-нибудь когда-нибудь могли ещё пригодиться). Оттуда послышалась возня передвижения и открывания всевозможных сундуков, куда всё обычно и складывалось. Через пару минут Эрвин вернулся с увесистой стопкой книг и, бахнув ими об стол, принялся, не садясь, изучать содержание самой первой. Форстер озадаченно посмотрел на его сосредоточенное лицо и задал один из самых очевидных вопросов, мучивших его в эту секунду. — Вы любите читать? Ну, может, не первый по очевидности… Но кто сейчас осмелился бы винить Флока в непредсказуемости? — Да, и очень… — ответил тот, не отрывая взгляд от новой книги, что появилась у него в руках. И давая ответ и на следующий, невысказанный вопрос, произнёс: — это запасы Ханджи. Она часто берёт книги из «изъятых запрещённых предметов», когда бывает в главном штабе полиции. Оставляет более-менее походящие на научную литературу у себя, а остаток складывает по штабам. Я, конечно, таких её действий не одобряю, но не могу не отметить, что содержание некоторых из этих книг довольно интересное. Флок фыркнул и, встав на ноги, отвернулся к шкафчикам, чтобы сварганить нехитрый ужин. — А ты не любишь книги? — продолжил разговор Эрвин. — Не считаю их полезными. Те, в которых пишут про новейшее оружие или лекарственные растения, ещё ничего. А остальные — пустая трата времени. В голове парня промелькнуло воспоминание о толстом фолианте со стёршейся позолотой букв и пожелтевшими ветхими страницами, которому поклонялись его родители. В нем как раз ничего полезного и не было. Всего-то чья-то глупая выдумка, на которую повелись когда-то его старшие. Небесное существо, помогающее людям — подумать только… — В таких книгах обычно пишут про несуществующих героев, которые решают несуществующие проблемы несуществующего мира. В нашем мире и так полно проблем, чтобы отвлекаться на какие-то небылицы. В голосе Флока отчетливо читалась злоба и презрение к подобного рода литературе. Было понятно, что данная тема — его больное место. А тем временем он распалялся все больше. Даже командор оторвал взгляд от пожелтевших страниц и внимательно вслушивался в его слова. — Не бывает такого, что по велению какого-нибудь существа из книги, пшеница станет расти быстрее. Не бывает такого, что по взмаху его руки дети-сироты получат кусок хлеба и теплый кров. Не будет такого, что по щелчку его пальцев исчезнут все титаны. Просто так ничего не бывает. Флок понимал, что, говоря эти горькие слова, он не изменит ничего. Знал, что рассыпаться в выражениях было бессмысленно. Он хотел сделать хоть что-нибудь. Но не мог. Он был трусом. — По крайней мере, это интереснее, чем смотреть в потолок длинными вечерами, — пожал плечами командор, укладывая книги обратно в аккуратную стопку и, напоследок кинув одобрительный взгляд в спину солдату, ушел наверх. Но Форстер знал, кто мог. И знал, что мог он сам сделать для этого человека. Поэтому отправился напоминать мужчине про лекарства. Эрвин Смит спасет их всех. Он, в отличие от дядьки-на-небе, не желал просто «смотреть». Вскоре в штаб возвратились разведчики. И, по мнению Флока, привезли с собой слишком много шума. Солдаты были чересчур воодушевлены недавним взятием стены Мария и последними новостями (о которых Форстер ещё пока не знал, но должен был узнать уже очень скоро), чтобы вести себя тихо и по уставу. Командор и солдат как раз сидели на кухне, увлечённо беседуя, когда за окном послышался топот копыт. Флок отправился встречать новоприбывших на веранду, но его тут же оттолкнули в сторону от дверного проема солдаты, будто там был не он, а какой-нибудь предмет мебели. Когда он всё же зашел обратно в кухню, Эрвина уже не было за столом. Ровно как и капитана Ханджи, и капитана Ривая. Зато там были остальные члены Разведотряда. — Как поездка? — ради приличия спросил у них Флок. — Да ничего так, — односложно отозвался Конни, разваливаясь на стуле. — Неплохой отдых вышел, — вторил ему Жан. — Зря ты не поехал с нами, Флок, — вечно голодная Саша уже полезла по кухонным шкафчикам в поисках еды. — В главном штабе та-ак кормят! Эрен и Микаса же