***
Конец мая ударил обухом по голове, оставляя пурпурно-лиловый след на затылке. Апрель прошел настолько незаметно, что казалось, будто его и не было вовсе. Деревья уже вовсю покрылись свежей ароматной зеленью, а солнце уже не грело номинально, а жарило как летом, в полную силу. Учиться в такую погоду вообще не хотелось. Ни о каком карибском кризисе шестидесятых годов и видах инфляции вообще речи идти не могло, ведь, какая к чертям история с обществознанием, когда на улице так тепло и хорошо. На переменках все высыпали на улицу, чтобы хотя бы со школьного двора насладиться чудесной погодой, ласковым солнышком, пением птиц. Но Кучаев, в отличие от остальных, предпочитал мягкий диван в рекреации и открытое окно на распашку рядом с собой. Так читать и готовиться к экзаменам было удобнее. - Куча, че как подготовка? - рядом плюхнулось тело Феди. - Угу, - карие глаза бегали по печатным строчкам, впитывая информацию о политическом лидерстве. Эта тема, почему-то, у Кости была проблемной. - Что "угу"? Как дела? - Нормально, - Кучаев все также не отрывал взгляда от справочника по обществознанию, - общагу читаю. - Понятно, - вздыхает друг, вытаскивая из кармана свой мобильник. В воздухе повисает неуютная тишина, нарушаемая лишь редким шелестом перелистываемых Кучаевым страниц. - Кость? - Чего, Федь? - Можешь пообещать мне кое-что? - Чалов ковыряет чехол на своем телефоне, пытаясь собраться со своими мыслями. Костя отрывается от чтения и поднимает взгляд на друга. Все чаще он в глазах Чалова видит какую-то странную отрешенность от мира, будто его есть что-то изнутри, не дает мыслить и жить свободно. И вроде хочется спросить, но Кучаев почему-то опасается. Они конечно с пятого класса рука об руку идут вместе, но сейчас липкое чувство внутри растекается, что пока не время и не место всю душу раскрывать. - Я попробую. Федя медлит, видно, что чего-то боится, но топчет в себе эту вязкость, ведя с ней непрерывную внутреннюю борьбу. - Пообещай мне, что ты меня не бросишь, - осекается и поднимает глаза, - я про то, что ну когда мы по вузам разбежимся, что мы еще будем друзьями. Пожалуйста, Кость. Это очень важно для меня...надеюсь, что и для тебя тоже. Кучаев сглатывает слюну. Он чего угодно ожидал от друга, но не такой просьбы на грани с жалобной мольбой. Такое поведение на привычного Федю вообще мало похоже, словно в этом солнечном мальчике что-то ломается очень больно и очень медленно, причиняя страдания. - Рука об руку, помнишь, Федь? - Помню, - легонько улыбается, осознавая, что глупо было озвучивать свои мысли. - Дай руку сюда, - Костя протягивает раскрытую ладонь, в которую сразу же ложится другая, более теплая и чуть влажная. Кучаев достает перманентный маркер из пенала и переворачивает чужую руку, чтобы открыть доступ к тонкому запястью. Колпачок в зубах и на коже появляются темные аккуратные буквы. Чалов завороженно смотрит на процесс, как маркер разукрашивает его тело темно-синими чернилами. - Это, чтобы ты запомнил наконец, - Костя чуть брови хмурит, убирая пишущую принадлежность в пенал, - он перманентный. Долго держаться будет. Но как начнет стираться, обнови. Несколько секунд смотрит в одну точку, задумавшись, а потом отдает Феде маркер со словами "я еще себе куплю". А Чалов в какой-то параллельной вселенной находится, совершенно по-глупому улыбаясь. То ли самому себе, то ли Косте. Шепчет еле слышное "спасибо", держа в руках заветный маркер. Оставляет Кучаева одного заниматься дальше, а сам рукав толстовки тянет чуть ниже, скрывая от всех дорогое сердцу "рука об руку".***
