Единственный

Пыль была везде. Она покрывала дороги и стены домов, висела в воздухе и, кажется, лежала даже на лицах жителей. Дождя бы, но тот был всего двое суток назад, и облегчения не принес. Но, стоило дойти до окраины, как она исчезала без следа. Наверное, надежда была глупой. Пять лет пустых поисков, ненависти того, кого считал своим братом и чувства вины. Он винил себя в том, что не смог спасти Единственного. И теперь все, что у него было — это надежда. Только она текла по венам вместе с кровью и заставляла биться сердце. Жить, улыбаться, помогать тому, кто в этой помощи нуждался. Еще пять лет назад он полыхал ненавистью к Цишань Вэнь, но после Аннигиляции Солнца от некогда сжигающего его чувства остались лишь угольки. Он был пуст, почти мертв, пока такое простое, в сущности, осознание не накрыло его, заставив снова начать дышать. Тело Цзян Фэнмяня так и не нашли. Только оборванный колокольчик, сломанный меч и обрывок его одеяния. Его не нашли ни живым, ни мертвым, и один этот факт доводил Вэй Ина до дрожащих пальцев и сорванного дыхания. Многие, в том числе и Цзян Чэн, считали, что псы ордена Вэнь либо сожгли труп Цзян Фэнмяня, либо утопили его в пруду. Но Вэй Ин не верил. Не в такой исход. Он должен был увидеть сам истлевшие кости, прах, хоть что-нибудь. Цзян Чэн не желал ничего слышать, как и остальные оставшиеся в живых, но Вэй Ин жил только этим. И, как только появилась возможность, начал поиски. С одной надеждой, мечом и флейтой, он ушел, отлично понимая, что больше не вернется. Что ему больше некуда возвращаться. Его нигде больше не ждут. И он больше никому не нужен. Не имея следов и зацепок, он бродил по свету, расширяя круги, центром которых всегда была Пристань Лотоса. Не принадлежащий никакому клану или ордену, ставший бродячим заклинателем, он зарабатывал ночными охотами и тем, что удавалось найти, но упорно шел вперед, живя только памятью о ласковых руках и нежном теплом взгляде. Цзян Фэнмянь, приемный отец, ставший возлюбленным и любовником — для Вэй Ина он был жив. Вэй Ин с жадностью умирающего от жажды собирал и тщательно просеивал все сплетни и слухи. Проверял те, которые казались интересными или перспективными для его поисков, разочаровывался, когда и в этот раз ждала неудача, и шел дальше. За эти годы он, кажется, разучился удивляться и был готов ко всему. Но даже в своем самом страшном сне он не мог представить, что в обычном нищем бродяжке узнает некогда гордого и мягко-властного главу Ордена Юньмэн Цзян, Цзян Фэнмяня. … — Пошел прочь, здесь нет ничего для такого, как ты! — этот женский визг, обычный, в общем-то, для больших городов, никогда не привлек бы погруженного в свои раздумья Вэй Ина, если бы не голос, который раздался следом, и от которого Вэй Ина продрало до самого позвоночника. — Прошу прощения, госпожа, я всего лишь хотел взять немного воды из дождевой бочки. Мягкий, виноватый, заискивающий. Слишком вежливый для одетого в запыленные лохмотья человека в капюшоне. — Ты грязный и воняешь, сходи к реке, — женщина, стоящая на крыльце богатого дома, смотрела на бродяжку с нескрываемым презрением, хотя, судя по одежде, сама была всего лишь служанкой. Но надменности и превосходства могла бы позавидовать, наверное, даже ее хозяйка. — Извините, госпожа, — мужчина в лохмотьях поклонился и, развернувшись, отправился прочь. Медленно, припадая на левую ногу, неловко одергивая грубый плащ в заплатках. Вэй Ин замер, глядя ему