***
— Доброго утречка, Давид Маркович. Тетя Песя улыбается так, словно знает тайны каждого человека в городе. Впрочем, это недалеко от истины. Гоцман лениво закуривает папиросу. — Кстати, Давид Маркович, — тянет тетя Песя. — Я ж вам тут кое-что приготовила. Она достает из кармана передника бумажный сверток и протягивает Гоцману. Внутри оказываются красные сушеные ягоды. — Шиповник, — радостно сообщает тетя Песя. — И на кой он мне? — Для здоровья полезно, сил прибавляет. — Да мне вроде хватает. — Ой, я вас умоляю, пять минут для вашего здоровья как-то даже стыдно. Гоцман едва не роняет папиросу изо рта. — А вы, простите, засекали? — Так ночи светлые, часы прям на тумбочке, а сна нету. Благодаря вам, кстати, в том числе. Тут же ж как: сначала не спишь, потому что вы не даете, а потом переживаешь за ваше здоровьечко. — Исправлюсь, — ворчит Гоцман. — То есть нет… Он хотел сказать, что перестанет шуметь, а вовсе не… Но уже не важно, тетя Песя услышала, что хотела.***
— Я вам иногда завидую, Давид Маркович. Эмика Гоцман встречает по пути домой, и во двор они входят вместе. — Чегой так? — Ну вы можете в любое время… это… уединиться, — рассуждает Эмик. — Хоть ночью, хоть днем, хоть вообще из дому не выходить. — Ты меня переоцениваешь. — Ну вам проще, вы можете просто поменяться. Гоцман так и замирает с открытым ртом. — А ты, Эмик, откуда такие подробности знаешь? Эмик смущенно прячет взгляд. — Ну я книжки читаю… — Нет, откуда ты знаешь такие подробности моей личной жизни. Эмик только пожимает плечами и выдает: — Так мы ж соседи. Словно это все объясняет. Хотя, наверное, да, объясняет.***
Гоцман спешит в отделение, но рядом с дядей Ештой останавливается и протягивает ему папиросу. Тот в свою очередь делится огнем. Какое-то время они молча курят. Дядя Ешта разглядывает Гоцмана, словно первый раз видит. — Завидую я тебе, Давид, — вдруг говорит он. — Что, и ты тоже? — Вроде не мальчик уже, а три раза за ночь. — А это все шиповник, энергии придает, тонус повышает. — Я вот только не понимаю, как ты сидеть-то теперь весь день будешь? Гоцман затягивается папиросой, выпускает дым в лицо дяди Ешты и бросает окурок ему под ноги. — А мне не до сидения. Я таких, как ты, цельный день ловлю и в тюрьму сажаю. А ты за шиповник спроси у тети Песи. Хотя тебе вряд ли поможет.***
Гоцман не выдерживает, выпутывается из объятий Фимы и садится на постели, закуривает папиросу. — Не могу я, — обреченно произносит он. — Эта зараза скрипит так, что все соседи в курсе, чем мы тут с тобой занимаемся. — Они так и так в курсе. — Ну, одно дело — в принципе знать, а другое — вот прямо сейчас… слышать. — И что ты предлагаешь? Гоцман неопределенно пожимает плечами. — Если хочешь, я таки уйду. — Не хочу. — Тогда могу предложить стол в качестве альтернативы. — Чего? — Стол, — тянет Фима, словно объясняет дураку. — Стол, надеюсь, у тебя не скрипит? — Вроде нет. — Ну так давай проверим. Несколько секунд Гоцман ошарашенно смотрит на Фиму, но потом решает: — А давай!