предпочли отмолчаться. Последняя еще и прожгла в рыжем огромную дыру своим убийственным взглядом, под которым ему стало жуть как неудобно. Поэтому он стал искать причины смотаться с кухни куда подальше. И нашел такую. На одной из тумб спокойно стояла баночка с изумрудно-зеленым настоем. Этот настой он размешивал с водой и давал командору каждый день по два раза в определенное время. Этим он как раз и занимался, когда сам командор отвлек его беседой, после чего о настое было благополучно забыто. Парень подхватил баночку и поспешил к лестнице наверх, когда его окликнули. — Не стоит тебе сейчас подниматься на второй этаж, — лениво протянул Жан. — Там наше начальство сейчас важные дела обсуждает. — Не думаю, что случится что-то плохое, если я зайду в общую комнату, — пожал плечами Флок, ставя ногу на ступень. — Думаешь, посидел у кровати командора пару недель, и уже все дозволено? — пренебрежительно отозвался на такое действие Кирштейн. — Даже мы — те кто прослужил в разведке не один месяц — не имеем права находиться рядом с высшим командованием, когда оно обсуждает особо важные и особо секретные сведения. Не то что какой-то новобранец, побывавший только в одном бою. Эти слова почему-то заставили Форстера разозлиться. Во-первых, его целью был никак не шпионаж за высшим командованием, он действительно собирался сейчас отсидеться в казармах. А во-вторых, да во что они вообще его ставили? Он, Флок Форстер, фактически спас единственную надежду человечества на светлое будущее! Кроме того, он позаботился и о благополучии командора после. А что сделали они? Убили парочку титанов? Парочку из многих сотен? — Думаю, это не твоего ума дело, на что я имею право. — Как знаешь, но я твои кишки от стен оттирать не собираюсь. Настроения и дальше продолжать перепалку ни у кого из них двоих не было, поэтому Жан вернулся к своему чаю, а Флок — к подъёму по лестнице. Он действительно даже не помышлял о том, чтобы подслушивать разговоры… По крайней мере, пока Кирштейн ему об этом не сказал. Но ему же надо было отнести бутылек с лекарством в комнату командора, заодно и отчитаться Ханджи о том, как проходило его лечение. Флок просто подойдет к спальне, быстро постучится и обрисует ситуацию. Он даже услышать ничего из разговора не успеет. Да, именно так Форстер и поступит… именно так. Но вся решимость солдата испарилась, стоило только из-за запертой двери, находящейся перед самым его носом, донестись крику капитана: — Ты не можешь пока покидать базу, Эрвин! Ты все еще болен! — по надорвавшемуся голосу было понятно, что та взвинчена до предела. — Какая столица? Какой главный штаб? Какие, мать их, титаны?! Эрвин, очнись! От этого тона по коже Флока пробежались мурашки, заставляя нервно сглотнуть и отступить на шаг от злополучной двери. Он по инерции закрыл уши руками, вплетая тонкие пальцы в волнистые рыжие волосы. Так он делал, когда инструктор Шадис кричал на кого-нибудь… или на него. Эту злополучную фобию раскрыла в нем полностью кадетка. И инструктор в частности. Но после выпуска солдат не вспоминал о ней довольно долго — командор Пиксис не имел привычки кричать на своих подопечных. А сейчас… все нутро переворачивалось от крика раздраженной молодой женщины. Руки нисколько не заглушали их. Страх пригвоздил Флока к месту, так что он даже не смог подумать о том, чтобы уйти сейчас и не слушать дальнейшего разговора на повышенных тонах. Однако через несколько мгновений капитан заговорила уже более спокойно, видимо, лишившись всей своей ярости из-за этого крика. — Я понимаю, тебе хочется участвовать в делах Разведкорпуса, но сейчас ты просто не в состоянии этого сделать. — Ханджи тяжело вздохнула. — Помнишь, как долго мы обследовали Эрена, пока не убедились в том, что он не опасен? И то он, в отличие от тебя, со своим титаном был «в ладах». Я не знаю, когда смогу приступить к исследованиям, и не знаю, когда мы сможем закончить их, но до тех пор — обещай, что ты не будешь лезть на рожон. Эрвин, не смотри на меня так! Разведотряду нужен командор, а не его хладный труп. — Трехглазая