***
Его вызвали обратно в церковь, и он материализовался у алтаря, преклонив колено. Мастер благожелательно улыбнулся, глядя на него сверху вниз. — Ну, что же? Ты нашел то, что искал, маленький Лансер? Диармайд плохо разбирался в людях и знал это. К тому же, он не отличался любопытством — во всяком случае, без особой нужды. Любопытство, как правило, только размывало границы его мира. Здравый смысл подсказывал ему, что он — сын Темного владыки, оставшийся в дар его матери, именно так всегда говорили женщины; любопытство задавало вопросы — что за ужасные вещи она могла скрывать за этой историей. Зная это, он предпочитал верить в то, что ему было сказано. Кирей Котомине сказал Диармайду, что он — священнослужитель; что современный мир поклоняется единому Богу, Богу Артура Пендрагона; что Диармайд тоже признает его, если сумеет выжить и коснуться Грааля, познав его чудеса; что всё, происходящее между ним и Диармайдом, должно оставаться тайной. — Нет, Мастер, — ответил Диармайд. Он замешкался. «Я встретил другого Слугу», — подсказала его совесть. — Если позволено мне спросить... — сказал он вместо этого. — Как именно может выглядеть этот Арчер? Человек с луком? Кирей пожал плечами и провел ладонью по ткани, укрывающей алтарь, — словно смахивал пыль. — Не обязательно. Точнее, Арчеру не обязательно нужно натягивать тетиву и пускать стрелы собственной рукой. Часто он может пользоваться магией. Я бы советовал опасаться любого Слуги, который атакует издалека. Но большинство воинов вроде тебя называют свое имя, не так ли? Или хотя бы свой класс. Вас обязывает ваша воинская честь. Мы здесь называли это «бусидо». Он не был уверен, не мелькнуло ли в вопросе подозрение. Кирей хорошо умел скрывать свое настроение; впрочем, Диармайд полагал, что все жрецы учились этому. — Почему вы не призвали воина из вашей страны? — спросил он и поморщился. — Простите, я задаю неуместные вопросы. — Ничуть. Не переживай, Лансер, — сказал Кирей почти что рассеянно. — Почему? Потому что ты — сильнейший. Диармайд слегка улыбнулся, не пряча эмоций: но за этой улыбкой он скрыл свою вину. Он не знал, почему не сказал ничего больше об этой встрече. Или нет, знал — у него и Сэйбер были некие неоконченные дела, когда-то прежде, согласно рыцарским обычаям. И это никак не касалось условий Войны, это они должны были решить между собой. Не было никакой нужды вовлекать его Мастера. Так он убеждал себя, но в то же время думал: Темный Владыка был его отцом, и нити мира заканчивались там, где море встречается с горизонтом. И потому на душе его было неспокойно. Грайне оставила ему не только гейс; она подарила ему причину лгать.***
Во второй раз он всё еще не искал ее нарочно. Невозможно искать то, что не оставляет следов: король Артур Пендрагон — не зверь, топчущий подлесок. Ему просто повезло найти ее. Это случилось около школы. Если бы не знания от Грааля, он и не догадался бы, что это школа — скопление зданий выглядело для него чуждым и уродливым. «Тебе нужна прана, Лансер, — пробормотал его Мастер. — Есть три способа получить ее». А затем он, должно быть, смилостивился над Диармайдом и сказал: «Вот один из них», — и положил руку ему на лоб. Поэтому, снова встретившись с Сэйбер, Диармайд был уже на взводе от переизбытка энергии. Она, одетая в черный костюм, шла рядом с девочкой в белом зимнем пальто. Когда он вновь принял материальный облик, они обе обернулись. Девочка указала на него. — Сэйбер, — сказала она. — Это и есть тот твой друг? Сэйбер смотрела на Диармайда, не шевелясь. Казалось, она вовсе не замечает девочку, которая — решил он — должна быть ее Мастером. Мгновение спустя к ней вернулось обычное бесстрастное выражение, но Диармайд не упустил то, что отразилось на ее лице в первый миг. Это было смятение. — Да, — ответила она спустя несколько секунд, не глядя на девочку. Диармайд поприветствовал ее вычурным поклоном и усмешкой, хотя и не ощущал радости. — Боюсь, я всё еще не нашел своего Арчера, — сказал он. — Не улыбнулась ли тебе удача? Она не ответила. Ее Мастер задумчиво пошевелила маленькими