Ягодная любовь

      И вот они один на один. Дом пуст, кроме них, здесь нет никого. Оба смущаются, глядя друг другу прямо в глаза. Сколько они ходили вокруг да около? Сколько они «морозили» друг другу мозги, бесили друзей, которым и так было понятно, что из этого дуэта получится, а они всё «морозятся», делая вид, что ничего такого нет.       Их тела, будто по повелению высшей силы, притягиваются. Губы Ичиго смыкаются с губами его хранителя, что нежно улыбалась ему, словно приглашая ступить на этот сладостный путь, полный невероятных чувств и ощущений, и он принимает это приглашение, прижимая своими ладонями это хрупкое тело, что ниже его на две головы, плотнее к своему телу.       Объятия были недолгими. Тонкие длинные пальцы ловко освобождали Эльду от мешающей одежды, что летела на пол деталь за деталью, обнажая юное тело, заставляя смущаться ещё сильнее, но шаг сделан, и поворачивать назад никто не хочет.       Эти тонкие пальцы, что разобрались и с бабочкой красного цвета, и с пуговицами на рубашке, и с юбкой, и, чего греха таить, с застёжкой на лифчике сейчас блуждают по спине беловолосой, хранителю Куросаки, любви всей его жизни, легонько надавливая на позвонки, заставляя прижаться обнажённой кожей к нему, ещё одетому. — Это нечестно, — выпаливает на выдохе девушка, когда поцелуй разрывают. Рыжеволосый делает вид, что не понимает, о чём говорит Хранитель, потому наслаждается тем, как она разбирается с его школьной формой, избавляясь от лишнего, а лишним там было всё.       И вот они оба в равных условиях. Их губы снова смыкаются в сладострастном поцелуе, тела плотно прижимаются друг к другу, и воздух сотрясают шумные выдохи. Кареглазый старается держать себя в руках, несмотря на необузданное желание, что пульсирует на висках. Потому его немного трясёт, но он не хочет пугать Эльду. В конце концов, это и его, и её первый раз.       Горячие и пересохшие от волнения губы Ичиго опускаются ниже, целуя челюсть девушки и переходя на шею, иногда прихватывая кожу на ней, что доводит беловолосую до исступления.       Тихо охая от поцелуев, беловолосая готова растаять в руках юноши, что, впрочем, и происходит. Ноги становятся ватными, а, когда рыжий перешёл на ключицы, положение Хранителя пришлось сменить с вертикального на горизонтальное, повалив на кровать, которая страдальчески скрипнула.       Карин и Юдзу вместе с Иссином вернутся только завтра вечером, потому эти двое могут пошуметь, не боясь, что придётся выслушивать нотации. Единственный, кто есть в доме семьи Куросаки, это Кон, да и он тоже был вытурен из комнаты, чтоб не видел.       Куросаки опускался ниже, к груди, прокладывая к ней дорожку из поцелуев, не упуская ни миллиметра. Каждый такой поцелуй распалял Эльду всё больше. Её красные от смущения щёки стали ещё более красными. — Ичиго, — шумно выдыхая, произнесла его имя девушка, когда юноша языком коснулся вишенки соска на правой груди, обдавая горячим дыханием.       Рыжий нависал сверху, закрывая большую часть тела Хранителя от света луны собой, что придавало некой романтики в эту прелюдию.       Ичиго было мало простых шумных выдохов. Он хотел слышать этот голос в сладком стоне, что вырывается из груди. Он хотел слышать, как она стонет его имя.       Рука Временного синигами, свободная от каких-либо действий, скользнула кончиками пальцев вдоль изящного обнажённого тела, изучая каждый изгиб, юркнула под резинку нежно-персиковых трусиков с оборкой из нежного кружева, что ниспадало на бёдра, стаскивая его. После, пальцы кареглазого нашли свой путь к лону девушки и средний коснулся клитора, заставив беловолосую выгнуться и тихо застонать, на радость юноше.       Её женское начало было таким горячим, от него так и веяло жаром. Пальцы снова скользнули вниз, раздвинули половые губы, и громкий стон прокатился по комнате, ударяясь о стены. Он получил то, чего хотел. В её стоне было слышно его имя. Ласки были недолгими, потому как губы Временного синигами опускались всё ниже, пока не достигли белья, что было приспущено с одной стороны.       Ичиго шумно сглотнул, оторвавшись от тела любимой, и вопросительно глянул прямо ей в глаза, незамедлительно получая ответ в виде короткого кивка.       Облизнув пересохшие от волнения губы, Куросаки опустился к нежному кружеву, взялся за него зубами, обдавая горячим дыхание кожу на внутренней сторону бедра, и стащил последнюю деталь одежды.        Теперь больше ничего не мешает обзору юного тела на тёмных простынях. Эльда не думает закрывать себя руками — нет смысла, ведь он всё равно всё увидит.       И снова поцелуй в губы, полный любви и огня. Руки рыжего лихорадочно блуждают по хрупкому телу, сам парень углубляет поцелуй, шумно вдыхая носом воздух и чуя запах волос Хранителя. «Роза и черника. Ей так идут эти запахи… Они так возбуждают», — мелькает мысль в голове, но тут же исчезает, будто пулей вышибли.       