права, Эрвин, — раздался тягучий голос капрала Ривая. — Сейчас ты для нас будешь только обузой. Мы с очкастой справимся со всем, а ты сиди ровно и думай головой. Вот тебе материал для размышлений… На несколько секунд установилась тишина. После послышался тихий шелест страниц, уже знакомый Флоку. С таким звуком командор мельком рассматривал содержание книги, после чего решал, достойна ли та его внимания или же нет. — Это… — выдохнули за дверью голосом Эрвина. — Да, тот самый дневник, о котором я тебе говорила. Пока только мы с Риваем и Эрен с Микасой знают о его содержании. Мне интересно, что скажешь о его содержании ты. Ты извини, что я не отдала его тебе раньше. Сам понимаешь, когда мы уезжали, ты был не в том состоянии, чтобы изучать что-то, а Флоку отдать я его не могла. Кстати от Флоке… Надо будет поинтересоваться у него, как проходило твое лечение. Как только в разговоре упомянули его, Форстер понял, что все еще стоит за дверью и, словно завороженный, вслушивается. Он помотал головой из стороны в сторону и поспешил удалиться. Он занесёт эту бутыль в другой раз — когда придет время вновь перевязывать все еще кровоточащие раны командора перед сном. Хотя… Позволят ли Флоку заботиться о нем и дальше? Солдат надеялся на это, во всяком случае. Это ведь было единственным, что он мог сделать для будущего лучшего мира. К тому же, ему будет совершенно не хватать их полуночных дискуссий. Но это так, совсем немного… — …он что же, приглянулся тебе? — совсем не по-капитански хихикнула Ханджи. — Отличный же будет повод для сплетен… — хмыкнул Ривай. Ответом им был тихий смех грубого голоса. Обстановка в комнате командора постепенно разряжалась. Старые друзья были вновь вместе. Но Флок этого уже не застал. — Хей, полегче! Ведро покачнулось и упало на бок. Грязная вода залила большую часть коридора и ботинки Флока. Чистый пол, который с такой тщательностью вымывал тот последние полчаса, теперь снова был в грязи, да еще и распространял по всему коридору удушающую вонь. Солдат только и смог, что крепче сжать в руках швабру и с ненавистью посмотреть на виновника его несчастья, точнее, на его удаляющуюся спину. Эрен, кажется, даже не заметил, что стал причиной краха чьих-то долгих трудов. Форстера переполнило липкое возмущение. — Эй, Йегер, тебя что, не научили извиняться? Или ты такой идиот от рождения? — зло выплюнул он, сжимая древко швабры так, что, казалось, оно вот-вот переломится. Мало того, что капитан Ривай заставил их всех делать генеральную уборку в штабе (несмотря на то, между прочим, что убирался здесь лично Флок и каждый день), так он ещё и терял время на мытье полов, вместо того, чтобы, например, заглянуть к командору. Вчера Ханджи и Ривай сидели у Эрвина допоздна, поэтому солдат не смог как обычно поговорить с тем. Даже его ранами занималась вчера непосредственно Ханджи (как сказала сегодня утром ему она сама, при этом поблагодарив Флока за помощь). Тем временем Эрен резко остановился, не дойдя до нужной ему комнаты. Он так же резко развернулся и с немым вопросом уставился сначала на рыжего, а затем на лужу, растекшуюся у его ног. Взгляд его ледяно-изумрудных глаз, очерченных глубокими морщинами усталости, полоснул, словно острым ножом, по гордости оппонента. И когда глаза вновь вернулись к лицу Форстера, в них холодным пламенем полыхнули одновременно ненависть и равнодушие. Которых хватило бы для свершения убийства. — Я не заметил, — ответил на нападку шатен. Четко и коротко. Но и не подумал извиняться. Он ведь сделал это специально! Флок был уверен, Йегер пытался ему напакостить! Злоба, пахнущая черным перцем, вилась клубами в легких, смешиваясь с горьким сигаретным дымом досады, отчего парень чуть не закашлялся в возмущении. — Тогда купи себе очки или лекарства для укрепления мозга. Как только таких в разведку берут? — Слушай, тебе очень сильно хочется с кем-нибудь поругаться? — раздражился Эрен. — Вчера Жан, сегодня я. У меня есть дела поважнее. С этими словами шатен, не удержавшись, потер глаза, устало выдохнув, и процедил, не отнимая рук