Ты моя Муза

Признаться, приход Рена меня обескуражил. Даже не обескуражил, а выбил из колеи. Заметив его присутствие в тронном зале, который является также и Святилищем, я дал ему шанс уйти без происшествий, проигнорировав первый зов. Всё-таки я запретил кому-либо сюда приходить. Но этот наглец, пренебрегая моим приказом, кричит моё имя уже дважды, за что должен поплатиться. Первым моим порывом было обрушить на Тао его любимые молнии, но меня сдерживало банальное любопытство, что же подтолкнуло китайца к такой безрассудной выходке. Рен выглядел решительным. Он с вызовом смотрел на меня, буквально закипая от переполняющих его эмоций. Даже внутри Великого Духа, куда я его перенос, он не поумерил свой пыл и то и гляди был готов наброситься на меня. — Хао, скажи. Ты мужчина в конце концов? — Оу, ты решил именно это уточнить? — подумал я, но, спохватившись, понял, что произнёс это вслух, и добавил. — Я — Бог. — С каких пор твоя божественная суть уничтожила в тебе остатки мужчины? Остатки? Мужчины?! От смерти его уберегали лишь крупицы сохранившегося у меня терпения. — Если ты пришёл за тем, чтобы обсудить мою гендерную принадлежность, — зашипел я, — то я выражаю глубокую надежду, что более тебя не увижу, в противном случае эта встреча, определённо, станет для тебя последней в жизни. Но Тао, явно проигнорировав мою неприкрытую угрозу, продолжал вещать, словно вождь повстанцев во время мятежа: — Не ты ли, Бог, говорил, что никогда не отпустишь свою жену? Не отпустишь, потому что не хочешь? Тогда какого чёрта ты сейчас здесь, а она там? Почему вы оба влюблены по уши друг в друга, а из-за вашей идиотской нерешительности страдают другие? Почему… Моя рука сомкнулась на его шее, перекрывая дыхательные пути. Лицо Рена покраснело. Он пытался вырваться, но я крепко держал его, даже не применяя силу Бога. — Как ты смеешь вмешиваться в мои дела, ничтожество? Ты никто. Я Король, Бог этого мира. И со своей женой разберусь сам. Теми методами, которые сочту нужными. — Д… х… р-х… — я немного ослабил хватку, позволив Тао вдохнуть каплю воздуха. — Она любит тебя… — И из-за этого ты меня побеспокоил? — я впился в него глазами, и Рен выдержал мой взгляд. — Хотя нет. Ты пришёл сюда из-за сына. Неужели ты подумал, что я, послушав тебя, разорву его связь с Дител? Не ожидал, что ты настолько наивен, — а затем удивил себя, перейдя на шипение. — Если снова пересечешь порог той комнаты, твой сын станет сиротой. — Но… — Убирайся!.. — и вышвырнул его отсюда. Я глубоко вздохнул и потер переносицу. Хватило же наглости заявиться в Святилище и попытаться скрыть истинный смысл своего прихода. Решил спрятаться за Хёшией и её чувствами ко мне. А чувствами ли? Она сказала, что хочет расстаться. Хотя её жаркие прикосновения, её проникновенные поцелуи говорят об обратном. Я сел на трон, подперев голову рукой, поставленную на подлокотник. Другая рука лежала на скрещенных ногах ладонью вверх. Я шевелил кончиками пальцев, поворачивая зависший над ними в воздухе исписанный листок бумаги. Что она думает обо мне? Что чувствует? Я ясно помню испуг и боль в её глазах, когда мы встретились. То, чего не было четырнадцать лет назад. Тогда она чётко определила своё отношение ко мне — «оdi et amo». Не любит и не ненавидит. А затем написала, что хотела бы любить. Есть ли в этой Хёшии что-то от той, что я знал, той, что запала в мне душу, той, что сделал своей женой? Осталось ли в ней желание быть со мной? Быть моей. Пальцы сжались в кулак. Даже если и нет, то заставлю.

