***
Идёшь, чуть ежась от внезапно нагрянувшего ливня и вздрагивая от раскатов грома далеко в небе, поминутно смотришь на наручные часы, и чувствуешь, как трясутся твои руки. К сожалению, ты опаздывала ко мне, и чтобы хоть чуть-чуть обрести моральное равновесие и поддержку, хоть немного поднять настроение, ты воткнула избитые жизнью наушники в уши и растворилась в ритмичной мелодии. Больше всего в жизни ты любила легкую и спокойную музыку. Но отвлекаясь от дороги под любимую песню, ты не заметила, как на третьем повороте вышла на железные, ржавые и ужасно скрипучие рельсы. Из-за угла выехал скорый поезд, буквально бежал, и колеса стучали о железо. Ты шла абсолютно невинно, плыла, набивая ногой робко знакомый ритм. Впереди тебя все засветилось, в ноги отдался стук колес. Ты вынула один наушник и обернулась назад…***
Телефон противно звенел, пока я неосторожно наматывал на бедра полотенце, выскочив из душа полностью обнаженным. Я схватил его и смахнул пальцем влево, принимая звонок с неизвестного телефона: — Алло? — ни в чем не понимая спросил я. — Добрый день, прошу простить за долгое ожидание. Хочу попросить вас пройти на проспект Гагарина, вас будет ждать следователь у здания морга. — Что случилось? — в голосе звучали нотки недопонимания. Мне было сказано твоё имя, которое ты любила писать на крышке телефона чёрной гелевой ручкой, и ужасно красивым узорчатым почерком. На лице застыла печаль вперемешку с недопониманием, я до сих пор не мог поверить в сказанное, руки предательски не слушались меня, также, как и тело. Личность была успешно установлена, следователь принял все сведения во внимание и пожалел меня о случившимся, несильно похлопав по спине. Я впал в депрессию. Ничто не радовало меня, ничто не отвлекало. Я мог целыми днями пялится на наше совместное фото и плакать, что непозволительно мужчине, игнорируя звонки начальства и негативные восклицания в личные сообщения от коллег. Как теперь мне жить дальше?***
Боль постепенно уходила под воздействием алкоголя и сильных антидепрессантов, если еще не забыть добавить сюда немного запрещенных препаратов, которые я употреблял в порыве сильного нервного срыва, которые я испытывал практически ежедневно, что убивало во мне человека. Я вернулся в строй самотечной, суматошной жизни и отплатил все долги на работе, возобновил общение с друзьями. Но почему-то так хотелось кричать, приходя домой, не чувствуя привычного запаха вишневого пирога, я потерял доверие ко всем, и желание общаться с другими покидало меня, ведь я видел лучший выход — закрыться в себе. Над могилой меня пробирало, я кричал, стонал, бился головой о крест и рыдал навзрыд, что, пожалуй, прохожие считали меня конченым. Ты мне всегда говорила, что слезы не нужны тем людям, что лежат внизу. На сердце раны не заживают, так ведь, малыш? В моей голове опять, нет, даже снова крутится одна и та же фраза, когда я вспоминаю о смерти — «Vivere memento!», и эта фраза так глубоко засела в моем разуме, что мысли о скоропостижной смерти откладываются куда-то далеко назад. Чем больше я наблюдаю мир, тем меньше он мне нравится. Каждый день подтверждает мне несовершенство человеческой натуры и невозможность полагаться на кажущиеся порядочность и здравый смысл. Прошлой ночью мне снилось, что ты где-то в доме, зовешь меня. Тебя не найти. А потом ты лежала в постели, но это была не ты! Комичность и кошмарность — сестры, изнанка и лицевая сторона одной и той же вещи: корни всего ужаса таятся в мистерии комичности и наоборот, в самой глубочайшей глубине смешным является только ужас и только каждый страх. Мир — лишь бесконечно глубокий и феерически страшный гротеск. Что будет после смерти?***
