Слишком далеко и слишком близко

Не было бы ложью сказать, что Хорус наблюдал, как Ангел бился у Врат Терры. Но куда ближе к истине было бы сказать, что он не мог направить взгляд никуда больше во время этого затянувшегося на неделю сражения. У него пересохло во рту, сердце ускорило ритм — словно бы они вновь встречали друг друга впервые, и всё его существо нестерпимо изнывало от желания. Вот — лучший и возлюбленный брат мой, признавал Хорус. Он, и никто иной, мог бы править рядом со мной. Это была несбыточная мечта — он знал это, едва она только пришла к нему. Но, вопреки всему, он не переставал грезить, перебирая вероятность за вероятностью. Так же, как Сангвиний пытался отыскать шанс убить его в сотнях повторений их судьбоносной встречи, Хорус искал возможность обратить брата на свою сторону. Схватка с Красным Ангелом была ближе всего к этому — но даже тогда Сангвиний остался недосягаем. Если бы он позволил себе быть честным с самим собой — а это случалось теперь всё реже и реже; по правде говоря, в том коротком разговоре с Ангелом он был честнее, чем обращаясь к собственной совести, — он был бы разочарован любым другим исходом. Лучше всего он и Сангвиний проявляли себя, будучи разными сторонами одной монеты. Именно поэтому, стоило им только узнать друг друга, это переплавилось в восхитительный опыт — когда Хорус хотел превзойти брата и быть превзойденным им в равной мере. О да, это было потрясающее ощущение, не сравнимое ни с чем: оказаться на разных сторонах. Он представлял это множество раз — как он будет приветствовать вестника Императора перед своим собственным троном. Он сам будет императором в своем непреложном праве, принимающим дипломатический визит доброй воли. Возможно, они даже не обменяются ни словом, прежде чем Сангвиний пересечет расстояние между ними — обнажив меч и развернув крылья, готовый проливать кровь и убивать, и лишь лицо его будет оставаться по-прежнему невозмутимым. Хорус прокручивал их поединок в воображении множество раз, внося поправки после каждого демона, павшего от руки Ангела. Триумф за триумфом, убийство за убийством — не было ни единой возможности, что Ангел одолеет его, равно как не было ни единого шанса, что Ангел присоединится к нему. Но теперь?.. Теперь, когда осада терпела неудачу и объединенные силы Первого, Шестого и Тринадцатого были всего в нескольких днях пути от Солнечной системы, Хорус ощущал первые прикосновения ужаса. Что, если Истинные Боги не сочли его достойным? Если он был вознесен так высоко лишь для того, чтобы пасть? Он опустил щиты своего корабля, успешно заманив этим отца и братьев на борт. Его псайкеры уверяли, что поспешно собранные вражеские войска окажутся разделены и разбросаны — и они оказались разделены. И всё это время он не мог не задаваться вопросом — столь отвлеченно, будто размышлял о чьей-то чужой судьбе, а не о собственной жизни, висящей на волоске, — что, если он уже пал. Ответ открылся ему немедленно — когда Сангвиний ворвался в его тронный зал, но Истинные Боги явили свою волю, лишив его даже возможности договориться с братом. Сангвиний пал. Хорус понял это с первого взгляда. Неделя, проведенная у Врат Терры, исказила его безвозвратно, и исходящие от него эманации смерти и разложения говорили не только о воинах Хоруса, но и о его собственных сыновьях. Было ли это неизбежным итогом, — задумался на мновение Хорус, — или же результатом постоянных, бесконечных сражений? Как бы то ни было, когда Сангвиний надвинулся на него, источая с каждым шагом ярость и жажду крови, Хорус — во имя их дружбы, их братства, их любви — всё же попытался еще раз. Это должна была быть лучшая речь из всех, которые он когда-либо произносил, речь, которая могла бы убедить даже самого Императора. Но первые же ее слова не были услышаны; Сангвиний зарычал и прыгнул вперед. Хорус увернулся от удара — на чистых рефлексах. Он по-прежнему не мог поверить, что это существо, стоящее перед ним сейчас — его брат. В нем не осталось ничего человеческого, ни одного проблеска рассудка. Сангвиний оскалил клыки, и Хорус, перехвативший его меч на середине удара, мог разглядеть частицы сверхчеловеческой плоти, застрявшие в его зубах. — Брат мой... — попытался он снова. Сангвиний испустил оглушительный вопль, отдергивая меч и отпрыгивая назад. Хлопнули огромные крылья — он отлетел прочь, в угол. Хорус мог лишь следить, замерев на месте, как Ангел скорчился на парапете тронного зала. Эта поза подошла бы Кёрзу — но никак не Сангвинию. А затем он прянул вперед, продолжая бой, и с каждым его бездумным ударом Хорус убеждался всё сильнее: от его брата не осталось ничего. Но как? Почему? Он отбил две сотни ударов, за которыми не крылось никакой тактики, и наконец понял, что не в силах больше выдерживать этот безумный фарс. Издав яростный рык уже сам, он рассек меч Ангела пополам и бросился вперед, целясь когтями в грудь, продолжая ход боя. Сангвиний уклонился бы. Сангвиний мог даже успеть ударить в ответ. Но это бледное подобие его брата, этот призрак, носивший лицо Ангела, — этот принял удар полностью. Хорус смотрел, как льется кровь изо рта и из груди упавшего. Он не отрывал взгляда, пытаясь отыскать мельчайший знак узнавания, любой намек на рассудок. Истинные Боги лишили его даже этого. В последний момент, когда он чувствовал, как жизнь оставляет тело его брата и как собирается чудовищная волна энергии, сравнимая разве что с несчастливой гибелью Ферруса Мануса, — тогда ему было даровано видение. Сангвиний знал, что всё закончится этим. И хуже того — их отец тоже это знал. Выбирая между посланцем Хаоса и обезумевшим зверем, отец приказал выбрать последнее — и Сангвиний, верный до конца, покорный до предела, согласился. Хорус содрогнулся от холода, и дал телу Ангела опуститься на пол. Это и всё, понял он. Всё, чем они были. Пешки, пронумерованные фигуры на галактической игральной доске. Сколько раз он боялся, что Император любит Сангвиния больше — но теперь это перестало иметь значение. У Императора не было фаворитов, лишь инструменты и способы их использования. Сангвиний предпочел смерть свободе. Хорус не допустит той же ошибки.