Память

Снятся ли киборгам сны? Нет — уверенно отвечали разработчики из «DEX-компани» — киборгам не может ничего сниться. А снятся ли сны сорванным киборгам? Никто не мог дать ответа на этот вопрос — ни владельцы этих самых киборгов, ни те же разработчики. Да и сами киборги, впрочем, тоже. Джек резко открыл глаза и рывком сел. Перед глазами было темно, в ушах ещё звучали непонятные крики и грохот, а в груди фантомно сидело чувство злости и в то же время дикой боли, связанной с ощущением потери чего-то невероятно важного. Система, впрочем, оповещала, что все показатели в норме и никакого постороннего вмешательства не было, равно как и не было никаких повреждений. Джек покосился в сторону — ну да, Женька спит и ногой дрыгает, до будильника ещё пара часов, но спать уже не хотелось. Хотелось поскорее избавиться от этого неприятного чувства в груди. Избавляться Джек решил проверенным способом — разбудить ближнего своего, ну и приготовить завтрак, дабы ближний не очень злобствовал на раннюю побудку. Вышло всё так, как и было задумано: ближний сначала пытался убить киборга тапочками, потом — зубной щёткой и наконец — полотенцем. Но завтрак всё же примирил его с несправедливостью мира и отдельно взятого его элемента в виде Джека. День прошёл в обычных леснических заботах — там мухоморы обнаглели, там кабаны, здесь опять незаконные рубщики, поэтому домой напарники вернулись порядком вымотавшимися, да и коварная эдемская погода снова преподнесла сюрприз в виде ливня, так что они ещё и промокли. Стоя под горячим душем, Джек пытался анализировать сегодняшний день — уж очень не понравилось ему то утреннее чувство, которое, впрочем, за день вроде бы успокоилось и исчезло. Почему исчезло? Джек и сам не знал ответа на этот вопрос, но чётко ощущал, что когда Женька исчезал из пределов его видимости, в груди что-то скребло. Джек решил, что это из-за той истории с мафией и последующей Женькиной болезнью. Но долго предаваться размышлениям было некогда — надо было освобождать душ и готовить ужин, иначе Женька опять съест вместо нормальной еды бич-пакет, да с кетчунезом для полноты картины. Так что лучше поторопиться. Он взял полотенце, вытерся, вытер голову и на какую-то долю секунды посмотрел в зеркало. И замер. В зеркале отражался кто-то. У «кого-то» была фигура Джека, глаза Джека, даже волосы Джека, только чуть короче, но на этом сходство заканчивалось. Этот «кто-то» был одет в странную одежду, как понял Джек — форму, на голове какая-то шапочка со звездой, через плечо непонятный баул, а за плечом —какое-то оружие. И глаза. В глазах того, в зеркале, застыла лютая боль. Джек осторожно протянул руку к зеркалу, отражение протянуло тоже. Время словно застыло, Джек как заворожённый смотрел на кого-то, касаясь ладонью стекла, пока не раздался стук и нервный Женькин голос: — Джек, ты там не утонул? Джек тряхнул головой, и наваждение исчезло — в зеркале снова был он сам. А за дверью уже порядком напрягшийся Женька. — Утонул? А ты так хотел бы найти мой труп в твоём душе, Жень? — Да ёпт, у нас, вообще-то, санузел совмещённый, если кто забыл! — Ой, уже освобождаю! Женька влетел в ванную комнату и закрыл дверь, отсекая подозрительное зеркало. За ужином Джек всё же решил осторожно поинтересоваться: — Жень, скажи мне, а у нас с зеркалом в душе всё в порядке? — Ну да, а чо? Или опять отваливается? — Да нет, просто странное какое-то. — Нормальное зеркало, а это, может, у тебя какие настройки полетели? — Вот спасибо, у меня, между прочим, всё прекрасно! А у зеркала — нет! — Да ёпт, ты нормально сказать можешь — чо с ним не так? — Не знаю, но что-то точно! — Ёпт, Джек, ты по инфранету меньше всякой хрени