"Веришь ли ты в ад?"

      Сегодня Мартен пораньше отпросился с работы, решив заехать по пути домой в винный и приобрести бутылочку красного полусладкого. Антон очень любит, сидя вечером в обнимку на диване, потягивать этот напиток и смотреть фильм.       Довольно заурчав, словно кот, представляющий огромную миску сметаны, мужчина уже мысленно любовался любимым профилем, слушал его тихий голос, рассказывающий о том, как прошел день на работе, и прям ощущал на своей спине его теплое прикосновение.       Каждый вечер одно и тоже, но сложившаяся рутина ни капельки не остудила почти болезненную любовь к Антону, не смогла потушить тот огонь страсти, что разгорается каждый раз, стоит лишь взглянуть на обнаженное тело.       Они вместе уже пять лет. Значительный срок, про который многие говорят «хорошая дата», а затем грустно усмехаются, втайне завидуя такой любви и верности.       Когда Антон только переехал к нему, в другой город, в другую страну, в другой мир, конечно же было тяжело. Им двоим. Разные культуры, взгляды на определенные вещи, чуждые традиции — им через многое пришлось пройти, проявлять неслабые чудеса терпения и веры. Но они справились. Шли на уступки, когда того требовал момент, молчали через силу, сжимая зубы и крича про себя о несправедливости этого мира. Ругались друг на друга, но лишь тогда, когда оставались один на один со своими злостью и обидой.       И никогда не ссорились всерьез.       Просто не было таких поводов. Или не обращали внимания на ерунду, чтобы не рушить единственное, что у каждого было на первом месте — их совместная жизнь.       Мартен считал себя самым счастливым человеком на всей земле, ведь у него был Антон. Антон Шипулин, удивительный и неповторимый, со странными глазами и обаятельной улыбкой.       Как же они нашли друг друга? Этим вопросом задавались все их друзья. Ответ же оказывался неизменно прост… …Десять лет назад фирма, в которой Мартен Фуркад работал менеджером по развитию, отправила его в командировку, в Россию. Наладить отношения с партнерами, установить нужные контакты и связи, и так далее, и тому подобное. На очередном скучном вечере, где ему нужно было знакомиться со всеми подряд (а лучше с полезными людьми), он и увидел этого немного странного парня, который с самым разнесчастным видом подавал напитки гостям.       Официант, со взъерошенными русыми волосами и серыми глазами как-то сразу запал в душу француза, приковывая его внимание и не отпуская. Что-то в нем было такое, от чего внутри разгорался самый настоящий пожар, заставляя краснеть и представлять себе совсем уж неприличные вещи.       О да, этот паренек прочно засел в голове Мартена, отказываясь покидать ее. Пришлось применить все свои связи, поднять на уши всех знакомых, чтобы в конце концов отыскать того самого официанта, обслуживающего корпоративный банкет.       Их отношения развивались долго, можно даже сказать, что мучительно. Мартен был настойчив и тверд в своем намерении завоевать сердце этого красавца. Каждый день он упорно приходил к нему на работу, приглашал на свидания и не отступал до тех пор, пока не получил согласия.       Из-за своей работы Мартен не мог часто прилетать в другую страну, а из-за своей бедности Антон не мог позволить себе билет на самолет во Францию.       Так и жили несколько лет, то переписываясь, то созваниваясь, когда в один прекрасный день они оба не поняли, что развития не будет при таком образе жизни. И Мартен решился. Предложил переехать к нему, устроить на курсы французского, помочь с работой… …До сих пор Фуркад был благодарен ему за разумный выбор — не стал упираться, что-то кому-то доказывать, и в первую очередь себе, а просто робко улыбнулся ему, сказав короткое «да».       С этого и началось их счастье. Его личное счастье.       Разве можно так сильно любить, забывая обо всем на свете? Разве бывает такая любовь, от которой кружится голова, а в груди постоянно жмет и давит от одного только взгляда на объект этой самой любви?       Теперь Мартен мог с уверенностью сказать, что нашел такую. Точнее, нашел того, кто отвечал ему взаимностью с не меньшей пылкостью.       Улыбнувшись своим воспоминаниям, мужчина расплатился с таксистом и вышел из машины. Оглядевшись, он быстро перешел через дорогу, забегая в магазин.       — Добрый день, месье Фуркад, — поздоровался с ним сомелье, который за столько лет уже успел запомнить своих постоянных клиентов, — вы сегодня один?       — Да, хочу прикупить бутылочку для вечера, — кивнул ему в знак приветствия мужчина, разглядывая многочисленные ряды вдоль стен. Они многое успели перепробовать с Антоном, иногда до хрипоты споря о том, какое же кислее, а какое слаще на вкус. То одно не нравилось, то другое, но в итоге они сошлись на одном-единственном, что понравилось сразу им двоим.       — Как обычно? — вежливо и с легкой улыбкой поинтересовался хозяин этого магазина, который всегда сам обслуживал постоянных покупателей.       — Да, пожалуйста. Мартен отвернулся и взглянул в окно, за которым по улице сновали пешеходы. На небе сгущались темные тучи, обещая сильный ливень и продолжительную грозу. Любимая погода Антона.       — Вот, ваша бутылка…       Внезапно в помещении стало очень темно и душно. Все звуки в один момент пропали, оглушив тишиной и холодом. Мартен не слушал, не видел, не чувствовал, он стоял, боясь пошевелиться и просто смотрел вперед, туда, где среди всей разношерстной толпы выделялся только один силуэт. Его силуэт. Из тысячи, из миллиона, но Мартен всегда узнает своего любимого человека, ради которого так сильно билось сердце. И которое в данный момент с оглушительным звоном разбивалось на множество частиц.       На противоположной стороне, у какого-то дешевого кафе, стоял Антон. Не один. И не просто стоял. Он обнимал другого мужчину, целовал его, водя при этом руками по спине и совершенно не обращая внимания на косо поглядывающих прохожих.       Разве такое возможно?       Разве это мог быть его Антон? Тот самый, что еще утром провожал его на работу, нежно целуя на прощание?       Разве он мог предать его? Изменить?       Нет! Такое не укладывалось в голове, не поддавалось логическому объяснению, не воспринималось всерьез. Это лишь обман зрения, да, именно так! Странная фантазия. Это просто очень похожий на него человек, и все! — Я люблю тебя, возвращайся поскорее…       Он бы не сказал этих слов…       Или сказал?       Внутри поднималась настоящая буря, угрожая обрушиться в любой момент мощным ливнем на растоптанные осколки его сердца. Как же так? Не может быть!       — Месье?       — Извините, в другой раз, — поспешно произнес Мартен, даже не взглянув в строну сомелье. Подхватив свою сумку, что лежала на прилавке, он метнулся на улицу, молясь про себя, чтобы это все оказалось сном. Реальным, очень плохим и болезненным, но все же сном.       Почти не глядя по сторонам, он перебежал оживленную дорогу под возмущенный гул автомобилей и не менее возмущенных криков водителей. Но взгляд прочно зацепился за стоящую парочку, и отвести его не представлялось возможным.       Еще несколько метров до них. Еще два. Один. Всего пара шагов, и он останавливается, не в силах поверить своим глазам. Не ошибся. Нет.       — Антон? — прошептал Фуркад, наблюдая за тем, как резко эти двое отпрянули друг от друга.       — Марти? — голос его задрожал и оборвался, а в глазах застыл такой ужас, словно он в эту минуту привидение увидел, никак не меньше. — Что ты здесь…? Ты ведь должен быть…       — …на работе, — закончил за него Мартен, вглядываясь в того, с кем сейчас целовался его Антон. Ничего особенного — молодой парень, весьма обычная внешность, и даже ниже его ростом. — Я решил приехать раньше, купить вина, подольше посидеть сегодня с тобой.       Голос звучал все тише и тише, пока вовсе не пропал.       Трудно было поверить, но еще труднее принять сам факт, что его предали.       — Ладно, идем, — со вздохом произнес Шипулин, беря его за руку и уводя в сторону их дома, который находился за углом. Ничего не сказав на прощание своему любовнику, который так и остался стоять там, посреди дороги, удивленным взглядом провожая пару.       Чуть дернувшись от уверенного и твердого прикосновения, Мартен все же позволил увести себя с этой улицы. Они шли молча, каждый думая о своем, принимая для себя какое-то решение. Но вот Мартену было тяжело еще и потому, что он совершенно не был готов к таком повороту, и теперь не знал как реагировать. Раньше он и подумать не мог, ни на секунду не допуская мысли, что Антон изменит ему. А что же сейчас? Весь мир перевернулся с ног на голову, и уже не станет прежним.       