Разрешите вас пригласить

Лило как из ведра. Гоцман резво заскочил под крышу и отряхнулся. Вот черт его дернул отправиться к Фиме на ночь глядя да еще и пешком. Терпело же до завтра. Но нет, погода прекрасная, прогулки на свежем воздухе полезны для здоровья, да и дело решить хотелось как можно скорее. В Одессе появились фальшивые рубли, а кто, как не Фима, знает всю эту шарашку воров, фальшивомонетчиков и прочих сомнительных персон? До дома Фимы оставалось еще прилично идти, когда внезапно налетела гроза. В итоге Гоцман хоть и быстро бежал, но успел промокнуть до нитки. Наконец оказавшись под крышей, он полез в карман, но оказалось, что сигареты тоже промокли. Гоцман досадно поморщился: курить хотелось страшно, а у Фимы сигарет, конечно, не водилось. Впрочем, можно стрельнуть у кого-то из соседей. С этими мыслями Гоцман постучал в дверь. Он запустил руку за пазуху, надеясь, что там сигареты сохранились, но, увы, за шиворот воды натекло еще больше, чем в наружный карман. Дверь негромко скрипнула, отворяясь. — Ты с самой Дерибасовской мне, что ли, открывать шел? — проворчал Гоцман и собрался сделать шаг вперед, но замер. На пороге стояла женщина со свечой в руках, симпатичная, но явно обеспокоенная. — Простите, — пробормотал Гоцман, пригладил рукой мокрые волосы и развернулся. Остановившись у лестницы и глядя на потоки воды, он помотал головой. Что за бред? Он же вчера был у Фимы в гостях в этом самом доме, в этой самой квартире. Гоцман развернулся, вернулся к двери и снова постучал. На этот раз открыли быстрее. — Фима дома? — спросил он. Женщина отрицательно покачала головой. — Значит, подождем, — решил Гоцман и прошел внутрь. Женщина боязливо отпрянула, но затворила за ним дверь и прошла следом. — Это моя комната, — сказал она, когда Гоцман попытался пройти туда, где раньше обитал Фима. — А его где? — Там. Гоцман смерил ее недоверчивым взглядом. За последнее время Фима и словом не обмолвился о соседке. — А вы вообще кто? — спросил он. — Меня Нора зовут, а вас? — Я — Гоцман. Женщина облегченно выдохнула. Ее лицо расслабилось, потеряв настороженное выражение. — А я-то уже надумала… Да вы проходите на кухню, я сейчас чаю приготовлю. Нора поставила чайник и сбегала за полотенцем. Она заставила Гоцмана раздеться и закутала его в покрывало. — Не дай бог простудитесь, Фима мне этого не простит, — сказала она, выставляя на стол тарелочки с медом и вареньем. — Вам бы лимончика, но у нас нет. — Мне бы сто грамм, — усмехнулся Гоцман. Нора посмотрела на него с удивлением, но кивнула и полезла в шкаф. — Да я же пошутил! — У меня есть коньяк. Его, конечно, лучше с кофе, но и с чаем подойдет. — Коньяк к чему угодно подойдет, — заметил Гоцман. Гоцман отложил мокрое полотенце и выпростал руки из покрывала. Он наблюдал за Норой. Она была симпатичной, хорошо сложенной, ловко управлялась с посудой и имела в запасах коньяк. Понятно, почему Фима не упоминал, что живет с ней. Нора разлила чай по чашкам, добавила к ним по рюмке коньяка, придирчиво осмотрела стол, и рядом блюдцем с медом появилась тарелка с нарезанным хлебом и яблоко. Нора взяла рюмку в руки, словно пытаясь согреть коньяк в ладонях, Гоцман же осушил свою залпом, занюхал хлебом и взялся за чай. Нора хмыкнула, кажется, неодобрительно, но ничего не сказала. Коньяк она выпила не торопясь, одним длинным глотком. — Ну так, — начал Гоцман, — давно вы живете с Фимой. — Скорее у Фимы, — поправила Нора. — Пару месяцев. — И ведь ничего не сказал, паразит. — А должен был? — Ну дак. — Почему? Потому что неча скрывать такую красивую женщину. — Ну он же мой друг. Гоцман бесцеремонно налил себе еще коньяка. Скоро ему стало жарко, то ли от выпитого, то ли от горячего чая, и он совсем спустил покрывало с плеч, оставшись обнаженным по пояс. Нору это не смутило. — Не боитесь меня? — поинтересовался Гоцман. — А должна? — она улыбнулась, показывая, что спрашивает не всерьез. — Фима столько о вас рассказывал, что, кажется, я вас прекрасно знаю. — Надеюсь, хорошее. — Всякое, — загадочно ответила Нора, но тут же рассмеялась. — Хорошее, конечно. Что вы ловите и предаете правосудию бандитов. — Ну я только ловлю, судят другие. — Но ведь благодаря вам мерзавцы отправляются за решетку. — Ну не только… Гоцману не нравилось, когда его заслуги переоценивают. Он просто делал свое дело. И уж конечно, он не был святым. Порой приходилось договариваться с преступниками, порой — отпускать мелких бандитов, чтобы добраться до главарей. К счастью, распинаться