Теплый день ознаменовал свое скорое угасание багровым закатом таящего за горизонтом Солнца, цвета сияющей на свету крови. Окружающая атмосфера была полна сдержанности, аскетизма и умеренности холодного духа, игравшего блеклыми тонами серой и холодной крупповской стали. Огромные поезда неспешно двигались навстречу угасающему закату, они подобно титаническим гусеницам увозили с собой целые вагоны леса, который был вырванным и кровоточившим багровым закатом зеленым сердцем этой земли. Моё маленькое солнце, моя милая доченька, София! Тебе ведь не так давно исполнилось всего-то восемнадцать, я начал отпускать тебя допоздна одну, поддавшись твоим горячим поцелуям и обещаниям сообщать где ты каждый час. Ты была так молода, и так красива! Сегодня годовщина с того происшествия. Я не верю, нет, не верю! Ты же просто пошла к подружке Кате, да? Вот, в девять вечера ты обещала вернуться домой! Ну же, ты вот-вот скоро должна прийти! Сижу возле двери битый час, всматриваясь в дверь все увереннее, но уже сильнее сжимаю в руках твою легкую куртку бирюзового цвета которую ты забыла тогда надеть, ведь было холодно на улице. Доченька, когда же ты придешь домой?***
Я снова глубоко задумался, уходя все больше и больше в себя. Воспоминания минувших дней накинули тоску, а в груди неприятно закололо от шаровой молнии эмоций, нахлынувших так неожиданно, но дуновение ветра и танец осеннего листопада вывели меня из этого привычного мне состояния. Был конец октября. Подняв свой томный взгляд вверх, я увидел мужчину невысокого роста и не особо крепкого телосложения. Пытаясь разглядеть его поближе, как неожиданно капля дождя попала мне в глаза. Больно и неприятно. Открыв их, я не увидел мужчину, а в глазницах защемило и пошли круги. Напомнило наш с малышкой поход к офтальмологу, где неопытный интерн перепутал жидкости и вместо одного препарата дал мне совсем другой. Так же больно, а особенно больно от воспоминаний. Я развернулся, пряча лицо со слезами от публики, и словно услышал мне вслед злорадный смешок, который где-то я уже слышал…***
В последнее время я все больше и больше расклеиваюсь, веду себя как жалкая и никчемная баба, время от времени выпуская все свои эмоции наружу, слабак ли я? Эти слезы встали мне поперек горла, словно пытаясь удушить, становится с каждой секундой противнее и труднее от самого себя. Неужели я стал настолько опустошенным? Я ничего не понимаю, все так сложно, из меня вырвали сердце, а дырка то осталась, никто не смог ее зашить… И снова этот мужчина. Я увидел его ненароком, пока допивал купленный за пятьдесят рублей кофе у дешманского и довольно старого магазинчика. Он не был таким, как раньше: громоздкие плечи, выпирающие из-под легкой ветровки, накачанные руки и видные вены на запястьях, рельефные, к которым невольно хотелось прикоснуться. Что за бред! Я качнул два раза головой, убеждая себя, что это все глюки от недосыпа и постоянного стресса. Но нет, я продолжал видеть этого мужчину рядом с собой всё чаще и чаще, даже если находился в другом квартале. И вот, я сумел наконец взять себя в руки и вполне уверено подошёл к нему, медленно, не спеша. Словно коснулся руками до самого хрупкого хрусталя. У него было ледяные руки и необыкновенно длинные пальцы, он был словно манекен: весь в чёрном и в солнцезащитных очках. И бейсболка с чёрным детским рюкзачком, с которого выделялась странная бутылка с мутной белой жидкостью, а рядышком лежало кроваво-красное яблоко и лезвие бритвы, складной коричневый походный нож, он был нереально худым, словно живой скелет, его глаза будто метали молниями по моему лицу, и его грубое очертаниями лицо, словно восковая маска абсолютно не выражало никаких эмоций, а меня он даже не удостоил взгляда, но продолжал все также стоять, словно памятник, но тут раздался оглушительный шум, ему кто-то названивал без перерыва, звонил будто пытаясь достучаться до его каменного