Не потерять снова

— Тише, не зашиби. Кладем его у стены, — приглушенным голосом произнес Уэда. — Каменаши велел приковать его цепями, пока он не пришел в себя, — проворчал в ответ Мару. Уэда побледнел при имени хозяина и поспешил выполнять приказ. Надел оковы на руки и ноги пленника, после чего пропустил цепи через кольца, прикрепленные к стене и потолку. Отойдя к стене, он потянул их на себя, подвешивая несопротивляющегося пленника, и закрепил. — Доволен? — поинтересовался Уэда, наблюдая, как качается распяленное тело на цепях. — Он вывернет суставы рук и ног. — Мне-то что? Главное, чтобы шеф был доволен. Не повезло парню,- продолжил ворчать Мару. — Что же он такое совершил, что так рассердил Казую, добрейшего человека? Никогда не слышал, чтобы тот наказывал кого-то подобным образом. — Много будешь болтать, сам окажешься на его месте, — произнес Уэда. — Принесешь ему воды, когда очнется. Сегодня твоя очередь сторожить. — А покормить? — Насчет еды не было ничего сказано. Только поить, чтобы не умер до приезда хозяина. Он сказал, что сам отправит его на тот свет. — Врешь! — не поверил Мару. — Слово даю! — ответил Уэда. Против клятвы напарника Мару нечего было возразить. Каким бы непутевым не казался ему Уэда, он знал, что своим словом тот разбрасываться зря не стал бы. — Знаешь, давай все-таки опустим его на пол. Каменаши ничего не говорил насчет того, чтобы мы выворачивали ему руки и ноги. Если он этого хочет, то пусть сам этим и занимается, а я грех на душу брать не хочу, — произнес Мару. — Я не знаю, в чем он виноват. — Я слышал, что он предал кого-то, скорее всего, самого хозяина, — шепотом произнес Уэда, но подошел к стене и чуть отпустил цепи, опуская безвольное тело пленника на каменный пол. — Какая разница, от чего он умрет: от неправильного притока крови или от подхваченной лихорадки на каменном полу? Да и крыс тут полно — загрызут. — Но в этом будет не наша с тобой вина, — произнес Мару. Они вышли из подвала, каждый раздумывая об участи пленника и причине его заточения. Джин медленно приходил в себя. Все его тело затекло, и ужасно болела голова. Он понял, что находится в каком-то сыром помещении, куда не проникал свет. В дальнем углу в стене был прикреплен фонарь, покрытый слоем грязи и мало разгоняющий тьму. Но и это давало Джину возможность осмотреться. Он мог смириться со многими вещами — с темным сырым помещением и с запахом плесени, — но крысы повергли его в ужас. Джин готов был визжать, требовать, чтобы его выпустили немедленно, но страх парализовал, и оставалось только прислушиваться к шебуршению в углу и надеяться, что крысы сегодня не голодны и не попытаются подкрепиться им. Он не знал, сколько прошло времени, когда в подвале появился человек. Тот с опаской подошел к нему и предложил кувшин с водой. — Кто ты и почему я здесь? — поинтересовался Джин, как только напился. — Если ты сам не знаешь, почему здесь, то откуда мне знать? Я выполняю лишь приказ хозяина и не задаю лишних вопросов. Подумай, по какой причине ты здесь, — вдруг и вспомнишь. — Но кто твой хозяин? — Этого я тебе пока не могу сказать, когда он вернется, ты сам все узнаешь. Подумай, у тебя есть время. Человек воспользовался тем, что Джин ушел в свои мысли, и быстро ретировался из подвала. Едва за охранником закрылась дверь, он попытался выпутаться из цепей, но скоро понял тщетность своих усилий. Тоска от безысходности поднималась в его душе, а голова не прекращала болеть. Никакие вразумительные мысли насчет собственного пребывания в подвале так и не посетили его. Единственное, что Джин вспомнил, это возвращение домой к женушке после очередной попойки, оглушительный удар по голове и тряску в моменты прихода в сознание. Но причины