Рубашка неприятно жмет, словно удушающий ошейник на горло нацепили. Костя, может быть где-то глубоко в душе, и не против таких практик, но точно не здесь и не сейчас. Летняя июньская жара размазывает сознание по тарелке, что хочется уже снять с себя эту всю одежду и, если не нагишом, то хотя бы в одном нижнем белье убежать из этого душного университета куда-нибудь к воде. Как раз Москва река недалеко. Кучаев потирает затылок, опуская глаза в телефон. На экране тридцать три сообщения от Феди о том, как тот задолбался стоять в очереди в приемную комиссию. Что его тоже душит эта рубашка, что он жуть как устал и хочет плюхнуться в какой-нибудь водоем. Федя:я. Хочу. Снять. С. Себя. Эту. Чертову. Рубашку. Костя:ну ты, конечно, можешь это сделать, но я сомневаюсь, что люди вокруг одобрят сие перформанс. Федя:да в смысле??? Ты что считаешь мое тело некрасивым? Костя жует нижнюю губу в раздумьях. Ему очень нравится федино тело, потому что оно не может не нравится. Чалов спортивный, выглядит прекрасно. Но как так сказать, чтобы не выглядеть подозрительно. Потирает переносицу , формулируя мысль, и в итоге набирает, быстро-быстро нажимая по сенсорной клавиатуре. Федя:ты там умер что ли? Костя:нет. Сеть не ловила. Хотел сказать, что ничего против не имею твоего тела. Отправляет, перечитывает и чуть не пробивает себе лоб ладонью. Почему именно эта формулировка, когда он придумал что-то более стоящее? Господи, такой дурак. Еще и Федя что-то печатает долго, потом стирает, потом снова печатает. В глазах Кости, кажется, рушится долгая и близкая дружба, которую они по кирпичикам очень кропотливо строили. Кучаев уже мысленно готовит прощальную речь, что ему очень жаль, и что ему очень нравилось общаться и что... Федя: пхах. Ну ты, Куча, даешь. Еще бы ты что-то имел против. Федя:такой сочный фрукт не оценить - грех. Костя видит эту кучу смеющихся смайликов вперемешку с эмодзи персика и баклажана и улыбается как-то по-глупому. Костя:и то верно. Только парень убирает телефон в карман джинс, перепроверяя все документы в папке на подачу, как телефон снова вибрирует, оповещая о новом сообщении. Отправитель все тот же, светит своей ямочкой на щеке, смотря с аватарки. Федя:встретимся на Парке Культуры. Хочу ягодного сорбета в Парке Горького. Кучаев посылает одобряющий стикер и зачем-то открывает аватарку своего друга. Чалов смотрит на него с фотографии, счастливо улыбаясь и держа в руках кубок города, который он с его командой выиграли прошлым летом, играя за школу. Все матчи без проигрышей. Костя тогда невероятно гордился своим товарищем, который светился медным тазиком последующие полторы недели. А еще Костя сверлил взглядом капитанскую повязку на фединой руке и внутри от этого начинало все приятно сводить, утопая в непонятном желе. - Блять, - ругается Кучаев, запуская руку в волосы. - Молодой человек! - какая-то женщина, стоящая рядом, строго посмотрела на парня, - вы в храме наук вообще-то! Проявите уважение. - Простите, - на выдохе сказал Костя. Время тянулось словно улитка, а Федя все также не покидал светловолосую голову Кучаева.***
Половина первого семестра пролетела на удивление незаметно, заполняя все свободное время студенческой активностью. Надо же себя перед группой зарекомендовать как исполнительного и честного. Костя каждый раз приходил домой и валился с ног на кровать, кусая подушку от накатывающей волнами усталости. Хотелось превратиться в жидкость и впитаться в этот чертов матрас, чтобы на нем не висел этот бесконечно тяжелый груз из домашки к семинарам и еще каких-то заданий от профсоюза. К инспектору сбегать, в работе профорганизации поучаствовать, а еще к семинару по зарубежному праву подготовиться, прочитав эти ужасно скучные