смотри, когда меня нет. Джек в ответ на это возмутительное предложение встал, собрал со стола тарелки и отправился их мыть, всем своим видом выражая поруганную добродетель. В этот раз Джек проснулся от своего крика. И от запаха гари и чего-то ещё. В груди болело по-прежнему, только ещё сильнее, а в глазах стояли слёзы. И Женька. Джек точно помнил Женьку. Только почему-то непривычного — молчащего, лежащего лицом вниз в чём-то красном и липком. А в голове звенело: «Товарищ старшина, Женьку убило. Как так-то, товарищ старшина?! Он же обещал!» — Джек, ты чо? Джек? — это разбуженный криком Женька соскочил с кровати и рванул к нему. — Джек? — Система готова к работе. Показатели в норме, — механическим голосом откликнулся Джек, но Женьку эти ответы не устроили, он тряхнул Джека за плечи и ещё раз спросил, в порядке ли тот. Джек помотал головой и неожиданно для себя спросил: — Жень, а что такое «товарищ старшина»? — Чо? Джек, ты чо?! Сначала орёшь, а теперь вопросы такие! — Ну Жень, мне это правда надо. Пожалуйста. Поняв, что и в этот раз выспаться не удастся, Женька заварил травяной чай, достал покупной сладкий пирог, нарезал его, налил чаю, вручил одну кружку Джеку и потребовал рассказывать всё. Джек вздохнул и начал говорить: о запахе гари и грохоте, о небе в дыму, о криках, о Женьке в чём-то красном и липком, о собственном отчаянии и тупой боли, о дикой злости на Женьку же и на кого-то — Джек никогда не видел этого кого-то, но там, во сне, готов был грызть ему горло зубами. Он рассказал и о том, другом, который в зеркале. Женька только присвистнул. — Ёпт, Джек, если бы ты был человеком, я бы решил, что ты спятил. Честно. — Но я же не человек, да, Женя? — горько спросил Джек. — Я просто сорванный киборг. — Не, Джек, что ты! Я не имел в виду ничего такого! Просто то, что ты рассказал... Джек, я правда не знаю — что это. — Ну хоть про «товарища старшину» ты мне можешь ответить? — Эм, ну «товарищ» — обращение, а «старшина» — воинское звание. Как-то так. — «Товарищ» в смысле «друг, приятель»? — Ну не совсем. Тут скорее как вежливое обращение. Мы в армии так к старшим по званию обращались. «Товарищ лейтенант», там, «товарищ прапорщик». Ну, к сержанту тоже приходилось. Хотя и старшина у нас тоже был. Мировой мужик, кстати. Но как тут быть, Джек, я честно не знаю. Знаешь что, давай я сегодня один на обход схожу — всё равно погода скурвилась, так что далеко не находишься и не налетаешься, а ты пока отдохни дома. И нет, ничо со мной не случится, Джек! Леший я, или как. Оставшись в одиночестве, Джек довольно быстро заскучал. Даже приготовление обеда не принесло обычного успокоения, как это было всегда. Слишком уж отчётливо до сих пор звучало в голове: «Женьку убило!» — и от этого было так паршиво, словно его хакнули и накачали вместо нормальных программ каких-то вирусов. Так что, промаявшись пару часов, Джек решил залезть в инфранет — если уж там не найдётся ответа, то тогда Джек не просто бракованный киборг, а сумасшедший бракованный киборг. Вот радость-то. На секунду задумавшись, Джек быстро ввёл в поисковик фразу «товарищ старшина» и, конечно, сразу получил массу ссылок и голографий. Он машинально начал листать их, надеясь услышать хоть какой-то отклик, понять — что именно ему хочется найти. Он пролистал так пару десятков и уже хотел было завершить поиск — про старшину он прочитал, а дальше смотреть на изображения давно мёртвых людей ему не очень хотелось, как вдруг на следующей голографии он увидел Женьку. Сначала Джек подумал, что у него что-то со зрительным центром, но система не выдала никаких ошибок, а голография никуда не исчезла. Вот он, Женька, сидит на поваленном дереве, на