так и не мог понять: кому успел перейти дорогу. Он уже хотел закричать, когда услышал звон ключей и чьи-то приглушенные голоса возле дверей подвала. Не произнося ни слова, к нему вошел человек, пропуская вперед охранников, которые несли какие-то странные инструменты. — Положите все у стены и можете быть свободны, — глухо произнес человек. — Как пожелаете,- произнес новый охранник и, подталкивая заходившего ранее к выходу, покинул подвал, закрывая за ними двери. — Кто вы такой? Почему я здесь? — спросил Джин у вошедшего. — А разве это так важно? — прозвучал приглушенный капюшоном ответ. — Какое вы имеете право так поступать со мной? Немедленно выпустите меня отсюда. Джин попытался подняться, но крепление цепей не давало ему такой возможности, и он так и продолжал лежать пластом. — У меня есть все права. В Святом писании сказано «Око за око, зуб за зуб» и еще сказано, что нужно возвращать долги. И сегодня я, наконец-то, смогу вернуть свой долг. — Но я вам ничего не должен. — Ты нет, а вот я — да. — Разве мы раньше встречались? — Ты не помнишь меня? — поинтересовался Казуя, сбрасывая с лица капюшон. — Коротка же твоя память. А вот я, помню тебя уже долгое время. Даже прошедшие годы не дают мне возможности забыть то, через что я прошел, благодаря тебе, но сегодня будет возмездие. — Ты? Это ты? — воскликнул Джин и побледнел. — Ты жив? Казуя, ты все-таки жив? Я так рад… Ты не представляешь, сколько я искал тебя… долго искал… Я думал, ты утонул. — Молчи, я не хочу слышать твоих лживых оправданий. Ты предал меня — отдал в качестве долга, ты отказался от меня, — а теперь говоришь, что искал? Зачем? Чтобы снова мной вернуть свои долги? — Я был… Прости меня! Они требовали карточный долг или жену, а ее я готов был отдать даже забесплатно. Но появился ты… — Замолчи. Ты ведь клялся в своей любви ко мне, говорил, что бросишь все ради меня: и семью, и жену… — Казуя горько усмехнулся. — Разве ты бросишь все ради кого-то? А я дурак тебе верил. — Верь мне, я любил только тебя… — Не лги! — Казуя, я говорю правду. Мне нужен только ты. Я готов искупить свою вину любой ценой. — Любой ценой? — Казуя жестоко ухмыльнулся. — Хорошо, докажи. И, быть может, я прощу тебя. — Я согласен. — Ты готов принять свое наказание добровольно? — Да, готов. — Ты готов беспрекословно выполнять любое мое требование? — Да. — Хорошо. Казуя подошел к стене, где охранники сложили непонятные для Джина предметы, взял что-то в руки и подошел к нему. Присев на корточки, он приподнял его голову. — Ты все так же красив, даже твой образ жизни пока что не отразился на твоем лице, — произнес Казуя, пробегая пальцем по губам Джина. — Открой рот. Тот выполнил приказ, не задумываясь над происходящим. Казуя же, не церемонясь, втолкнул в рот шарик и быстро закрепил на затылке ремешки. Джин от возмущения смог только мычать. — Что? Не нравится? Но ты сам сказал, что согласен. Добровольно. У меня же не было выбора. Казуя поднялся и снова подошел к стене, только уже туда, где были закреплены цепи. Джин подумал, что тот сейчас отпустит его, но был резко поднят вверх, от чего по рукам и ногам прошел спазм жуткой боли, и он замычал. — Не дергайся, расслабься и отпусти свое тело. Прими боль… Почувствуй, как она проходит по каждому суставу, по венам, пропусти ее через себя,- глухо произнес Казуя, что-то выбирая среди предметов. Когда он подошел, в глазах Джина отразился ужас: в руках его тускло блестел огромный нож. — Что? — непонимающе глядя на дергающегося пленника, поинтересовался Казуя. — Ааа, это?