***
Они стояли посреди бескрайней полуночной саванны – десятки, сотни, тысячи скорбных лиц – все его люди, которых он не сумел защитить. Они стояли молча, лишь изредка были слышны тихие вздохи или едва заметные всхлипы. Они были мужественными, эти люди, даже за порогом жизни верящие в своего короля. Т'Чалла крепился ради них – не оборачивался, чтобы сосчитать знакомые лица, чтобы убедиться, что самых дорогих здесь нет. Он знал, что смерть порой несправедлива, но она же и неумолима, поэтому поддаваться слабости сейчас нельзя. У него еще будет время для плача, а сейчас время для… Тихий ропот пролетел над саванной, и Т'Чалла вскинул голову, глядя вдаль. Они шли, они текли навстречу новоприбывшим, сильными телами раздвигая высокие травы. – Здравствуй, сын, – сказал наконец Т'Чака, приблизившись и приняв человеческий облик.– Это горький день для моего народа. Т'Чалла опустил голову, соглашаясь. Остановившийся в отдалении золотой леопард отчетливо фыркнул. И этот звук заставил короля Ваканды вскинуть подбородок. – Мы погибли, сражаясь, – сказал он твердо. – Мы пытались защитить человечество, но не преуспели. Это горький день для нашего народа, но мы прожили его с честью. Т'Чака протянул ему руку, и, коснувшись ее, Т'Чалла почувствовал, как плывет и изменяется его тело, опускаясь в мягкую траву, переполненную запахами и звуками. Лапы тяжело ударили о землю, хвост хлестнул по бокам, и почти тут же Т'Чалла почувствовал, как земля вздрогнула под топотом десятков тысяч лап. Для народа Ваканды смерть – не конец. Протягиваешь руки, и боги Баст и Сехмет отводят тебя на зеленый вельд, где раздолье и вечность.***
Это больше было похоже на декорации какого-то провинциального театра: сотни слоев крашеной в невнятный сиреневый цвет марли колыхались в стоячем безветренном воздухе как живые. И вызывали не самые приятные ассоциации, так что Питер даже опасливо шагнул назад, чтобы ненароком не задеть одно из призрачных лохмотьев. – Это то, что за порогом, – сказал Дракс, едва оглядевшись по сторонам, и почти счастливо улыбнулся. – Наконец-то. Овета и Камария где-то здесь. Они наверняка заждались радостной вести о том, что были отомщены. Он решительно шагнул за тихо вздохнувшую Пелену и почти сразу же скрылся с глаз. – Замечательно, – пробормотал себе под нос Питер Квилл. – И где его теперь искать. – Его не нужно искать, – бесплотным голоском отозвалась Мантис. Она во все свои огромные глаза смотрела на покачивающуюся лиловую Пелену, и ее антенны трепетали от эмоций. – Там, за пеленой, он обретет счастье, которое так долго искал. Мы все его обретем. – Как-то немного иначе я представлял себе то, что за порогом, – пробормотал Питер. – Выглядит подозрительно. – Зен-Арун, – произнес голос позади них, и Питер, вздрогнув, обернулся. И покачнулся на месте, чуть не упав. – Это место называется Зен-Арун, – едва не плачущим голосом сказала Гамора и попыталась улыбнуться. – Загробный мир. Теперь мы все здесь. Питер шагнул к ней, и Гамора сама оказалась в его объятиях – такая сильная, такая осязаемая, такая… живая. – Я не хочу, чтобы все так заканчивалось, – пробормотал он ей в шею, и Гамора с привычной снисходительностью усмехнулась, будто он был маленьким ребенком, не понимающим устройства мира. – Ничего не заканчивается, глупый, – прошептала она, улыбаясь. – Здесь все только начинается. Вечность. Мы можем провести ее на лугах Зен-Арун. – Что, там, за этой тряпкой, есть какие-то луга? – Там есть все, – сказала Мантис. Она все так же заворожено смотрела на Пелену, явно не решаясь к ней подойти ближе. – Любой сможет найти там утешение и радость. Питер пожал плечами, не выпуская Гамору из рук: – Я уже обрел. Не хочу больше ничего. – Не глупи, – она пихнула его в бок. – Я ждала здесь только тебя. За Пеленой слишком просто потеряться. Питер отстранился и заглянул ей в глаза. – Правда? Меня?.. – он кивнул. – Тогда пойдем. Не знаю, чем мы там будем заниматься, но… – Чем угодно, – Гамора взяла его за руку и потянула за собой. – Я бы хотел как раньше. В смысле, я хочу обратно свой Милано. Там ведь есть космические корабли? Мне нельзя без корабля, я все-таки Звездный Лорд. Гамора рассмеялась и шагнула вперед, в расступившиеся сиреневые занавеси, и Мантис шагнула вместе с ней. И Питер Квилл, что уж ему оставалось, шагнул тоже.***