пальцами; она бросила взгляд на Сэйбер, словно бы говоря — ну, что? Но Сэйбер по-прежнему не спешила призывать ни свой меч, ни свою броню. Диармайд взглянул на девочку — Сэйбер прищурилась — и добавил: — Не стоит беспокоиться. У меня нет намерений нападать ни на кого из Мастеров. Это было бы нечестно. Сэйбер улыбнулась на это — хотя и весьма мрачно. — Да, конечно, — сказала она, — разве не так? — Сэйбер... — девочка откашлялась. — Мы должны закончить наш поединок, — прямо сказал Диармайд. Сэйбер покачала головой. — Га Дерг, — произнесла она. — Оно оставляет незаживающие раны, ведь так? Диармайд моргнул. Затем она указала на желтое копье: — А Га Будхе уничтожает магию. Он принужденно рассмеялся, но его сердце тревожно забилось. — Поистине так, — ответил он. — Знаю ли я тебя? — Да. — Девочка-Мастер рядом с ней переступила с ноги на ногу, словно ей было очень неловко; Сэйбер продолжала: — Значит, было бы равно нечестно и с моей стороны сражаться с тобой, обладая этим знанием, верно? У меня нет желания быть твоим врагом, если только мой Мастер не прикажет этого. Приказывает ли мне Мастер? Теперь, наконец, она повернулась к девочке. Та, казалось, искренне обдумывала варианты, и Диармайд успел задаться вопросом, не придется ли ему сейчас увидеть применение Печати Приказа, — но она всё же решила не отдавать команду, пожала плечами и зашагала прочь. Ее шаги громко отдавались в ночной тишине; она свернула за угол здания и исчезла из вида. Диармайд перехватил оба копья одной рукой. — Кто ты? — спросил он. — Я уже сказала тебе, кто я такая, — сказала она. — Где твой Мастер, Лансер? Диармайд не ответил. На лице Сэйбер вновь мелькнула та же смешанная с болью улыбка. — Как всегда — пешка в руках бесчестных людей, — сказала она. — Хорошо же. Боюсь, это и всё. — Нет, — он и сам удивился настойчивости своего требования. Она повернулась к нему спиной. За всё это время она так и не призвала свою броню. — До чего же ты упрям. Я ухожу. Не преследуй моего Мастера, иначе мне придется убить тебя, и я ничего тебе не расскажу. Он мог бы сделать это — просто чтобы позлить ее, но предпочел оставаться верным своему слову. Потому он просто ушел в противоположном направлении, к западу, где — как ему казалось — он ощутил следы другой силы; он хотел вернуться с победой, чтобы его блуждания не оказались напрасны. И, к тому же, он был в дурном расположении духа.***
Он не спал и не отдыхал — Кирей просто отключал его сознание, когда не нуждался в нем, — но как-то раз Кирей взял его с собой в ресторан. Он выдал Диармайду одежду для такого случая — обтягивающие вещи с причудливыми застежками. Это было странное решение, и Диармайд немало подивился его мотивам. Впрочем, не его дело было размышлять, и он последовал за своим Мастером. Еда оказалась диковинной, с острыми пряностями. («Перец чили, — пояснил Кирей. — Из очень далекой страны. Ты, должно быть, не привык к такому? Бедный Лансер».) Диармайду было всё равно, но он даже не знал, что было более странным — время или место. Затем Кирей отвел его домой и оставил на некоторое время, и Диармайд обнаружил нечто куда более тревожное, чем перец чили: глубокий, старый шрам. Он бугрился на его коже под рубашкой, и он совершенно не помнил, как получил эту рану. Хмурясь, он отыскал зеркало; после только сидел, побледнев и не двигаясь. Когда Кирей вернулся, он уже пришел в себя. — Готов к охоте, Лансер? Диармайд склонил голову в подобии кивка, скрывая выражение лица. Пусть он был новичком в обмане, но ему было не привыкать быть обманутым.***
