Рожки

— Что это за, — Кацки уставился на ободок в своих руках, — хрень? Мина напротив него сияла столь яркой улыбкой, словно сделала, по меньшей мере, грёбаное открытие. Радость её была Кацки совершенно непонятной, а уж повода для гордости он тем более не видел. Ободки с приклеенной на них мишурой — ушами, цветами, коронами, инопланетными улиточьими глазами, нужное подчеркнуть или вписать — продавались на каждом шагу, ничего необычного. В век причуд, когда и вместо лица у человека может быть не пойми что, они уж точно не впечатляли. Что Кацки не понравилось — такую хрень с рогами Мина вручила ему и таинственно замолчала, спрятав руки за спину. Глаза её весело блестели, и голова склонилась на бок, будто Мина ожидала чего-то, кроме вопросов. Чёлка упала на лоб, и она сдула ту, но по-прежнему не произнесла ни слова. Кацки мрачно повертел треклятый ободок, колупнул ногтём красную краску на пластмассовых рогах и, щурясь, посмотрел на Мину. Скользнул взглядом выше, привычно цепляясь им уже за её рожки — вполне настоящие, изогнутые, сегодня украшенные разноцветными бусинами в тон аляпистой майки. Неважно, какое время года стояло на улице — хоть тёплая середина сентября, как сейчас, — Мина всё равно не изменяла себе. Каждый самовыражается по-своему. К третьему году обучения — и к пятому месяцу отношений — Кацки привык и к её ярким, иногда почти кислотным нарядам, и к лёгкому, весёлому характеру. Раньше бы потерял терпение намного раньше, честное слово. — Если что, — он кисло ухмыльнулся, прокрутив на пальце ободок и снова ухватив его за край, — я его ни за что не надену. И ты это знаешь. Поэтому повторяю: что за, мать его, хрень? Мина вздохнула и наконец-то прекратила изображать из себя доморощенного серого кардинала. Развела в стороны руки, а потом упёрла их в бока и решительно сообщила: — Подарок. И вообще-то я надеялась, что всё-таки наденешь хотя бы для меня! Кацки перевёл взгляд с Мины на пластмассовую хренотень и обратно. Если бы прямо сейчас в его комнату решился заглянуть хоть кто-нибудь, то Кацки бы вышиб этого идиота быстрее, чем тот успел переварить услышанное. А лучше сразу убил — с засранцами-одноклассниками никогда не знаешь, что могут выкинуть! — Охренела? — злости не было, только раздражение. — Твоё счастье, если это попытка увильнуть от уроков. Ты упражнения-то по математике сделала? Или я зря в четверг распинался? — Ну, уж как могла! — Мина театрально закатила глаза, крутанулась вокруг своей оси и уселась на стул возле рабочего стола. Нехотя пролистала одной рукой лежащую рядом тетрадь. — У-у, Кацки, вот сразу ты об уроках! Нет бы примерить рожки… Эти самые «рожки», подари их ему в прошлом году, он бы просто подорвал и вышвырнул дымящиеся останки в окно. То как раз было приглашающе распахнуто, но вместо этого Кацки досадливо скрипнул зубами, бросил дурацкую игрушку на кровать и сел на стул возле Мины. Та повертела головой, явно верно истолковала его взгляд на окно и просияла, а потом подалась вперёд и прижалась горячей щекой к правому плечу. Её рожки — неожиданно тёплые — мазнули его по скуле, тихо зашуршали бусины на них. Недовольно цыкнув, Кацки опёрся правой рукой о колено, а второй подтянул к себе поближе конспекты и стал листать, ища нужную тему. Дыхание Мины опаляло кожу сквозь ткань футболки, отвлекая, а после она ещё и повернула голову и, потянувшись, чмокнула в подбородок. Кацки фыркнул, она рассмеялась: — Просто ты часто смотришь на мои, — Мина ткнула пальцем в рожки, а затем опустила ладонь поверх ладони Кацки, прижав её к тетради. Раздражённо выдохнув, тот скосил на неё глаза, ловя озорную улыбку. — И я подумала, что тебе тоже не помешают! Мы же парочка. — Тебе вредно много думать, черноглазая. — Да-да, я знаю, что ты меня любишь. Спорить с Миной было совершенно невозможно. Закатив глаза — в отличие от неё, отнюдь не театрально, — Кацки сердито указал подбородком на конспекты. На белых полях тетради призывно пестрели формулы, и Мина обречённо вздохнула, чтобы после пробормотать: — Хотя романтик ты так себе. Кацки пожал плечами, но не так сильно, чтобы стряхнуть её подбородок. Дыхание Мины всё скользило по шее, и руки обвили его торс. Не прошло и минуты, как она пересела к Кацки на колени, обняла и прижалась щекой к его виску. От неё пахло цитрусами — лёгкие духи, Кацки сам дарил ей на день рождения, угадав вкус по старым коробочкам, которые она хранила в столе. Если бы она держала грёбаный ободок, они бы немедленно перешли к урокам. Но так Кацки чертыхнулся, обнял Мину за талию, чтобы не соскальзывала, и мрачно произнёс: — Раз затягиваем, то никаких перерывов на занятиях. Мина хихикнула прямо ему в макушку: — Конечно! Абсолютно неискренне. «Знаем. Плавали».