от лица: — Не лезь, куда не просят. Ты и так уже достаточно натворил. Было видно, что у этого человека выдались тяжелые две недели. Он все же потерял друга… По его, Флока, вине. И Форстер мог бы даже понять его, он мог бы даже искренне сочувствовать ему. Но не сделал этого. Парень не имел достаточно близких друзей, чтобы волноваться об их потере. Кроме того, Эрен даже не понимал, что его друг принес великую жертву на алтарь лучшего мира. Это — то, что он мог сделать ради светлого будущего человечества. — Так, я не понял. Йегер, какого черта ты тут прохлаждаешься? Я жду тебя на чердаке уже полчаса. А ну пошевелил своими булками и нашел мне то, что я просил! В другом конце коридора тем временем появился недовольный Ривай и тут же направился к двоим солдатам, стоящим почти посередине. Эрен поспешил ретироваться, как только прогремело последнее слово Ривая. А вот Флоку деваться было некуда. Он стоял со шваброй, сжатой в руках, а на полу все так же озером расплывалась гадкая лужа. — Форстер… — капитан хотел что-то сказать, но прервался, едва не наступив в воду. — Что это за хрень? Голос его был как всегда суров и невольно нагонял мурашки. Парень сглотнул. Его трусость уже дала о себе знать и кричала бежать отсюда куда-нибудь в окно. Но он мужественно стоял, уставившись на лужу, будто сам впервые ее видел. — Это… разлилось… — выдохнул он. — Отряд идиотов… — проговорил Ривай тоном крайне задолбавшегося раздраженного человека. Но тут же взял под контроль свои эмоции и продолжил. — Тебя искала Ханджи. Зайдешь к ней, как только уберешь этот потоп. Капрал развернулся и пошагал дальше по своим делам. Однако в конце коридора он остановился и бросил: — И если ещё раз застану за подслушиванием разговоров высшего начальства — отправишься из солдат в свинопасы. Вечером, разделавшись со всей свалившейся на его плечи работой, Флок решил всё же заглянуть к командору. Ханджи хоть и сказала ему, что помощь в лечении уже не нужна, но парень все равно очень хотел увидеться и по возможности побеседовать с Эрвином. Как цветы тянутся к солнцу, так и он тянулся к командору. Форстер искренне восхищался его решимостью, блестящим умом, его силой. Солдата завораживали его речи о будущем мире и о мире, что за… И тогда он думал, как мог жить раньше? Как будто он много лет скитался во тьме и вдруг увидел свет. И стремится к нему. Как цветы тянутся к солнцу. Как мотылек летит на огонек свечи. Командор сиял так же ярко. Он был не-человек (он был Бог). Флок решительно постучал в знакомую дверь и, услышав разрешение войти, ступил на порог. Под потолком горела масляная лампа, ненамного освещая окружающее пространство. Комната командора была чуть больше той, в которой жил он сам, но интерьер ее отличался разве что только массивным письменным столом. Как и подобает солдату, Эрвин не позволял себе иметь лишние вещи, которых не имели другие. Исключение составляла только стопка книг, которая появилась здесь совсем недавно и, Флок был уверен, скоро будет убрана. Сам командор сидел за столом и увлечённо что-то читал, иногда подвигая к себе листок бумаги, чтобы кое-что спешно чиркнуть на нем. — Добрый вечер, командор, — отчеканил парень, привлекая к себе внимание. — А, это ты, Флок… — радушно отозвался Эрвин, оборачиваясь. Его глаза блестели несдерживаемой радостью, а губы изогнулись в теплую полуулыбку. Он был крайне доволен чем-то. — Проходи. Ты что-то хотел? Я сейчас немного занят, вообще-то. — Разве что спросить о вашем самочувствии. Подойдя поближе, Форстер заметил, что вещью, которую увлеченно изучал командор, была записная книжка с пожелтевшими от времени страницами. Было видно, что хозяин очень дорожил ей — листы не были смяты, а чернильных пятен и грязи не было видно и вовсе, хотя человека с настолько неразборчивым, угловато-косым почерком Флок ни за что бы не назвал аккуратистом. — Не беспокойся, я в полном порядке, — с полной уверенностью в своих словах сказал Эрвин. Он в действительности не выглядел так, будто еще неделю назад был между жизнью и смертью. Мужчина невероятно быстро шёл