***

Разобравшись за день со всеми накопившимися делами, я решил наведаться к Хёшии, но в номере её не оказалось, хотя последние пару дней она проводила вечера в наедине сама с собой, скрываясь ото всех. В этот раз я обнаружил её в одном местном кафе. Опять же в гордом одиночестве. Она сидела за угловым столиком и лениво размешивала коктейль пластиковой трубочкой. Поза её была расслабленной, глаза слегка прикрыты. Но от неё ощутимо исходили волны усталости и раздражения. Периодически она бросала взгляды в сторону входа и, не обнаруживая там каких-то определённых лиц, облегчённо выдыхала. Я же несколько дней не следил за жизнью своей супруги и поэтому не мог понять её состояние. Хёшию точно что-то беспокоило, как бы она ни старалась это скрыть. Я устроился за пустым столиком, в темноте, подальше от яркого света ламп. Никто не заметил моё появление, кроме официантки, уносившей грязную посуду. Она хотела что-то сказать, но я жестом велел её молчать и идти прочь. Меня никто не трогал, словно я был невидимым, хотя не применял никаких усилий для этого. Все пришедшие в кафе шаманы были поглощены либо беседой со своими соседями по столикам, либо поеданием пищи, либо танго, исполняемым двумя танцорами на импровизированной сцене между столиков. Ничто не мешало мне наблюдать за своей женой. Хёшия была сегодня на редкость непохожей на себя. Я долго думал, что в неё было не так, и понял. Она заплела свои роскошные чёрные волосы в длинную ослабленную косу, перекинутую через правое плечо. Безусловно, эта причёска подчеркивала её тонкие черты лица, но нет. Распущенные идут ей больше. С ними она роднее. Супруга сделала глоток и резко сморщилась, вжав голову в плечи. Недовольно посмотрела на играющих музыкантов. Даже загруженная тяжестью своих мыслей, она смогла уловить фальшивую ноту, соскользнувшую со смычка скрипача. Никто в кафе даже не обратил на это внимание, кроме Хёшии и меня, и то лишь потому, что данная композиция одна из моих любимых. Хёшия отодвинула бокал и откинулась на спинку дивана, протянув руки вперёд и коснувшись их запястьями края стола. Закрыла глаза. Я же начал замечать, что многие гости в кафе были в курсе присутствия здесь моей супруги и изредка косились в ей сторону. И чем изрядно её бесили. Музыка прекратилась. Едва видимая морщинка появилась между бровей Хёшии. Я понял. Мелодия перекрывала собой гомон, издаваемый посетителями, и помогала ей отвлечься. Хёшия всегда любила музыку. Поэтому и пришла сюда, не взирая на досаждающих шаманов вокруг. Я мысленно приказал музыкантам играть. И они принялись за «Лунную сонату». Я закатил глаза. «Лунная соната» в вечер танго. Верх идиотизма. И, похоже, Хёшия была со мной согласна, так как недовольно-презрительный взгляд устремился прямо на музыкантов. Но быстро сориентировавшийся администратор исправил положение, и через пару секунд криво свернутая «Лунная соната» зазвучала более подходящей для сегодняшнего вечера мелодией. И тут я краем глаза заметил, как к столику моей жены уверенной походкой и с обольстительной улыбкой на пол-лица идёт тот самый мужчина, который до этого со своей партнёршей танцевал в центре заведения. Он садится на диван напротив неё (я акцентируюсь на них, чтобы не слышать иных разговоров) и говорит: — Привет. Хёшия переводит на него тяжёлый взгляд и натянуто улыбается: — Привет. Похоже, воодушевившись приветствием с её стороны, танцоришка продолжает: — У нас сегодня вечер танго. Вы не откажитесь станцевать со мной? Я уверен, из Вас выйдет идеальная партнёрша. Уголки губ Хёшии ползут вверх. Она склоняется над столом, кладя на