Что случилось в Тель-Авиве?

      Представлять свою страну на международном конкурсе — задача не из легких. Как бы вы отнеслись к предложению спеть перед такой аудиторией? В 2019-ом году именно я удостоился такой чести.       Весной я отправился в Тель-Авив. На борту самолета, отправляющегося из Шереметьево, я еще не знал, в какие проблемы успею ввязаться и с каким риском будет сопряжена моя поездка. Я никому не ведал всех подробностей этой самой поездки, хотя кое-какие части кому-то были известны, но воссоединить это в целую картину у свидетеля некоторых фрагментов вряд ли бы вышло. Давайте начнем с самого начала.       Еще очень давно мне всячески намекали на то, что мне предстоит еще раз выступить от России, но открытым текстом сказали об этом только зимой. Я был рад, но в то же время ужасно напуган. Конечно, я не мог не волноваться — все ждали от меня победы. Это отягощало мое существование до того момента, как вышла песня, и страсти вокруг меня постепенно начали угасать.       Тогда, когда мы только сели в Израиле, я уже не был в центре внимания. Швейцария и Нидерланды резво вырвались вперед по ставкам, и я жалко болтался в конце тройки. Как в Стокгольме. Даже думать об этом не хотелось. После 2016-ого года мое третье место стало чуть ли не больной темой.       После четырехчасового полета мне было, мягко говоря, нехорошо. Я ужасно переношу бесконечно длящиеся паспортные контроли, но тут еще рейс выпал на раннее утро, что не дало мне спокойно выспаться. Мой сосед вечно причитал что-то и безуспешно пытался начать разговор. Его выделили мне в качестве мальчика на побегушках. Это был еще совсем молодой юноша лет девятнадцати, лохматый, с вечно озабоченным выражением лица. Кажется, его звали Матвей или Михаил, честно, не могу вспомнить. Давайте я в дальнейшем буду называть его Михаилом.       Миша напортачил еще в самом начале, чем испортил наши не успевшие начаться отношения. Он не подтвердил бронь в пятизвездочном отеле, в двух шагах от арены, где проходил конкурс. В итоге мне пришлось довольствоваться трехзвездочным, а сам он, где поселился, я не знаю. Надеюсь, что в мотеле. Отели в то время были забиты под завязку. Я был так утомлен после перелета, что, получив ключи от номера, я на автопилоте поднялся на лифте и прямо в одежде плюхнулся в кровать, моментально отключившись. Кажется, в Стокгольме было так же.       Только проснувшись, я понял, что это не кошмар — я действительно был в трехзвездочном отеле. Вот, что из себя представляло мое жилище до начала лета: светлая и просторная комната с большими, выходящими на север окнами, балконом и со скошенным, как в мансарде, потолком. Стены были покрашены в голубоватый. В мебели можно было легко различить признаки морской темы, которая особых чувств у меня не вызвала.       С морской темой гораздо лучше обстояло за окном. Там был невероятных размеров балкон с выходом на средиземное море. И все это в моем распоряжении! Несмотря на скромную душевую и небольшую площадь номера, мне там понравилось. Однако я все же был зол на Михаила, еще не понимая, что именно он запустил цепочку событий, из-за которой я и сел это писать.       Наспех переодевшись в более легкую одежду, я выскочил на балкон. Вид, открывающийся оттуда, был просто невероятным. Там также располагался стул и небольшой столик. Я не могу не отметить и то, что низкий барьер этих балконов позволял с легкостью перелезть на соседний, если вас, конечно, не смущает высота в семь этажей. Меня это немного напрягло. В комнате задребезжал телефон, и я поспешил ответить. Звонил Михаил.        — Сергей? — спросил он, как всегда, с небольшой робостью в голосе. Меня это сначала забавляло, но потом начало раздражать.        — Он самый.       Пока длился разговор, я успел сходить в ванную, где налил воду в электрический чайник, выделенный мне в номере, поставить его нагреваться, достать свою любимую кружку из чемодана и чай. Я не особо был увлечен разговором, просто надеялся, что тот не станет задавать вопросов, чтобы я не выглядел глупо. Подумав об этом, я все же начал вслушиваться в его слова. — Там будут все. И с каждым тебе надо будет познакомиться, желательно установить дружеские контакты. Просто будь собой и все, окей?        — Что-что? Когда это будет? — я извлек из упаковки пакетик черного чая и бросил его в пока пустующую кружку.        — В понедельник. В десять утра, — он старался говорить это спокойно, но в голосе все равно слышалось раздражение. — Я же сказал это еще в самом начале.        — Просто хотел убедиться, что все правильно понял, — я плеснул кипящей воды в стакан, держа телефон плечом. Интересно, а сколько платят Михаилу?        — Одеться нужно подобающе.        — Знаю я, что это за "подобающе".       Спор тянулся долго и мучительно для обеих сторон. Я уже наполовину осушил кружку, стоя на балконе и созерцая потрясающий вид города, параллельно чуть ли не крича что-то в трубку.        — Нет, я не собираюсь идти туда в костюме. На улице 23 градуса! Какой имидж?! Я так до финала не доживу! — спорить со мной всегда было бесполезно. Пусть бы радовался тому, что я вообще собирался прийти.       Моя перепалка стала причиной тому, что на соседний балкон кто-то вышел. Я увидел это только краешком глаза, но от разговора не отвлекся и не переставал настаивать на своем. Я сверлил парня тем, что он выбрал плохой отель, а теперь заставляет меня потакать всем желаниям делегации. Я продолжал раздувать конфликт, но особо беспокоясь за его концовку. Человек, сидящий неподалеку, стал на некоторое время эпицентром моих мыслей. Я невольно улыбнулся, подумав, что он наверняка вышел, поскольку поразился таким потоком экспрессивной русской речи.        — Не хочу даже ничего слушать, — я резко бросил трубку, поставил уже пустую кружку на столик и развернулся, чтобы покинуть балкон. Только на секунду я (не мог отказать себе в таком удовольствии) посмотрел на того человека. Хотя я не могу с точной уверенностью сказать, что все это длилось не секунд так на пять дольше.       Таинственным незнакомцем оказался мужчина, явно меня младше. Он был не особо похож на здешнего. На первых парах мне показалось, что он узнал меня, потому что на лице у него застыло изумление и интерес, но затем вспомнил, как агрессивно я вел диалог и отбросил эту мысль. Позволите мне пока не говорить, кто это?       Чай придал мне сил, и я решил прогуляться по округе. Вылазка в город порядком утомила меня, но теперь я знал, где находилась арена, где через месяц мне предстояло выступать, и ближайшие магазины. Я купил себе ужин, состоящий из шампанского и кошерных бутербродов. Да, я не могу назвать себя большим гурманом.       Когда я вернулся, голубые стенки номера постепенно озарялись золотым оттенком заката, а откуда-то слышался высокий мужской голос. Я сразу же прислушался и вскоре понял, что они доносятся из соседней комнаты. Это был именно тот мужчина, сидящий на балконе. Тенор совершал головокружительные взлеты и падения, а мотив мелодии показался мне знакомым. Уже совсем стемнело, но я все еще слушал этот голос, будто зачарованный и через некоторое время так и оставался на месте, даже не включив свет.       Вскоре я все же пересилил себя и пошел в душ, заметив, что, закрыв за собой дверь, голос притих. Только стоя под струями горячей воды, я начинал понимать основные недостатки этого номера. Никудышная звукоизоляция позволяла слышать все, что творится у твоих соседей. В первую ночь я еще долго не мог уснуть, тоскуя по дому и думая, кому же принадлежал тот невероятный голос.       Следующие дни я в основном проводил в одиночестве, не считая пары не самых веселых часов в день с делегацией. Я коротал время, гуляя по улочкам Тель-Авива, опьяненный его красотой. Кепка и солнцезащитные очки сыграли свою немаловажную роль — меня узнавали всего несколько раз. Эти моменты очень радовали меня, но я прекрасно осознавал, что они потеряют свое очарование, будь они более частыми.       На выходных меня посещали мысли о том, чтобы навестить моего соседа, однако подходящего предлога не нашлось. Я и вовсе не был уверен, что тот может говорить на чем-то кроме иврита. К слову, после Швеции мой уровень английского значительно поднялся, так что это обстоятельство не могло бы помешать нашему знакомству. Еще пару лет назад мне было страшно раскрыть рот в чужой стране.       Помню, как в Стокгольме я хотел купить себе чего-нибудь поесть. Тяжело подбирая слова, я безуспешно пытался объяснить свои пожелания продавцу-шведу, который, в отличие от меня, превосходно знал английский (по крайней мере, так мне показалось). Закончив свой стыдливый монолог, состоящий из достаточно простых фраз, он меня не понял и попросил повторить. Я так покраснел, что не мог и выговорить и слова. Продавец неловко рассмеялся, а я не нашел ничего лучше, как, бросив что-то на прощание, ретироваться за дверь.       В субботу и воскресенье я слышал, как к моему соседу периодически заходило несколько человек, которые обсуждали с ним что-то на непонятном мне языке. Он не был похож на иврит. Я с нетерпением ждал, что мужчина еще раз споет что-нибудь, может я бы даже начал подпевать, но такого не произошло. Зато произошла гораздо более интересная вещь.       Вечером воскресенья ко мне постучались. Я подумал, что за дверью Михаил и был готов обрушить на него свой гнев за такой поздний визит, но там оказался вовсе не он. Это был мой сосед, да еще и не в одежде. От полной наготы его спасало лишь полотенце, повязанное на бедрах. Увидев мое удивление, он широко улыбнулся и попросил меня впустить к себе.        — Конечно, заходи, — нескладно ответил я на английском, все еще не понимая, что происходит.        — Мой душ сломался, я могу воспользоваться твоим? — он говорил это так спокойно, будто речь шла о том, чтобы одолжить у старого друга какую-нибудь безделушку.        — Что?!        — Э-э, я могу принять у тебя душ? — мужчина старался сказать это несколько точнее, чтобы я точно мог понять смысл его слов.        — Конечно, но... — не успел я закончить, как тот расплылся в довольной улыбке и скрылся за дверью ванны, повернув защелку. Будто бы мне интересно посмотреть, чем он там занимается. Поразмыслив, я пришел к выводу, что дорогих вещей в ванне все равно нет.       Выйдя из душа, мужчина выглядел еще привлекательнее: растрепанные темные волосы, босые ноги и рельефное тело.        — Спасибо, — весело сказал он, но я все еще не мог уложить в голове все произошедшее за эти пять минут. Кстати, помылся он достаточно быстро.        — Это ты пел у себя в номере? — спросил я, с трудом подобрав правильные слова. При волнением я все-таки забывал часть моего не самого богатого словарного запаса в английском. Вместе с этим давал о себе знать и мой "классный" русский акцент.        — Да, да. Я же тоже готовлюсь к Евровидению.       Эти слова еще сильнее затянули меня в болото абсолютного непонимания. Еще немного, и оно бы затянуло меня полностью. Бессмысленные попытки выбраться только усугубляли мое положение. По моему лицу трудно было понять, что творится у меня внутри.       Казалось, мужчина наконец-таки уловил мое смятение, но ничего не говорил. Неужели это был кто-то из участников? Не может же быть, чтобы он жил бок о бок со мной. Это какой-то розыгрыш? Я начал судорожно вспоминать всех участников, но ни с кем из них я был еще не знаком.        — Я из Нидерландов, — подсказал он.        — О-о, как интересно. А я из России, — неуверенно ответил я. — Сергей.        — Да, я знаю, — он еще сильнее улыбнулся и протянул мне свою руку. Ладонь у него была костлявой с нежной, как у девушки, кожей.        — Не хочешь выпить? — за выходные я успел приобрести несколько бутылок вина, которые пока что лежали без дела.        — Конечно, только схожу переодеться.       Певец покинул комнату, а я торопливо взял свой телефон. От скорости ввода я сделал несколько опечаток. Дункан Лоуренс. Именно так звали моего соседа. Теперь я хотя бы мог называть его по имени. Вскоре Дункан вошел ко мне в номер, уже без стука, неся с собой тарелку с какими-то фруктами. Там был виноград и бананы. Последние, как он сказал, из Норвегии. Разве там растут бананы?        — Что это тут у нас? — он как ни в чем не бывало сел на мою кровать и взял у меня бокал. — Пахнет приятно.       Вино оказалось приятным не только на вкус. У меня практически не было закуски, поэтому только благодаря Дункану мы не опьянели до такого уровня, когда на следующий день становится стыдно.        — Когда ты заселился? — спросил я. Мысленно я поблагодарил английский за то, что мне не пришлось выбирать между обращением на "ты" и "вы". Что-то мне подсказывало, что, говоря мы на языке, где такая разница есть, Дункан спокойно прибегнул бы к обращению на "ты".        — Пару недель назад. Я уже успел осмотреть несколько синагог, хочешь как-нибудь сходим в одну? Она где-то в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, — постепенно он прикончил почти весь виноград, лежащий на тарелке.        — Может быть, — уклончиво ответил я. Меня немного смутила его манера общения. Разве можно так просто общаться с совсем незнакомым человеком?       Эти скептические мысли разогнал алкоголь. Я уже нисколько не стеснялся. Мы общались так, будто знакомы сто лет. Это было несравненно приятное чувство, когда он смеялся после моих шуток, некоторые из которых были заучены для знакомства с участниками конкурса. Не сказал бы, что мне легко заводить новые знакомства, но Дункан создал идеальные условия, чтобы заполучить мою симпатию.       Когда уже казалось, что мы обсудили все на свете, я ненароком взглянул на часы. С его прихода прошло около трех часов, а время близилось к полуночи. Примерно в то время, когда мы зевали с периодичностью пары минут, наша беседа окончательно иссякла. После короткой паузы Дункан сказал:        — Думаю, мне стоит пойти. Спасибо, — он еще раз пожал мне руку, и вскоре в комнате остался только я. Только тогда я понял, насколько душно там стало, и открыл окно. Обессиленный, я лег на кровать, положив уже пустую тарелку Дункана на пол. Не прошло и десяти минут, как я спал. Так и закончились первые три дня, проведенные мной в Тель-Авиве.