Подкидыш

Петуния проснулась от шума воды в ванной. — Боже мой! — пробормотала она, силясь открыть заспанные глаза. — Вернон уже встал, а я до сих пор лежу… Муж в половине девятого обычно уезжал в свой офис, и Петуния должна была накормить его завтраком. А там и Дадли скоро проснется — и начнется еще один день, такой, как всегда. Несмотря на то, что на календаре второе ноября, погода стоит теплая — когда Дадли съест свою кашу, они пойдут гулять в городской парк. Можно будет надеть новый костюмчик — Дадли в нем такой хорошенький! Она поднялась с постели, сунула ноги в тапочки, накинула на ночную рубашку халат и подошла к кроватке Дадли. Ребенок спал, повернувшись на бок и подложив кулачок под щечку, светлые кудряшки чуть взмокли — Петуния озабоченно потрогала лоб малыша — но, слава Богу, жара нет. Вчера в магазине Дадли так кричал и плакал, и даже — какой стыд! — пинал мать ногами, когда та не купила ему шоколадку. Но Петуния, скрепя сердце и сама едва не плача, была непреклонна — ребенок должен знать слово «нет» и понимать, что не все желания исполняются. «Ничего страшного, ну, поплачет и успокоится… А много сладкого вредно», — уговаривала себя Петуния и все равно чувствовала себя едва ли не чудовищем. А к вечеру у бедного малыша даже температура поднялась. Однако сейчас Дадли напоминал маленького ангелочка с картин старинных живописцев: белокурый, пухленький, румяный, чему-то нежно улыбающийся во сне… — Моя радость! — умилилась Петуния и торопливыми шагами направилась на кухню. Там она разбила три яйца, вылила их на сковородку и принялась резать ветчину, сыр и хлеб для тостов. Затем насыпала кофе в медную турку и встала у плиты, следя, чтобы яичница не подгорела и кофе не сбежал. «Сегодня нужно заплатить по счетам за свет, за воду… молочнику и мяснику тоже… — Петуния слегка нахмурилась. — Надо будет напомнить Вернону, чтобы оставил мне денег — вчера после магазинов у меня осталось всего полтора фунта… — и вдруг подумала: — А ведь эти… такие, как Лили… за свет, наверное, не платят ничего. Да они и воды могут себе наколдовать, сколько угодно, и горячей, и холодной…» Мысль о сестре вызвала смутное чувство тревоги — как и всегда. Вчера Вернон почему-то ни с того ни с сего тоже вспомнил о Лили. Он спросил, как зовут их с Поттером сына, а Петуния ответила, что точно не помнит, но, конечно, она помнила… Гарри — вот как его зовут. И он на месяц младше Дадли. Петуния никогда не видела своего племянника — она была обижена на сестру после того неудачного похода в ресторан, когда Лили решила познакомить сестру и зятя с женихом. Джеймс Поттер рассказывал о своей гоночной метле, о куче золота, доставшейся от родителей — и так явно забавлялся, видя, в какое недоумение пришел Вернон, что Петуния не выдержала и сказала мужу: «Пойдем отсюда». Потом, по пути домой, Петуния думала — как славно и уютно сидеть в новой удобной машине, как надежно и спокойно рядом с Верноном, который крепко держит руль и внимательно смотрит на дорогу. Он вообще очень серьезный и ответственный, ее муж. Настоящий джентльмен. И «Ровер» последней модели — это вам не какая-нибудь метла или швабра! А Вернон Дурсль, такой большой, широкоплечий, такой корректный, в безукоризненном костюме с галстуком, идеально подходящим по цвету, так прочно стоящий на земле обеими ногами — не какой-то там мальчишка-вертопрах с лохматой шевелюрой и в нелепой одежде, которую они называют мантией. После того случая сестры виделись лишь дважды, на похоронах родителей — сперва скончалась от рака мать, а не прошло и трех месяцев, как за ней последовал и отец. Мистер Эванс просто умер во сне — врачи сказали, сердечный приступ… Родительский дом после смерти отца продали, и Лили отказалась от своей доли — да, по правде говоря, там деньги были небольшие: городок Коукворт, когда фабрика, где работали большинство его жителей, закрылась, тоже пришел в упадок, поэтому желающих приобрести здесь недвижимость долго не находилось, и цену пришлось снизить почти на треть. Самым тяжелым воспоминанием в