вслед и не смея верить своим глазам. Он не видел его лица, походка и стать ничуть не напоминали Цзян Фэнмяня, но это был его голос, его движение рук. И сердце готово было выломать грудную клетку. Все еще не веря и не решаясь подойти, Вэй Ин направился следом, чутко следя за каждым движением. А бродяжка дошел до конца улицы, споткнувшись пару раз, словно ему было сложно поднимать ноги или он просто плохо видел, и, завернув за угол, бессильно привалился к чьему-то забору, который был достаточно высоким для того, чтобы с крыльца или окна дома не увидели такого «соседа». Но, к несчастью, его почуяла собака, бегающая во дворе, и разразилась громким лаем. Вэй Ин испуганно замер, уже готовый дать деру, как в далеком детстве, но уже спустя несколько секунд борьбы с собственным страхом поспешил вперед. Сжимаясь внутри, каждое мгновение ожидая, что ворота откроются, и получившая свободу собака нападет на них, он подошел к мужчине и аккуратно подхватил его под локоть. — Мой господин, здесь лучше не останавливаться, надо пройти дальше. Я вам помогу, — от страха его голос сел, пальцы подрагивали, но он упорно сдерживал себя, чтобы не перейти на бег. И только когда лай стал тише, а улица осталась позади, перевел дух. Страх отступил, пришло облегчение, а потом и ужас, когда капюшон соскользнул с головы бродяжки, и тот посмотрел на Вэй Ина. Цзян Фэнмянь. Это был он. Его некогда тонкое красивое лицо, сейчас изможденное, потемневшее и словно иссеченное тонкими шрамами, которые были бы незаметны, будь его кожа такой же светлой, как раньше. Собранные в хвост грязные волосы висели сосульками, на скуле еще был виден след от недавней ссадины. И глаза, в которых не было ни капли узнавания. — Спасибо, добрый господин, — Цзян Фэнмянь улыбнулся, и Вэй Ин заскулил про себя. Он знал и любил эту улыбку. Она снилась ему каждую ночь все эти годы. Тем страшнее было видеть ее на этом лице. Не в силах сказать ни слова, он только покачал головой, кусая губы. Но как только Цзян Фэнмянь попытался отойти, удержал за локоть. — Вы, наверное, голодны и замерзли. Я могу вам помочь. В глазах Цзян Фэнмяня промелькнули страх, и он отшатнулся. — Нет, не стоит пачкать об меня руки. Спасибо, добрый господин, но я сам. Вэй Ин резко выдохнул, чувствуя, как от боли темнеет в глазах. Цзян Фэнмянь испугался. Испугался, когда ему предложили помощь. Не гордость говорила в нем, а страх. Что случилось с ним? Кто посмел причинить ему боль?! — Цзян Фэнмянь, — выдохнул он, и на лицо мужчина набежала тень. Он нахмурился и покачал головой. — Я не знаю, о ком вы говорите. Вы обознались, молодой господин. — Возможно, — взять себя в руки было сложно, но необходимо. — В таком случае, может, назовете мне свое имя? — Юнь Чжэн, — с легкой заминкой произнес Цзян Фэнмянь и, неловко поклонившись, пошел прочь. Но, стоило ему пройти несколько шагов, как он замедлился, а потом и вовсе остановился. Покачнулся, отчаянно охнул и упал бы, если бы Вэй Ин не успел раньше. Подхватив его на руки, он вместе с ним опустился на колени прямо на землю, но даже не заметил этого. Цзян Фэнмянь слабо забился, но Вэй Ин только сжал объятия сильнее. — Не надо бояться меня, я не сделаю вам больно. Никогда. Только не вам. Не причиню вреда. — Почему? — в голосе Цзян Фэнмяня не было ничего, кроме неверия. — Вы напоминаете мне человека, которого я очень любил и которого потерял, — Вэй Ин не мог его отпустить, просто не мог. Он был готов умолять, только