него локти, и, приближаясь к лицу мужчины, произносит: — Ты ведь знаешь, кто я. Не боишься? — Нет, а следовало бы? — он приближается в ответ. Следовало бы. Хёшия усмехается и возвращается на исходную позицию. Я выдыхаю. Замечаю, как она под столом закидывает одну ногу на другую, юбка соскальзывает с колен до середины бедра. Она специально сегодня надела столь открытое платье или это так «удачно» сложились карты? Я же вижу, как танцоришка скользит глазами не только по её лицу, но и по обнажённым плечам и вырезу. Люди называют такое платье почему-то именем американской актрисы, которая его носила. Но то было белое. А это красное. Цвет страсти. Цвет огня. Мой цвет. — Ну так что? Окажете честь, Ваше Величество? — мужчина встаёт и приглашающе протягивает раскрытую ладонь. Хёшия, явно раздумывая над ответом, лениво смотрит на неё. Милая, не разочаровывай меня. Не ты ли давала отворот-поворот каждому ухажёру, который встречался на твоём пути? Видя внутренние колебания Хёшии, я резко поднялся с места и резво направился к парочке. И подоспел в самый нужный момент, когда моя дорогая супруга протянула свою руку в ответ со словами «Если уж сегодня такой вечер, то почему бы и ни потанцевать…» — Со своим мужем, — я перехватываю её ладонь, пока та не успела коснуться пальцев танцоришки, и разворачиваю к себе. На секунду Хёшия выглядит растерянной, а затем как-то тепло и расслабленно улыбается. «Спасибо», — читаю я на её губах. Я увожу её в центр зала под обалдевшие лица шаманов и недовольную рожу одного конкретного самца-неудачника. Мы останавливаемся. Хёшия кружится, делая поклон зрителям, и поворачивается ко мне. Я рывком прижимаю её к себе, ликвидируя даже намёк на расстояние между нашими телами и не давая жене возможность ухватиться немного выше локтя, дабы не допустить близкого объятья. Моя рука касается её обнажённой спины, Хёшия слегка содрогается. Ладони у неё ледяные, словно айсберг в Антарктике. Мы начинаем двигаться по классическому танговому квадрату, смотря друг другу в глаза. Лицо Хёшии непроницаемо, не выдаёт ни одной искренней эмоции, излучая лишь профессиональную актёрскую любезность. Зазвучали первые аккорды новой композиции. Я разворачиваю жену к себе спиной, прижимаясь к её голове своей, и веду вперёд: — Ты и вправду пошла бы танцевать с ним? — Я была уверена, что ты не позволишь этому случиться. — И почему же? Хёшия «вырывается» из моих объятий и делает пивот¹: — Ты слишком собственник. Это уж точно. Я слишком собственник, чтобы позволить кому-нибудь касаться тебя, особенно в танго. Я скольжу вправо, Хёшия — влево. Резким разворотом мы меняемся местами, и я опускаюсь на колено, а она приседает ко мне, касаясь пола кончиком туфель. Её руки уже более расслаблены, чем вначале, она на секунду прикрывает глаза прежде, чем раскрыть их, услышав мой вопрос: — Кто мы друг другу? Мы медленно поднялись, я увёл руку Хёшии вверх, переплетаясь с ней пальцами, девушка же, плавно двигаясь левой ногой по моей штанине, закинула её мне на бедро, старательно отводя глаза: — Мы муж и жена, — невзначай касаясь своей щекой моей. Я разворачиваю нас и веду банальной дорожкой шагов, периодически меняя направление. — Тогда почему моя жена испытала сомнения и не отказала какому-то постороннему мужчине в танце? Хёшия выбрасывает глубокое болео², льнёт ко мне в такт музыке, обхватывая одной рукой за шею. — Может, я захотела развеяться? Я плавно наклоняю её назад, заставляя глубоко прогнуться в спине, а сам раскалённой ладонью скольжу по её бедру и шёпотом обжигаю ухо: — Тогда ты