Равнина была плоской и серой – и казалось бесконечной. – И куда пойдем? – спросил Сэм, щурясь на серое, однотонно сияющее небо. – Мне кажется, разницы никакой, – ответил Баки. Он задумчиво взвесил на руке автомат, а потом решительно сбросил его в мелкую, почти невесомую пыль. Сэм проводил его скептическим взглядом. – А если здесь все-таки кто-то есть кроме нас? – Не думаю, – лаконично ответил Баки, расстегивая тяжелый тактический жилет, который отправился туда же. Сэм только фыркнул и затянул ремень собственного костюма потуже. – Ладно, – сказал он через некоторое время, плюхаясь в поднявшуюся клубами пыль. – Признаю, тут ты был прав. Баки сел рядом с ним, а потом и лег, закинув руки за голову и закрывая глаза. – Что примечательно, я не устаю, – заметил Сэм. – И совершенно не хочу ни есть, ни пить, а ведь мы уже полдня куда-то идем. И прошли черт знает сколько. – Пятнадцать километров с лишним, – отозвался Баки. – Ты что, считаешь шаги? – Автоматически. Впрочем, это не имеет значения. – Почему это? Баки вздохнул. – Потому что мы все равно никогда никуда не придем. Здесь ничего нет. – Где это – здесь? Мы вообще где? Баки пожал плечами. – Не знаю, как это место называется. Но примерно так я всегда представлял себе смерть. Ничто до и ничто после. Небытие. – Как-то уныло, – сказал Сэм, подумав. – И скучно. Я не хочу вечность проводить в этой пыльной серости. Нет, серьезно, я против. Баки приоткрыл один глаз, глядя на него с любопытством. – И что ты намерен по этому поводу делать? – Я… я найду фургончик с мороженым. – Фургончик. С мороженым. – Сто лет не ел мороженого. То одни разборки, то другие. То вообще Танос на голову свалился, – Сэм покачал головой. – Реально, я против того, чтобы так и остаться без мороженого. Это чертовски несправедливо. Так что я найду здесь хренов фургончик с мороженым, чего бы мне этого ни стоило. Баки медленно улыбнулся и одобрительно хмыкнул. – Ну, удачи. Он снова прикрыл глаза, чувствуя, как затягивает приятная нежная дрема. В сущности, у него сейчас все было хорошо: никаких угроз, никаких войн. Никаких волнений. Ничто до и ничто после. Идеально. Мороженое, конечно, не помешало бы, но и так – идеально… – Эй, – сказал Сэм над ним, и, зараза такая, потыкал в бок носком ботинка, выдергивая из сна. – Не знал, какое ты любишь, так что держи фисташковое. Там еще есть шоколадное и клубничное. И мятное, но мятное – отстой. Баки моргнул, глядя на него снизу вверх. Автоматически протянул руку и взял рожок – вафельный, самый настоящий. С нежно-зеленым фисташковым мороженым. Сэм с аппетитом чавкал шоколадным и выглядел очень самодовольно. И счастливо.***
Кратер был гигантским – противоположный край рассмотреть так и не удалось, он терялся в клубах поднимающегося снизу разноцветного пара. Где-то там, на уступах кратера, спиралью сходящихся к его самой глубокой точке, кто-то орал, с отвратительным дребезгом билась посуда, время от времени доносились тошнотворные звуки популярных песенок. Под слоем дыма мельтешило, вспыхивало неоновыми огнями и мигало стробоскопом. Обоняние улавливало слабые отголоски отвратительной вони, характерной для ферментированного тофу в сочетании с "Усяньмянь" – тошнотворной смесью из пяти специй, излюбленным ингредиентом китайской кухни. По самому обрыву носились на скейтбордах расхлябанные дети, их безответственные мамаши, отвернувшись, ругались с кем-то по телефону, а один, особенно несимпатичный малыш вот уже пятый раз проскакивал прямо под колесами проезжающих мимо остановки машин. Доктор Стрендж смотрел на всю эту кутерьму, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Ему было очень неловко, потому что он, вероятно, единственный из всех абсолютно точно понимал, что сейчас происходит. Наконец прямо перед ним остановился ярко-красный двухэтажный автобус с надписью на боку "Hell Sightseeing" веселеньким шрифтом. – Если вы до скончания веков, то проходите сразу наверх, – меланхолично предложила рогатая девица на входе, ручным сканером проверяя его билет. – Оттуда видно лучше, но может плеснуть в окно чего-нибудь. – Чем-нибудь, – поправил Стрендж, – может плеснуть чем-нибудь. Девица равнодушно пожала плечами, сунула ему пакетик с наушниками и отвернулась к напирающему сзади озабоченному джентльмену со старомодным портфелем. На верхнем этаже было не так уж много свободных мест: кто-то нетерпеливо поглядывал по сторонам, ожидая отправления. Кто-то спал, надвинув бейсболку на глаза и вытянув в проход ноги. Кто-то с зависшим видом пялился в телефон, изредка медленно моргая. Небольшая группа замотанных по глаза людей, занявшая все места у лобового стекла, шумно ругалась на неизвестном Стренджу языке, а нездорового вида подросток на заднем сидении курил косяк, запрокинув голову и глядя пустыми глазами вверх. Сев у единственного незанятого окна, Стрендж автоматически надел наушники и тут же поморщился. – …ожидает увлекательная поездка по всем кругам Ада, – сказал невыносимо торжественный голос в наушниках. – Вы увидите как великолепные памятники прошлого, так и поражающие воображение современные урбанистические кварталы, созданные самыми выдающимися архитекторами мира. Во время нашей экскурсии вы откроете для себя многоликий и захватывающий Ад. Напоминаем, что вы можете сойти на любой остановке нашего маршрута и сесть на следующий автобус после осмотра достопримечательностей… – В общем, даже к лучшему, что я так и не сумел проникнуться концепцией переселения душ, – пробормотал Стрендж себе под нос. – Могло бы получиться еще более неловко. Одна надежда была на то, что кататься по Аду ему оставалось не долго. По крайней мере он очень на это надеялся.