бы остаться рядом. — Позвольте мне помочь. Я не сделаю вам ничего плохого. Цзян Фэнмянь только обреченно закрыл глаза, сдаваясь. Кажется, он перестал сопротивляться не потому, что поверил Вэй Ину, а потому что на борьбу не осталось сил. Как же он измучился и ослаб… — Я помогу вам, — повторил Вэй Ин и медленно поднялся. До снятого им домика на окраине путь был неблизкий, но Цзян Фэнмянь был таким легким и тощим, что на глаза невольно наворачивались слезы. — Хорошо. Только поставьте меня. Вэй Ин молча повиновался. Поставил Цзян Фэнмяня на ноги, но отпускать совсем не собирался, аккуратно придерживая. Всю дорогу они молчали, только Вэй Ин чутко прислушивался к тяжелому дыханию, да кидал редкие взгляды на изможденное лицо, узнавая каждую крошечную родинку, знакомясь с новыми следами на огрубевшей коже. Он шел вперед, ведя его за собой и не обращая внимания на обращенные к ним взгляды, на сыпавшиеся вслед насмешки. По сути, он их даже не слышал, ведомый только одним желанием: спрятать Цзян Фэнмяня от чужих глаз. И как только переступил порог домика, тут же развил бурную деятельность. Устроив Цзян Фэнмяня на постели, он притащил и поставил в комнате старую, но прочную бочку, в которую натаскал воды. Дал соседскому мальчишке денег и отправил за едой, а сам, раздевшись до штанов, чтобы не замочить рубаху, помог забраться Цзян Фэнмяню. Тот отчаянно смущался, раздеваясь, но желание наконец помыться пересилило стеснение. Вэй Ин только поджимал губы, отмечая его торчащие ребра, шрамы на бедре и на боку. Каждая из этих ран могла бы стать смертельной, и Вэй Ин вознес благодарственную молитву за то, что Цзян Фэнмянь жив. Просто жив. Когда Цзян Фэнмянь погрузился в воду, Вэй Ин отвернулся, только бы не видеть выражение его лица. Исказившееся, словно расколовшееся — оно стало таким открытым и беззащитным, что Вэй Ин испугался, что не выдержит. И засуетился, ища сначала мыльный корень, а потом и перебирая свои собственные пожитки. Одежды было немного, но она была чистой. К тому же за эти годы Вэй Ин еще вытянулся, раздался в плечах, так что она была впору Цзян Фэнмяню. Когда сердце перестало пытаться проломить грудную клетку, Вэй Ин снова повернулся к Цзян Фэнмяню. Тот как раз пытался справиться с волосами, и Вэй Ин шагнул к нему, не раздумывая. — Позвольте мне, мой господин. Я помогу. Цзян Фэнмянь вздрогнул, покорно опустил руки, но плечи выдавали его напряжение. Вэй Ин покачал головой, поджав губы, и потянулся за мыльным корнем. Расправив, распутав длинные, но неровно обрезанные пряди, он с нескрываемой нежностью принялся их мыть. Грязь и пыль исчезали, и вместе с ней уходило и напряжение из тела Цзян Фэнмяня. Он понемногу расслаблялся, а потом вдруг запрокинул голову, и Вэй Ин выдохнул сквозь стиснутые зубы, заметив блестящие дорожки на его щеках. — Простите, — хрипло произнес Цзян Фэнмянь, с силой зажмуриваясь и снова опуская голову, словно прячась. — Горячая вода меня слишком сильно расслабила. — Дождевая вода или река хороши жарким днем, а на улице прохладно, — тактично выдал Вэй Ин и, отжав волосы, помог Цзян Фэнмяню выбраться из ванной. Пока он возился с уборкой, тот успел обсохнуть и одеться. Вэй Ин даже порадовался, что Цзян Фэнмянь не стал отказываться от новой одежды. Так что его старые лохмотья выкинул без сожалений. Отправив их в мусорную кучу он, тем не менее, задержался на крыльце, глядя на свои трясущиеся руки. Сердце не желало успокаиваться, пальцы