о том, что борьба с бандитизмом — это дело каждого, а он и его люди лишь вершина айсберга, не пришлось. В коридоре зазвучали шаги, и в кухню вошел Фима. — Вот и верь после этого приметам, — ворчал он, отряхиваясь от воды. — Тетя Нина божилась, что день будет ясным. Так он-таки им был, пока не испортился… Он поднял взгляд и замер на пороге. Гоцман приветливо помахал рукой, Нора же потупилась, словно ее застали за чем-то постыдным. Фима пристально оглядел застолье, картина ему явно не понравилась. — Я извиняюсь очень сильно, но что это за разврат творится на моей родной кухне? Дава, ты совсем стыд потерял? Сидишь при даме в одних подштанниках! — Это я предложила,— сказала Нора. — Надо было одежду просушить. — Коньяком? — Я пойду, — Нора поднялась из-за стола, быстро убрала бутылку обратно в шкаф. — Да что вы, — возразил Гоцман. — Останьтесь, посидим, поговорим. А этого обормота не слушайте, он просто боится, что я его женщину уведу. — Нет, поздно уже, спать пора. Да и вы же, наверное, по делу пришли, — Нора направилась в свою комнату, но обернулась в дверях. — И я не его женщина. Гоцман проводил ее взглядом, потом обернулся к Фиме. — Вот что на тебя нашло? Хорошо же сидели. — Давид Гоцман, — сказал Фима. — Свои амурные дела решайте где-нибудь в другом месте и желательно с другой женщиной. — То есть интерес у тебя до нее все же есть? — Ты ради этого пришел и сверкаешь тут голыми коленками? Чтобы узнать мои интересы? — Я пришел говорить за дело, но, пока тебя не было, твоя соседка напоила меня чаем. Не вижу ничего криминального. Пару минут Фима молча ходил по кухне, а Гоцман допивал остывающий чай. В то время как чайник закипал по новой, Фима успел переодеться и нарезать бутербродов, что было очень кстати: Гоцман ужасно хотел есть. Еще он хотел курить, но просить у Фимы сигарету было бы совсем бестактно. Приготовив по чашке чая и выставив на стол тарелку с бутербродами, Фима опустился на стул напротив Гоцмана. — У меня до тебя, Дава, два вопроса. Что за дело и где твои портки? — Портки сушатся, — ответил Гоцман. — А дело следующее… Гоцман рассказал, как пару недель назад по Одессе пошли фальшивые купюры, да такого качества, что их не сразу удалось распознать. О Норе он больше не заикался. <div align="center">***</div> Фима рассматривал купюру на свету, вертел и так и эдак, сложил пополам, расправил, снова глянул на свет. Сегодня он был каким-то тихим, то ли не выспался, то ли простыл. Гоцман курил и недовольно смотрел по сторонам. — Вот ты можешь это делать не на виду у всей Одессы? — проворчал он, в очередной раз кивая проходящему мимо знакомому. — А что такое? — невозмутимо ответил Фима. — Человек уже не может полюбоваться честно заработанным червонцем? — Ты его не заработал, это я его тебе дал. — Ну так тем более, вдруг фальшивый. Я, конечно, Дава, тебя ни в чем не подозреваю, но ты же наивная душа, такого обмануть раз плюнуть. Всунула тебе торговка на рынке червонец, а ты и не глянул на него. — И? — Таки да, фальшивый. — Это я и без тебя знал. Что конкретно скажешь? Фима пошуршал купюрой у уха, послюнявил край. — Работа хорошая, явно не новичок малевал. — Я одного такого мастера в Одессе знаю, — заметил Гоцман. — Ты про Родю? Я тоже на него подумал. — Тока что я ему предъявлю? Фальшивую бумажку, не понять откуда взявшуюся? — И что будешь делать? — Поговорю. Гоцман кивнул на дом напротив. Он специально взял с собой Фиму, чтобы тот обратил внимание на мелкие детали, те, что ускользнут от взгляда Гоцмана. Фима молча отдал ему фальшивый червонец, что уже было странно, и последовал за ним к дому Роди. — И чего это ты такой тихий сегодня? — поинтересовался Гоцман. — А что, я должен петь и плясать вокруг тебя? — пожал плечами Фима. — Обиделся, что ли? На что? На то, что я этой Норе глазки строил? Нет, все-таки у тебя до нее интерес есть. Фима грустно вздохнул. — Зато у нее до меня интереса нет. Она это четко обозначила в нашу первую встречу. — А ты настаивал? — Дава, я на тебя поражаюсь. Работаешь в уголовном розыске, а не понимаешь, что за «настаивал» нынче сажают. — Да я не том смысле, — возмутился Гоцман. — Ну, там, цветы дарил, в кино водил? — Давид, — Фима остановился и пристально на него посмотрел. — Если человек твоих чувств не разделяет, то не нужно к нему с этими самыми чувствами лезть. — Смелость города берет. — Вот в этом весь ты. Весь смелый и с шашкой наголо. А я так не могу. Мне достаточно понять, что я человеку не нужен, я отойду в сторонку