на поправку, все эти дни что-то будто толкало его быстрее оказаться на ногах. И, хоть Флок и знал, что командор все еще мучается жуткими кошмарами по ночам, шрамы на груди то и дело открываются, а правая рука не до конца слушается, он ни за что бы не сказал, что этот человек когда-нибудь вообще болел. — И ещё… Я завтра уезжаю в Гермину, — Форстер отчаянно не знал, что еще сказать, однако ему слишком хотелось продолжить разговор. Поэтому он ляпнул про поездку… о которой Эрвин наверняка и сам в курсе. — А, да… Ханджи говорила что-то подобное… — командор вмиг посерьезнел. — Ты же служил там в гарнизоне? — Да. Меня вызывают на опознание. Мы же тогда всем нашим отрядом подались в разведку. Думали, раз охраняем Сину, что нам какие-то титаны… — Флок пропустил нервный смешок. И правда, почему они все тогда решили, что способны быть членами легиона свободы? — Они погибли не напрасно, ты знаешь. Все они послужили человечеству. — Знаю. Но все равно как-то не по себе. Они все умерли, а я остался. — Значит, твоя роль чуть больше, чем была их. И это Флок тоже знал. И даже знал, какая… Затем они заговорили о Сине и прилежащих к ней городах, поделились впечатлениями о народе, проживающем там, и проговорили до поздней ночи, сменяя одну тему другой. Раннее утро встретило Форстера жутким недосыпом. Но тот был абсолютно счастлив. Следующие четыре дня выдались очень тяжелыми. Сначала была долгая дорога на лошадях. Ради приличия нужно сказать, что он ехал не один: рядом ехали и тихо переговаривались всю дорогу Ханджи и Ривай, но и они расстались с солдатом в воротах к Гермине. Пройденный путь отнял все силы, поэтому первым делом, прибыв в некогда родные казармы, Форстер улегся спать. Второй день был днем непосредственного опознания. В комнате, куда привели парня, стоял невыносимый запах трав и разлагающейся плоти. Трупы лежали здесь уже довольно давно (всё-таки с битвы за Шиганшину прошло несколько недель), и даже специальные вещества и травы, обычно используемые для дезинфекции, уже не сдерживали запах. Как объяснили солдату позже, последние несколько недель в королевстве происходила полная неразбериха, связанная с недавним взятием стены Мария, так что времени и сил для упорядочивания погибших просто не хватало. Флоку было тяжело находиться здесь, среди призраков товарищей. Однако ему приходилось внимательно вглядываться в лица, иногда обезображенные до неузнаваемости. Но парень знал всех их, не мог забыть ни единого и безошибочно определял, кто был кем. На третий день Флок было собрался уезжать, но тут его попросили помочь с другими вещами, касающимися мёртвых товарищей: составлением сводок, выносом личных вещей, которые те не успели собрать при переводе… В Гарнизоне сейчас отчаянно не хватало рабочих рук. Пришлось остаться и вновь погрузиться в воспоминания о тех, кто ушёл. Если бы они знали, чем все обернется, пошли бы они с такой же радостью помогать разведчикам? Поступили бы столь же наивно и самонадеянно? Флок и сам не знал, как бы поступил. С одной стороны, он был все ещё трусом, а с другой… Он не жалел о принятом решении. Разве что судьба многих товарищей могла сложиться и лучше. Четвёртый день он вновь провел в дороге. Копыта вороной лошади стучали по каменной кладке одной из главных дорог, соединяющих между собой районы за Синой, Розой и Марией, вокруг кипели жизнью придорожные городки. Флок ехал медленно, осматривая все вокруг. Архитектура таких городков не отличалась особым разнообразием — здесь, в отличие от центральных, на неё просто не хватало денег. Поэтому парень то и дело погружался в воспоминания о своем детстве. В нем были те же ворчливые дамы, переговаривающиеся о своем за каждым углом, те же солдаты, патрулирующие, а то и просто прогуливающиеся по улицам (только теперь они приветливо кивали ему, а он кивал в ответ), те же обшарпанные лавчонки, торгующие всем, чем только можно, и те же мальчишки и девчонки, что, смеясь, убегали от их хозяев с украденными яблоками или буханкой хлеба. Увидев очередную такую сцену, Флок не удержался и, порывшись в