Уважаемый Северус Снейп, Я люблю Вас!
Аккуратно свёрнутая записка обнаружилась на рабочем столе. На верхней части листа лишь моё имя, выведенное от руки старательным каллиграфическим почерком. Записка, в которой нет никакого смысла, кроме признания в любви. Признания в любви, адресованного мне. Даже прилагая усилия, не могу припомнить подобную манеру письма: судя по всему, кто-то очень постарался, чтобы замаскировать свой естественный наклон букв. Всерьёз предаюсь размышлениям о том, не сжечь ли мне письмо, прежде чем отправляю его в выдвижной ящик, планируя разобраться с этим как-нибудь позже. В моём кабинете не может оказаться ничего более неуместного, чем это. Единственный способ пробраться внутрь — это назвать пароль, который я не сообщаю каждому встречному. Первый подозреваемый, кто приходит на ум — Альбус, но вряд ли мертвецы развлекаются подобным образом. Вдобавок ко всему, каким бы жестоким этот человек ни был, он слишком любезен, чтобы покушаться на кого-либо подобным образом. Хотя, с другой стороны, я вполне могу представить, как этот назойливый старик оставляет подобное письмецо в надежде «приободрить» меня. Впрочем, без разницы. Я просто поменяю пароль. На следующий день меня ждёт ещё один свёрнутый трубочкой фрагмент пергамента.Уважаемый Северус Снейп, В те моменты, когда Вы сосредоточены, Вы выглядите настолько умопомрачительно, что у меня дух захватывает.
Мне приходится приложить усилие, чтобы справиться с внезапно пересохшим горлом. Записка тут ни при чём, конечно же нет: после войны и перенесённой травмы сухость во рту стала просто частью ежедневных рутинных проблем. Это абсолютно точно не связано с убогой запиской. Я отправляю её туда же, куда и предыдущую — в долгий ящик. Это явно планировалось как безобидная шуточка; какой-то студент решил немного поразвлечься за мой счёт. Но насколько же сильна должна быть ненависть к своему преподавателю, чтобы проследить за ним, узнать пароль от личного кабинета и оставить на видном месте такую наглую… ложь. На сей раз я даже не буду тратить время на смену пароля. Если игнорировать письма, рано или поздно отправитель, кем бы он ни был, потеряет интерес к этой затее. Но записки продолжают появляться на том же месте. И с каждым разом их содержание становится всё откровеннее.Уважаемый Северус Снейп, Я нахожу Вас привлекательным.
Уважаемый Северус Снейп, Мечтаю поцеловать Вас.
Уважаемый Северус Снейп, Хочу, чтобы Вы были у меня первым.
Уважаемый Северус Снейп, Меня бесконечно возбуждает то, как Ваши пальцы обхватывают палочку.
Уважаемый Северус Снейп, Из-за Вас я словно схожу с ума.
Уважаемый Северус Снейп, Моя любимая часть дня — когда я могу увидеть Вас.
Каждое письмо я кидал в тот же тайник, что и остальные — просто не могу заставить себя уничтожить их. Но после целой недели, потраченной впустую на поиски нарушителя, я понял, что придётся доложить начальству о столь назойливых ухаживаниях. После окончания войны пришлось оставить вынужденную должность директора: Хогвартс явно нуждался в ком-то получше. Ко всеобщему удивлению, замок по собственной воле избрал в качестве нового главы школы Гарри Поттера. Именно мальчишка настаивал, чтобы я остался и вновь занял место мастера зелий, и, поскольку на тот момент на горизонте не было никакой альтернативы, я согласился. Первое время было непривычно — бывший ученик, совсем зелёный, которого я опекал большую часть своей жизни, защищал… стал моим непосредственным начальником. Но, честно говоря, жизнь и не к такому заставляет приноровиться. Нетерпеливо постучавшись, я дождался, пока на грани слышимости прозвучит привычное «Войдите», и перешагнул порог. — Северус, чем могу помочь? — поприветствовал самый молодой из директоров Хогвартса за всю его историю. Эта работа, впрочем, как и война, любого заставила бы резко повзрослеть. — Боюсь, я по личному делу, — бросив на стол стопку «любовных записок», скрещиваю руки на груди в защитном жесте; у меня снова першит в горле. — Шутка кого-то из студентов зашла слишком далеко. Я надеялся, что если продолжу игнорировать это, умник