Мой ангел

      — Ты жалок. Ничтожество. Меня от тебя тошнит. Только и ноешь из-за несправедливости этого мира, но даже не пытаешься сопротивляться. Ты не можешь. Ничего не можешь и не значишь для других. Всего лишь очередное бесполезное пятно, которое бесит одним лишь своим существованием. Ты надоел. Я бы все отдал, чтобы никогда больше не встречаться с тобой. Мне мерзко находиться рядом. Как можно было до такого дойти? Объясни мне! Не можешь? Что ж, ты ничего не можешь. На вот, посмотри в зеркало! Гляди! Ты что-нибудь видишь? «Да»? А я не вижу. Там пустое место, придурок. Фу. Мне неприятно даже смотреть в твою сторону, не то, что говорить. Я надеюсь, ты скоро сдохнешь. И да, я никогда не буду тебя вспоминать. Все вздохнут с облегчением, когда тебя наконец не станет. О, ты плачешь? Снова? Даже не можешь контролировать свои эмоции. Идиот. Лучше бы ты никогда не рождался. От тебя одни проблемы, которые мне приходится расхлебывать из раза в раз. Ты настолько беспомощен, настолько нерешителен, что даже не можешь умереть. Покажи мне руки. Посмотри на них. Ты умудрился изуродовать запястья шрамами, но так и не сдох! Почему?! Почему ты наконец не сделаешь это? Ты что, действительно считаешь, что нужен кому-то? Нет. Ты ни-ко-му не важен в этом долбаном мире, так что вперёд! Прекрати мучить других. Уходи! Я смотрю на него, не в силах перевести взгляд. Сейчас он — концентрация страдания, боли и отчаяния. Кажется, он и правда готов покончить с собой, но я точно знаю. Он не сможет. И где-то в самом отдалённом уголке души я вздыхаю с облегчением. Иногда я задаюсь вопросом, почему в этом грязном, тошнотворном мире встречаются такие, как он? Слишком мягкий, слишком ранимый и добрый. Ему здесь не место. Этот разговор повторяется практически каждый месяц, но он все ещё жив. Я не могу допустить, чтобы его добил кто-то другой. Я беру на себя эту задачу, потому что так будет проще, лучше. Ему не будет так больно, потому что когда его кровь начнёт капать в раковину, я буду рядом. Я буду придерживать его, когда он не сможет стоять на ногах. Я лично провожу его в лучшее место. Не хочу видеть, как его сломает жизнь. А он из раза в раз плачет, захлебывается слезами, растирает их по щекам, но знает, почему я делаю это. Он прекрасно знает, но все ещё не верит до конца, ежедневно сомневаясь в себе и во мне. Он ищет подвох там, где его не может быть. Мой мальчик. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Не в силах больше наблюдать за его страданиями, я падаю перед ним на колени. Он сидит, сжимаясь сильнее от любого звука, словно его сейчас избивали, прячет лицо в ладонях и дрожит. — Малыш, посмотри на меня, — я аккуратно беру его за рукав и тяну на себя, — пожалуйста. Он кое-как убирает руки, и я вижу красные, опухшие, блестящие глаза, и мне кажется, что это самое красивое зрелище во всем мире. Я знаю, что он хочет сделать, и обычно я запрещаю, но сейчас не могу. Легонько киваю, а он тут же понимает, что можно. Секунда. Я оказываюсь в крепких объятиях и начинаю гладить его по светлым волосам. Мой ангел. Скоро ты сможешь расправить крылья и быть свободным. — Пойдём, — он смотрит с непониманием, но встает за мной следом, — не волнуйся, я буду с тобой. Мы стоим в ванной у раковины. Он, кажется, не до конца понимает, что происходит. Тем лучше. Я встаю сзади и беру с полки лезвие. — Смотри в зеркало. Он делает то, что говорю. Умница. Я крепко держу его левую руку, и делаю глубокий порез вдоль запястья. Он морщится от боли, но ничего не говорит. Кровь бежит по нашим рукам, стекая в раковину. Я проделываю то же самое с его правой рукой. К этому времени раковина и кафельный пол окрасились в красный. Он смотрит на меня через зеркало, и в его широко распахнутых голубых глазах читается испуг. Он теряет равновесие и падает на пол, а я не успеваю его поймать, как обещал. Его светлые волосы теперь бордовые, как и домашняя футболка. Я сажусь перед ним и жду. — Я… — он с трудом выговаривает слова, но мне и так все понятно, — мне страшно. — Всё будет хорошо, — я беру его руку и пререплетаю пальцы, — обещаю. — Я… люблю тебя. Он говорит это на выдохе и смотрит на меня в ожидании ответа. Я не могу. Я не могу это сказать. Просто улыбаюсь и поглаживаю его запястье большим пальцем. Кровь вытекала, а в месте с ней и жизнь из моего мальчика. Провожу кончиками пальцев по лбу, скользя по щекам и подбородку. Он не дышит. Он больше не дышит. Последнее солнце погасло, а значит и мой конец близок. Я не могу видеть, мне мешает пелена на глазах. Моргаю, и на его тело капают солёные капли. «Что я наделал?! Что я наделал?! Что я наделал?! “