Мелкие поцелуи теперь покрывали всё лицо, а, когда маленькие холодные пальчики коснулись его широкой спины, вонзая ногти, Временному синигами и вовсе сорвало башню, потому на шее, рядом с мочкой левого уха, «расцвели» засосы и был оставлен укус, под громкие неконтролируемы стоны. — Эльда… — слышит беловолосая у себя над ухом. Его глубокий голос вызывает крупную дрожь по всему телу. От наслаждения она прикрывает глаза и приоткрывает рот, тихо охая. Ещё. Она хочет ещё раз услышать, как он с такой сексуальной ноткой в голосе произносит её имя, — у нас есть ещё время, чтобы сдать позиции. Если ты сейчас ответишь…       Правая рука, что легла на затылок парню, зарываясь в рыжие волосы, перебивает Куросаки, и он сбивается с мысли, цокая языком под тихий смех девушки. — Нет, я не передумаю, — тихо отвечает Хранитель, улыбаясь нежно, — давай сделаем то, что мы решили. Ичиго, я хочу тебя.       Последнее сработало на Временного синигами, как красная тряпка на быка. Сдерживать себя стало ещё сложнее. Член ныл от перевозбуждения, но юноша не мог так просто взять и войти в девушку. Он шустро избавился от боксёров, скользнул ладонью вверх вдоль голени с внутренней стороны и, раздвинув ноги беловолосой, приблизился её лону и, обдав горячим дыханием губы, коснулся языком клитора, зарабатывая громкий стон.       Парень вошёл во вкус, потому, пока он ласкал клитор языком, Ичиго принялся вводить внутрь девушки пальцы. Сначала один, потом второй. Внутри было так мокро и тепло, что контроль просто улетучивался с катастрофической скоростью. Хотелось проникнуть, хотелось сделать Эльду своей навсегда, хотелось быть с ней единым целым.       Беловолосая металась по кровати, выгибаясь в спине и жадно ловя ртом воздух. Хорошо… Как же ей сейчас хорошо. «Вот бы это не кончалось», — то, что сейчас было сродни шальной мысли в голове девушки. Она чувствовала, что приближается к её пределу, да только пальцы покинули её влагалище, как и язык сменил свою дислокацию, облизывая губы Ичиго. — Ты такая милая, когда стонешь, — хищная ухмылка промелькнула на лице рыжего. Он достал из-под подушки упаковку с презервативами, достал один и, мысленно поблагодарив своего отца, раскрыл упаковку под взволнованный взгляд Эльды.       Надев средство контрацепции, карие глаза уставились в глаза его Хранителя, гладя её по щеке рукой. Сейчас. Именно сейчас будет тот самый шаг, после которого вернуться больше нельзя. — Потерпи, может быть больно, но я постараюсь быть аккуратным, — получив в ответ короткий кивок, юноша устроился поудобнее между ног девушки и, направляя другой рукой свой член, принялся осторожно его вводить.       Боль пронизывала всё тело беловолосой, но она сцепила зубы и держалась смело и мужественно, пытаясь отвлечься, ища в карих глазах Куросаки поддержку — так было легче. Так она могла справиться с чем угодно. Однако стоны боли можно было уловить, но эта боль сейчас пройдёт.       Когда Временный синигами вошёл до конца, он обеспокоенно взглянул в глаза любимой, как бы спрашивая «Всё хорошо?». — И-Ичиго, — тяжело дыша, ответила ему девушка, погладив рукой по его щеке, улыбаясь, — ты можешь двигаться.       Сигнал принят, потому кровать снова страдальчески скрипнула в такт движению Куросаки, сливаясь с громким стоном Эльды.       Движения были плавными, осторожными, но, когда Хранитель, случайно полоснула спину Временного синигами, он сорвался. Сменив угол входа, Куросаки заставил громко и пошло простонать его имя и выгнуться девушку в спине, под которую он запустил свои руки, дабы прижаться плотнее к уже взмокшему телу.       Темп нарастал, беловолосая уже не контролировала свои громкие и протяжные стоны, что переходили на крики от удовольствия и желания.       Широкая спина покрывалась царапинами, местами и немного кровоточащими, что возбуждало Ичиго ещё сильнее, и он не мог остановиться, вдалбливаясь в хрупкое тело с каждым разом всё сильнее и резче.       Укусы на трапецевидной мышце сводили с ума, а член, будто становился всё твёрже, откладывая своё семяизвержение на неизвестный срок.       Однако, даже несмотря на это и несмотря на выносливость юноши, где-то с первыми лучами утреннего солнца, что пробивались в комнату, Ичиго, срываясь на утробный животный рык, убирает руки из-под спины Эльды, движется ещё быстрее и, выгибаясь всем телом, задирая голову к потолку, сам громко стонет в унисон с любимой, и кончает. — Я люблю тебя, Ичиго, — слышит он спустя время, когда они лежат в постели, обнимаясь. — И я люблю тебя, Эльда, — с улыбкой отвечает Куросаки, нежно целуя девушку в лоб.