жизни Петунии остались визиты в больницу к умирающей матери. Лили побывала у нее всего один раз — а ведь она всегда была любимицей родителей, о чем Петуния до сих пор думала с горькой обидой. Лили — волшебница, Лили — красавица, а старшая дочь иногда чувствовала себя пустым местом… Правда, в последнее время сестры возобновили переписку — Петуния даже послала Лили вазу в подарок на день рождения. В конце концов, у них не осталось родни, кроме друг друга… — Ох, да что же я сегодня такая несобранная! — вскрикнула Петуния, заметив, что кофе чуть не перелился через край, и едва успев снять турку с огня. Яичница тоже была готова, и Петуния, переложив ее на тарелку, занялась приготовлением тостов — и подумала, что скоро придет молочник, и нужно выставить пустые бутылки за дверь. Накинув пальто — все-таки на дворе поздняя осень — она выглянула… и, вскрикнув, отшатнулась. На крыльце лежало что-то, завернутое в стеганое одеяло. Петуния наклонилась и отогнула край — там был младенец! Ей пришла в голову абсолютно нелепая мысль, что какая-то девица, соблазненная Верноном и родившая от него, подкинула им своего ребенка. Но она тут же подумала: «Господи, что за глупости! Это же не в кино и не в романе… — и нерешительно взяла малыша, который от ее крика проснулся и захныкал, на руки, пытаясь сообразить, что в таких случаях следует делать. — Наверное, мы должны позвонить в полицию? Они найдут его родителей… А ведь, пожалуй, все равно подумают, что Вернон имеет отношение к этому ребенку. Сплетен не оберешься…» — Ну-ну, тише, тише… Я тебя разбудила? — произнесла Петуния, помимо воли проникаясь жалостью к ни в чем не повинному малышу, неизвестно кем и почему брошенному на ее крыльце. Он был хорошенький и с виду здоровый, с круглыми щечками и черными волосами, лежащими на лбу хохолком. Но что это? Петуния осторожно отвела рукой прядь волос в сторону — и заметила свежий шрам в виде молнии. — Кто же это сделал с тобой, крошка? — пробормотала она — и осеклась. Глаза малыша, сейчас широко открытые, оказались ярко-зелеными. Такой чистый зеленый цвет Петуния за всю жизнь видела всего лишь у одного человека — у своей сестры… — Не может быть… — прошептала она, внезапно ощутив необъяснимый страх. Ребенок заплакал громче, и Петуния вдруг как будто увидела себя со стороны — стоящую на крыльце с неизвестно чьим ребенком на руках, в тапочках на босу ногу и в распахнувшемся пальто. Торопливо оглядевшись, она шагнула в дом и, закрыв за собой дверь, позвала: — Вернон! Муж, уже одетый — в костюме и при галстуке — появился из кухни, жуя на ходу. — Да, дорогая? — спросил он обеспокоенно. — Что это?! — Ма-ма-а! — плач подкидыша перешел в отчаянный крик. — Ребенок… — растерянно пожала плечами Петуния. — Ох… он же Дадлика разбудит! Не плачь, детка, скоро твоя мама за тобой придет… — обратилась она к малышу, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и твердо, и в то же время ласково. Все же надо было как-то его успокоить, отвлечь. Петуния прошла в гостиную, положила его, не разворачивая, на диван — не забыть потом этот диван хорошенько почистить, ведь неизвестно, в каких условиях живет семья ребенка, на одеяле могут быть какие угодно микробы! — и засуетилась: плотно притворила дверь в спальню, потом метнулась на кухню, достала из холодильника молоко, чуть подогрела и налила в бутылочку с соской. Когда Дадли не мог заснуть и капризничал, это средство помогало безотказно. — Сейчас, сейчас… — Петуния торопливо вложила бутылочку в ручки малыша, который тут же умолк и принялся жадно сосать, причмокивая. — Какой голодный… Сколько же он на крыльце пролежал? И откуда он взялся? — она посмотрела на Вернона, который стоял, как громом пораженный. — Понятия не имею, — развел он руками. И добавил: — Смотри, Петуния, здесь какое-то письмо… — и поднял с пола конверт, видимо, выпавший из складок одеяла. У Петунии сжалось сердце при взгляде на письмо — точно такой же пергаментный конверт с надписью зелеными чернилами, какой когда-то получила Лили. И в такой же конверт