карманах, протянул собравшемуся в погоню лавочнику с метлой наперевес пару монет. Если он правильно понял, чумазая девчонка, выскочившая из его магазина пару секунд назад, несла в руках сладости. А Форстер не понаслышке знал, что так бывает только в особых случаях. Не хотелось ему, чтобы мужчина с метлой расстроил чей-то день рождения. Нет, Флок совершенно точно не жалел о своем вступлении в Разведотряд. В конце концов, он уверен, он сможет воочию застать тот момент, когда таких вот сирот станет намного меньше или не станет совсем. Когда они придут к лучшему миру… Когда солдат наконец прибыл к штабу, он с удивлением заметил, что капитан Ривай и капитан Ханджи оказались там даже быстрее него, и первый сейчас руководил тренировкой. Однако он не наблюдал тренирующимся командора, что весьма озадачило его, ведь Эрвин в последние дни перед приездом остальных только и делал, что читал или тренировался на свежем воздухе. Узнать причину этого Флок смог, только войдя в сам дом. На кухне суетилась Ханджи, перебирая баночки с лекарствами и травами. — Командору вновь нездоровится? — начал парень с порога. — Да. А я не могу найти один травяной сбор, который сейчас мне очень нужен… Ты не знаешь, где он? — пробормотала, не отрываясь от своего занятия, капитан. В ответ Флок потянул на себя дверцу одного из шкафчиков, открывая взору стройные ряды одинаковых баночек, предоставляя капитану самой выбрать нужную. — Так, пойдем. Поможешь мне, — после Ханджи нагрузила Форстера подносом с лекарствами и сама двинулась наверх, полагая, что солдат последует за ней. Вид командора сегодня оставлял желать лучшего. Все лицо его, блестящее от пота, выражало бесконечную муку (и хотя Эрвин и старался это скрыть, опустошенные, горящие болью глаза выдавали его с головой), темные круги под глазами казались огромными по сравнению с бледными щеками, из горла то и дело рвалось хрипение, но самым ужасным казалась высунутая из-под сбившегося одеяла правая рука: она, казалось, отныне принадлежала не командору, а титану. Вся кожа слезла с нее, открывая вид на беспорядочно подрагивающие алые мышцы, перевитые ниточками сухожилий, под ними же выглядывала белизна костей. Флок чуть не уронил поднос, когда увидел это. Но смог сдержаться и лишь сглотнул подступающий к горлу ком рвоты. — Что… что произошло? — выдал он пересохшими губами. — Эрвин настоял на том, чтобы тренировать сегодня свою трансформацию в титана. Все вышло не очень удачно, как понимаешь. Ханджи уже успела проскользнуть к кровати командора и начать колдовать над приведением его в чувства. Флок поставил поднос на прикроватную тумбочку и немигающим взором уставился на его лицо. Эрвин заметил солдата тоже и даже попытался что-то сказать, но из его горла вырвался только еле различимый хрип. — Не стой столбом, лучше подай мне отвар… Форстер проморгался немного и поспешил помочь женщине. Понадобилось несколько дней интенсивной терапии, чтобы командор более-менее пришел в себя. Все это время Флок не узнавал его. Если в прошлый раз Эрвин шел на поправку удивительно быстро, не обращая внимания ни на какие недомогания, то сейчас он только угасал с каждым днем. Парню, остающемуся у кровати командора почти двадцать четыре часа в сутки, больше не доводилось видеть ни одобряющих полуулыбок, ни солнечного блеска, который тот заметил в его глазах в последний свой день перед отъездом. Говорил он мало, каждое слово давалось ему с трудом, не читал книг, а все больше смотрел в никуда или просто лежал с закрытыми глазами и думал о чем-то. Ханджи на такое поведение только понимающе и печально вздыхала и качала головой, уходя опять разбираться в бумагах, присланных из столицы. И Эрвин даже не спрашивал, над чем та ломает голову теперь. Причину такого отстраненного поведения Флоку удалось выяснить только через несколько дней, когда командору надоело молчать и тот заговорил с ним. — Флок, ты уже был у океана? Вопрос застал того врасплох, так что он даже пролил отвар с травами себе на ботинки. Он знал, что разведчики после самой битвы за Марию ходили туда, но