оставит свою затею. Но каждый день на моём столе всенепременно появляется новая записка. Я сменил пароль, но кому-то всё равно удаётся пробраться внутрь. — Они кажутся довольно искренними. Почему ты считаешь, что это розыгрыш? — спросил Гарри после прочтения. — Поттер, обойдёмся без дискуссий о невозможном. Единственное логичное объяснение происходящему — всё это нелепая шутка. Он продолжил листать записи с нечитаемым выражением лица, пока не изучил их все. — Северус, не спорю, всё ещё есть те, кто пылает к тебе ненавистью. Но по меньшей мере столько же людей видят в тебе героя войны. Однако, если ты расцениваешь эти безобидные записи как посягательство, я найду способ это прекратить. — Это было бы приемлемо, — он возвращает мне письма, чтобы я мог убрать улики обратно в карман. — Тогда не стоит беспокоиться. Я обо всем позабочусь. Поблагодарив директора, я покидаю его кабинет. Уверен, он планирует воспользоваться Картой Мародеров, которую всё же удалось вернуть. Что бы подумал его отец, если бы узнал, что артефакт, созданный «для шалостей», теперь всегда используется для их предотвращения? Мне в самом деле не хочется знать, кто именно из учеников испытывает ко мне столь сильную неприязнь, чтобы зайти настолько далеко. Не хотелось омрачать и без того нелестное мнение о студентах из-за глупой шутки, из-за нанесённого мне оскорбления и обиды, которую не получается заглушить. Я же всё-таки не железный. Плотно зажмурившись, пытаюсь не думать об этом хотя бы лёжа в кровати. Но фразы, написанные каллиграфическим почерком, словно танцуют под веками. То, чего мне никто и никогда не говорил. Что я даже и не мечтал услышать. Я не в силах заставить себя уничтожить единственные добрые слова, обращённые ко мне. Даже если все они — наглая ложь. Первая записка, та, с которой всё это началось, зажата между пальцами. Когда в последний раз кто-нибудь говорил, что любит меня? Возможно, Лили. Но даже в те далёкие годы это была целомудренная, сугубо платоническая любовь. Было бы прекрасно… Перед дверью в кабинет я, как и всегда, произношу пароль. На этот раз на столе и правда нет записки: вместо неё на краю столешницы с максимально возможным комфортом располагается директор собственной персоной. — Поттер, какого… — Уважаемый Северус Снейп, это не розыгрыш. — Он по-мальчишески улыбается. — Тебя это ни к чему не обязывает. Мне просто не хотелось бы, чтобы ты воспринимал мои письма как преследование. Я всю ночь провел в размышлениях. Из-за погоды, честно говоря. Или нет. Но, в конце концов, Северус, несмотря на то что мне не хотелось раскрывать свою личность, невозможно смириться с мыслью, что подобное кажется тебе лишь издёвкой. Знаю, что гомосексуальность в магическом мире не является чем-то рядовым и даже допустимым, ситуация не лучше, чем у магглов, но это не означает, что мои чувства менее реальны. Когда он встаёт со своего места, я рефлекторно отступаю на шаг назад. Это куда опаснее, чем шуточки студентов. — Я же сказал, что позабочусь об этом, Северус. И слово своё держу. Можешь расслабиться, так как это не было попыткой тебя разыграть. Он проходит мимо, дружески похлопав меня по плечу, излучая уверенность и добродушие. — До тех пор, пока это не глупые шутки, меня это не беспокоит, — таков мой тихий ответ, ибо горло снова подводит. — Как тебе удалось попасть в кабинет? — Хогвартс. Он мне симпатизирует. С радостью откроет для меня любую запертую дверь, — он ласково проводит по стене, словно гладит домашнее животное. — Тогда… Не возражаешь, если я продолжу оставлять записки? — Поступай, как хочешь. Он лишь смеётся. — Ну, с твоего позволения. Ощущение от его руки, прикосновения к пояснице, посылает волну тепла вдоль по позвоночнику. Губы скромно, в то же время властно прижимаются к моим, и я не могу вспомнить свой последний поцелуй, но вряд ли он ощущался подобным образом. Такого не было, пожалуй, никогда. — Зачем ты это сделал? — Потому что ты сказал, что я могу поступать, как хочу. Считай, что я тебя соблазняю. — Придется приложить явно больше усилий. — О, Северус, я только начал.