выбрала неудачный метод. И место. Резким движением с разворотом я возвращаю нам вертикальное положение. По лицу хлестнули кончики длинных ароматных волос. Причёска Хёшии растрепалась, придав нашему танцу ещё больше двусмысленности, флирта и порока. Моя супруга выпархивает из моих рук, отбегает на пару шагов и принимается соблазнительно вращать бёдрами, спускаясь тонкими пальцами по плавными изгибами своего тела от самой головы до края юбки, игриво приподнимая её. А затем бессовестно поманивает меня пальчиком. Я сдерживаю рвущийся наружу рык. Вот ведь… Мы делаем жёсткие шаги навстречу друг другу. Едва наши тела встречаются, я подхватываю Хёшию на руки, она стискивает мою талию правой ногой, носиком левой туфли касаясь паркета, и оплетает, словно вьюнок, мою шею руками, и мы кружимся в вихре страсти и боли. Мы смотрим друг на друга и тонем в этих взглядах. Так не смотрят на людей, от которых хотят уйти. Я начинаю понимать, о чём говорили мне и Йо, и Рен. — Почему же? — Потому что такое поведение можно счесть за измену. Может, ты это и хотела сделать? Изменить мне на глазах сорока трёх подданных моего Королевства? Хёшия окатывает меня презрением. — Изменить? Ты такого низкого обо мне мнения? — она разворачивается ко мне спиной. — Я была тебе верна. А ты? — и делает игривой захлёст правой ногой между моих ног, касаясь каблуком моих ягодиц. Ах… — Был мне верен? Секунда — и мы вновь лицом друг к другу. Моя рука ползёт с талии жены вверх по обнажённым лопаткам, а её пальчики я уже чувствую в волосах, на своём затылке. Наши носы касаются друг друга мягко и немного игриво, дыхания смешиваются. — Всегда, — на выдохе говорю я, и Хёшия его ловит. — В поступках и мыслях. Она делает будто неуверенные шажки на месте, смотря на меня затуманенным взглядом. — Но ты ведь считал себя вдовцом. Ты имел право… Я делаю резкий шаг назад со словом «Нет», Хёшия словив мой замысел, аккуратно перекрещивает ноги и ложится своей грудью на меня. — Перед нашей свадьбой я поклялся, — медленно шагаю по кругу, Хёшия вращается на месте следом за мной, — что всегда буду тебе верен, — наши тела, словно её любимый циркуль, чертили на паркете фигуру наших отношений. — Другой женщины у меня быть не может. Я, приближаясь, возвращаю Хёшию в вертикальное положение. Она ощутимо напрягается, сжимая сильнее мою ладонь. Ведомая мной, она молча следует моим немым указаниям, выполняя нужные шаги. Мы понимаем друг друга без слов. — Ты зря это сделал, — Хёшия отпускает мою ладонь и с разворотом начинает прогибаться в спине. Я чувствую каждую клеточку её тела, склоняя всё ниже и ниже к полу. — Между нами не может быть ничего, кроме брака, уважения и дружбы, — шепчет она, чуть не задыхаясь. Девушка едва не касается своими губами моих. — Считаешь, — говорю я, опуская жену всё ниже и ниже, попутно ведя головой в паре миллиметров над её ключицами и кожей в разрезе платья, вдыхая дурманящий сознание аромат, — что мы можем быть только друзьями? И на её резком «Да» я с разворотом отпускаю Хёшию и ловлю, выпрямившись, за руку за секунду до встречи с жёстким паркетом. В её глазах ни капли страха. Она доверяет мне. Она знает, что я всегда успею поймать её. Хёшия протягивает мне свободную руку. Я заключаю её в свою и поднимаю девушку к себе. — Если тебе так хочется быть друзьями, — мы вращаемся на месте, а затем протанцовываем короткую дорожку шагов, я вновь поднимаю жену над полом, положив на правую руку, и кружусь вместе с ней, — то давай будем. Я за, — и с разворота опускаю девушку в полном шпагате на паркет, придерживая