нём та же форма, которая была на «зазеркальном» Джеке, рядом такое же оружие — Джек посмотрел, называлось оно «винтовка Мосина» и ещё какой-то музыкальный инструмент. Также была подпись: «Долорес на добрую память от Евгения. Я обещаю вернуться». Джек выдохнул и быстро перешёл по ссылке на сайт, с которого была взята голография, в надежде найти что-то ещё. И нашёл. Ещё одну голографию и тоже с подписью. Только подпись гласила: «Я и мой боевой товарищ Дмитрий, который тоже шлёт Вам свой гвардейский фронтовой привет!» — а «боевым товарищем Дмитрием» был не кто иной, как сам Джек. И отличались они только длиной волос и одеждой. Дмитрий весело улыбался и обнимал Женьку за плечи, а глаза его смеялись. Джеку стало по-настоящему страшно — на фото был совершенно счастливый человек. Так почему у того, в зеркале, были такие мёртвые глаза? Ответ пришёл с ещё одной голографией. На ней «боевой товарищ Дмитрий» был уже один, с этим отчаянным выражением глаз. Подпись гласила: «Март 1945». А потом Джек увидел пояснительный комментарий, открыл его и начал читать. И от прочитанного ему становилось всё хуже и хуже. «Гвардии старший сержант Агатов Евгений Евстигнеевич, род. 25.04.1917 в Архангельской губернии, погиб 20.04.1942 в ходе Ржевско-Вяземской операции, место захоронения не установлено» — Женька. Вот он, Женька, не доживший нескольких дней до своего двадцатипятилетия. Улыбался, жил, радовался, мечтал вернуться. Обещал показать родные леса. В памяти (какой? цифровой? нецифровой?) зазвучал весёлый голос: «Видел бы ты, Дим, какие там звёзды! Выйдешь ночью во двор, а они над тобой рассыпаны — с кулак! А леса какие! Дим, какие у нас леса — до самого горизонта! А реки! Вода — чистейшая! Рыбы полно! Эх, Димка, какую мы рыбалку устроим, как вернёмся!» И кто-то отвечал ему, пытаясь скрыть в голосе улыбку: «Ой, Же-ень, шо там с твоих лесов — деревья да кусты везде. То ли дело Одесса! Ой, Одесса-мама, жемчужина у моря. Вот ты видел море, Жень? Отвоюем и до Одессы сначала. По набережной профланируем, барышень впечатлим! Вот представь — идём мы, такие сами из себя красивые, с орденами, мороженое едим, а нам барышни улыбаются! На Дюка поглядим. Ток с люка. Так шо — сначала до Одессы?» Откуда в голове всплыло это название, да и чей голос он слышал, Джек понял, прочитав второй комментарий. К другой фотографии. «Гвардии рядовой Шлейгер Дмитрий Яковлевич, род. 17.01.1917 в г. Одессе, погиб 07.05.1945 в Берлине, место захоронения —Тиргартен, Берлин». А вот уже Джек. Джек? Или тот, кем он был когда-то (был ли?) и кто теперь хотел вернуться? И если хотел — зачем? Но одно Джек понимал отчётливо — если бы этот «Дмитрий» хотел причинить вред, то давно бы уже причинил. Однако кроме снов Джека ничего не беспокоило. Да и Женьку тоже. Которому, кстати, пора бы уже вернуться — обещал же на пару часов, а прошло сколько? Джек глянул на часы, и ему стало очень не по себе. Ушёл Женька утром, около десяти, а сейчас табло показывало половину пятого. Плюс погода испортилась окончательно, дождь перешёл в натуральный ливень, да и ветер усилился. Джек попытался связаться с Женькой по видеофону — вызов шёл, а ответа не было. Но самое нехорошее было то, что Джек понятия не имел, по какому маршруту пошёл Женька. И что там могло случиться — тоже. Быстро накинув на себя куртку и натянув сапоги, Джек выскочил за дверь. Внешний мир встретил его неласково — струями дождя в лицо и шквалистым ветром. «Же-е-енька-а-а-а, Же-е-е-е-ень!» — попробовал позвать он, заранее зная, что ответа не услышит. Он вывел на внутренний экран карту, быстро прикинул, по какому маршруту, вероятнее всего, тот мог уйти, и уже собрался было пойти по самому, на