- протянул он, поднося лезвие к лицу Джина. — Не бойся, резать я тебя пока не собираюсь. Казуя резко схватил его за ворот и полоснул ножом по ткани, после чего просто сорвал обрезки футболки. Похожим образом он расправился и с джинсами. По телу Джина пробежал озноб и кожу защекотали мурашки. Казуя пальцем провел по спине, на которой начали появляться капельки холодного пота. — Не бойся, сейчас согреешься. Вернувшись к стене, он взял в руки шлепалку* и подошел к обнаженному подвешенному Джину сзади. Резкий взмах рукой, и на ягодицы Джина лег первый удар, от которого тот дернулся. — Не дергайся, это не так больно, как тебе кажется. Я просто разогрею тебя. Дальше будет теплее, — пообещал Казуя и нанес сразу несколько ударов. Когда ягодицы Джина стали пылать красными пятнами, а тот все больше извивался от ударов, Казуя остановился. — Плохой мальчик, тебя ждет наказание. Но, произнося эти слова, руками он мягко оглаживал ягодицы, изредка касаясь поджавшейся мошонки. Джин что то попытался сказать, но был тут же за это наказан. Казуя оттянул яички и застегнул на них кожаный ремешок, повторяя: — Плохой мальчик. Он тут же смазал руки в лубриканте и протолкнул один палец в зад Джина, отчего тот с завыванием дернулся. — Не нравится? Ты же не думал, что это может мне понравиться? Но ты отдал меня своим друзьям-извращенцам. Только сейчас до Джина стало доходить, что на самом деле произошло несколько лет назад. Те фразы, которые тогда казались какой-то несуразицей, сейчас стали понятны. Теперь он понял, что друзья имели ввиду, когда говорили, что девки слишком слабы и не в состоянии выдержать порку. Теперь стало ясно, о какой порке шла речь. Казуя дал Джину время прийти в себя и полностью осмыслить происходящее. — Теперь ты понял? — спросил он, прежде чем продолжить. — Просто кивни. Джин качнул головой, и по его щекам потекли слезы. Он был готов на коленях умолять Казую простить его, но понимал, что искупить свою вину он сможет только пройдя все до конца. — И продолжаешь утверждать, что добровольно на все согласен, чтобы искупить свою вину? Джин снова кивнул. А Казуя взял в руки флоггер** и нанес первый удар по спине парня. Тот не был сильным, поэтому Джин даже не дернулся. Казуя улыбнулся: — Вот видишь, все не так уж и страшно, главное понимать, зачем ты это делаешь. Быть может, ты еще получишь от этого наслаждение, когда привыкнешь к боли. Он хотел добавить, как привык он сам, но сдержался и продолжил наносить удары по всей спине Джина. На коже отчетливо стали проступать следы от ударов, и, когда она полностью покраснела, Казуя взял в руки щекоталку*** и начал похлопывать по спине, опускаясь и на ягодицы. Джин стоически терпел, и если флоггер причинял боль, то эта штука с пуховым кончиком начинала приносить успокоение и какое то извращенное удовольствие. Щеки Джина покраснели, как и его кожа, подвергшаяся ударам. Но они еще сильнее заалели, когда Казуя провел щекоталкой по ложбинке между ягодиц и, тут же резко убрав ее, снова запустил палец в анус, теперь уже оглаживая нутро. Джин дернулся и издал первый стон удовольствия. Уловив происходящую с ним перемену, Казуя улыбнулся. Он и предположить не мог, что его месть начнет доставлять удовольствие обоим. И сам не понимал, злится ли он на Джина или, благодаря полученному опыту, давно простил, и только желание снова увидеть парня заставляло искать его. Казуя и сам не знал, чего хочет больше: продолжить наказание или скинуть с себя одежду и овладеть этим телом, которое из-за чувства вины так безрассудно отдали в его руки. Так имеет ли он право поступать подобным образом с человеком, которого когда-то любил? Ведь Бог велит прощать… Понять, простить и отпустить. Казуя понимал. Зависнув на много лет в тематическом клубе, он научился наказывать и прощать. Но вот сможет ли он отпустить, отказаться от этого тела, которое добровольно Джин отдает в его руки, дабы искупить