Погружение

Она неосознанно сделала глубокий вдох. Как будто — уходила под воду: ныряла в теплые волны тессийского океана, а не шагала в холодную темноту, неуловимо пахнущую железом. Она никогда не боялась задохнуться и утонуть — еще с тех времен, как мать, властно придерживая ее-малышку за бока и бедра, учила правильно двигать руками и держать голову. (Она думала о своей матери, поднявшейся когда-то — так недавно по меркам асари, и все же так давно, — внутрь такой же живой машины: в желтом струящемся одеянии, с гордо поднятой головой, со свитой из нескольких десятков храмовых дев. Она думала о том, как сомкнулись — не двери, нет, и не шлюз, но в то же время не челюсти и не пасть; глотая и принимая — и как выступил навстречу тысячелетней духовной наставнице ее давний друг, несбывшийся возлюбленный, изменившийся гораздо сильнее, чем ей казалось. Она думала о том, что не должна сейчас позволять себе вспоминать — воображать всё это; но не могла не думать всё равно.) Ее шаги не создавали эха — звук мягко растворялся в слоях теней, среди изгибов и углов, слегка геометрически неправильных, но эту неправильность не вышло бы просто так поймать и обозначить словесно. Никто не знал точно, как подобная обстановка может повлиять на разум — даже теперь. Но она вызвалась сама — и вызвалась одна: несмотря на все возражения. (Она помнит, какой опасной силой были материнские посвященные — и хотела бы уменьшить угрозу, если ее все же не минует та же судьба.) Стены (что они такое на самом деле?) вибрировали — на высокой частоте, почти незаметной для глаза, но чешуйки на ее руках и шее начали чесаться. Ушные щели приоткрылись — а следом сомкнулись чуть плотнее. Здесь и сейчас Лиара по-особенному обостренно чувствовала свое тело — почти так же, как во время учебных медитаций, направленных на контроль над биотическим потенциалом. Каждое движение мышц — включая и мышцы сердца; то, как ходят под ребрами легкие, впуская и выпуская воздух, и как понемногу повышается температура в ответ на прохладу. И еще одно ощущение: сродни прикосновению чужого поля эффекта массы — при спарринге, сотрудничестве или занятии любовью с другим биотиком. Как будто Жнец «сдерживает» себя, пусть неохотно, но повинуясь чьей-то еще воле. Не корабли. Не машины — в полном смысле этого слова. Существа. Следовало помнить об этом — и в особенности сейчас. Сколько здесь, должно быть, этих темных коридоров, уходящих в неизвестность, служащих неясным целям... Лишенных даже привычных отметин-проводов — их органо-синтетические аналоги было распознать гораздо сложнее; даже если бы она обладала технической квалификацией необходимого уровня. Еще одно опасение — одновременно более тривиальное и более древнее, восходящее к полуразумным предкам в хитросплетениях прибрежных пещер, — заблудиться. Но что-то вело ее — интуиция? доверие, которому здесь не должно было быть места? Тем более, что даже если ответвления, уводящие в сторону, и существовали — не были обманом зрения, мигренозным бликом, — они закрывались раньше, чем ей удавалось их достичь. Здесь не было абсолютной тьмы, но, может, лучше бы и была — чем эти тусклые синеватые отсветы. Стоило Лиаре только подумать об этом — как тьма пришла. Она сделала еще шаг вперед, другой — будто по инерции. Вытянула руку — и только потом, моргнув, отличила едва заметный блеск чего-то вроде высокого полукупола. Единственного, что ограждало ее от внешней темноты. Купол еще чуть посветлел, становясь прозрачным, открывая черноту вакуума с колючими огоньками звезд. Она, оказывается, и не заметила — как и когда Жнец успел взлететь с поверхности планеты. Это было... что-то наподобие обзорной палубы. Звезды, казалось, разгорались всё ярче, переливались дрожащим мерцанием. Слева уплывал в сторону бело-голубой диск планеты, постепенно уменьшаясь и отдаляясь. Она опустила взгляд себе под ноги. И ахнула. Пол — то, что заменяло его, — тоже открывался в космос. Молочного оттенка туманность раскручивалась внизу, отдаляясь по спирали. Она буквально плыла меж звезд. (И как же ей захотелось — скользить по этому прозрачному полу с ним вместе; хотя бы — с его призраком, неуловимым и легким. Но его не было здесь — ни в уничтоженной физической форме, ни в цифровой.) — Я пришла, — ее голос прозвучал ясно, ровно и четко — не усилился и не ослаб. — Потому что я хочу, чтобы мир продолжился. Потому что я хочу знать — и больше не бояться. (Потому что он пригласил меня, он позвал меня — и я всегда откликалась; кроме одного раза, о котором потом жалела сама.) Мы ощущаем. Мы видим. Мы принимаем. Не голос — скорее ощущение, эхо во всем существе. Наконец-то пришедшее эхо — отзывавшееся не одним только звуком, но во всем спектре чувств разом. То, что когда-то служило механизмом индоктринации. Информация будет передана. Поиск подходящих каналов. Источников. Директива: отсутствие повреждений органической структуры. (То есть — меня, подумала Лиара.) И сквозь нахлынувшее — ровным течением под волной прибоя — она почувствовала что-то еще: как прикосновение, уверенное и ровное. Безошибочное. Как его выстрел. Как его движение к цели — не только пулей или снарядом; всем существом. И что вернее могло бы послужить для узнавания?.. Лиара вновь вдохнула полной грудью — вместе с последовавшим спустя мгновение выдохом выпуская из себя тревогу, освобождая сознание — и фокусируя его одновременно. Если ей открыт этот путь — она пройдет его, как прошла уже через многое (плечом к плечу с Шепардом, благодаря ему). Став только сильнее. Море звезд лежало перед ней. И ей больше не было страшно.