его, Джеков, взгляд, подходящему, как вдруг голос в голове резко произнёс: «Не туда. Иди по пятому. И шевелись, твою мать!» Джек счёл за лучшее послушать невидимого советчика и со всех имплантов рванул по указанному направлению. Он нёсся по лесу, а голос работал за навигатора: «Тут налево! Тропку видишь? Прямо по ней! Быстрее, доходяга!» Джек бежал, уклоняясь от мокрых веток, хлещущих по лицу в настоящем, от пуль, свистевших где-то в далёком прошлом; вот боковым зрением он заметил политрука их роты — тот упал, нелепо взмахнув руками, и затих, а он, Димка Шлейгер, всё бежал, продолжая выискивать взглядом знакомую высокую фигуру в потёртой шинели. Ещё одна перебежка и наконец он заметил его — Женька пытался подобраться к воронке, в которой, как понял Димка, был пулемёт. Он хотел было окликнуть Женьку — почему-то не сомневался, что друг услышит его даже сквозь этот шум, но тут что-то просвистело и раздался раскат грома. Димка упал и на какие-то секунды оглох и ослеп. А на внутренней стороне век отпечаталось, как медленно падал в воронку Женька. Усилием воли он заставил себя встать на четверенькии поползти в том направлении, уговаривая себя, что Женька просто контужен, что всё будет хорошо, что они выживут. Однако, кулём свалившись в воронку, он понял — не будет хорошо. Ничего больше не будет. Женька лежал, уткнувшись лицом в пулемёт, словно пытаясь удержать его одной рукой. Вторая болталась на лоскутах кожи и обрывке рукава. А вместо ног было кровавое месиво. Димка, уже плохо отдавая себе отчёт в том, что делает, попытался растормошить друга: «Жень, ты шо, Жень! Вставай давай! Наступаем же! Же-е-ень!» Последнее он буквально проскулил, уткнувшись лицом в плечо друга. Он не знал, сколько просидел посреди этого огненного ада, отчаянно выскуливая имя друга — ему казалось, что прошла вечность. Он и продолжил бы сидеть так, уткнувшись в плечо мертвеца, если бы в воронку не прыгнул, уклоняясь от взрыва, старшина. — Чо, блядь, сидишь?! — рявкнул он. — Наступаем! Или под трибунал захотел?! — Товарищ старшина, Женьку убило. Как так-то, товарищ старшина?! Он же обещал! — Дима едва узнавал собственный голос. — Он же обещал! — последнюю фразу парень буквально прокричал. Старшина глянул на парня, на лежащего в луже крови старшего сержанта Агатова и неожиданно мягко произнёс: — Да, Дим, он погиб, но ты-то живой. Вот и живи. Мсти гнидам. Давай, сынок, побежали, пока паскуды притихли. — Но нельзя же его так оставить, товарищ старшина! Нельзя! Похоронить надо! — казалось, рядовой Шлейгер уже не отдавал себе отчёт в том, что он говорит, да и делает, похоже. Потому что начал загребать руками комья мёрзлой апрельской земли, пытаясь чуть засыпать мёртвого друга. — Некогда хоронить, боец! — старшина хотел было прикрикнуть, приказать, но что-то его останавливало. Что — он не знал. — Вот отвоюем — тогда и помянем Женьку. Давай, сынок, вперёд! — Димка выматерился, вытащил из-под Женькиной руки пулемёт и хотел было уже кинуться в бой, но замер, словно натолкнувшись на стену. — Нельзя его так оставлять, товарищ старшина! Вы как хотите, но нельзя! Дайте похоронить, а там хоть под трибунал — не страшно! —Но всё, на что хватило Димки — это перевернуть друга. На лице покойника застыло удивлённое и какое-то по-детски обиженное выражение, словно он и сам не понимал — как так. Только что бежал в атаку, живой, а уже лежит в луже собственной крови и всё, что останется от него, — сухие строчки похоронки. Если она будет. И фотография на память. А в серых глазах, отражаясь, разбилось на части серое апрельское небо — у Димки просто не хватило духу закрыть их. Парень снова выматерился и бросился вперёд — как