и стану довольствоваться дружбой. — Значит, ты не будешь против, если я попытаюсь ее завоевать? — Можно подумать, тебя остановит мое «буду». — То есть сам хочешь… — Не хочу! — Ну и все тогда! Гоцман махнул рукой и продолжил путь к дому Роди. Фима сейчас напоминал ему ту собаку на сене, что и сама не есть, и другим не дает. Впрочем, оказавшись в квартире Роди, он быстро переключился на дело. — Давид Маркович! — протянул Родя, пытаясь улыбнуться, но глазки его беспокойно бегали. — Какими судьбами? Чайку? — Некогда мне с тобой чаи гонять, — ответил Гоцман, отодвигая Родю плечом и проходя в комнату. — Дел за гланды, надеюсь, ты мне с некоторыми из них поможешь. Гоцман огляделся. Комната Роди была вполне обычной, никаких специальных станков, чернил, сохнущей после покраски бумаги. Если он и работал с фальшивомонетчиками, то делал это где-то в другом месте. — Да я всегда готов, — нервно улыбнулся Родя. — Тока чем? Я ж простой гражданин, ничего полезного для милиции не знаю. — И об этом тоже? Гоцман достал фальшивую купюру и сунул Роде под нос. Тот ее взял, повертел в руках, пожал плечами. — Червонец как червонец, а что? — Ой, вот не строй мне тут Клару Целкин, — подал голос Фима. — По твоим глазенкам видно, что ты сразу признал фальшивку. Вопрос только: твоя это работа или нет. — Да я не имею… — начал было Родя, но Гоцман резко ухватил его за плечо и усадил на стоявший поблизости стул. — Ша! — рявкнул он. Фима подошел ближе, вынул из рук Роди купюру, развернул ее и спокойно продолжил: — Пойми одну простую вещь: каждая собака в городе знает, что ты малюешь подделки. Мы же можем скрутить тебя прямо сейчас, а завтра ты сменяешь родную любимую солнечную Одессу на холодную неприветливую Колыму. Оно тебе надо? — Да я же… Гоцман с силой сжал плечо Роди, тот ойкнул и затих. — Но! — продолжил Фима. — Давид Маркович — добрая душа, и справедливая. Ему не надо как проще, ему надо как лучше для Одессы вообще и людей в частности. Мы же с тобой знаем, как все работает: ты рисуешь, другие реализуют. Расскажи где и кто, и мы забудем, что мы здесь были. — Я ничего не знаю, — слабо возразил Родя. — Выходит — Колыма, — развел руками Фима. Гоцман дернул Родю вверх, заставляя встать, и выкрутил его руку, заведя за спину. — Поговорим в участке, — решил он. — Я с тобой церемониться не буду, все выдашь и пойдешь как соучастник. — Да они меня убьют! — завопил Родя. — Давид Маркович, отпустите, мне же больно! — Дава, ну в самом деле, — остановил его Фима. — Что ты как не с родными. Вон Родя хочет нам что-то сказать. Верно, Родя? Гоцман отпустил руку Роди, позволив ему вернуться на стул. — Меня же убьют, — жалобно повторил Родя, потирая плечо. — Ну так уж и быть, — вздохнул Фима. — Но только потому, что ты мне почти родной человек. Есть у меня один приятель, который за пару услуг защитит тебя от любого бандита. Родя опасливо покосился на Гоцмана. — Да не переживай, — махнул рукой Фима. — За это мы с тобой потом порешаем, когда Давид Маркович пойдет по своим делам. Родя поежился, ойкнул и снова схватился за плечо. — Но думай быстро, Родя, — продолжил Фима. — Я, знаешь ли, тут на общественных началах. Хочу — помогаю следствию, хочу — пойду за хлебушком, а ты с Гоцманом сам договаривайся. — Это в порту, — быстро ответил Родя. — Там склад есть, в нем все оборудование, бумага, краска. Я только немного помогал, художник у них свой. — Вот и напиши подробно, — сказал Гоцман. — У тебя листок есть? — Чтоб у Роди да не было бумаги, — фыркнул Фима. — Я тебя умоляю. Он бесцеремонно прошел к тумбочке, выдвинул верхний ящик, достал оттуда блокнот, взял карандаш и вручил Роде. — Чем подробней напишешь, тем лучше я о тебе буду отзываться своему приятелю, — заметил Фима. Родя снова недоверчиво посмотрел на Гоцмана, тот кивнул. Родя вздохнул и принялся строчить. <div align="center">***</div> С женщинами Гоцман давно не общался. Ну то есть в том самом смысле не общался. Как-то так вышло, что после войны он бросил все силы на борьбу с бандитами, позабыв о личной жизни. Начинать было даже боязно. А ну как не выйдет? Гоцман достал свой старый пиджак, избавился от кепки и купил цветов. К дому Норы он пришел к шести — самое время, чтобы пригласить даму на ужин. Дверь отворилась, и на пороге появилась Нора, вытиравшая руки о передник. — Давид Маркович, — поздоровалась она. — А Фимы нет. — А я к вам. Вот. Гоцман протянул букет. Нора неловко улыбнулась, принимая цветы. — Спасибо, конечно, но к чему это? — Вы