её ладонь в своей, как в начале танца. Мы тяжело дышим. Я вижу, как глубоко вздымается грудная клетка Хёшии под красным платьем. Её губы слегка приоткрыты, словно приглашали прикоснуться к ним. Волосы взлохмачены, а глаза горят каким-то безумием. Хёшия смотрит на меня снизу вверх, и я невольно думаю, что хочу, чтобы так было всегда: она здесь, у моих ног, но не как раба, а как равная, смотрит с обожанием, любовью и игрой, бросая мне вызов за вызовом. Я не романтик, но понимаю, что первый танец — это отражение истинных отношений между мужчиной и женщиной. Особенно если это танго, танец, на который готов решиться не каждый. Я помог Хёшии встать, приобнимая одной рукой за талию. Её сердце билось, как сумасшедшее, пытаясь вырваться наружу, да и моё не было спокойно, а стучало в ответ. Я гладил большим пальцем выступающие венки на её запястьях и осознавал нехватку на нём Браслета. Но скоро я верну его на место. Собственноручно вновь надену, как тогда, чтобы больше она его не снимала. Никогда. Она облизнула губы кончиком языка, и я выдал себе орден за самообладание. Что она со мной делает… Хёшия повернула голову в сторону выхода, а затем почти склонила её к моей груди, закатив глаза. — Опять он. Недалеко от двери стоял мужчина лет тридцати и прятался за фотоаппаратом, который загорался вспышкой едва ли ни каждую секунду. Судя по реакции Хёшии и тому, что он так, не скрываясь, настойчиво делал снимки, моя супруга видит его уже не первый раз. — Милая, пойдём на улицу? — и, получив убийственный взгляд, тихо добавил. — Подыграй мне. Я собственными глазами наблюдал мастер-класс по театральному искусству: Хёшия с лёгкостью, доступной настоящему актёру, натянула милую улыбку, игриво взмахнула ресницами и, едва шевеля губами, произнесла не столь громко, но так, чтобы слышали все: — Конечно, дорогой. И я вывел её под руку из кафе под ошалелые лица шаманов, которым хватило лишь одного моего взгляда, чтобы продолжать помалкивать. Прохладный воздух ударил в лицо. Хёшия вырвала свою руку из моей. — Спасибо за чудесный танец. Она стояла ко мне своей обнажённой спиной с острыми лопатками и старалась привести причёску в порядок. Лёгкий ветерок трепал её немного волнистые из-за косы волосы, сводя все потуги на нет. — Ну что ты, это тебе спасибо. Странно, что мы раньше с тобой никогда не танцевали, — я подошёл к жене и встал перед ней. На щеках Хёшии играл мягкий румянец, который я никогда прежде у неё не видел. — Да. Сейчас это было в первый и последний, — она сделала явный акцент на это слово, — раз. А теперь, пожалуй, я пойду в гостиницу. — Пойдём, я тебя провожу. — Зачем? — резко спросила она, отступив на шаг назад, будто подчёркивая проведённую между нами границу. — Хао, мы ведь договорились… — Я помню, — прервал её я. — Но, если ты будешь со мной, никакие надоедливые журналисты тебе докучать не будут. Так что? Хёшия молча покосилась на уже приоткрытую дверь кафе и, тяжело вздохнув, сказала: — Ладно. — Сильно надоели? — Не представляешь как. И мы побрели по улицам, освещённым одинокими фонарями. Дорожки аккуратной брусчаткой вели между домов. Шаманов нигде не было видно, словно все попрятались, дабы не мешать нашей прогулке. Изредка на пути попадались духи, пролетающие с немыми поклонами мимо нас и не беспокоя бесполезными речами. Иногда Хёшия отрывалась от задумчивого созерцания пустоты и смотрела на их улыбки. Я с некой иронией наблюдал за этим, отмечая, что её всё-таки уважали не только шаманы, но и духи. Периодически я задумывался почему, но так и не находил