Законы Хамураппи. Костя посмотрел на их диалог с Федей в социальной сети. Они не общались уже несколько месяцев. После поступления в вузы они как-то совсем друг от друга отдалились. В самом начале еще как-то списывались, пытались видеться, а потом у Феди товарищи новые появились, и Костя совсем на второй план отошел. Сейчас Кучаев смотрит на последнее свое сообщение в диалоге, что до сих пор не прочитано Чаловым, и выть в подушку хочется. Он устал не иметь дружеского плеча рядом, на которое можно опереться в минуты печали. И так тошно на душе стало, что захотелось написать что-то в давно заброшенном ежедневнике. Книжечка лежала на дне ящика, сливаясь с общей массой чуть пыльных книжек. Черный переплет, в уголочке которого выведены две аккуратные буквы "К" - инициалы хозяина. Последняя страница датируется четырнадцатым июня. В тот день они успешно сдали экзамен по русскому и позволили себе расслабиться, гуляя по Фрунзенской набережной. Кучаев аккуратно переворачивал страницы, ловя в сознании красивые картинки воспоминаний, как все его мысли были перебиты простой фразой, что послужила пулей в лоб. "Не знаю, что я все таки чувствую к Феде, но я точно могу заверить, что мы всегда будем рука об руку". Будто бы током прошибает насквозь, разрядом в двести двадцать. Костя бы рад что-то с этим сделать, но внутри как будто передавили горло, полоснув по нему жесткой наждачкой. Он не плакал, какие могут быть слезы? Он смотрел на это треклятое рука об руку и проклинал себя всеми возможными ругательствами. - Какой же я идиот, - сказал вслух Кучаев, откладывая блокнот. Рука потянулась к телефону, чтобы набрать заветный номер. Заученная комбинация, аппарат у уха и... "Набранного вами номера не существует" Гравируется в памяти на долгое время, оставляя кровоточащий след. Тысячу раз перепроверяет номер, звонит, пока не начнет болеть ухо от заявлений женского голоса, что данного номера нет и в помине. - Бросил, - отдается в голове колокольным звоном, - я его бросил. Обещал же ведь, что не... В горле чувствуется противный ком, что давит на сознание еще больше. Плакать не хочется, нет. Хочется выть. Выть по-щенячьи, беря высокие ноты, потому что только такой скулеж сейчас передаст всю полноту боли в его груди. "Где мне его искать теперь? Я же обещал...рука об руку...какой же я..." - ни одну свою мысль не заканчивает, потому что одна перебивает другую. В каком-то тумане перечитывает все свои записи в ежедневнике. Федя везде, он пропитал эту чертову книжечку насквозь своим именем и фамилией. Не выцарапаешь, не выскоблишь. Он друга потерял, человека, с которым столько вместе пройдено, что никакой ежедневник не удержит столько историй в себе. Костя безвольно падает на кровать, кусая тонкие губы. В голове неоновой вывеской сияет "ты же обещал тогда" и уже не думается как-то о том, что на завтра к трем семинарам готовиться надо. Кучаев падает в серую и тесную клетку сна, из которой нет возврата. Ключ забрал с собой Федя, когда Костя его так бездумно отпустил, даже не попытавшись удержать.***
Зима не собирается заканчиваться, вторгаясь в март месяц холодными порывами ветра и колючим морозом. Снег заметает только оттаявшие дорожки, снова превращая их в каток. Жители мегаполиса снова кутаются в пуховики, натягивая шарфы до носа. Таким же был и Костя. Второй семестр - пытка. Самая извращенная, которую, наверное, ректорат придумывал не одно десятилетия, оттачивая все до малейших деталей на десятках, сотнях, тысячах студентов. Кучаев ощущал на себе давление со всех сторон, начиная от преподов-семинаристов, заканчивая научным руководителем, который упорно игнорировал его курсовую