прекрасная женщина, Нора, — сказал Гоцман. — Пойдемте в ресторан. — Зачем? — Ужинать. — Я уже сама приготовила ужин. — Тогда просто гулять по набережной. Или в кино. — Понятно, — вздохнула Нора и всунула цветы обратно в руки Гоцмана. — Кажется, вы меня вчера неправильно поняли. Вы интересный человек, Давид Маркович, и я готова быть вашим другом, но только другом. Ничего большего у нас не выйдет. Простите, если обидела. Она быстро захлопнула дверь. Гоцман еще постоял, тупо таращась на кривые доски. Такого он не ожидал. То есть он, конечно, предполагал, что свидание может пройти не очень и Нора не захочет его больше видеть, но что она пошлет его еще на пороге… Гоцман махнул рукой и развернулся. На лестнице ему попался Фима. — Что, еще не поцеловала, а уже разбила сердце? — выдал он вместо приветствия. — А я говорил, чтоб не совался к ней. — Знаешь что? — Гоцман бессильно потряс букетом, но тут же махнул рукой. — А ничего. Он вручил цветы Фиме и заспешил вниз по лестнице. — Она все равно их не примет, — окликнул его Фима. — Ну так забери себе. Или выкини, — не оборачиваясь ответил Гоцман. Он еще краем уха слышал, как Фима ворчит: — Выкинуть, скажешь тоже… <div align="center">***</div> — Давид Маркович! Якименко, которого Гоцман только что отправил с бумагами к Андрею Остаповичу, заглянул в кабинет. — Как быстро ты, однако, метнулся, — поразился Гоцман. — Я думал, ты там пару часов проторчишь. — Так я еще не дошел. Вспомнил вот и вернулся. Давид Маркович, вам билеты в театр не нужны? Ну там даму какую сводить? — А сам чего? — Да у меня была одна барышня на примете, да она никак не сможет. У Гоцмана тоже была такая барышня, и один раз она ему уже отказала. Пробовать второй не было настроения. — А чего не настоял? — спросил Гоцман скорее у себя, нежели Якименко. — Так я бы настоял, вы ж меня знаете, да только сломанная нога от этого не срастется. Вам отдать билеты или я Довжику предложу? — А давай, — решил Гоцман. — Вот это правильно, — расплылся в улыбке Якименко, протягивая билеты. — Что хоть за спектакль? — «Отелло». Самое то, чтобы вести даму. Впрочем, любой спектакль подходит для дам. Главное, чтобы дамы не кобенились и на тот спектакль пришли. — Ты, Леша, давай дуй к Остапычу, подписывай все документы, завтра будем фальшивомонетчиков брать, — сказал Гоцман, пряча билеты в карман. — Я по делам. Якименко усмехнулся, словно говоря: знаю я, какие там у вас дела, но встретил суровый взгляд Гоцмана и тут же ретировался. На самом деле он был почти прав. Конечно, Гоцману надо было заскочить в пару мест по служебным делам, но личными он тоже собирался заняться. Для начала он купил букет — простые синие цветы. Почему-то казалось, что такие понравятся Норе больше вычурных роз. Да и стоили они сущие копейки. Гоцман собрался заявиться к Норе домой, но увидел ее в очереди у магазина напротив. Он велел Ваське остановить здесь. Его появление вызвало взволнованный ропот среди женщин, стоявших в очереди. Многие с восхищением наблюдали за тем, как Гоцман с букетом в руках выскочил из машины и подошел к Норе. Кажется, она была единственной, на кого это не произвело впечатления, что только сильнее раззадорило Гоцмана. Он бесцеремонно всунул цветы ей в руки и сказал: — Значит, слушайте меня внимательно, Нора. Сегодня мы с вами идем на спектакль. Жду вас в шесть у главного входа. Не опаздывайте. Не дав ей возразить или вернуть цветы, Гоцман развернулся и снова запрыгнул в машину. — Тудой! — махнул он рукой, и Васька рванул с места. День прошел в заботах. Завтра планировали брать фальшивомонетчиков и сегодня прорабатывали детали, согласовывали между собой, готовили оружие, людей и, конечно, писали уйму бумажек. К вечеру Гоцман сам едва не забыл про спектакль, но Якименко вовремя ему напомнил. — Вы идите, Давид Маркович, а мы тут сам как-нибудь закончим. Главное, завтра на облаву явитесь. — Даже не думайте без меня начинать, — буркнул Гоцман. Конечно, идти в театр в кожанке и грязных сапогах было не самой лучшей идеей, но что имели — то имели. Зато в этот раз на букет Гоцман не поскупился. Взял самый большой и красивый, какой был. Спустя час ожидания он понял, что зря. Нора не пришла ни в половине шестого, ни в шесть, ни в полседьмого. — Она не придет, — подтвердил его мысли знакомый голос. Гоцман хмуро покосился на подошедшего Фиму и выкинул истлевшую папиросу. То же самое теперь хотелось сделать с букетом. Кажется, его намерения читались по лицу, потому что Фима вырвал букет из