ответа. Мы свернули на соседнюю улицу. Хёшия запнулась обо что-то, издавшее пронзительный жалобный писк, и готова была встретиться с землёй, но я успел придержать её за локоть. — Ой… — Всё в порядке? Хёшия тряхнула головой: — Да, благодарю. Мы синхронно опустили глаза вниз. О мою ногу, потягиваясь, тёрся пушистым боком котёнок со светло-коричневой шерсткой. — А вот и виновник, — поднял я животное на руки. Оно без проблем поместился у меня на ладони. Хёшия протянула к нему руки и начала чесать за маленькими ушками. Пушистый комочек благодарственно замурчал. — На Защитника похож. Только полосок не хватает. — Защитника? Хёшия провела ладонью по мягкой спинке. — Так зовут моего питомца. Я встретила его, когда жила в Корее. Однажды я ушла без спросу гулять… И не надо так смотреть! Тогда все думали, что мне пять! …и направилась в парк, чтобы покататься на качелях. — Любишь качели? — спросил я, глядя, как Хёшия гладила котёнка, перебирая шёрстку на его загривке. — Да, полюбила после перерождения. Они помогают привезти мысли в порядок. Так вот, и на переходе к парку сидел кот, который всем своим видом показывал, что мне не следует туда идти. Тогда я подумала, что мне всё это кажется, и уже хотела перейти дорогу, как кот начал тереться о мои ноги и мяукать. Я решила, что он хочет есть, и привела домой. Я не склонна подбирать бездомных животных, но тот кот меня буквально загипнотизировал. Вечером из разговоров соседей услышала, что в парке компания пьяных подростков на велосипедах сбила насмерть ребёнка. На месте мальчика могла оказаться я. Кот спас меня. Поэтому я оставила его и назвала Защитником. Ты должна была под моей защитой, а не какого-то кота. Но сказал я не это. — Ты ведь была под защитой богов. Тебе ничего не угрожало. — Может быть ты не знаешь, но предыдущие Короли, хоть и являлись духами-хранителями, но защищали они только в том случае, если на мне был Королевский Браслет. Я не могла его постоянно носить. Браслет даёт бессмертие через остановку биологических процессов в организме, в том числе и тех, которые обеспечивают старение. А я не хотела всю жизнь оставаться младенцем. А вот таких подробностей я вправду не знал. Котёнок выпустил коготки, довольно потягиваясь. Хёшия убрала руку. Животное, быстро перебирая лапками, перебралось мне на плечо, немного путаясь в моих волосах. Девушка, подавив смешок, приподнялась на носочках и помогла котёнку выбраться из передряги. Тот лизнул шершавым язычком её пальцы и, потоптавшись, улёгся, уткнувшись холодным носом мне в шею. — Кажется, он выбрал тебя в качестве хозяина. — Коты вообще почему-то имеют слабость предо мной. — Говорят, кошки привязываются к одиноким людям, — Хёшия не отрывалась от мурлыкающего комочка, но мысли, судя по её отсутствующему взгляду, были далеко. — Я всегда был одинок. — Всегда, — повторила она тихо. Она наверняка думала о своём одиночестве, в котором жила, о котором мне говорила Эрато. Затем она будто вышла из оцепенения, поморгала и спросила: — А как же Йо, мама? Ты ведь с ней увиделся? Мама. Иногда я вижу в тебе её, хотя вы совсем не похожи. Вот Анна буквально её копия. — Мама… Я ведь тебя так и не поблагодарил за её вызов. Хёшия замотала головой: — Нет-нет, что ты. Не стоит меня благодарить. Я должна была это сделать. — Ты хотела меня остановить. — Да. Но также я очень хотела, чтобы ты встретился со своей мамой, которую не видел тысячу лет. Я ведь знаю, что такое расти без материнской любви. Подул ветер, принеся аромат её духов. Хёшия заправила привычным жестом волосы за ухо. — Ты ей