подрагивали, а во рту разливалась горечь. Но он все еще держал свои эмоции под контролем, и очень надеялся, что не сорвется. Если он испугает Цзян Фэнмяня… От мыслей его очень вовремя отвлек вернувшийся мальчишка, сгибающийся от тяжести всего того, что заказал в ближайшей таверне Вэй Ин. Отдав ему причитающиеся пирожные за работу, Вэй Ин вернулся в дом. Засуетился у стола, раскладывая и расставляя снедь на немного покосившемся, но еще очень крепком столе. Горшочки с супом и ребрышками, целое блюдо с пирожками, еще одно со сладостями, два кувшина: один с легким вином, другой с соком из локв — целый пир даже для него, не говоря уж о неизвестно сколько времени голодающем бродяжке. — Мой господин, раздели со мной ужин. Здесь слишком много для меня одного, — он повернулся к Цзян Фэнмяню и замер, глядя на него. Чистый, с уже расчесанными волосами, в нормальной одежде — сейчас он уже ничем не напоминал того бродяжку, которого Вэй Ин встретил на улице. И пусть лицо все еще было потемневшим от уличного загара и перенесенных невзгод, осунувшимся и изможденным, во всей его фигуре снова появилась былая стать. Плечи развернулись, спина выпрямилась, а в глазах появился блеск. В ответ на предложение Вэй Ина он только тонко улыбнулся, но кивнул, явно стараясь не смотреть в сторону стола. Вэй Ин отразил его улыбку, сделав свою радостной и широкой, и первым устроился за столом. Придвинул к присевшему напротив Цзян Фэнмяню горшочки и блюда, а сам принялся уплетать пирожки, то и дело смотря в окно и болтая обо всем и ни о чем, старательно не замечая, как подрагивают пальцы Цзян Фэнмяня и как торопливо он ест. Только когда первый голод был утолен, он поднял на него взгляд и налил вина. — Я хотел бы, чтобы ты остался здесь, мой господин, — выдал он, заметил, как напряглись плечи Цзян Фэнмяня и, как ни в чем не бывало, продолжил. — Мне предстоит серьезная Ночная охота, но я не хочу оставлять дом и вещи без присмотра. Ты волен поступать так, как хочешь, но я был бы тебе благодарен. К тому же мне скучно одному. Цзян Фэнмянь чуть расслабился. — Ночная охота? Так ты заклинатель? — его внимательный, тот прежний, взгляд прошелся по всей фигуре Вэй Ина. — Бродячий, — Вэй Ин небрежно повел плечом. — Я обязательно все тебе расскажу, но только когда вернусь. Ты же не откажешь мне в просьбе? Цзян Фэнмянь закусил губу, а потом кивнул. — Ты много сделал для меня. И это все, что просишь взамен? — его еще маяли сомнения, и, наверное, где-то глубоко внутри еще жил страх. — Не взамен, — Вэй Ин покачал головой. — Просто прошу. И мне не нужно ничего взамен. Ты действительно волен поступать так, как хочешь. Не знаю, чем тебе пришлось расплачиваться за помощь в прошлом, но я ничего не требую от тебя. И вообще, солнце уже село, так что мне пора собираться. Он встал из-за стола и потянулся. Поймал взгляд Цзян Фэнмяня на себе и отвернулся, пряча улыбку. Он знал этот взгляд, даже если сам Цзян Фэнмянь еще не осознавал, что происходит. Точно так же он смотрел в той, прошлой жизни, когда Вэй Ина накрывало желание немного подразнить любимого мужчину. — Я не буду убирать со стола. Ночь будет длинной, и ты можешь еще проголодаться. С этими словами он тряхнул головой и принялся собираться. Талисманы, амулеты, меч, любимая флейта, флаги, компас — под внимательным взглядом Цзян Фэнмяня он складывал в сумку все, что только могло ему пригодиться. На самом деле охота должна была быть довольно легкой, так что