В эту ночь он нашел другого Слугу. Она была не человеком, но скорее чудовищем, черная рана на фоне неба — он заметил ее, скорчившуюся на краю крыши; к его облегчению, она сражалась вслепую. Она не говорила с ним, и, собственно, не говорила вовсе, только один раз обратившись к невидимому Мастеру — закрой глаза, сказала она, — и он был доволен, пусть и на короткий миг, возможностью вступить в бой. Бой оказался недолгим. И она была быстра. Никаких уловок, никаких маневров; они бросались друг на друга до изнеможения, и она пролила его кровь — один раз, и два, и три. В бою он никогда не задумывался, выживет ли он или умрет — он просто существовал, длился, точно затянувшийся момент после того, как гадатель подбрасывает кости в воздух, — и в конце концов Га Будхе послужило ему верно, как служило всегда. Копье вонзилось жестко, с хрустом, и он провернул его, разворотив грудь Райдер: значит, всё же она — человек, как бы там ни было. Выдернув копье, он смотрел, как она исчезает, тяжело дыша и истекая кровью из ран на руках и шее. Кружилась голова. Он сообразил вдруг, что Мастер тоже должен быть где-то здесь, и он прищурился, отыскивая его взглядом (ее, скорее всего, учитывая предупреждение Райдер). Но она исчезла — если вообще была здесь, — и ему ничуть не хотелось пускаться в погоню. Диармайд прижал ладонь к горлу. Пальцы окрасились красным и мокрым. Скоро будет еще и липнуть. Ничего смертельного, как ни погляди. Тем не менее, разумно было бы вернуться домой, к Мастеру, который никогда не следовал за ним в его вылазках: вернуться домой и получить исцеление, возможно, даже получить похвалу. Последнее искушало его. Он еще не видел Кирея обрадованным. Повсюду в городе кипели битвы. Он чувствовал других Слуг на самом краю восприятия; соответственно, он знал, что и они могут чуять его. Он был слаб. Рассудок говорил ему, что пора отступать. И всё же он не мог отмахнуться от знакомого следа, и когда наконец понял, что именно ощутил — он подобрал копья и двинулся вперед, оставляя за собой алые следы. Она тоже дралась с другим Слугой. Он слышал, как они дрались на набережной — неприкрытый стон боли от нее, кричащий что-то мужской голос, — но всё было кончено, прежде чем он успел хоть что-то увидеть, и один из Слуг исчез из его восприятия. Не Сэйбер. Когда Диармайд подошел к ней, она была вся в крови, и земля вокруг была окровавлена и изрыта ямами. От ее врага не осталось и следа: только вражеский Мастер — изломанное тело неподалеку. Она опустила меч острием вниз. На него она не смотрела. — Ты убила ее? — спросил Диармайд. — Она была магом. Она истощила свои магические силы, пытаясь защитить своего Слугу, — ответила Сэйбер — и, будь он проклят, у нее даже не сбилось дыхание. — Но я бы ее убила. Ты не понимаешь правил этой Войны, Лансер. — Какая жалость. Ах, если бы только кто-то счел нужным просветить меня. Возможно, сарказм в его голосе заставил ее поднять взгляд. Впервые он увидел на ее лице удивление. — Я не хотела задеть твою честь, — сказала она. Собственный гнев всегда смущал его больше, чем жажда крови; мелочная обида была еще хуже — чувство, почти что незнакомое ему, если не считать тех моментов, когда он вспоминал о Финне, — но он неизменно отталкивал эти мысли прочь. — Твои намерения никого не заботят, — сказал он. — Кто он был? Тот, кого ты убила? — Арчер, — коротко ответила она. — Я не знала его имени. — Вот как. А я встретился с Райдером. — Он усмехнулся, но это была просчитанная, неприятная улыбка, которую он адресовал своим врагам; Сэйбер сощурила глаза в ответ. — Продолжим, ваше величество? — Ты не в лучшей форме, — возразила она, но он заметил, как она напряглась. — Я не собираюсь драться с раненым. — У тебя нет выбора. Я вызываю тебя, Сэйбер. Она предугадала его первый выпад и уклонилась от него; но, даже раненый, он был быстр — быстрее, чем она в своей тяжелой броне, и ей пришлось парировать удар Га Дерг. Оружие зазвенело при столкновении, и он ощутил трепет, которого не испытывал в схватке с Райдер. Почему бы это, подумал он. Затем он понял — сейчас он впервые знал, что действительно может умереть. Он ударил снова, и она снова отбила удар; еще раз, и копье зазвенело о ее доспех. Она оставалась мрачной и непреклонной, и это было хуже всего. — Зачем тебе это? — выкрикнул он, когда они на мгновение разошлись. — Это игра, Сэйбер? — Что? — она уставилась на него. — Нет. Я... — Тогда зачем ты играешь со мной? — он снова бросился на нее. Он видел, что необходимость только держать оборону утомляла ее, и это приводило его в ярость, и ярость подхлестывала его. — Зачем? Ответь мне. — Я никогда бы не