его рук. — Все бы тебе ломать хорошие вещи. Он же еще пригодится. — Можешь загнать его, если хочешь, — огрызнулся Гоцман. — Зачем обязательно продать? Подарить хорошему человеку. Например, Зинаиде Алексевне — вахтерше театра. — Накой? — не понял Гоцман. — Чтоб нас пропустили после третьего звонка, — пояснил Фима. — Не хочу я в театр. Мне вообще надо к облаве готовиться. — Ой, да что там готовиться? Пистолет достал, рожу пострашнее сделал — и вперед под пули. Или я не знаю, как ты бандюганов ловишь? Так что если завтра отправишься на тот свет, так хоть культурным человеком, посещающим театры. Какой, кстати, спектакль? — «Отелло». — И ты на это собирался вести Нору? — удивился Фима. — Нет, ну если бы она-таки согласилась, то после этого точно не стала бы с тобой знаться. Повезло тебе, что я не она. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!» — процитировал он и подтолкнул Гоцмана к дверям. <div align="center">***</div> Гоцман достал пистолет, проверил патроны и махнул рукой, давая команду начинать. Фальшивомонетчики, конечно, не урки, но и с ними нужно быть осторожным. Кроме того, что и у фальшивомонетчиков имелась охрана, в их мастерских часто находились опасные химикаты. Родя расписал все в подробностях, так что найти нужное место оказалось легко. Солдаты и милиция окружили здание — неприметный барак на окраине порта. Пара крепких ребят выбила дверь. Гоцман вбежал первым. — Никому не двигаться! — гаркнул он. — УгРо, все на пол! Гоцман работал в УгРо не первый год, а уж в скольких облавах поучаствовал за это время, сосчитать было трудно. В скольких бандиты слушались и безропотно сдавались, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Этот раз не стал исключением. Кто-то, видимо художники, действительно повалились на пол, но не потому, что им велели, а чтобы не попасть под пули, остальные начали палить. Гоцман пригнулся и бросился вперед. Народу в комнате было немного, а вооруженных и того пара человек. Одного Гоцман свалил ударом по морде, второго подстрелил Якименко, третий бросился бежать, но сразу был схвачен и обезоружен. Все закончилось быстро и практически бескровно. Бандитов вязали, а Гоцман осматривал помещение. Здесь была пара столов, заставленных краской, бутылочками и кистями. Гоцман поднял еще мокрый червонец, краска размазалась по пальцам. Из-за стола неуверенно выглянула очкастая рожа. Гоцман вскинул пистолет. Парень испуганно поднял руки. Ему было лет двадцать от силы. — Твоя работа? — спросил Гоцман. Парень неуверенно кивнул. — Иди сюда, арестовывать тебя будем. Парень медленно поднялся, начал неловко выбираться. Наверное, это и отвлекло Гоцмана. Парень вдруг резко схватил одну из бутылок и запустил прямо ему в лоб, а сам бросился бежать, виляя между столами и всяким хламом. Гоцман кинулся за ним, но налетел на груду ящиков. В голове гудело, а в ушах звенело. Он не сразу заметил, что парень перевернул керосинку. Деревянный барак, набитый фальшивыми деньгами, мгновенно вспыхнул. За спиной что-то кричал Якименко, кажется, чтоб Гоцман повернул назад. Но тот преследовал парня. Как оказалось, зря. Перед лицом встала объятая огнем стена. Гоцман быстро прижал рукав к лицу и задержал дыхание. Он обернулся, но и там бушевал огонь. Но ведь парень ушел. Не мог же он сквозь стену просочиться? Гоцман упал на землю, так было проще дышать, а заодно искать выход. Не через стену — сквозь землю. Угол люка торчал из-под горящего ящика. Гоцман собрался с силами, пнул ящик, поднял люк и сиганул вниз. Туннель оказался неглубоким и узким, пришлось ползти, но недолго, скоро впереди показался свет, и Гоцман выбрался через такой же лаз в очень похожий барак. Здесь не было краски и инструментов, зато полно ящиков, набитых всякой всячиной, и ушедший парень. Он быстро переодевался, рядом на ящике лежал пистолет. Услышав шум, он потянулся за оружием, но Гоцман оказался быстрее. В один миг он оказался рядом с парнем и приставил свой револьвер к его голове. К тому времени, как Гоцман вернулся к своим, барак фальшивомонетчиков почти прогорел. Якименко бегал вокруг, пытаясь организовать тушение, и порывался войти внутрь. — Ша! — велел Гоцман, подходя ближе. — Пусть уже сгорит. Прими этого. Парня тут же скрутили и отправили к остальным. Якименко стоял, тупо открывая рот, не веря своим глазам. — Давид Маркович, а как вы?.. — Уметь надо, Леша. Гоцман устало закрыл глаза. Вокруг все плыло — то ли от прилетевшей в лоб бутылки, то ли оттого, что он наглотался