он рассчитывал вернуться еще до рассвета. Но опыт научил его тому, что легкое на первый взгляд далеко не всегда таким является, так что надеялся он на одно, но готовился к другому. Впрочем, в этот раз все действительно было просто. Он даже нашел причину появления в округе мертвецов, разобрался с ней, и домой вернулся еще до того, как перевалило за полночь. Окна еле заметно светились. Очень тепло и уютно. Настолько, что на секунду его охватило нестерпимое желание просто остаться здесь. В этом городе, в этом доме. И чтобы Цзян Фэнмянь был рядом. Как Юнь Чжэн, как угодно, пусть даже без намека на те чувства, что были. Просто рядом. Поймав себя на этих мыслях, он только покачал головой и, толкнув дверь, переступил порог, надеясь, что Цзян Фэнмянь не ушел, оставив огонь в очаге. Цзян Фэнмянь не ушел. Видимо, не решившись лечь на хозяйскую кровать, он устроился прямо на полу рядом с очагом, подстелив какие-то тряпки. От этой картины у Вэй Ина защемило сердце, и он с силой закусил губу, запрещая себе думать. Бесшумно войдя внутрь комнаты, он разделся, убрал сумку с инвентарем, умылся и, кинув на убранный стол короткий взгляд, опустился на колени рядом со спящим Цзян Фэнмянем. Долго-долго смотрел на его спокойное лицо, на котором играли блики от огня, на длинные тонкие пальцы, а потом, чувствуя, что не может больше сдерживать себя, отчаянно застонал и уткнулся лбом в сжатый кулак Цзян Фэнмяня. Сделал два судорожных отчаянных вдоха в последней попытке удержаться, и сдался, разрыдавшись. Боль, страх, тоска, вина — с горькими, словно выжигающими слезами, уходило все. И когда слезы закончились, он вдруг понял, что кулака под его головой больше нет. Что он зарылся лицом в живот Цзян Фэнмяня и что на его затылке лежит чужая теплая ладонь. И сердце Цзян Фэнмяня бьется слишком часто. — Прости, я разбудил тебя, — глухо произнес Вэй Ин, не в силах поднять голову, отпустить ощущение близости, такой знакомый и любимый запах тела. — Ты очень любил того, кого я тебя напоминаю, — также глухо произнес Цзян Фэнмянь, и Вэй Ин сжался. Не нужно говорить, это все только усложнит, но… — Тебя. Ты напоминаешь мне тебя. И люблю я тебя. Я не знаю, где ты был все это время, я боюсь представить себе, что ты пережил, и мне все равно, что ты совсем не помнишь меня. Но я люблю тебя. Тебя, мой господин. Я так долго тебя искал, и я тебя нашел. Мой Цзян Фэнмянь. Мой Единственный. Лежащий под ним вздрогнул, пальцы в волосах сжались до боли и почти тут же расслабились, пригладив потревоженные прядки. А потом исчезли. Цзян Фэнмянь пошевелился и сел, вынудив Вэй Ина отстраниться. — Мне очень жаль, Вэй Ин, но ты ошибся, — он неуклюже поднялся на ноги, отворачиваясь. Внутри Вэй Ина разлилась мгновенная боль, но он заставил себя не обращать на нее внимание. Что-то, сказанное Цзян Фэнмянем, его зацепило. Воткнулось занозой, загорелось. — Спасибо тебе за помощь и приют, но мне пора. Не хочу причинять тебе боль своей схожестью с твоим любимым. Ты обязательно найдешь того, кого ищешь, но это явно не я. Он уже шагнул к двери, когда Вэй Ина накрыло пониманием. Он сузил глаза и, легко обогнав Цзян Фэнмяня, преградил ему дорогу. — Я не называл тебе своего имени. Цзян Фэнмянь посмотрел на него, и Вэй Ин привалился спиной к двери, когда ноги внезапно ослабли и отказались его держать. Цзян Фэнмянь его узнал. Он вспомнил. Этот взгляд невозможно было ни с чем спутать. — Пропусти меня, — отнекиваться Цзян Фэнмянь