стала. Я не играю, — процедила она сквозь зубы. Диармайд повысил голос: — Кто я для тебя? Что я значу? Га Будхе пробило край ее нагрудника: первая кровь — за ним. Сэйбер пошатнулась. Но он уже выдыхался, и голова кружилась всё сильнее; с безумным взглядом он оперся на оба копья и готов был бросить ей вызов снова, когда она наконец резко ответила. — Мой друг. Я думала, что ты был моим другом. — Что я сделал? Казалось, эти слова причиняют ей боль. — Ничего, — сказала она. — Я... ничего. Ты не понимаешь. — Не понимаю, — Диармайд перехватил Га Дерг. — Ты был призван в прошлый раз, — сказала Сэйбер, — и я предала тебя. Я не могу позволить этому случиться снова. Это место... это всё... — она покачала головой. — Здесь нет места для союзов. Ничего из них не выходит. Они только разрушают нас. Должно быть, недоверие отразилось на его лице; тем не менее, он остановился. — Я не прошу тебя о союзе, Артур Пендрагон, — сказал он. — Я прошу о чести сойтись в поединке с равным. И ты по-прежнему отказываешь мне в этом. Она молчала. Бездумно коснулась своей брони там, куда пришелся его удар. — Прости, — сказала она. — Мне действительно жаль. — Мне всё равно. Ты не хочешь убить меня. Ты не хочешь сказать мне правду. Что я должен делать? — Я не хочу видеть тебя, — прямо сказала она. — Думаю, мы не должны приближаться друг к другу. Это — лучшее, что мы можем сделать. Он рассмеялся — чувствуя странную легкость, едва ли не падая. — А что, у нас есть выбор? Как ни странно, именно это на нее подействовало. Пожав плечами, Сэйбер дематериализовала броню, оставшись в окровавленном костюме, с растрепанными волосами. Она огляделась вокруг. — Куда нам пойти, чтобы поговорить? — спросила она почти жалобно. — Понятия не имею, — потрясенно ответил Диармайд. — Разве не ты была здесь раньше? — Твой Мастер? Он покачал головой. — Идем, — сказала она, чуть поразмыслив. — Я знаю место, куда мой не пойдет.***
Она привела его в церковь Фуюки. — Это нейтральная территория, — сказала она; и если его собственный обман и отразился на его лице — он не знал, удалось ли ему это скрыть, — она предпочла ничего не заметить. В любом случае, Кирей этой ночью был где-то в другом месте — Диармайд считал, что ему не положено расспрашивать о подобном, — и они были здесь наедине. Они медленно шагали вдоль скамей, оба — вымотанные до предела, пока она не плюхнулась на одно из сидений. Он встал рядом, опираясь о деревянную спинку. — Тебе нужно лечение, — заметила она. Он приподнял уголок рта: — Тебе тоже. — Как-нибудь позже, — отмахнулась она, и небрежность в ее голосе заставила его улыбнуться с неожиданной приязнью. Это казалось почти знакомым. Но как может быть знакомым то, чего он даже не помнил? Возможно, это прошлое и настоящее наслаивались друг на друга: одна жизнь и другая. Артур и Фионн. Диармайд нахмурился и опустил голову. Сэйбер всё смотрела на него. — Можно? — вдруг сказала она. Он даже не знал, о чем она спрашивает. Помедлив, она подняла руку в перчатке и поднесла к его лицу — нет, не к лицу, только к кончикам волос. Ее пальцы едва задели их и тут же отдернулись. — Ты точно такой же, как я тебя помню, — сказала она. — Мы... не расстались добром. — Ты предала меня. — Это прозвучало как утверждение без особой уверенности и одновременно вопрос. Он повернул к ней лицо, но она не стала больше касаться его. — Как давно? Она замешкалась. — Десять лет, я думаю, — сказала она. — Ты был Слугой одного мага. Высокородного лорда-аристократа. Ты был верен ему, но он не был добр к тебе. А твой новый Мастер? Как он — или она — к тебе относится? Диармайд вспомнил, как Кирей с сочувствием опускал руку на его плечо. Затем он вспомнил ложь, которую Кирей приказал ему говорить. — Мне не подобает требовать доброты, — устало сказал он. — Только возможность искупления. — Ты уже искупил свои проступки, — она выглядела потрясенной; отвела взгляд. — Я — нет. То, что я сделала со своим королевством. И с тобой. Он заставил себя утомленно улыбнуться; было нечто предельно честное и открытое в ней, самоотверженность и вдумчивость — должно