сердца, вот таким он предстал в нашу странно-случайную и совсем не очень приятную встречу, скорее всего даже ужасно недоброжелательной. Отвернувшись от него, я краем уха услышал, как он молниеносно подлетел ко мне, словно демон и прямо губами впился в мои, а я стоял истуканом, не жив и не мёртв, но только я решился ответить на странную ласку не сразу, или всплеск страной дикой животной страсти, жутко все поглощающего желания, как будто я незрелый юноша, а он сексапильная отличница, или же первая красавица школы, по которой сохнут все мальчишки, а может даже и девчонки, а мы на выпускном, тут я постарался обнять его, но он толкнул резко меня от себя одной рукой, и испарился, словно призрак, а я остался в дураках, словно кисельная барышня на первом свидании, которую жёстко и грубо отшили, в смысле бросили, как же я был дико, словно зверь, зло на мне сказывалась из-за отсутствия долгих годов женской ласки, а целоваться, сказать откровенно я и не любил никогда, особенно после смерти жены.***
Следующая встреча состоялась лишь через пару мучительно-томительных месяцев скитаний и моральных мытарств и личных уроков самокопания, и извечно-излюбленных поисков себя, которыми я так стал зависим, я всегда так делал, когда не мог найти ответ на вопрос или не видел человека продолжительное время, хотя изрядно этого жаждал, он, что-то шипел, словно змей, что-то, явно его пугало или слишком взволновало, раз он не мог разобрать, всё также неистово кричал и бился в конвульсиях. — Отойди мразь, я тебя ненавижу, оставь в меня в покое, поодаль, — это последняя или предпоследняя фраза, я точно уже и не вспомню на последнее издыхании — не тронь меня, я хочу жить и любить по-настоящему! — кричал я в неизвестность. И он резко упал и потерял сознание, я дико испугался и не знал, что делать и куда бежать, кого звать, ведь я потерял дезориентацию… Я вызвал скорую, и его в тяжёлом состоянии экстренно госпитализация в больницу, а я остался в полном замешательстве, от жуткой беспомощности я решил иди обратно домой, дабы привести мысли и голову в порядок, и хотя бы попытаться прояснить ситуацию. А что это за странный незнакомец, я решил выяснить после, решил решать проблемы по мере их поступления, иди хотя бы постараться. Прошло чуть более полгода всё худо-бедно устаканилось, я уже и думать забыл о том странном, но откровенно говоря, он мне довольно часто снился и всё хрипел и беспорядочно целовал и обнимал в припадочном состоянии, но тут не ждано не гадано он опять замаячил на горизонте. О как, а позже оказалось с миром, он просто хотел сердечно поблагодарить меня за помощь, и всё заверял, что он у меня в долгу и сделает всё, что я только пожелаю, я горько усмехнулся, ведь желал вернуть свою дочь, что вполне не выполнимо. — Что вы, это мой долг порядочного человека — сказал я, а после быстренько ретировался, пока моя больная фантазия не выдала моё самоё извращённое, но самое сокровенное желание, которое выплывало из самых недр моего больного разума.***
Он как-то ухитрился найти мой номер, и забросал меня сообщениями и звонками, не давал мне проходу, но я держался из последних сил, что греха таить, мне крайне льстило его повышенное внимание, но увидев его в самом дальней лавочке, это мое самое любимое место, прошу заметить, хоть на секунду, с каким-то детским испугом размышлял я, осторожно подходя к нему вплотную в любимом парке, моё сердце дрогнуло и я наконец решился его выслушать, лишь для того, чтобы расставить все точки над «i», на нас очень весьма двусмысленно смотрели, оглядывались случайные свидетели и прохожие, но я взял его руку в свою ладонь, дабы загородить от внешнего мира, и как бы говоря: «Не бойся я с тобой», он улыбнулся как-то вымучено, был очень бледен и избегая прямого взгляда начал свою историю, о