не стал. Только поджал губы и вскинул голову, до боли напомнив себя прежнего. — Нет, — упрямства Вэй Ину было не занимать. — Ты узнал меня. Ты вспомнил. Цзян Фэнмянь побледнел. — Это ничего не значит. Я больше не глава Ордена, больше не Цзян Фэнмянь. Меня зовут Юнь Чжэн. — Ты хочешь забыть эти пять лет. Я тоже хочу забыть каждый день, который провел без тебя. — Мой Орден… — Процветает. Твой сын жив. И твое дело живет тоже, — Вэй Ин заставил себя расслабиться. Он шагнул вперед, но замер, когда Цзян Фэнмянь отшатнулся. — Нет! Вэй Ин сжал кулаки. — Я не причиню тебе вреда. — Что же с ним делали, что он так шарахается? — Я знаю, — глаза Цзян Фэнмяня погасли, и он отвернулся, пряча за волосами щеку, на которой этих мелких шрамов было больше. — Но тебе лучше отпустить меня. Я все равно уйду. И тут Вэй Ин понял. Этот безотчетный жест все сказал лучше всяких слов. — Цзян Фэнмянь, — позвал он. С любовью. Нежностью. Теплом и мягким упреком. Так, как звал и называл когда-то. — Мой Единственный. Неужели ты думаешь, что твои шрамы смогут заставить меня разлюбить тебя? Что твоя хромота оттолкнет? Как же плохо ты меня знал, если сейчас можешь думать обо мне так. Я искал тебя все это время, и молился только о том, чтобы ты был жив. И мне все равно, кто ты: глава Ордена или простой человек. Цзян Фэнмянь… Тот кинул на него растерянный, неверящий взгляд, и Вэй Ин протянул ему руку. Не касаясь, лишь позволяя прикоснуться самому. Глаза Цзян Фэнмяня расширились на мгновение, но уже через секунду он потянулся навстречу. Коснулся подушечек пальцев, пробежался по ладони, на миг согрел запястье, и Вэй Ин сглотнул, чувствуя, как затапливает его тепло и огромное счастье, от которого перед глазами все размылось. — Я люблю тебя, — просипел он, не сводя с лица Цзян Фэнмяня взгляда. — Я так люблю тебя, что мне больно. А тот вдруг задрожал, покачнулся, и Вэй Ин метнулся вперед, обнимая, удерживая. Цзян Фэнмянь вцепился в его плечи, зарылся лицом в его шею, задышал часто, со всхлипами. — Все хорошо, — поглаживая по спине, плечам, волосам, забормотал Вэй Ин. — Все уже хорошо. Все закончилось, мой Единственный. Это был лишь кошмарный сон, но теперь ты проснулся. — Меня успокаивает сопливый мальчишка, позорище, — Цзян Фэнмянь держался за него, как за последнюю надежду. Он все еще дрожал, голос срывался, но напряжение уходило, и Вэй Ин хмыкнул. — Ну, не все же тебе вытирать мне нос. Он отстранился, не дал Цзян Фэнмяню отвернуться, и взял в ладони его лицо. Погладил большими пальцами скулы, щеки, откровенно любуясь и греясь в тепле его глаз. Он сам потянулся к губам, и только выдохнул облегченно, когда губы Цзян Фэнмянь дрогнули и податливо раскрылись в ответ. Еще не до конца себе веря, вспоминая, заново узнавая, Вэй Ин касался их легко, почти невинно. Только прижимался все ближе и крепче, и, в конце концов, застонал, когда полыхнуло в теле от желания, спавшего все эти пять лет. Отстранился, испугавшись вдруг, что оттолкнет своим напором Цзян Фэнмяня, но тот только кинул на него жаркий голодный взгляд, и Вэй Ин всхлипнул, почувствовав его губы на своих. Они целовались исступленно, больно, до темноты в глазах и сорванных стонов. Снова и снова, глубоко, жарко, с уходящей горечью потерянных лет, полных боли. С радостью встречи, с любовью и страстью. Вэй Ин закатывал глаза, когда Цзян Фэнмянь пятнал следами поцелуев его шею и грудь. Сам ласкал пальцами и губами кожу со следами ран, и потянул