быть, подумал он, и ее рыцари видели в ней то же самое. — Неужели все христиане такие же, как ты? — Что? — Сэйбер моргнула. — Так же склонны к бесконечному самобичеванию? — он улыбнулся шире. — Есть ли хоть что-то, что не заставляет тебя чувствовать свою вину? Похоже, она глубоко оскорбилась. — Тебе не понять, — бросила она — и тут же пожалела об этом, добавив: — Прости. Я знаю, у тебя есть своя ноша. — Есть, — согласился он, — но это другое. Я навлек на себя бесчестье, когда взял в жены невесту моего господина. Но нет никакого смысла постоянно думать об этом. Ты же всегда носишь с собой то, что полагаешь своими ошибками, верно? Сэйбер отлично шел ее костюм, отвлеченно подумал он; должно быть, его сшили специально по ее мерке. Ее Мастер явно не жалел средств. Увы, теперь на ткани расцветали кровавые пятна: придется его заменить. Ее длинные светлые волосы были безо всяких ухищрений собраны на затылке и потемнели от пота на висках. Она открыла рот, собираясь ответить, закрыла снова и прищурилась. — А ты стал нахальнее, чем мне помнится, — заметила она. — Неужели? Ее губы чуть дернулись: улыбка и угроза одновременно. — Хм. Пожалуй, совсем немного. Диармайд сообразил вдруг, что им следует расстаться, пока не вернулся Кирей, и что ему придется сейчас изображать, будто он уходит в другое место. Быстро продумав свою ложь, он выпрямился — по-прежнему не очень твердо держась на ногах от потери крови и усталости — и коротко поклонился Сэйбер. — Мне нужно идти, — сказал он. — Могу ли я увидеть тебя снова? Она удивленно взглянула на него. — Там, на набережной? — не отступал он. — Если твой Мастер разрешит тебе? — Я не знаю, — сказала она, вновь прячась в свою скорлупу. — Я не могу ничего обещать. Что ж, решил Диармайд, придется довольствоваться и этим.***
Его Мастер тоже был христианином, но сложно было найти между ним и Сэйбер что-то общее: в нем таилось бездонное темное спокойствие. Он что-то напевал себе под нос, наводя порядок в ризнице. Диармайд опустился на колени рядом с ним, не осмеливаясь ничего коснуться. — Мастер? — решился спросить он спустя некоторое время. — Да? — Позволено ли мне задать вопрос касательно вашей веры? — Разве я не говорил тебе? — Кирей улыбнулся. — Тебе не нужно спрашивать моего разрешения, чтобы задавать вопросы. Диармайд кивнул. — Простите, Мастер. — Он наполовину ожидал, что Кирей отчитает его за извинения, но тот только вернулся к своей работе. — Я хотел бы узнать, как долго вы придерживались своей веры. — А когда ты стал язычником, маленький Лансер? Всегда, сколько я себя помню, — легко ответил Кирей, — с тех пор, как я был ребенком. Так устроен мир. Диармайд тоже полагал, что знает, как устроен мир; но он решил не говорить этого Кирею. — Значит, поэтому вы желаете получить Грааль? — сказал он. — Потому что он принадлежит вашему Богу? Это привлекло внимание Кирея. Он обернулся, глядя на Диармайда из-под полуприкрытых век. Он был высок и хорошо сложен. Он помедлил, подбирая слова; его легкая усмешка в этот момент стала странно зловещей. Казалось, он взвешивает разные варианты. — Я хочу принести человечеству мир, — произнес он; и в его голосе звучало удовольствие. — Мой народ не ждет мира, Мастер, — сказал Диармайд. — Точнее, мы не ждали его. Мы ценили мир, пока он длился, но мы всегда готовились к войне. — Я знаю. Такова ваша природа, — ответил Кирей. — Встань, Лансер; я хочу посмотреть тебе в глаза. Диармайд с сомнением поднялся на ноги и вздрогнул, когда Кирей приподнял его подбородок кончиками пальцев. — Посмотри на меня, — повторил он, и Диармайд заставил себя встретить его взгляд. Кирей долго, внимательно смотрел на него. Диармайд мог только догадываться — и бояться — что именно он искал. Но он, похоже, так и не нашел ничего; только сказал напоследок: — Любовь — вот замысел Господень для нас, маленький Лансер. Страх лишь разделит нас.***