свою вину? Казуя понимал, что нет — уже нет. Он хотел это тело многие годы, даже находясь в стенах клуба. Каждый вечер позволял наносить себе десятки ударов, чтобы просто заснуть и не видеть снов, где они вместе с Джином предаются любовным утехам, а утром не застирывать простыни. Казуя привык к боли, научился получать от нее наслаждение и вот сейчас, глядя на распростертое тело, понимал, что нет, не отпустит. К первому пальцу добавился еще один, и уже более интенсивно Казуя стал растягивать Джина, понимая, что долго он не сможет продержаться сам: выдержка мастера подводила, когда дело касалось этого парня. Когда с подготовкой было покончено, Казуя скинул одежду, обнажая свое поджарое тело. Подойдя к стене, от открепил цепи, давая возможность телу Джина опуститься на колени на холодный пол, и, вернувшись к нему, приподнял его голову, расстегивая ремешки и вытаскивая шарик из его зубов. Не давая времени на отдых и не позволяя вытереть слюну, которая вытекала из-за кляпа, Казуя тут же толкнул свой член в жаркую полость рта. — Действуй, — прозвучал короткий приказ, и он сделал легкое движение вперед, чтобы не повредить Джину гортань. Джин начал сосать. Джин умел сосать. Джин любил сосать. Джин любил сосать только член Казуи и сейчас вспоминал, как делал это с наслаждением много лет назад. Каким это было незабываемым чувством. Этот гладкий, нормальных размеров член, хорошо умещался у него во рту. Упругая головка нежно щекотала его гортань, задевая небные нервные окончания, а плавные движения вызывали легкое головокружение. Джину нравилось ощущать языком гибкость и упругость ствола, обводить все венки и уздечку. Ему нравилось слизывать смазку, выступающую на головке, ему нравилось толкаться языком в уретру, вызывая у Казуи судорожные всхлипы. — Ты помнишь, как ты любил, когда я тебе отсасывал? — хотелось задать вопрос Джину, но его рот по-прежнему был занят, и выпускать член парня так быстро он не собирался, решив, что спросит об этом позже. Впрочем, он знал, что Казуя помнил. Как помнил и сам Джин подрагивающие бедра парня, его напряженные ягодицы и пульсирующий анус, его судорожные всхлипы и руки, которые с жадностью зарывались в густую шевелюру, причиняя порой боль и не осознавая этого. Но Джин понимал, что сегодня принимающим будет он. Казуя имел полное право наказать его за то, что он отказался от Казуи, не соображая, что делает. Уже завтра он расскажет всю правду: как из-за жадности родителей его женили против воли, как из-за стервы-жены он постоянно напивался, чтобы избежать исполнения супружеского долга, как в тот вечер надрался до чертиков в глазах, чтобы забыть, что его жизнь пошла под откос, и как, проиграв кучу денег, он поставил на кон свою жену, когда собутыльники спросили: «А что у тебя есть еще?». Джин не соображал, что именно в этот момент за ним пришел Казуя — человек, которого он любил больше жизни и которого отпустил, понимая, что жена потребует развода и отнимет дочь, если узнает о чувствах Джина к нему. Вместо жены у него отняли Казую. Только утром, когда пришел в себя после попойки, Джин узнал правду. Он кинулся на поиски парня, опрашивая всех, кто попадался ему на пути. Потратив кучу денег и времени, ему удалось выяснить, что после той злополучной ночи Казую видели у реки, избитого и окровавленного. И до этого самого дня Джин думал, что тот утонул и навсегда был потерян для него. Он и не надеялся, что когда-нибудь снова ощутит вкус этого члена во рту. Не знал, что когда-нибудь снова сможет сжать эти бедра, почувствовать в своих руках тяжесть и нежность яичек. Не мечтал снова вдыхать аромат тела, присущий одному только Казуе. Но все сожаления и оправдания будут завтра, а сегодня…. Джин медленно