был запечатан ответ из волшебной школы на письмо самой Петунии. «К сожалению, мисс Эванс, я вынужден Вам отказать, поскольку Вы не обладаете необходимыми способностями…» Она протянула руку, но Вернон уже разорвал конверт и начал читать вслух. «Дорогая миссис Дурсль! С глубоким прискорбием сообщаю, что Ваша сестра Лили и ее муж, Джеймс Поттер, погибли в неравном бою с самым могущественным темным волшебником нашего времени — Лордом Волдемортом. Их сын, Гарри, отразил убивающее заклятие и уничтожил врага, но остался сиротой. Однако я уверен, что война рано или поздно разразится вновь, темный волшебник вернется, и только Гарри Поттер — надежда всего магического мира на победу над силами зла. Однако, пока он не достигнет семнадцати лет — возраста магического совершеннолетия — ему будет нужна защита, которую обеспечивает кровное родство с Лили, его матерью, пожертвовавшей ради него жизнью. Поскольку Вы — единственная кровная родня Гарри по матери, я решил отправить мальчика к Вам, чтобы Вы о нем позаботились и воспитали как родного сына. Если же Вы не примете Гарри в дом, то тем самым подвергнете его большой опасности. Маггловские документы Гарри в пакете, который Вы найдете, когда развернете одеяло. С уважением, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, Директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс», кавалер ордена Мерлина I степени, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов». — Что это? — закончив чтение, озадаченно нахмурился Вернон. — Какой-то глупый розыгрыш? — Нет, Вернон, — тихо ответила жена. — Ты же знаешь про мою сестру… Значит, они погибли… — Но тут пишут, что их сын — вот этот младенец — уничтожил… как там? «Самого могущественного темного волшебника»! Чушь какая-то… — Нет, не чушь… — покачала головой Петуния, сглотнув ком в горле. — У них все может быть… Это… это другой, совершенно ненормальный мир, там может быть все, что угодно! Я тебе рассказывала… Если они умеют убивать словом… Ох, Вернон… Она зарыдала. — Лили… О, Боже! Ей ведь всего двадцать один год… был… Это ужасный мир, Вернон… Помню, как она радовалась, когда ей пришло письмо из этой школы… И вот… — Ну-ну, Петуния, дорогая… — муж обнял ее за плечи. — Мне очень жаль, что с твоей сестрой так вышло… Но теперь… — он задумался и покачал головой. Некоторое время Вернон молчал, хмурясь и шевеля усами, потом снова заговорил: — Теперь получается, что нам подкинули их ребенка и хотят, чтобы мы его воспитали… А что там сказано насчет документов? Какое-то странное слово… — Маггловские, — всхлипнув в последний раз и вытирая глаза платком, ответила Петуния. — Это они нас так называют, то есть, нормальных людей… Магглами. — Вот как? — поморщился Вернон. — Однако, нормальные документы у ребенка все же есть. Это несколько упрощает дело — мне ведь придется идти в мэрию, и еще в разные места, чтобы оформить опеку… Пожалуй, на работу я сегодня не поеду. Сейчас позвоню… — Ты согласен взять мальчика? — широко открыв глаза, спросила Петуния. — Ну, а что делать? — пожал плечами Вернон и шумно выдохнул, снова нахмурившись. — Других родственников у него нет, как здесь написано. Но никакой магии, — он скривился, произнося это слово, — и прочей чепухи я не потерплю! Наверняка можно как-то эту склонность искоренить. — А может быть… — робко сказала Петуния, — может быть, у него и нет этих способностей? Ведь наши родители были совершенно нормальными людьми… — Будем надеяться, — кивнул Вернон. Он позвонил на работу и сказал, что сегодня его не будет, потом принялся внимательно изучать документы, которые действительно оказались в пакете — Петуния их нашла, когда наконец развернула одеяло — чистое и новое, но ей все равно было почему-то боязно к нему прикасаться. «А выбросить жалко, — подумала она. — Отнесу его потом на чердак». Вернон сначала пощупал бумаги, будто хотел убедиться, что они настоящие, затем, подозрительно вглядываясь в каждое слово, прочитал свидетельство о рождении Гарри, свидетельство о смерти Лили и Джеймса Поттер, еще какие-то