работу. Костя устал оббивать пороги кабинетов и аудиторий, в поисках ответов на свои вопросы. Как же хочется бросить все и свалить отсюда, оставив все, как есть. Плевать, закончено или нет. Пусть горит синим пламенем. С факультета вылетает как ошпаренный, даже не прощаясь с одногруппниками. Костя невероятно хочет домой, чтобы запереться в своей комнате в обнимку с компьютером или скетч-буком и не видеть никого ближайшие сутки. До метро долетает, спускаясь по эскалатору бегом. В первый вагон и в угол забивается, доставая наушники. Дыхание чуть сбилось, но постепенно оно восстанавливается и запал прежний чуточку спадает, уступая место крадущейся апатии. Она липкими следами заполняет сердечные желудочки, все пустые места в организме, цепляется за кровяные клетки и разносится по всему организму с бешеной скоростью. Когда Костя идет по переходу от Чистых Прудов к Тургеневской, в его плеере играет Сплин. От него, в отличие от многих исполнителей такого жанра, не тошно, а по-бархатному грустно.И лампа не горит и врут календари И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори
И Кучаеву противно, что он в сотый раз эту песню слушает и что он в сотый раз продолжает ассоциировать себя сегодняшнего с ней. Ему противно за свою расхлябанность, ведь Федя никогда таким не был и хотелось на него равняться.Любой обманчив звук, страшнее тишина Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина
Строчки вбиваются под кожу теми самыми перманентными чернилами, которыми он чуть больше чем полгода назад вырисовывал на чужом запястье аккуратные буквы. Ровные округлые буквы, что остались на чужой руке темно-синим следом. А на Костином теле они неровные, будто дребезжащие, корявые. Идет по белому переходу, смешиваясь с серо-зеленым потоком людей, и не чувствует ничего в себе. Только текст песни бегущей строкой и болезненная воющая скрипка на фоне.Любой обманчив звук, страшнее тишина Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина
Коридор кажется нескончаемым. Людская масса бесконечной. Все давит со всех сторон этой страшной белесостью с неоновыми лампами под потолком. Косте хочется кричать во все горло от съедающего чувства ненужности и одиночества. Он один в толпе людей. Он один. Он без Феди.На площади полки, темно в конце строки И в телефонной трубке эти много лет спустя одни гудки
Кучаев спускается по лестнице, затем останавливаясь на последней ступеньке, чтобы пропустить снующих людей и не быть сбитым, затоптанным до состояния кашицы. Делает шаг, будто бы в неизведанную бесконечность. Поворачивается и его пригвождает к полу взгляд зеленых глаз. Словно металлическими скобами в каменную плиту, что не выбраться никак. Дыхание спирает моментом, опустошая легкие и туманя мозг. Костя этот оттенок из миллиона узнает. Никогда не ошибется. Из-под ворота темной форменной куртки выглядывает нос с легкой горбинкой и та самая ямочка на щеке. Кучаев рукой дергает в желании коснуться ее, но одергивает себя, понимая, в какой ситуации оба находятся. Костя может дотянуться до чужой руки, может сказать столько всего, что накопилось за все это время разлуки. Он сейчас все что угодно может. Но стоит просто, впитывая в себя зеленый оттенок чужой радужки и не может пошевелиться. Федя сует руку в карман, что-то там ища, а затем протягивает ладонь с шоколадной конфетой в ней. Улыбается уголками губ, чувствуя, как Костя сейчас дрожит весь внутри от переполняющих его чувств. - Привет, Куча. На чужом запястье все также видны выведенные перманентным маркером, аккуратные, закругленные буквы.И где-то хлопнет дверь и дрогнут провода Привет! Мы будем счастливы теперь И навсегда