На следующую ночь, на набережной, Диармайд встретил юношу: сперва он подумал, что почуял очередного Слугу, но когда отправился на поиски — обнаружил лишь какого-то бредущего домой пьяницу, светловолосого, одетого в темное, который проигнорировал его и неверным шагом уходил в противоположном направлении. Диармайд не обратил на него особенного внимания; не его он ждал, наполовину осмеливаясь надеяться, наполовину смиряясь с возможностью никогда больше не увидеть Сэйбер. Но она пришла — твердой поступью, в незапятнанном черном, — и сердце его воспряло. Он не собирался даже думать больше об этом пьянице. Зато Сэйбер замерла, и незнакомец повернул голову. — Ты, — сказала она. — Что ты делаешь здесь? — Она взглянула на Диармайда: — Что он здесь делает? Должно быть, растерянность отразилась на его лице, потому что она только покачала головой и повернулась к незнакомцу — тот выпрямился в полный рост и приподнял брови. — Как я погляжу, у нас тут встреча старых друзей. Га Дерг материализовалось в руке Диармайда. Незнакомец фыркнул: — Давай, попробуй. Будто ты на что-то годен, шавка. — Предполагается, что этого очаровательного юношу я тоже должен помнить? — Диармайд оглянулся на Сэйбер. — Ты ничего не потерял. — Она снова пристально уставилась на незнакомца. — Что ты здесь делаешь? Ты не Слуга. Незнакомец засмеялся. Воздух вокруг него на мгновение замерцал, и Диармайд напрягся; но свечение тут же померкло, и незнакомец только смотрел на них обоих. — Ты всегда будешь Слугой, — сказал он. — Ты ничего не понимаешь. — Что ты здесь делаешь? — требовательно повторила Сэйбер, сжимая Эскалибур и повысив голос — но на этот раз незнакомец не ответил ей, вместо этого переведя расфокусированный взгляд на Диармайда. — Добр ли к тебе твой Мастер, Лансер? — протянул он. Это прозвучало зловещим эхом слов Сэйбер, и Диармайд мог лишь ошеломленно моргнуть. Впрочем, незнакомец и не ожидал ответа; он тряхнул головой, одновременно неуклюже и надменно, смерил их обоих презрительным взглядом — а затем расправил плечи и исчез. Диармайд смотрел на пустое место. Сэйбер продолжала смотреть туда же, не опуская меч. — Это неправильно, — произнесла она наконец, обращаясь скорее к самой себе. — Еще один старый друг, я уже понял, — сказал Диармайд с куда большей легкостью, чем ощущал на самом деле. — Враг. Он изобразил на лице философские раздумья: — Ну, говоря теоретически... — Он был в особенности неприятным противником, вот что я имею в виду, — отрезала она. — Мне это не нравится. Я не понимаю, что это значит. Он не должен помнить, — она покачала головой. — Это меняет... меняет всё. Мне нужно поговорить со своим Мастером. Она повернулась. Не думая, Диармайд протянул к ней руку: — Ты пришла поговорить со мной. — Я ничего тебе не обещала, — коротко ответила Сэйбер, явно не в духе — она ни разу не взглянула на него толком с тех пор, как они повстречали незнакомца, и не смотрела сейчас. Он схватил ее за руку. Она обернулась, глядя ему в лицо; он смотрел в ответ, сам удивляясь своему поступку. — Ты не можешь уходить вечно, — настойчиво произнес он. — Мне нужно поговорить со своим Мастером, — она нахмурилась. — Нужно избавиться от него снова. Ты не поймешь. — И никогда не пойму, — парировал он, — если ты продолжишь так делать. Скажи мне, Сэйбер, что изменится, если ты одержишь победу? Что, если всё это повторится снова? Должен ли я умереть, так ничего и не поняв? Разве это сработало в прошлый раз? Из всех упреков, которые он бросал, почти не думая, именно последний, похоже, пробил ее защиту. Она выглядела уязвимой, и он ощутил холодное дуновение скорби. — Прости меня, — сказала она. — Из всего, что я хотел бы от тебя, — сказал Диармайд, — жалость — единственное, что ты желаешь мне дать, Артур Пендрагон. Он отпустил ее в следующую секунду, понимая, что пересек черту. Сэйбер вздрогнула, опустив плечи, и ему вдруг показалось, будто он видит незримый груз, который она несла, тяжело лежащий на ее плечах. Ее костюм растаял, и она стояла, облаченная в синее и серебро, глядя куда-то вдаль отсутствующим взглядом. Он хотел было коснуться ее снова — теперь по иной причине, — но остановил руку. На мгновение он подумал, что она готова заплакать. Но вместо этого ее лицо точно окаменело, и, повернувшись к нему спиной, она сказала: — Идем.***