справки — выходило, что родители Гарри погибли в автомобильной катастрофе. — Здесь написано другое об их смерти, — заметил он, подняв глаза на жену. — Ну, они же не могут написать, что их убил злой волшебник, — развела руками Петуния и невесело улыбнулась. — Конечно, ведь ни один нормальный человек не поверит в их россказни, — проворчал Вернон. — Черт знает что такое… По мне, будет только лучше, если все эти опасные сектанты, против которых даже полиция бессильна, перебьют друг друга. Извини, дорогая — я понимаю, что она твоя сестра, но… Петуния подумала, что Вернон тоже так до конца и не поверил в существование волшебников и ведьм и сейчас, по-видимому, ищет для себя какое-то приемлемое, укладывающееся в рамки здравого смысла, объяснение случившемуся. «Дамблдор сообщает, что этот темный волшебник, Лорд Волдеморт… что он погиб. Что будто бы Гарри его уничтожил… Но ведь это действительно невероятно! А что там на самом деле произошло, Дамблдор не объясняет. Но дальше он пишет, что Лорд вернется! Как это может быть? И когда он вернется? Что тогда будет с нами?» — Петуния похолодела от страха и взглянула на мужа, который сосредоточенно читал бумаги. Глубокая складка прорезала между бровей его лоб, а губы были плотно сжаты, словно он очень хотел бы высказать все, что думает о волшебниках и обо всей этой истории, но из последних сил сдерживает себя. Понимает ли Вернон всю серьезность ситуации? Или он и сейчас не верит, не хочет верить? «Что же делать? — с ужасом думала Петуния. — Дамблдор говорит, что если мы откажемся, то подвергнем Гарри опасности. А если мы его примем — не подвергнемся ли опасности мы сами? И Дадлик?! Самое главное — Дадлик…» О Лорде Волдеморте Лили когда-то, еще учась в школе, рассказывала сестре — но тогда Петуния, которую при встречах с Лили с новой силой накрывала старая обида, не хотела слушать, не хотела ничего знать про этот ужасный, несправедливый, ненормальный (но чем-то притягательный — это и было самой ужасной несправедливостью) мир, где ей не было места. Сейчас она смутно припоминала, что этот Лорд не любит магглов — то есть, таких, как Петуния. И магглорожденных — таких, как Лили. Не считает их за полноценных людей. «Можно подумать, Дамблдор нас считает такими же людьми, как он сам! Ведь даже не встретился с нами, ничего не объяснил, не посоветовался… Не спросил, можем ли мы… Просто поставил перед фактом. Но как отказаться? И чего тогда можно ожидать от самого Дамблдора?» Тем временем Гарри, напившись молока, пришел в хорошее настроение. Он сел и с любопытством осмотрелся вокруг, потом встал на ножки и потянулся к висевшей на стене свадебной фотографии Вернона и Петунии. Тетка с опаской наблюдала за ним, словно боясь, что мальчик вот-вот сотворит что-нибудь чудесное — то есть, ужасное. Но ничего не происходило. Не дотянувшись до фотографии, Гарри слез с дивана и подошел к Петунии. Она выдохнула — ничего необычного, никакого волшебства в Гарри не ощущалось. Может быть, он действительно нормальный ребенок, такой, как все? Может быть, тогда он ни Дамблдору, ни Лорду не будет нужен? — А мама? — вдруг произнес мальчик. — Мама… уехала… — ответила Петуния дрогнувшим голосом. Увидев, что Гарри, кажется, собирается снова заплакать, она заставила себя улыбнуться и добавила бодрым, уверенным тоном:  — Мама скоро приедет за тобой. А ты пока побудешь у нас. Я — твоя тетя. Тетя Петуния. — Тетя… — послушно повторил Гарри. — А это — дядя Вернон. Гарри посмотрел на Вернона, но, похоже, не слишком заинтересовался. Он деловито направился к маленькому столику возле камина — его внимание привлек лежащий там яркий журнал с картинками. Встав наконец из-за стола и сложив документы в папку, Вернон начал собираться в мэрию. — Как бы не пришлось брать отпуск, — озабоченно сказал он, надевая пальто в прихожей. — Было бы очень некстати. У нас намечается выгодный контракт, не хотелось бы его упустить — ведь кредит за дом еще не выплачен… А расходов теперь станет больше. Впрочем, у Поттера, кажется, были средства, я помню, он