дыма. В участок Гоцман не поехал, и никто его не стал упрашивать. Напротив — Якименко велел Ваське отвезти Гоцмана домой и доставить до двери. По пути к дому ему полегчало, и он даже хотел повернуть назад, но Васька приказ проигнорировал. Гоцман махнул рукой, наверное сейчас и правда лучше отоспаться. Едва он зашел в домой, как повалился на кровать и отключился. Проснулся Гоцман под вечер. Голова была тяжелой. На лбу набухла внушительная шишка, во рту сушило, как после пьянки. Гоцман осторожно умылся, смыв копоть и кровь с лица, достал сигарету, вышел на лестницу и обнаружил плачущую тетю Песю. — А что случилось? — поинтересовался он, закуривая. Тетя Песя подняла на него взгляд и замерла, удивленно округлив глаза. — Так убили… — пробормотала она. — Кого? — не понял Гоцман. — Вас, Давид Маркович. Гоцман затянулся. Ну, положим, чувствовал он себя и впрямь неважно, но не до такой же степени. — Кто сказал? — Да все говорят. Вот те на. Это, выходит, пока Гоцман гонялся за фальшивомонетчиком, его успели похоронить. Тетя Песя быстро спрятала платок и кинулась на шею Гоцману, причитая, как они все переживали за такую новость. Гоцман похлопал тетю Песю по спине и уже приготовился отбиваться от предложений выпить за здоровье, но тут случилось то, чего он никак не ожидал. В ворота дома вошла Нора. Выглядела она взволнованной. Гоцман замер, тетя Песя проследила его взгляд, всплеснул руками и скрылась в своей квартире, правда дверь плотно не закрыла. — Добрый день, Нора, — поздоровался Гоцман. — Добрый день, — ответила она. — Вижу, слухи врут, с вами все в порядке. — А вы, простите, за каким интересом спрашиваете? — Я волновалась, — смущенно сказала Нора. — Не поверите, у меня с самого утра сердце не на месте, а как услышала о вас, так и вовсе перевернулось все внутри. — Ну так поднимайтесь ко мне, — предложил Гоцман. — Обмоем мое чудесное воскрешение. Ничего такого — только чай. Нора помедлила, но, к великой радости Гоцмана, все же прошла через двор и поднялась по лестнице. — Вы простите меня, — сказала она. — Я себя так грубо вела, а теперь сама явилась. — Да что вы. Мы с вами по-дружески посидим, вы же сами сказали — вы мой друг. Она неловко улыбнулась. Разочарованно или Гоцману показалось? Он приобнял ее за плечи и уже хотел проводить в квартиру, но тут во двор вошел Фима. Заметив Гоцмана и Нору, он всплеснул руками и выдал: — Нет, вы посмотрите на него. Его пол-Одессы, включая меня, похоронило, а он шашни мутит! — Фима, — Гоцман отстранился от Норы. — Нет, нет, я вам не мешаю, продолжайте. А то, что друг себе места не находит, можешь даже не думать. Он развернулся и ушел. — Фима! — окликнул его Гоцман. — Фима! Вот ведь… Он обернулся к Норе, которая выжидающе на него смотрела. С одной стороны, упустить такой шанс, когда она вроде как готова подпустить его к себе, было глупостью. С другой стороны — Фима. Гоцман медлил пару секунд, но все же бросился вниз по лестнице. Догнать Фиму не составило труда. — Вот чего ты начинаешь? — возмутился Гоцман. — Я стока за ней бегал, а теперь она уйдет, пока я тут тебя успокаиваю. — Во-первых, я тебя за собой не звал, — ответил Фима, не глядя в его сторону. — Во-вторых, чего ты там бегал? Пару раз веник приволок и дал деру. А в-третьих… Он остановился и смерил Гоцмана презрительным взглядом. — Дава, у тебя есть совесть? Вся Одесса гудит, что Давид Гоцман сгорел. Я, конечно, не поверил, ты же вечно на рожон лезешь, но всегда выкарабкиваешься. Но, думаю, а ну как в этот раз и вправду все? Я собираю всю свою невозмутимость, потому как каждый встречный спрашивает меня: как ты, Фима, Давид-то того. И вот иду к тебе и думаю: не дай бог и правда сгорел. И что я вижу? Дава живее всех живых, да еще с бабой в обнимку. — Ты ревнуешь, что ли? — догадался Гоцман. — Кого? Тебя? Больно надо. Фима гордо отвернулся и продолжил путь по улице. Гоцман смотрел ему вслед. — Ее, — запоздало ответил он, осознавая, что не совсем понял друга. Гоцман снова догнал Фиму и пару минут просто молча шел рядом. — Слушай, ну я не знал, что я сгорел. Пришел домой, спать лег. У меня, между прочим, ранение, — Гоцман указал на шишку на лбу. — Мне только тетя Песя сказала, и тут Нора. Фима мельком глянул на Гоцмана. — У доктора был? — Да не, — отмахнулся тот. — А стоило, вдруг сотрясение. — Ты пять минут назад меня знать не хотел, а теперь волнуешься. — Пять минут назад ты был плохим другом. — А теперь? — А теперь раненый плохой друг. Идем ко мне, у меня сосед — профессор