том, что буквально боготворил жену, но совершено недавно его жизнь пошла под откос после жуткой катастрофы, он остался с пятилетним сыном и трёхлетней дочерью на руках, а ему совершено нет времени сидеть с ними, как курица — наседка со своими детьми, так как он теперь один кормилиц в семье и он уже крайне дошёл до крайней точки кипения, устал от молоденьких смазливых девиц модельной внешность, а ведь только таких интересовало его объявление, а ему нужен опытный порядочный и любящий детей человек. — А что, если это ты? Я тебе готов доверить самое ценное в моей жизни, да и саму жизнь! — хитро прищуриваясь, нахально заявил он, буравя меня своим убивающим взглядом. Сказать, что я был шокирован — это значит не сказать ничего, но, поразмыслив и взвесив все плюсы и минусы и убедившись, а точнее заставив себя: только тем что, тогда он наконец перестанет меня преследовать и беспорядочно звонить и писать, я, скрепя сердце согласился, но что-то мне подсказывало, что я ещё дико пожалею об этом, весьма спонтанном решении в моей угрюмой жизни… — А как ты объяснишь им, что я мужчина-нянь — сказал я, укоризненно глядя на него, — какой пример ты подаёшь детям, — начал его журить. А он ответил мне, глядя прямо в глаза — Они только рады будут с тобой дружить и играть, я крайне надеюсь, что вы подружитесь и довольно быстро найдёте общий язык, ты ведь идеальный кандидат, — он гладил мою руку, а я чувствовал какие-то странные покалывание, чем-то напоминающие разряды тока.***
На том и порешили, и чуть более через несколько месяцев, я пришёл в его берлогу, как, он назвал свой дом, а мне показалось, что это парк для развлечений обожаемых отпрысков и в самом дальнем закоулке, я его еле заметил, честно говоря, притаившийся кабинет главы семейства: весь обшитый бархатом, а на двери колокольчик, везде полумрак, кое-где затаились, словно агенты лампы, а вместо обычной мебели там стояли пуфики, как будто пришёл в комнату отдыха, также там ужасно сильно приятно пахло маслами, становилось так уютно и тепло на душе, я так расслабился, что даже не сразу заметил, что я уже не один и пришёл так бесшумно, словно пушистый кот, но прикосновение к плечам я почувствовал, и пелена спала, я смотрел на него, слегка открыв рот и не мог понять что ему понадобилось. — Не желаешь отужинать с нами дорой гость? — с огнями в глазах спросил он меня — Ты ничего такого не подумай, но моя просьба о малолетних разбойников, а они, как ты понимаешь, не привыкли к отказам, молю не рань их! — практически с щенячими глазами просил он меня, я лишь рассеяно посмотрел на него. Мне ничего не оставалось, как весьма сдержано кивнуть и последовать за ним в столовую, более напоминающею дорогущий ресторан. Я остался, наш ужин прошёл в безудержном нескончаемом потоке, словно Ниагарский водопад вопросов и веселья, мне давно так уютно и тепло хорошо не было, особенно в незнакомой грубо говоря компании, но вот время вышло, и мне пришлось возвращаться к себе, а дети чуть не плача провожали меня, держа за ноги и хватая своими маленькими ручками мои руки, но я весьма сдержанно их отстранил, глядя почти сурово, но, выдержав их взгляд наскоро простившись с хозяином поспешил восвояси. Я шёл домой до остановки, словно в тумане уши заложило от постоянного непривычного шума этих юных проказников, но это была странная приятная усталость, когда будто я чувствовал, что наша встреча не случайность и я очень скоро вернусь в стены этого странного дома, который таит так много секретов и тайн обитателей, но уже не просто как странный гость или мне просто так хочется в это верить. Как же я утомился, чужие люди так много говорят, я крайне не привык и не думал, что справлюсь так легко и без запинки, да ещё и с детьми, куда я ввязался вообще? Он, конечно, странный, но такой