оказалось — вовремя. Рядом с воронкой ударил ещё один снаряд, похоронив и Женьку, и замешкавшегося старшину Петухова. Димка закричал и побежал на врага. Джек вылетел на поляну и замер. Женька лежал, придавленный упавшим омлохом, а рядом ругалась, пытаясь хоть как-то поймать связь видеофоном, Степановна. На какие-то доли секунды Джеку показалось, что под Женькой растекается тёмно-багровая лужа, но при ближайшем рассмотрении ничего подобного не оказалось. — Явился наконец! Где тебя только и носило! — Степановна, увидев киборга, явно приободрилась. — Давай вытаскивай его — бабушке одной не справиться! Джек резко повернулся к ней всем корпусом, и Степановна едва подавила испуганный вскрик. Хотя, казалось бы, что на Шебе она и не такого насмотрелась, но то, что она увидела, её напугало — уж слишком был не похож на себя лесников киборг. Казалось — что-то жуткое проснулось в нём и вылезло наружу. — Баабушке? — Как-то хищно протянул Джек. — Ба-абушке? Да я тебя, сука старая, если с ним что случилось, тут же рядом закопаю! На лоскуты порежу и закопаю! Ба-абушке, блядь! — Уй, Дим, ты что это? — неожиданно раздалось из-под дерева. — Зачем старушку пугаешь? Ты ж мокрушником не был никогда — сам рассказывал. А теперь? — Же-е-енька! Живой! Ты погоди, я сейчас это, ствол приподниму, и вытащим тебя, слышишь? Вытащим! Так, бабка, слушай сюда, — Димка глянул на притихшую Степановну, — я дерево сейчас приподниму, а ты Женьку тащи. И не пизди, что старая и не можешь. Старые в такую погоду дома сидят! Старушка, бля. Однако огромный ствол поддался неожиданно легко. Дерево оказалось основательно подгнившим и с трухлявой сердцевиной — только этим, а ещё каким-то невероятным чудом объяснялось то, что Женьке удалось избежать серьёзных травм. Потому что вылез он всё же сам — помощи Степановны не понадобилось. И даже смог сесть. — Синяк будет. — Женька потёр лоб, размазав по нему грязь, и поморщился. — Вот видишь, Дим, я же говорил, что кости у меня крепкие, а ты не верил. — Шо? Это не я не верил, а ты не говорил! Я бы запомнил, — Димка весело, пусть и немного нервно, рассмеялся. — Ну шо, герой, пошли до дому, а то тут как-то мокренько. — Посмотрите на него — «мокренько» ему! — Женька тоже весело улыбался. — Подумаешь дождичек. Бывало ведь и хуже. — Бывало, — согласился Димка, — но сейчас-то не так. Или ты идти не можешь? — Он внимательно посмотрел на друга. — Жень, только честно — можешь или нет? — Да могу, конечно, что ты. Только встать помоги. — Женька протянул другу руку и тот, ухватив его, помог подняться. — Ну вот, встал. Сейчас пара минут, и буду как новенький. — А пока эта «пара минут» проходит, расскажи-ка мне, голуба-душа, за какими ты такими надобностями по такой погодке так далеко ушёл? Или жопа приключений захотела? — Да что ты как на допросе-то, Дим! Ну, пошёл проверить маршрут, чутка отклонился — шум услышал, думал: браконьеры, а тут вот гражданочка эта. За грибочками вышла, говорит, и без связи осталась — непогода. И поскользнулась неудачно — кажется, ногу подвернула. Ну, я подошёл посмотреть, помощь оказать, если потребуется — и эвакуировать. А тут на тебе — дерево ветром свалило. Старушка-то отскочила, да и я толкнуть успел её, а сам вот не успел увернуться. Хорошо, что кости крепкие и ствол трухлявый, а то точно переломал бы себе всё. Ну, доволен рассказом? Допрос окончен? — Допрашивать тебя, Женечка, прокурор будет. А я спросил. Значится, старушка в лесок по непогоде за грибочками выбралась, — Димка пристально взглянул на Степановну, и той стало сильно не по себе. — Ногу подвернула, а тут ты — герой-спаситель явился. Ох, Женька, не ври, если не умеешь. Грибочки, блядь. — И неожиданно жёстко произнёс: — В расход бабку надо. Тебе руки марать незачем — сам её кончу. Нехер тут схроны устраивать.