его к постели, раздевая его и раздеваясь сам. Они оба спешили. Торопились почувствовать, поверить. Кожа к коже, так, чтобы и воздуха между ними не было. Сведенные от желания пальцы, горящие губы. Больно, как в первый раз. Вэй Ин плакал, не стесняясь, Цзян Фэнмянь собирал его стоны и всхлипы с губ, двигаясь в нем резко, глубоко и жадно. Они оба потерялись друг в друге, оба не хотели друг друга отпускать. И оба достигли пика удовольствия слишком быстро. — Мне мало, — Вэй Ин касался губами губ Цзян Фэнмяня, не в состоянии отстраниться хоть немного. — Мне тебя мало. Я искал тебя так долго, мой Единственный. Цзян Фэнмянь улыбался подрагивающими губами, ласкал кончиками пальцев его спину и плечи, перебирал влажные пряди. Горечь ушла из поцелуев, оставшись только в глазах, но Вэй Ин сдаваться не собирался. И, чуть передохнув, потянулся сам. Оседлал, склонился над распластанным телом, принимаясь вспоминать, изучать. И ни миллиметр кожи, ни один даже самый крохотный шрамик не остался без его внимания. Этот раз получился неторопливым, вдумчивым, нежным, почти таким же, какие у них были еще в той, прежней жизни. И Вэй Ин двигался тягуче-медленно, поднимаясь и опускаясь на входящую в него плоть, принимая в себя до конца, смешивая боль с удовольствием. Стонал открыто, сладко, так, чтобы даже и тени мысли у Цзян Фэнмяня не возникло, что не нужен, не любим. И кусал отчаянно губы, слушая, как задыхается его Единственный от ощущений, которых было слишком много даже для них двоих… *** …Очаг давно погас, в комнату уже прокрадывался рассвет, когда они наконец отпустили друг друга. Измотанные, но успокоившиеся, сытые — они, тем не менее, так и не разомкнули объятия, хотя постель для них двоих была довольно узкой. Но Вэй Ин прижался к горячему боку Цзян Фэнмяня, закинул на него ногу, и затих, чувствуя, как заливает его счастьем по самую макушку. — Ты светишься, — Цзян Фэнмянь сплел их пальцы и теперь лениво целовал костяшки. — Я нашел тебя, — просто ответил Вэй Ин, который не хотел думать ни о чем. Усталость затапливала тело, делала тяжелыми веки. Но где-то внутри жил страх, что проснувшись, он выяснит, что все это ему просто приснилось. И что жить ему больше не за чем. — Я не смогу вернуться, — после долгого уютного молчания произнес Цзян Фэнмянь. — Это будет неправильно. Цзян Чэн уже похоронил меня, он глава Ордена, и мое появление сделает все только сложнее. — А я тебя и не зову, — Вэй Ин улыбнулся в его плечо. — Мне и здесь нравится. К тому же всегда можно начать заново. Я был бродячим заклинателем по необходимости, но я тебя нашел, и она отпала. Но думаю, что тебе все-таки надо будет показаться Цзян Чэну на глаза. Ему нужно знать, что у него есть отец. — Возможно, ты прав. Но не сейчас, — Цзян Фэнмянь выдохнул, устремляя взгляд в потолок. — Он не должен видеть меня… таким. — Конечно, я прав, — хмыкнул Вэй Ин, демонстративно не замечая этого замечания. — И, знаешь, мы можем создать свой собственный Орден. Он будет маленьким, но уютным. Мы будем ездить по городкам и деревням, искать маленьких мальчиков и девочек с талантом, и будем их обучать. Цзян Фэнмянь рассмеялся, и Вэй Ин только счастливо вздохнул, не услышав в этом смехе ни капли горечи. — Ты мечтатель, мое солнце. Но мне нравится твоя идея. — Отлично, — Вэй Ин приподнялся, навис над ним. — Когда начнем? — Завтра? — Цзян Фэнмянь улыбнулся, и Вэй Ин, склонившись за поцелуем и получив его, вернулся на место. — Завтра.