медицины, посмотрит тебя. — А Нора? — А Нора так и так у меня живет. Гоцман хотел сказать, что это не одно и то же, но голова и вправду разболелась, а Фима от него теперь не отстанет. Гоцман вздохнул и пошел за ним. <div align="center">***</div> Фальшивомонетчики пели аки соловьи, Якименко не успевал записывать. Гоцман курил и задавал вопросы. Допросы шли бойко. Бандиты сменяли друг друга, и каждый выкладывал все как на духу, выклянчивая себе срок поменьше. Гоцман был рад сделать передышку, когда для этого подвернулся удачный повод. В кабинет заглянул дежурный и попросил Гоцмана выйти. — Я утром, когда пришел, — объяснил он, — ее заметил у входа. Ну, женщину. Приличная вроде. Только она целый день возле отделения трется, словно высматривает кого-то. Я подошел, говорю, вам кого. Она отвечает, мол, Давида Марковича жду. Вот я вам и сообщил. — Задержал? — спросил Гоцман. — Нет, а за что? — Вот сейчас и посмотрим. Гоцман вышел на улицу, не особо надеясь, что означенная женщина еще его ждет. Однако он с удивлением обнаружил Нору. Вчера Гоцман до самого вечера проторчал в квартире врача, а затем у Фимы. Когда он вернулся, Норы, разумеется, не было. Гоцман решил было, что окончательно упустил свой шанс, но, оказалось, нет. — Добрый день, Нора, — поздоровался он. — Чего это вы моих дежурных волноваться заставляете. — Простите, — Нора потупилась. — Я не хотела беспокоить ни вас, ни его. — Тогда зачем пришли? — Я готовила и вдруг подумала, что вам готовить некому. Она неловко достала из авоськи завернутую в полотенце тарелку. — Это пирожки; надеюсь, вам понравится. — Спасибо, — Гоцман удивленно принял подарок. — Я пойду. Нора развернулась и собралась уходить, но Гоцман ухватил ее за плечо. — Погодите! Чего эти пирожки. Нет, я вовсе не сомневаюсь в ваших кулинарных способностях, но давайте пойдем в ресторан. Прямо сейчас, я только Якименко предупрежу. — Не нужно, Давид, вы… — Снова неправильно понял? Ну уж нет, на этот раз я отказа не приму. Мы прямо сейчас идем до ресторана, что бы вы там себе… — Я замужем. Нора наконец подняла взгляд на ошарашенного Гоцмана и посмотрела прямо в глаза — жестко, словно совсем другая женщина. — Он погиб, — тут же пояснила она. — Я уехала в Одессу, чтобы… чтобы начать новую жизнь и забыться, но не получилось. Вернее, я думала, что не получилось, пока не встретила вас. Теперь я не знаю, что делать. Вы хороший человек, Давид, и лучшего шанса начать все заново мне вряд ли представится, но я все еще люблю его. — Так не будем спешить, — решил Гоцман. Нора неуверенно улыбнулась. — Ну его, этот ресторан. Приходите вечером на ужин, я борща наварю. — С удовольствием, — согласился Гоцман. — И Фима будет рад. — Фиму мы куда-нибудь спровадим. — А вот этого не будет. Он не хочет вас с кем-либо делить. — Чего меня делить, я не апельсин, — хмыкнул Гоцман. — Тогда до вечера. Нора помедлила, но потом все же чмокнула Гоцмана в щеку и заспешила прочь, а тот остался стоять с тарелкой пирожков в руках. <div align="center">***</div> Путь к дому Фимы стал уже привычным. Не то чтобы Гоцман раньше сюда не ходил, но теперь наведывался почти каждый день. В обед Нора приходила к отделению и приносила что-нибудь поесть. Вчера же они проводили у Фимы, иногда вдвоем, но чаще втроем. Разговаривали, играли в карты или домино. Пару раз Гоцман все же сводил Нору в кино, но дальше этого дело не зашло. Иногда Гоцману казалось, что она сама себе запрещает отвечать ему взаимностью, хоть и хочет. Однако теперь он понимал, что на то была причина, и не торопил. Фима открыл дверь, по-хозяйски забрал цветы из рук Гоцмана и привычно прошел на кухню. — Это Норе, — зачем-то пояснил Гоцман. — Я не тупой, — огрызнулся Фима, доставая вазу. — Понял, если первые двадцать раз ты носил цветы ей, то двадцать первый — явно не мне. Ее, кстати, нет, пошла тебя встречать. — Разминулись, наверное. Гоцман замолчал, повисла неловкая тишина. Раньше таких проблем не было, им всегда находилось о чем поговорить, а даже если и нет, молчание выходило не таким напряженным. — Ты правда не против, что я с Норой? — наконец спросил Гоцман. — Был бы против — не разрешал бы миловаться у меня на кухне. — А ты знал, что она была замужем? — Знал, — пожал плечами Фима. — И удивился, что она тебе рассказала. А еще больше, что решила наступить на те же грабли второй раз. — Какие грабли? — не понял Гоцман. — Ну, муж ее покойный был следователем. И судя по рассказам, человеком жестким, принципиальным, вечно