Будто я ту кочку не заметил. И что торчит оттуда — тоже. — Дим, — мягко произнёс Женька, — ты чо? Ты же сам говорил — воровал, да, но по-мокрому никогда не ходил. Чо на тебя нашло? — Шо нашло, спрашиваешь? — Димка сплюнул. — Тебя под деревом увидел, бабку эту — и озверел. Если бы с тобой случилось шо, я бы с ней даже разговаривать не стал. Сразу бы пером в бок, и адьё. — Не надо, Дим. Не надо. Мы ж звери какие. Пойдём лучше домой, а? — Женька смотрел на друга и тепло улыбался. — Пойдём домой. — Пойдём! Там того, запеканочка рисовая, компотик яблочный, да и помыться не мешало бы. — Не, Дим, ты не понял — нам пора. Мы своё отжили, Дим. Теперь их жизнь. — И тут Женька неожиданно крепко обнял друга. — Дим, ты прости меня, что тогда так вышло. Я же правда обещал. А сам... Димка зло всхлипнул и уткнулся ему в плечо. Так они и стояли, обнявшись, под косыми струями дождя и взглядом ничего не понимающей Степановны. Из странного разговора она поняла только то, что а) была очень и очень близка к чему-то жуткому, б) Лешего, видимо, всё же контузило, да и киборга его тоже. — Ну, идём домой, Жень? — Димка утёр рукавом подозрительно красные глаза и улыбнулся. — Ага, идём. Смотри, Дим — небо. И правда — посреди серых туч проглядывал кусок голубого неба. — Давай, Дим, нам правда пора. Как ты говорил? Сначала до Одессы, а там в леса? Пойдём? — Пойдём! Женька и Джек стояли на полянке и смотрели на свои отражения. «Отражения» весело улыбались им и друг другу. — Ты, это, звиняй, шо так вышло, — неожиданно обратился Дима к Джеку. — Не хотел я, чтобы всё так получилось, но... — договорить он не успел, Джек перебил его вопросом. — Так, значит, это по твоей милости я считал себя сумасшедшим бракованным киборгом? — вопросил он и перешёл в боевой режим. Однако Димку он не впечатлил. — Тю, ты погляди, Жень, у него ж глазки красным светятся! А мож он того — ну бешеный? Слушай, — спросил он уже у Женьки-Лешего, — он у тебя не кусается? Леший хмыкнул. — Не, — ответил он, — Джек у меня не кусается, а вот лесник дерётся. — Ой, вот только не надо делать мне страшно, Женя — не боюсь всё равно! — Димка не мог не подколоть друга. Пусть ещё один такой же стоял рядом и улыбался. А синий пятачок над головой всё увеличивался. Женька посмотрел вверх и вздохнул. — Всё, пора нам, Дим. Пора. Спасибо, ребята, простите, что всё так вышло. Не сердитесь на Димку — не со зла он. А нам правда пора. Дим? С этими словами Женька развернулся и пошёл туда, в небо. Димка подмигнул Лешему и Джеку и последовал за другом. Так они и ушли вместе, а Джек и Женька стояли и смотрели, как двое растворяются в солнечном луче. — И что это было, Жень? — удивлённо спросил Джек. — Не знаю, ёпт, что это было, но похоже кошмары тебя мучить перестанут, — ответил Женька. — И да, давай домой, что ли? Там же вроде запеканочка, тьфу, запеканка есть? Только сначала Степановне помочь надо до дому добраться. — Ой, да не надо мне ничего! Я сама доберусь! Что вы! — Степановна шустро поковыляла к тропке на противоположной стороне. Она не поняла, что произошло тут, но решила забыть эту историю. На всякий случай. — Идите домой, мальчики! Вот и дождь перестал! Так что надо выбираться, пока снова не полило! Парни переглянулись и решили, что старушка вполне себе обойдётся без их помощи, а вот есть Женьке уже давно хотелось. Поэтому он кивнул Степановне и направился к дому. Джек последовал за ним, на ходу вспоминая — убрал он кастрюлю с компотиком в холодильник или она так и осталась стоять на плите. А над их головами плыл маленький кусочек синего неба.