что-то такое говорил… Правда, на серьезного человека он не походил… Но надеюсь, он все же написал завещание — это позволило бы избежать лишних формальностей… Кстати, надо будет объяснить, почему мальчик оказался у нас — это письмо ведь не предъявишь… Может быть, сказать, что твоя сестра его у нас оставила и уехала? Или что нам сообщили из местной полиции, и мы его забрали? А если они проверят? Подумать только, как из-за этих чертовых… из-за этих ненормальных приходится изворачиваться и врать! — Вернон, ворча, сердито притопнул ногой, на которую никак не хотел натягиваться ботинок. — А может быть, даже нужно будет съездить в эту деревню… как она называется? Где твоя сестра жила? — Годрикова Лощина, — подсказала Петуния. — Вот-вот… — мрачно кивнул он. — Ну, я пошел. Хорошо бы как-нибудь обойтись без лишних трат времени и денег. Хотя вряд ли… * * * День выдался совершенно сумасшедшим. Как только за Верноном закрылась дверь, Петуния унесла Гарри в ванную — нужно было вымыть его и переодеть в чистое. Гарри был меньше Дадли — и в шкафу нашлись вещички, из которых сын уже вырос, но совсем еще новые. Когда Петуния намыливала Гарри голову, в дверь забарабанил Дадли. Наверное, проснувшись и не увидев рядом маму, он сам выбрался из кроватки и отправился ее искать. — Ма-ам! Мам! — требовательно кричал он. — Сейчас, Дадлик, миленький! — сквозь шум и плеск льющейся воды отозвалась Петуния, торопливо смывая шампунь с волос Гарри. «В кого они у него такие черные? — подумала она. — Лили ведь была рыжей, а Поттер — скорее, темным шатеном. Хотя… может быть, в дедушку Эванса?» Дед Петунии и Лили с отцовской стороны погиб на войне, и сестры его никогда не видели, но на старых фотографиях он был черноволосым. Выйдя из ванной с Гарри на руках, Петуния поставила его на пол перед Дадли. — Вот, Дадлик, это твой брат, Гарри, — сказала она. Дадли некоторое время растерянно и обиженно смотрел на второго, неизвестно откуда взявшегося мальчика, потом вдруг протянул руку и ущипнул двоюродного брата. Тот ойкнул, но плакать не стал, а с силой оттолкнул Дадли, который тут же громко заревел, вцепившись в подол халата Петунии: — Не хочу-у! — Ну, Дадли, малыш… Не надо плакать. И щипаться не надо... Мама тебя очень-очень любит, — Петуния взяла плачущего сына на руки, — и все будет хорошо, все будет так, как раньше. Просто Гарри будет жить с нами. А теперь пойдем кушать. Гарри, — повернулась она к племяннику и свободной рукой взяла его ладошку, — пойдем… Петуния с мальчиками направилась на кухню, где, быстро сварив овсянку на молоке, положила им в тарелки поровну. Гарри ел с аппетитом, а Дадли размазывал кашу по тарелке, потом, набрав полную ложку, запустил ею в двоюродного брата и довольно засмеялся. — Дадлик, маленький, не надо… Не надо так делать, — Петуния погладила сына по голове, другой рукой вытирая лицо Гарри, который недоуменно глядел то на кузена, то на нее, вытаращив большие, ярко-зеленые глаза. От этого взгляда Петунии снова стало тревожно. — Я тебе сейчас клубничного джема дам, Дадличек. Хочешь кашу с джемом? Вкусно! Она добавила в кашу Дадли джем, дала пару ложек и Гарри. «Теперь всегда придется делить все на двоих», — мелькнула у нее мысль. После завтрака, когда Дадли немного успокоился, Петуния отвела малышей в детскую. Прогулку в парке пришлось отменить — в коляске Дадли не было места для второго мальчика, и пришлось бы приноравливаться к мелким шажкам Гарри. До парка же было довольно далеко. Делиться своими игрушками с кузеном Дадли упорно не желал — как и вниманием матери. Когда Петуния обращалась к Гарри, сын прижимался к ней и обхватывал ручками, с вызовом глядя на двоюродного брата. — Мама — моя! — заявлял он. — Конечно, сыночек, мама твоя и только твоя, — целуя Дадли в светловолосую макушку, отвечала Петуния, наблюдая тем временем за Гарри, который, убедившись, что кузен играть с ним не хочет, развлекал себя сам: нашел одну из деревянных палочек от игрушечного барабана и, размахивая ею, повторял какое-то непонятное слово. «Аксь! Аксь!» — так