Никогда ничего не заканчивается хорошо

Никогда ничего не заканчивается хорошо. Злодей-психопат не набирает 911, чтобы его спасла полиция, храбрый герой не мешкает, занося осколок стекла над беззащитным горлом своего мучителя, пистолет, если он есть, всегда стреляет. Сергея тошнило черной слизью. Она вырывалась из его рта сплошным нескончаемым потоком, растекалась по грязному кафелю, смешивалась с кровью, и этот узор виделся Разумовскому огромным вороньим крылом, которое медленно, но верно накрывало только что сыгранную шахматную партию. Черные победили, но эта победа оказалась пирровой. Он уничтожил Грома и всех его близких, но навсегда потерял себя. - Ох, ради Бога! – сильная рука схватила его за шиворот и поволокла по кровавым лужам и осколкам стекла прочь от места шахматной баталии. Прочь от клеток. Прочь от трупов. Прочь от бездыханного Игоря Грома с распоротым горлом, раскинувшего руки в красной луже. Его глаза были открыты, и Сергею казалось, что они смотрят прямо ему в душу. Он смог отвернуться, только когда получил сильный удар армейским ботинком в бок. - Олег! Больно! - Не смей обращаться со мной, будто я – шавка подзаборная! – еще один удар. – Будто меня можно вот так застрелить как псину бешеную! - Олег, прекрати! Сергей видел только его ботинки: черная кожа и металлические заклепки были заляпаны бурыми пятнами. - Это ведь не твоя кровь? – хрипло спросил Разумовский и потянулся, чтобы дотронуться до его ног. - Пойдем, - сильная рука так же бесцеремонно потянула его наверх, но голос смягчился. В ванной, в зеркале в тяжелой раме, Сергей не увидел себя. Он даже коснулся холодной зеркальной поверхности, чтобы убедиться, что это не сон. - Отставить рефлексию, - тихо приказал Олег, стягивая с него пиджак. Пиджак пропитался чужой кровью и стоял колом. Волков открыл кран, и горячая вода быстро наполнила ванну. Зеркало заволокло паром. Одежда Разумовского полетела на пол. Вода, почти кипяток, обняла его и потащила на дно. - Держись! – снова приказал Волков, потянув его за волосы. – Не сползай! Захлебнешься! - Ну и захлебнусь, - Сергей мотнул головой. Волков отпустил его волосы и отошел к запотевшему зеркалу. Протерев его рукой, он стащил с плеч свой кожаный плащ, то и дело морщась от боли. Зато неисправный ошейник со своей шеи он содрал одним мощным рывком и швырнул его Сергею. Ошейник не долетел до ванны и шлепнулся на пол. Разумовский проводил его взглядом. Он полулежал в воде, крепко вцепившись в бортики ванны. Его тело почти расслабилось. - Я думал, ты меня от Грома просишь защититься… - Прости, - быстро сказал Разумовский. Волков отстегнул «липучки» бронежилета. Новое поколение. Прессованный полиэтилен ловит пулю, арамид гасит удар. Хороший. Невидим для металлодетекторов и металлоискателей, незаметен под одеждой. Безнадежно испорчен пятью пулями. Под черной футболкой на теле Олега растекались лиловые кровоподтеки. Волков потрогал ребра. Не исключено, что сломаны. - Прости, - тихо прошептал ему в спину Разумовский и булькнул. - Не тони! – велел Волков и снова вытащил Сергея из воды. - Я не тону, я прячусь, - слабо улыбнулся тот. Олег скинул оставшуюся одежду и, покряхтывая от боли, залез в ванну к Разумовскому. - Предлагаю сжечь этот говнодворец, - сказал он. – Так будет проще… - Давай. Мне теперь все равно, - вяло согласился Разумовский и погрузился в воду по плечи. Он боялся поднять на Олега глаза. Он не хотел видеть синяки на смуглой гладкой коже, стыдился смотреть на кулон на его шее – свой подарок! – и опасался наткнуться на внимательный изучающий взгляд. Разумовский не хотел под этим взглядом чувствовать себя зверушкой, которая слишком дикая, чтобы жить, но слишком редкая, чтобы сдохнуть. - Иди сюда, - улыбнулся Волков. Сергей удивился, все-таки поднял глаза, недолго думая, вложил ладонь в протянутую руку и оказался притянут к своему другу одним мощным рывком и притиснут железной хваткой к его избитому торсу. Жадный жестокий поцелуй заставил их обоих задохнуться. - У тебя рту кровь! – испугался Сергей. - У тебя тоже, - улыбнулся Олег. - Я язык прикусил, когда падал. - Это не ребро в легком? - Не ребро в легком, язык. Всего лишь язык… Разумовский выдохнул с облегчением, одной рукой вцепился в короткие жесткие волосы на затылке Олега, другой – обхватил его набухший член. Вода непристойно хлюпала, глухие стоны отражались от кафельных стен, избитые любовники, объятые текущим из крана кипятком, словно огнем, мешали наслаждение и боль, замирали от сладких спазмов, чтобы после расслабить до судороги сведенные мышцы на несколько минут – и снова приняться за старое. Вода в ванне остывала, они спускали ее и набирали опять, чтобы снова и снова метаться в полубреду в объятиях друг друга и шептать безумное «люблю». - Ты останешься со мной? – спросил Разумовский наивно. Ему не хотелось выбираться из этой чудесной ванны, которая очистила и обновила его. В зеркале, снова протертом от пара, он видел свою рыжую макушку. Он снова видел себя. - Останусь, - пообещал Волков. – Навсегда. Он по пояс был завернут в полотенце и стоял у ванны, у самого Сережиного затылка, глядя на него сверху вниз. Разумовский смотрел на его мужественный подбородок, на котором уже проглядывала синеватая щетина, и ему казалось, что теперь-то уж точно всё наладится. Всё наладится! Не будет больше кошмаров и липкого безумия, не будет таблеток и докторов, которым самим не помешал бы электрошок. Всё это останется в прошлом! - Прости, - прошептал Волков, посмотрев Сереже в глаза. С его ресниц сорвалась слезинка и упала Разумовскому на щеку. Он стер ее и удивленно посмотрел на свою ладонь. - Почему ты плачешь? Вместо ответа Волков зажмурился и с силой надавил на плечи Разумовского. Сергей с головой погрузился в горячую воду. Кипяток залил его ноздри и глотку, следом – легкие, и, вероломно превратившись в черную осклизлую дрянь, парализовал его дыхание, лишил его воздуха и шанса спастись. Сергей в отчаянии бил ногами, пытался оторвать от себя сильные безжалостные руки, что топили его, всем телом извивался, чтобы выскользнуть из стальной хватки... Но тщетно… Когда тело Разумовского обмякло, Волков выдохнул и разомкнул веки. Пустые, ничего не выражающие, но ярко-синие теперь, глаза Сергея безучастно разглядывали потолок. Длинные медные волосы обрамляли белое бескровное скуластое лицо с посиневшими тонкими губами. Шрам на груди теперь выглядел пурпурным. Он горел на бледной коже Разумовского, словно насмешка, словно метка, позорное клеймо, вычеркнувшее из жизни светлого улыбчивого мальчика Сережу, который больше никогда не побежит по полю, не разобьет коленку, попав ногой в кротовью нору, и больше никогда не будет пахнуть летом и теми противными едкими желтыми цветами, что росли вокруг детдома. - Так будет лучше, - тихо произнес Олег, - для таких, как мы, никогда ничего не заканчивается хорошо… Волков упал на колени. В его правой руке был зажат его верный «ТТ», а по щекам текли злые слезы.