самому Форстеру не довелось, ведь он всё это время заботился о командоре. — Ещё нет. Но, думаю, следующую вылазку отряда я уж точно не пропущу. — Тогда ты же расскажешь мне, каков он? — Рассказать… — недоуменно протянул рыжий, непонимающе воззрясь на спокойное, чуть подернутое болью лицо. — Я не думаю, что вы будете еще нездоровы, когда мы отправимся к океану в следующий раз. И в самом деле, что за вопрос? Флок был уверен, что уже очень скоро будет любоваться на тихие или буйные волны океана, стоя плечом к плечу с командором. Это будет воистину прекрасно… Форстер уже дал волю своей фантазии и улыбнулся, однако следующие слова Эрвина разбили весь ореол мечтательности. — Боюсь, я уже не буду здоров. На мгновение показалось, будто весь мир занемел… — Ханджи сказала, что мое состояние удручает. Я не иду на поправку. Все мои внутренности, мышцы и клетки обвариваются горячим паром колоссального титана, вместе с тем я чувствую, как превращается в паровую котлету мой мозг с каждой мыслью. В той сыворотке, что превращает в гигантов, было что-то, что мой организм принимать отказывается. В первый раз я смог подавить это, но вот со вторым превращением давление колоссального на меня возросло. Мне не справиться с ним теперь. Я так и думал, что какой-нибудь титан сожрет меня в конце концов. Но не так же… Будто кто-то там, за облаками, выключил звук. Так просто — щёлк — и всё погрузилось в тишину. — Должен же быть хоть маленький шанс! — нет, Флок не хотел верить в это. Не сейчас! — Хоть что-нибудь… Как же… как же тогда… что станет с миром без вас?.. — Ханджи сказала, что малюсенький шанс есть, но… И в этом «но» было так много горечи. Мир Флока разрушался вокруг него невероятно медленно. Осколки за осколками падали ему прямо в руки, раздирая бледную кожу до крови. Он пытался вставлять их на место в образующиеся дыры, но задевал еще больше кусков, падающих и разбивающихся вдребезги. Так же медленно умирал командор день за днем. Так же медленно умирали его мечты. Иногда они всё же говорили — когда жар немного отступал, и Эрвин мог связать хотя бы пару слов слабым языком. В такие моменты он все еще походил на того командора, которым был еще пару недель назад. Он рассуждал о каких-то умных вещах, о мире, в котором его уже не будет, а солдат дополнял его. С каждым разом это становилось для мужчины все сложнее и сложнее. Ханджи лишь тяжело вздыхала на такие стремительные ухудшения и говорила, что он просто устал бороться. Мир Флока буквально сузился до размеров комнатушки, что была немного больше его собственной в штабе. Здесь чуть легче можно было перенести звон стекла, не уходящий из его ушей. Он напоминал сам себе родителей в тех воспоминаниях, что еще остались у него с детства, часами стоя на коленях перед кроватью командора. Тот не раз уже просил его просто присесть на кровать рядом, но он отказывался раз за разом. И думал, как докатился до такого поведения, которое сам презирал много лет. Но, в конце концов, ему было хуже, чем родителям. Они умерли, так и не увидев своего Бога, а он видел смерть своего. Показалось, будто весь мир утратил звуки… Он стоял у раскинувшегося впереди огромного темно-синего полотна. Волны лизали пальцы его ног, а за горизонтом скрывалось в мутной воде солнце. Внутри была абсолютная пустота, выжженная неделями хлипкой надежды и похоронами, прошедшими на днях. Хоронили, правда, пустой гроб. Они выждали до последнего, а затем закупорили командора в кристалл, созданный Эреном. До лучших времён. И теперь Флок мог наслаждаться часами разговоров. Правда, говорить мог только он… но это было лучше, чем ничего. Порой он думал, что сошел с ума окончательно. Но с сожалением раз за разом разубеждался в этом. Слететь с катушек было бы легче. Ханджи ожидаемо стала новым командором, а королевство переваривало новость о том, что в этом мире они не одни. А Флок пропускал сквозь пальцы мелкий песок, бывший когда-то его миром, и смотрел, как гаснет вдали свет только что зашедшего солнца. …но на самом деле оглох только он, а жизнь вокруг шла своим чередом.