расслышала Петуния, и у нее замерло сердце от испуга. Точно так же когда-то махала волшебной палочкой Лили — и мир сразу переставал быть прочным и уютным, предметы становились не тем, чем они были, нарушался весь естественный порядок вещей… Но сейчас манипуляции Гарри не имели никаких последствий. Все осталось на своих местах, ничего не изменилось. Петуния облегченно вздохнула и даже ласково улыбнулась племяннику, погладив его по голове дрожащей рукой. «Наверное, он просто повторяет то, что видел и слышал у родителей. Ничего… У нас этого нет, и он все забудет. И какой он спокойный, даже удивительно! Если бы я Дадли оставила у чужих людей — представляю, что было бы… Или у них все дети такие? А может, с ним что-то сделали? Этот шрам такой странный… — Петуния снова пристально, с затаенным страхом посмотрела на Гарри, будто ища следы чужого вмешательства, но в мальчике не чувствовалось ничего противоестественного. — Наверное, ему просто дали что-нибудь успокоительное… Ведь родителей на его глазах убили. Пусть он мало что понял, но все равно… И проснуться мог раньше, чем я вышла, и с крыльца уползти… Ну что ж, хотя бы об этом позаботились…» После ланча Петуния уложила мальчиков спать — причем Гарри снова поразил ее тем, что не стал капризничать и заснул быстро. Дадли же не отпускал ее от себя, хныкал, пока его не взяли на руки — и только тогда задремал. Когда пришел Вернон, Петуния разбирала одежду Дадли, откладывая в сторону вещи, которые сыну уже малы — теперь их можно отдать Гарри. — Ну, как? — спросила она мужа. — Ты знаешь, все удалось сделать очень быстро и без лишней волокиты. Как будто везде уже знали обо всем, когда я пришел. Вот только… — тут Вернон недовольно пошевелил усами, — оказывается, Поттер официально нигде не работал и у него нет ни счета в банке, ничего… И завещания он, конечно, не оставил — да и смысла в нем никакого… — Значит… — начала Петуния. — Значит, все расходы по воспитанию Гарри придется нести нам, — заключил Вернон. — Признаться, я не слишком удивлен. Вопрос с Гарри был решен, а Вернон, не откладывая в долгий ящик, на следующей неделе поставил в доме охранную сигнализацию и приобрел охотничье ружье. Петуния поняла, что муж вполне отдает себе отчет в том, что появление в их жизни Гарри Поттера может обернуться опасностью — но он сделает все, от него зависящее, чтобы защитить свою семью. * * * Вскоре после того, как Дурсли взяли на воспитание осиротевшего племянника, Петуния заметила, что в Литтл-Уингинге их семье стали выказывать больше уважения. Глава местного отделения Консервативной партии, за которую Дурсли всегда голосовали, Джошуа Браун, встретив Петунию на улице, пожал ей руку и сказал: — Мне рассказали о вашем благородном поступке. Ваш муж — истинный джентльмен, на таких людях и держится старая добрая Англия. А ваша семья, миссис Дурсль, может служить примером того, как нужно относиться к своему долгу. Петунии это слышать было приятно. А когда преподобный Джулиус Гэлбрайт в воскресной проповеди назвал Дурслей образцом христианской семьи, добродетельными и милосердными людьми, она очень смутилась. Правда, сестра Вернона, Марджори Дурсль — особа прямолинейная, чтобы не сказать грубоватая, не поддержала их. — У мальчишки дурная наследственность, Вернон. Отец был никчемным бездельником и пьяницей — наверняка он из этих, длинноволосых… — Мардж, видимо, имела в виду хиппи, впрочем, она не особенно разбиралась в современных молодежных движениях и считала их всех отбросами общества. — Может быть, он и наркотики употреблял, да и мать, видимо, такая же была… Помяни мое слово, с мальчишкой будут проблемы. — И что ты предлагаешь? — сердито отвечал Вернон. — В приют отдать! — Мардж пожала могучими плечами. — Что же еще? — А что люди скажут? — возразил Вернон. — Что мы родного племянника в сиротский приют отправили? В общем, мальчик останется у нас, это решено. Петунии стало не по себе от того, как презрительно золовка отзывается о Лили — положим, сама она тоже от своей сестры была не в восторге, однако