понравилась. — Кому? — Маме. Зрачки девушки от удивления расширились, а с губ упала нечаянная реплика: — Мы с ней не знакомы. — Ты с ней нет. Но она с тобой да. И очень тебе благодарна. За всё. Особенно за меня. — За тебя? Я, немного смутившись, скрестил руки на груди. — Она была рада, что ты согласилась стать моей женой. Конечно, когда узнала, как я уговорил тебя ею стать, отчитала меня по полной программе, — я невольно потёр щёку, вспоминая неслабый удар мамы. И это не укрылось от девушки, которая хитро прищурилась. — Сказала, что я поступил с тобой, как последний негодяй. Хотя и ты играла нечестно. — И проиграла. — Ты так считаешь? Она вопросительно подняла бровь. — Быть другом Бога — это проигрыш? Хёшия оставила мой вопрос без ответа и пошла дальше по дорожке, постукивая каблуками. Я, не думая, последовал следом, неся на плечо живой груз. — И часто ты видишься с мамой? — спросила она. — С тех пор ни разу. — Почему? — Мама сказала, что, пока я не отпущу обиду на людей, не смогу её снова увидеть. Вообще, она добавила ещё кое-что, но Хёшии не стоит об этом знать. — И как успехи? — Не очень. Повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь звуком шагов наших ног. Как я могу простить незнакомых мне людей за все их бессчётные грехи, если даже не могу закрыть глаза на поступок близкого мне человека, что идёт рядом со мной сейчас. — Йо рассказывал, что у него с Анной есть сын. Хана, — неожиданно произнесла Хёшия, когда мы прошли ещё один двор. — И каково быть дядей? — Так же, каково тебе быть тётей, — и словив брошенный в лицо вопрос, пояснил. — Чтобы ты понимала, я виделся с ним лицом к лицу пару раз. В первый из них он оказался неупокоенной душой перед моим троном. Он и его непутёвые родители умудрились умереть, — я отчётливо помню тот день, когда увидел годовалого голого карапуза в Святилище, а потом возникли Анна и Йо с со словами «Привет, братик! Ты уж прости, братик… Мы тут сглупили чуток, вот и получилось, что умерли все вместе». — Второй раз… — И что ты потребовал взамен? — перебила меня супруга, недоверчиво косясь. — Ты ничего не делаешь просто так. — Теперь за Ханой присматривают Они³. — А-а. Как всегда, действуешь с размахом. И Анна не была против? — Они боятся её, как огня, — усмехнулся я. — Большинство шаманов, которые обладают способностью рейши⁴, содержат в себе демонов. Ни Анна, ни я не стали исключением. — Кстати, насчёт чтения мыслей, — Хёшия схватила меня за предплечье, и мы опять остановились. — Ты не мог бы заблокировать моё сознание, чтобы телепаты не смогли залезть мне в голову? Я не ожидал такой просьбы. Свыкнувшись с сущностью Бога, я совсем забыл, что такое слышать чужие мысли, чему был безмерно рад. Хёшия же, огороженная от ментального проникновения извне, была защищена каменной «сутью» своего сердца, которой сейчас не обладала. И это в который раз по иронии судьбы спасало её от меня, но подвергало опасности со стороны других телепатов. Той же Опачо, которая является лучшим шаманом-менталистом, которого я когда-либо знал. — Конечно. Негоже кому-то иметь возможность залезть в голову жене Короля Шаманов, — я заправил свисающие чёрные шёлковые пряди за уши и прикоснулся подушечками пальцев к её вискам. Как Богу мне не нужен был телесный контакт, но отказывать себе в нём я не хотел. — Готово. — Спасибо. — Не за что. — Прости, что перебила. Продолжай, — и мы побрели дальше. Я рассказал Хёшии о Хане, об этом забавном, местами невыносимом мальчишке с характерными отцовской ленью и материнской вспыльчивостью. Пускай вживую я видел