Они шли, никуда не торопясь. Присев на берегу реки, Сэйбер рассказала ему о прошлой войне, об именах их прежних Мастеров и о золотом Слуге, что преследовал их теперь; слушая ее, Диармайд пускал камни по воде. Она не снимала броню, по-прежнему опасаясь нападения, но ничто и никто не потревожило их. Интересно, подумал он, сколько еще ночей они могут выкроить для себя. Рано или поздно маленькая Мастер Сэйбер будет ожидать результатов; рано или поздно Кирей тоже будет их ожидать. — Итак, ты одержала верх, — сказал он. — В каком-то смысле, — она смотрела вдаль, за реку. — Мой Мастер заставил меня уничтожить Грааль. — Ты уничтожила его, — повторил он, — и ты по-прежнему?.. Она покачала головой, раздосадованно и бессильно, и попыталась описать жестом нечто безграничное. Диармайд обнял колени руками, глядя на нее. — Нет смысла в состязании, — произнес он. — Они лгали нам. Все они лгали нам. Или почти лгали. — Мы всё равно связаны, — ответила она. — Чем? Честью? Честь никак не вяжется со всем, что ты рассказала, — собственный напор удивил его. — И не говори мне, будто это очередное требование твоего Бога. — Нет. Я имею в виду Печати Приказа, и их магию, и всё это. И время. — Он моргнул, и она снова оказалась одета в костюм — будто смирилась с чем-то, чему не могла противостоять на поле боя; в ее голосе звучало отчаяние. — Я имею в виду, что мы не можем сбежать. Нам некуда бежать. Он протянул руку. — Может быть, твой Мастер... — Она так же связана, как и я, — сказала Сэйбер. Она не стала ничего пояснять, и он не решился расспрашивать. Огни города мерцали, отражаясь в воде. К этому зрелищу он уже успел привыкнуть; но он помнил темные воды Ирландского моря, освещенные лишь проблеском луны. Они всегда полагались лишь на милость богов. Теперь, в современном мире, люди подчинили себе всё, даже свет солнца. Но, может быть, кое-что осталось неизменным. Диармайд улыбнулся — не без иронии. — Он сказал мне, что я — сильнейший. Сэйбер вопросительно посмотрела на него. — Мой Мастер, — уточнил он. — Они всегда это говорят? — Каждый из них, — сказала она с вымученным смешком. Он потянулся к ее затянутой в перчатку руке, и она взяла за руку его, и так они сидели еще долго.***
Он не ожидал увидеть ее снова. Отчасти он опасался, не падет ли она в битве прежде, чем они встретятся — но больше он был уверен, что он падет первым, или что Кирей разгадает его, и свяжет Печатью, и она будет вынуждена убить его тоже, снова, не в первый уже раз. Кирей по-прежнему оставался его Мастером — сильнейшее из воздействий, которое он чувствовал в своем теле, темный силуэт, скользящий под сводами церкви; Диармайд по-прежнему ощущал его тяжелое касание на своей коже. Что-то жгло его изнутри, думал Диармайд; и хотя он знал, что Кирей был лжецом, он не мог заставить себя презирать его. Возможно, потому, что он знал, что Кирей — его Мастер. Возможно, дело было в чем-то еще. Когда Сэйбер снова пришла встретиться с ним на берегу, они взялись за руки и вместе вернулись в церковь. Диармайд не знал, окажется ли там Кирей, и, по правде говоря, уже не заботился об этом; пусть обман раскроется, думал он, пусть всё горит огнем. Но церковь была пуста, и Кирей был где-то в другом месте. — Нет ли способа, — спросил он, — который позволит мне вспомнить? Эти слова опечалили ее — судя по тому, как изменилось ее лицо, — и он на миг пожалел о своем вопросе. — Нет, — сказала Сэйбер. — То, что я могу помнить — свойство Авалона. Я не могу передать его тебе. — Значит, это — всё, что у нас есть, — он обвел пространство вокруг широким жестом, подразумевая нечто, что не мог выразить. Она кивнула. — Могу ли я просить тебя о милости, Король Рыцарей? — Можешь, — сказала она; в ее глазах блеснула неуверенность. — Сними перчатку, — попросил Диармайд, — чтобы я мог поцеловать твою руку. Ее лицо оставалось непроницаемым. Стянув с маленькой руки черную перчатку, она отбросила ее прочь и протянула ему руку. Он наклонил голову, коснувшись губами ее костяшек. Сэйбер подняла открытую ладонь и приложила к его лицу. Затем приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Диармайд не мог вспомнить, когда в последний раз целовал женщину по своей воле — или мужчину, если на то пошло. Запустив пальцы в ее волосы, он ответил на поцелуй; она обняла его, и он наконец сдался — поддался чувствам, поднимающейся волне в его разуме. То, что они делали, было неправильно, он знал — по его меркам, потому что они были в доме его Мастера, и по ее, потому что они были на священной земле, — но это лишь подстегивало его. Отчаяние, вот что это было. И ее отчаяние было еще сильнее: он чувствовал это в ее жестких, требовательных поцелуях, в нетерпеливых движениях ее рук, скользящих по его телу и обхватывающих вокруг пояса. Она была не похожа ни на кого из тех, с кем ему доводилось бывать прежде. Она была — больше, чем кто-либо другой: сильная и смущенная, уверенная и неуверенная поочередно; она стягивала с него одежду неловкими пальцами. Она удивила его, когда откинулась назад, сбрасывая пиджак и развязывая галстук, и позволила ему расстегнуть пуговицы на рубашке. Ее кожа под пальцами точно обжигала. Когда она коснулась шрама на его груди, ее лицо исказилось болью, и он вновь подумал, что она может заплакать — поэтому он поднял руку, гладя ее волосы, и улыбнулся. Она заговорила — впервые, показалось ему, за целую вечность. — Ты даже не знаешь, что это значит. — Я знаю больше, чем ты думаешь, — тихо ответил он и поцеловал ее снова. Он не был неторопливым. Она не позволила бы ему, и, по правде говоря, он и сам не хотел медлить. В одно мгновение она касалась его и он целовал ее шею, а в следующее — она уже была обнажена, оседлав его, обхватывая его ногами, и вскрикнула, когда он скользнул глубоко в нее. Он не был уверен, кто из них чувствует боль. Они двигались в унисон — иногда даже слишком, и он должен был заставлять себя остановиться, замереть; она покрывала его лицо и горло беспорядочными поцелуями — один из них пришелся в кончик носа, и он улыбнулся на рваном выдохе; он втиснул руку между ними, нащупывая ее чувствительную точку, и орудовал там, пока у нее не перехватило дыхание. Он не думал ни о чем больше. Не о чем было думать. Потом, когда всё кончилось, Сэйбер облачилась в свою мерцающую броню — вероятно, вместо того, чтобы снова одеваться, — а он принялся натягивать разбросанную одежду. Он вдруг подумал, что они даже не задержались в объятиях друг друга. Но это казалось неправильным. Она наклонилась вперед и неуверенно поцеловала его в лоб, у самой линии волос. Диармайд перехватил ее руку. — Прости, — сказал он. Его голос эхом отдавался под сводами церкви. — Есть еще кое-что, о чем я хотел бы просить тебя. Она наклонила голову набок. — Первое, о чем я тебя просил, — сказал он, криво усмехнувшись. — Единственное, что ты сможешь сделать для меня. На мгновение он подумал, что она попросит уточнить — но она посмотрела на него с неожиданным, глубоким и пугающим пониманием, и затем отвела взгляд. Казалось, она вновь собирается с духом. — Здесь не место для этого, — сказала она, помолчав. — Нет, — Диармайд улыбнулся.***
Вернувшись к реке — в последний час ночи, когда солнце уже подбиралось к восходу, — они встали друг напротив друга. Диармайд поднял оба копья, и Сэйбер ответила ему долгим взглядом. — Уничтожь мою реликвию, — сказал он, — если победишь. Я не хочу повторять это снова. Она улыбнулась ему. — Ты тоже можешь победить, — сказала она. — Ты достаточно близок к этому. Он усмехнулся. — Я же сказал: «если». У них были все причины поторопиться — еще немного, и они рисковали привлечь публику. Не то чтобы это имело значение, решил Диармайд. Он вздрогнул: перед рассветом было холодно. — Знаешь, — сказал он, — думаю, наши Мастера ничуть не будут нами довольны. — Думаю, ты тянешь время, — парировала Сэйбер. — Может быть, — он прокрутил Га Будхе в воздухе. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Сэйбер подняла меч. Без заклинания ее Мастера клинок был теперь виден, и руны на нем сияли. — Я хочу, чтобы ты получил свое желание, Диармайд О'Дуибне, — сказала она. Затем она бросилась на него, и начался бой.