слышать подобное от чужого человека ей вовсе не хочется. К тому же Лили умерла… И она благодарно взглянула на мужа. А Мардж добавила: — По крайней мере, смотрите за ним в оба! И когда у мальчишки проявятся дурные наклонности — не говорите, что вас не предупреждали! Однако время шло, а Гарри никаких «дурных наклонностей» не обнаруживал, и Петуния с надеждой думала, что все, может быть, обойдется. С деньгами сначала было трудно, но вскоре Вернона назначили директором фирмы, и хозяин предложил ему стать совладельцем. Понадобилось взять еще один кредит, но фирма под руководством нового директора процветала, так что расплатиться удалось быстро. Вернон даже купил новую машину. Правда, работать ему теперь приходилось чуть ли не вдвое больше прежнего, и с семьей он проводил мало времени. Увы, Дадли и Гарри так и не сумели подружиться, и Петунии то и дело приходилось их разнимать, когда Гарри брал какую-нибудь игрушку Дадли. К счастью, характер у племянника оказался довольно покладистым, и он обычно довольствовался теми игрушками, которые Дадли уже надоели или были сломаны. Про волшебные палочки и заклинания мальчик, казалось, бесповоротно забыл — хотя однажды, когда ему уже минуло два года, увидев веник, оседлал его и сделал на нем несколько странных движений — как будто ожидал, что он сейчас взлетит. Петуния радовалась, отнимая веник у обескураженного неудачей Гарри: «Слава Богу, кажется, он все-таки нормальный! Еще чего не хватало — чтобы веники по дому летали!» * * * Однажды четырехлетний Гарри спросил, где его папа и мама — это был совершенно осмысленный вопрос, от которого не отделаться туманным «они уехали и скоро приедут за тобой», как Петуния отвечала, когда Гарри в первые недели своего житья у тетки время от времени начинал плакать и звать маму с папой. Потом он стал вспоминать о родителях все реже  — а вот теперь вдруг снова спросил. Петуния застыла — ей не хотелось даже говорить о Лили, не хотелось касаться страшной тайны, которой была окутана ее жизнь и смерть… Но, взяв себя в руки, она ровным, спокойным голосом ответила, что мать и отец Гарри разбились в автокатастрофе. Что такое автокатастрофа, мальчик уже знал — подобные сюжеты часто показывали по телевизору: горящие, искореженные машины, раненые и погибшие люди… Он надолго задумался, будто совершенно уйдя в себя, и Петуния снова встревожилась, словно одно лишь упоминание о покойной сестре было способно разрушить ее спокойный, упорядоченный мир, где все правильно, все логично и понятно. Потом Гарри попытался расспросить о родителях подробнее — но тетка оборвала его с резкостью, неожиданной даже для нее самой: «Я больше ничего не знаю! И тебе не нужно больше ничего знать». Гарри замолчал и сел у окна, отвернувшись и едва не плача, а Петуния, подавляя проснувшиеся угрызения совести, велела ему взять полотенце и вытереть только что вымытые вилки и ложки. «Его нужно отвлекать от этих мыслей. Так будет лучше для него и для всех». Иногда ей казалось, что с Гарри все в полном порядке — особенно когда они вместе с Дадли увлеченно разглядывали комиксы и слушали, как Петуния читает вслух подписи под картинками. Это был тот редкий случай, когда между кузенами устанавливался мир. Однажды Дадли принес толстую книгу и попросил почитать. — Шарль Перро? «Сказки»? — Петуния нахмурилась. — Откуда она у нас? Я не покупала… Но, раскрыв книгу, она узнала эти страницы с виньетками по краям, эти иллюстрации — и вспомнила, что читала ее в детстве. Видимо, просто машинально взяла с собой, когда разбирала вещи перед продажей родительского дома. — Мама, читай! — Дадли дернул ее за подол юбки. И Петуния начала читать про Золушку, которой добрая фея-крестная подарила бальное платье, хрустальные туфельки, потом превратила тыкву в карету и отправила на бал. — Как это — тыкву в карету? — недоверчиво спросил Дадли. — Ну… тут написано, волшебной палочкой взмахнула — и тыква превратилась, — у Петунии на словах «волшебная палочка» пропал голос, и она произнесла их шепотом. А у Гарри зеленые