его крайне мало для родного дяди, но постоянно следил за его жизнью, от раза к разу отчитывая Йо за безалаберное поведение его сына. Хёшия искренне улыбалась, слушая об очередной выходке нашего племянника, а иногда и хлопала ладонью по лбу. Разговаривать с ней мне нравилось всегда, особенно когда мы не строили друг перед другом хладнокровных тварей и не плели какие-то интриги, а просто так отдавались приятной беседе. В такие минуты я позволял себе расслабиться и не искать подвоха в каждой реплике. Так за этой незатейливой, даже семейной, беседой мы дошли до гостиницы. Мы остановились перед крыльцом. Хёшия протянула мне руку. Я с непониманием уставился на неё. — Спасибо за то, что проводил. Да и вообще за вечер. Я коснулся её ладони своей. Пальцы обдало знакомым холодом. Я не стал сдерживать девичью ладонь в своей, видя, как она хочет незаметно её выдернуть. — Я пойду. — Спокойной ночи. Хёшия поднялась по ступенькам, приоткрыла дверь и, уже почти скрывшись за ней, кивнула мне: — Спокойной. Я подождал, пока супруга поднимется в свой номер и загорится свет в щёлке между плотными шторами. Мелькнул силуэт. Взглянув последний раз на окна её номера, я развернулся и уже хотел уйти, как услышал шум из-за кустов. Как банально. С немым криком мужчина вылетел из своего укрытия и жалко приземлился на живот перед моими ботинками. Его присутствие я заметил ещё тогда, когда мы отошли от кафе на десять метром, и был поражён, что у него хватило храбрости следить за нами. Я слегка наклонил голову вправо, скучающе разглядывая это ничтожество, крепок сжимающее в руках фотокамеру: — Ну, привет. — Ваше Величество! Ваше Величество! Я… — Давай сюда, — я протянул руку. Мужчина глупым не был и сразу понял, что я от него хочу. Трясущимися руками он передал мне камеру. Я взял устройство, нажал на кнопку для просмотра снимков. А фотограф он приличный. Ни одного смазанного или кривого кадра. Вот Хёшия выходит из Академии, вот идёт по улицам, здесь заходит в Дом Великих Воинов, на этом она разговаривает с Лайсергом, на другом — с Меном. Но больше всего фотографий датируются сегодняшним числом. И на преобладающей части запечатлены мы вместе, танцующие танго. Вот как мы выглядим со стороны. Я смотрю на неё, словно хищник, загнавший свою жертву. А Хёшия отвечает мне полным яростного противоречия взглядом и улыбкой с игривой хитринкой в уголках губ. Надо же, он даже запечатлел тот момент, когда она глубоко прогнулась в спине, закинув ногу мне на бедро. О, а вот этот кадр, определённо, мой любимый. Близкий ракурс. Наши лица в миллиметрах. А вокруг вихрь наших переплетённых волос. Это точно было сделано во время моего кружения с Хёшией на руках. Мы смотрим друг на друга, как на равных. Словно упиваемся какой-то игрой, в которую оба играем не по правилам. Да, это точно мой любимый кадр. — Весьма недурно, — прокомментировал я, явно занижая оценку трудов журналиста. — Вы не злитесь? — пролепетал мужчина, уже не лёжа на земле, а вполне прилично приклонив колено. — Я? Нет. А вот моя милая супруга раздражена твоими настойчивыми преследованиями. — Я больше не буду! Клянусь! — Охотно верю. Но я хочу быть также уверен, что никто из твоих коллег не последует по твоим стопам. — Да, я… — договорить он не успел. Образовавшуюся горстку пепла я левитировал в материализовавшийся прямо в воздухе конверт и телепортировал вместе с фотоаппаратом. У одного редактора завтра будет «познавательное» утро. И я отправился гулять по улицам Королевства под мелодичное мурлыканье котёнка, скрывшись под пеленой невидимости.