лез на рожон и хотел как лучше. Никого не напоминает? — Ну и что в этом такого? Ну, нравятся ей честные люди. Фима оторвался от цветов и внимательно посмотрел на Гоцмана. — Она тебе не рассказала, — понял он. — Этот честный перешел дорогу не тем людям, да так, что попал под горячую руку, а потом и под расстрел. Она сбежала, купила фальшивый паспорт. Давид, я тебе желаю только лучшего, но нужна ли тебе женщина, которая страдает по убитому мужу? А она страдает, к гадалке не ходи. Только и твердит, что бы сделала с тем, кто ее мужа приговорил. Охтин это, Охтин то… Дава, ты чего? Гоцман подскочил как ужаленный. Полковника Охтина он знал. Его перевели в Одессу с полгода назад. Когда приехала Нора? Похоже, примерно в это же время. Картина складывалась интересная, но пугающая. Как раз сегодня Охтин должен был заявиться в уголовный розыск, и Нора об этом знала, Гоцман сам ей обмолвился. Охрана, конечно, бдила, но Нору все знали и вряд ли обратили бы нее внимание. Гоцман пулей вылетел из дома Фимы и бросился к участку. В голове маячила одна мысль: лишь бы не опоздать. Откуда Нора достала оружие, Гоцман не знал. Может, осталось от покойного мужа, а может, достала уже в Одессе. Подоспев к зданию уголовки, Гоцман понял две вещи: Нора не собиралась скрываться, не спеша подходя к Охтину, и он все же успел. В руке Норы был зажат револьвер, но на него не смотрели, просто не замечали, да и складка юбки закрывала руку. Нора шла медленно, но уверенно, словно на смерть. Так и будет, понял Гоцман. Выстрели она — и в ответ получит пулю от охраны. Гоцман подлетел со всех ног, обхватил Нору одной рукой, другой крепко зафиксировал ладонь с пистолетом. Нора охнула, скорее от неожиданности, чем от боли. — Нора! — воскликнул Гоцман. — Представляешь, а я к тебе пошел. Еще немного, и разминулись бы. Нора попыталась высвободиться, но поняла, что на них обращают внимание. — Давида, отпусти, — прошептала она. — Даже не надейся, — так же тихо ответил Гоцман. — Я тебя на смерть не пущу. — Он мне жизнь сломал. — Нам тут всем жизнь поломали. Не они, так немцы. Нора еще раз попыталась дернуться, но Гоцман быстро развернул ее к себе, так, что пистолет оказался зажат между их телами. Опасно, но Гоцман не боялся опасности. По крайней мере, когда речь шла о нем. — Он же уйдет, — обреченно прошептала Нора. — Пусть уходит. Гоцман вынул из ослабших рук пистолет и сунул себе в карман. Остапыч, сопровождавший Охтина, заметил его и махнул рукой. — Он тебя знает? — спросил Гоцман. Нора кивнула. Плохо, если Охтин ее заметит, достанется и ей, и ему. Гоцман притянул Нору к себе и поцеловал, совершенно не стесняясь, на виду у всей улицы. Нора поначалу уперлась ладонями ему в плечи, словно хотела оттолкнуть, но потом обвила руками за шею и ответила. Краем глаза Гоцман видел, как Остапыч вежливо отвернулся и повел Охтина к служебной машине. Автомобиль укатил, а Гоцман продолжал целовать Нору. <div align="center">***</div> — Точно не хочешь остаться? За последние пару дней Гоцман задал этот вопрос, кажется, раз двести. Поезд Норы отходил через полчаса. Они стояли на перроне среди толпы людей. Нора в дорожном плаще казалась еще красивее, а может, это потому, что они виделись в последний раз. — Я не смогу, — грустно улыбнулась она. — Я, наверное, полная дура, раз сбегаю от такого мужчины, но ты слишком на него похож, а мне надо забыть. Она шагнула вперед, нежно погладила Гоцмана по щеке и поцеловала легким, почти невинным поцелуем. Фима, который тоже пришел провожать Нору, стоял в стороне со скучающим видом. Она покосилась на него, словно опасливо, но все же обняла Гоцмана. — Он ведь тебя любит, — сказала она Гоцману на ухо. — Да я знаю, — ответил тот. — Нет, не знаешь, — Нора отстранилась и в последний раз коснулась его небритой щеки. — Открой глаза, Давид. По громкой связи объявили что-то невнятное. Нора встрепенулась, подхватила свой чемодан и направилась к вагону. Она еще помахала на прощание рукой из окна. На секунду Гоцман подумал, а не броситься ли за ней — не остановить, так уехать с ней, но потом глянул на Фиму и отказался от этого сиюминутного порыва. Они не спеша шли домой по вечерней Одессе. — И что ты так переживаешь? — рассуждал Фима. — Пол-Одессы незамужних девиц, это не считая вдов. Найдем тебе подругу в два счета. — Погодь пока, — сказал Гоцман. — Может, и не понадобиться подруга. — С чего это? — Я вдруг понял, что у меня есть друг. Гоцман положил руку Фиме на плечо. Тот едва заметно улыбнулся.