глаза вспыхнули испугавшим ее восторгом. — Взмахнула — и превратила! — изумился он. «Боже, он в это верит!» — Гарри, — строго сказала Петуния, — это все выдумки. Сказки. Никаких волшебных палочек не существует. Никто не может превратить тыкву в карету. И сделать из лохмотьев бальное платье. Запомни это! Петуния продолжила чтение, но Дадли вскоре стало скучно и он начал зевать, потом принялся щипать Гарри. А вот племянник, похоже, был готов слушать это вечно… Однако Петуния решила, что не станет потакать глупым фантазиям глупого ребенка. В тот же вечер, уложив мальчиков спать, она унесла книгу на чердак, держа ее в руках боязливо, словно это опасный предмет. «Впредь — никакого волшебства, даже в книгах! Хорошо, что Дадли все это не интересно. И вообще — лучше включать им мультфильмы. Только надо выбирать такие, где нет волшебников и волшебных палочек…» Вернон всецело одобрил ее: — Эти сказки просто вредны, если хорошо подумать. Потому что в них желаемое получают без труда. Достаточно иметь волшебную палочку, — он пренебрежительно хмыкнул, — и работать не нужно! Ты правильно сделала. Не нужно забивать детям головы всякой чепухой — и вырастут нормальными людьми. — Я с тобой совершенно согласна, — кивнула Петуния. Но однажды, когда кузены смотрели «Том и Джерри» и, затаив дыхание, следили за приключениями маленького мышонка, за которым гонялся здоровенный кот по имени Том, в самый напряженный момент, когда казалось, что кот вот-вот схватит свою жертву, Гарри зажмурился, вцепившись в подлокотники кресла, и отчаянно зашептал: «Нет, не поймает, не поймает!» Вдруг экран телевизора мигнул, потом из него повалил черный дым, и он вспыхнул. Петуния мгновенно выдернула шнур из розетки и, схватив детей в охапку, выбежала из дома. И тут же вернулась — ведь мог начаться пожар. Она набрала в ванной ведро воды, однако ничего тушить не понадобилось — телевизор не загорелся, хотя стекло и пластмасса оплавились. Конечно, теперь его можно только выбросить. — Боже мой… Совсем еще новый телевизор! — Петуния опустилась в кресло, ноги у нее дрожали — все еще не отошла от шока. — С чего он взорвался? Вернон выбрал самый лучший, а он в технике разбирается. И она вспомнила странное поведение племянника — как раз перед происшествием. Конечно, ведь, как говорила Лили, магия в ребенке-волшебнике просыпается именно в такие моменты, при сильном волнении! Петуния вышла во двор и позвала детей в дом. — К телевизору не подходите, и вообще — сидите тихо. Испуганный Дадли прижался к ней, и она погладила его по голове. А Гарри стоял, опустив голову, и, казалось, не видел ничего вокруг, погруженный в какие-то свои мысли. — Гарри! — сказала Петуния. — Подойди ко мне. Смотри мне в глаза. Это ты сделал. Она не спрашивала, она знала. Знала, что племянник все-таки унаследовал этот проклятый дар, что в свое время и ему придет письмо из школы для ненормальных… Даже тихий и послушный нрав, так удивлявший ее с младенчества Гарри, теперь казался нехорошим признаком — нормальные дети шумят, плачут, капризничают, на то они и дети. Гарри же всегда был странным, не похожим на обычных детей — и дальше будет только хуже. Это неизбежно — что бы там ни говорил Вернон, который считает, будто можно каким-то образом помешать этому дару развиваться… А им всем отныне предстоит жить в вечном страхе. Однако, тут же подумала Петуния, ни в коем случае нельзя, чтобы Гарри заметил их страх, нельзя, чтобы он понял, что обладает силой, которую ни она, ни Вернон не могут контролировать — ведь, убедившись в своей исключительности, маленький волшебник в состоянии превратить жизнь родственников в настоящий ад. Нужно, наоборот, внушить ему, что никаких особенных способностей у него нет и быть не может — просто потому, что магии не существует, и точка. По крайней мере, ее не существует в мире нормальных людей… А для этого надо быть с ним построже — вот единственное средство, чтобы как-то справиться с этим… отклонением. Так они и будут поступать. И кто знает, может быть, все как-нибудь обойдется…