выпустил член парня изо рта, языком подхватывая ниточку слюны. — Освободи мои руки, я никуда не сбегу. Я виновен перед тобой и полностью осознаю это. Я готов принять тебя, готов принять любое твое наказание. Готов сделать все, чтобы загладить свою вину. — Молчи, я не давал тебе разрешения говорить,- произнес Казуя, но развернулся и отошел к стене в поисках ключа. Джин замолчал в ожидании. Когда же на пол упали цепи, оба вздрогнули. Глядя в глаза Казуи, Джин медленно поднялся на ноги. Его пошатывало, суставы сильно болели, но он уже привык к этой боли. — Как ты хочешь? — К стене,- снова прозвучал короткий приказ, и Джин, не говоря больше ни слова развернулся к стене, опираясь руками и кладя на них голову, прогнулся в спине, отдавая себя целиком. Казуя слишком долго ждал этого момента. Слишком долго хотел этого, слишком долго сдерживал себя и хранил целибат, чтобы сейчас проявлять хоть какую-то нежность. Он только смазал свой член остатками лубриканта и тут же вторгся в тесный проход парня, причиняя боль как себе, так и партнеру. Но они оба хотели этой боли. Она заглушала доводы рассудка, заглушала обиды прошлого. Эта боль заглушала неуверенность в завтрашнем дне, эта боль напоминала обоим, что они еще живы, что у них еще есть надежда. Несколько медленных толчков, и Казуя потянулся рукой к члену Джина, оглаживая его, растирая предэякулят. Он то ускорялся, попадая головкой по простате парня, из-за чего тот уже вовсю поскуливал, стараясь как можно сильнее открыться, то замедлял движения, играя с головкой и сосками Джина. Из за ремешка на члене, кровь сильнее прилила к головке, увеличивая ее, делая еще больше и чувствительнее. Джин все сильнее выпячивал зад, уже сам насаживаясь на член, требуя большего, скребя ногтями по каменной стене, стирая их до крови, закусывал губы. Но Казуя медлил, он как будто специально старался довести Джина до полного помешательства. Когда-нибудь он расскажет Джину, через что ему пришлось пройти в ту ночь, сколько мужества понадобилось, чтобы не утопиться в той реке. Когда нибудь он его накажет сильнее. Но это будет когда-нибудь, а сейчас… Рука Казуи вновь скользнула по члену, поиграла с яичками, развязывая шнурок и давая свободу, и тут же его член интенсивнее задвигался в Джине. Проезжая головкой по простате, Казуя буквально вжимал парня в стену, жестко надрачивая ему. Оба не сдерживали стонов, хрипя от наслаждения. Еще мгновение и оба упали в нирвану, которой могли достичь только вдвоем. Обнявшись, они обессиленно осели на пол. Сегодня они нашли то, что потеряли, а завтра попытаются не потерять этого снова — Никогда. — Все, затихли? — приглушенно спросил Мару, вытирая выступившие капли пота со лба. — Кажется, да, — каким-то хриплым голосом ответил Уэда, и его рука потянулась к джинсам, поправляя там вставший член. Едва выйдя из подвала, оба приникли к двери, собираясь ничего не пропустить. — Вот это да… Ты когда-нибудь слышал о таких наказаниях? — поинтересовался Мару, приходя в себя от подслушанного. — Это элементы БДСМ, — ответил Уэда, — хочешь попробовать? В следующий раз, когда ты снова налажаешь с заданием шефа, я не буду стучать на тебя, а сам накажу. Понял? — Хорошо, но когда ты снова будешь опаздывать на работу, я тоже не буду закладывать тебя, а сам накажу. Договорились? — Договорились. *Шлепалка — плоский инструмент для ролевых игр, отдаленно напоминающий ладонь или просто вытянутую поверхность. **Флоггеры — специальные приспособления, которые предназначены для ударных игр. Внешне напоминают обратную часть обыкновенной расчески ***Щекоталки, или пуховые плетки — кончик такого инструменты обычно отличается пушистостью. В играх они используются при смене наказания и поощрения.