притягательный, словно психиатр так красиво говорит, словно профессиональный певец голос, словно гипноз вводит или в транс вот и я не смог ему отказать, будто попав под его чары в казалось бы в невинной просьбе, но для меня это тяжелейшее испытание, у меня просто эпилепсия, но в принципе я готов рискнуть и работать на него, лишь бы быть рядом запредельно близко, но чтобы главное чтобы он не узнал о моей маленькой особенности и пристрастиях всё время пытаться к нему прикоснуться, как бы случайно… Но когда мы встретились, как бы случайно я вообще потерял голову потерял покой, сон, аппетит, словно девушка влюблённая впервые и пытался всяческими способами найти его контакты, чтобы начать наше знакомство с переписки, да глупо, да самонадеянно, не против отрицательной реакции общества и ближайшего окружения, но я решил я поставил цель и начал мучительно медленно добиваться поставленной цели да пришлось повозиться, но всё-таки кажется я добился своего но или практически ведь теперь он мой работодатель это ведь так необычно, но интригует, заводит, будоражит возбуждает дикий интерес: почему я? Почему нянь? За какие такие заслуги? И почему он вообще решил, что я люблю и можно доверить столь юных наследников? И почему он вообще решил, что я соглашусь на столь авантюрное предложение? Какой он начальник? Какие у меня в итоге обязанности я так до конца и не понял это, ведь моя первая работа и я максимально волнуюсь и переживаю и что делать плохо представляю откровенно говоря? Дети - это весело, но только: играть, болтать, веселиться-беситься, шуметь, а вот быть нянькой это работа весьма сложна и ответственна далеко не для всех лично моё мнение… Как себя вести? Кто должен первым начать разговор? Как относится к вопросам\предложениям\критике, о чём любит вести диалог\беседу\ любит шум\умиротворение хобби? А любимые занятия? Как относится к животным в доме, вдруг я приду не один? (у меня карманная собачка с которой я не расстаюсь) Кем он работает? Есть ли прислуга\повар\садовник? Как он относится к пунктуальности? Какой внешний вид? Видимо деловой. Какой график? Есть ли выходные\праздники? Когда и насколько обед и можно ли покидать территорию дома? Я ведь выпалил, согласен, мало задумываясь о последствиях сиюминутного решения, нет я не жалею, просто рассуждаю о значительных отчаянно надеюсь положительных о переменах в жизни, ведь даже контракт не подписал не спросил о зарплате о поощрениях… Я лишь знаю о предстоящей работе ничтожно мало практически ничего, что я нянь, что двое юных воспитанников мальчик и девочка, а с ними нужно гулять, есть ли у них свободное время без надзора? А дневной сон? А особые запреты\ предпочтения? Или лишь выполнять их прихоти молча, словно сказочный джин… Как много вопросов и так мало ответов, ну ничего страшного, вот и будет повод поговорить по душам, задать все эти вопросы, хотя может они и детские наивные и глупые, и слишком личные я не хочу нарушать его личные границы или обидеть или выставить в неподобающем свете, но и что, какие есть, что уж тут поделаешь, нужно взять себя в руки и успокоиться (вдох-выдох дыхательная гимнастика расслабиться до считать до десяти, а то так и до приступа не далеко, а я отчаянно не хочу чтобы он подумал, что я слабак или маменький сынок или чего доброго больной ненадёжный слишком юный ветреный для ответственной работы с детьми, я так не хочу его подвести, разочаровать и не оправдать доверия, о Боже дай мне сил поскорее заснуть выспаться и справиться с собеседованием весьма достойно и, чтобы он в идеале ко мне прикоснулся сам добровольно, а не вынужденно и наконец уже официально и по документам (кстати где мой паспорт (затаился в пучине вечного хаоса холостяцкой квартиры) взял на работу я бы тогда был счастлив и невозможно горд собой…