За такими невеселыми мыслями он даже не заметил, как очутился в их квартирке. Небольшая, уютная, обустроенная с любовью двумя мужчинами… Антон лично выбирал мебель для нее.       — Почему? — он не мог дышать, в груди страшно все сжалось, словно невидимый обруч сдавливал грудную клетку, ломая ребра. Он должен знать. Ему необходимо знать. — Почему?       Антон на это лишь вздохнул, но ничего не ответил. Разулся и прошел в гостиную, оставляя Мартена растерянно смотреть себе вслед.       — Я что-то сделал не так? — уйти от разговора уже не получится. Слишком больно было от одного лишь воспоминания о том поцелуе. Чужом поцелуе. — Кто это был?       — Слишком много вопросов, Марти. — По голосу было ясно, что губы исказила горькая усмешка. Мартен не видел Антона, все еще находясь в коридоре и не решаясь пройти дальше. Словно, если он сделает шаг вперед, то оборвет все нити, связывающие его с любимым человеком.       — Так ответь хотя бы на один! — руки сами собой сжались в кулаки, и появилась, наконец, злость. Она умеет открыть спрятанные глубоко внутри эмоции, подавленные и похороненные под толстым слоем пыли. Эти эмоции замурованы, они не должны выйти на поверхность — ревность, амбиции, страх и сомнения. Именно они всегда и всем мешают. И именно от них Мартен постарался избавиться, живя с Антоном.       Не хотел, чтобы кислота ревности разъедала их отношения, выворачивала все самое светлое и прекрасное наизнанку, превращая в бессильную злобу и попытки оправдать горькое разочарование в самом себе.       А что теперь?       Что?       Пройдя, наконец, в гостиную, Мартен увидел Антона сидящим на диване. Он согнулся, закрыв лицо ладонями и просто тихо сидел. Плечи слегка подрагивали, длинные тонкие пальцы, которые так любил целовать Мартен, сейчас тоже дрожали, зарывшись в непослушные русые волосы. Несмотря ни на что, очень хотелось подойти и обнять, крепко, до хруста костей, до синяков, чтобы не отпускать от себя тот идеал, выстраиваемый годами. Чтобы поскорее забыть увиденное и отпустить от себя. Ведь и Антону плохо. Это видно по его напряженной спине, по побелевшим костяшкам пальцев, что с силой цеплялись за короткие волосы. Ему тоже больно.       — Почему? — повторил свой вопрос Мартен, падая на колени перед сидевшим мужчиной, стараясь взглянуть ему в глаза, увидеть там ответ, или еще хоть что-нибудь, от чего не будет так невыносимо тяжело на душе.       — Какая теперь разница, — выдохнул Антон, даже не пошевелившись.       — Скажи мне правду, — попросил Мартен, — ты все это специально подстроил? Решил так встряхнуть наши отношения? — подобная мысль пришла в голову резко и засела там острой иглой. Ведь, ну не мог Антон на самом деле изменить ему! Не мог! Они столько лет вместе, и их любовь была не выдумкой.       Антон резко дергается, когда рука Мартена касается его колена. Вскакивает, шарахается в сторону от удивленного мужчины и останавливается возле окна. Грудь его тяжело вздымается, а в потемневших глазах пляшут яркие отблески молний, которыми каждую секунду прочерчивается небо за окном.       — Да какая, к чёрту, встряска?! — шипит он, давясь тяжелым воздухом, что проникал с улицы в помещение.       — Тош? — Злость опять скрылась где-то глубоко внутри, уступив место острой боли и жалости. К себе, к нему, к их жизни, которая уже не станет прежней.       — Ты просто невыносим, Марти! Ты жалок, ты беспомощен! — выплевывал каждое слово Шипулин, с презрением глядя в карие глаза. — Ты всегда таким был — мелочным эгоистом, зацикленным на своей идеальной жизни! Ты ничего не видел вокруг себя, витая в каком-то выдуманном мире… — Его прорвало, словно плотину под мощным напором бурной реки. И остановиться уже мог, пока не выговорится, пока не уйдет вся желчь, копившаяся годами. И он отпускает себя, понимая, что пришло время.       — Ты всегда считал меня своей игрушкой. Красивой, дорогой, которая будет слушать и смотреть на тебя, как на бога. Ну конечно, ты ведь вытащил меня из нищеты! — горько воскликнул мужчина, начиная ходить по комнате вперед-назад. — Ты не слышал меня, когда я что-то говорил. Ты слушал лишь себя одного! Всегда. С первой нашей встречи.       Он запустил пальцы в волосы и сильно взъерошил их, придавая всему своему виду оттенок какой-то безбашенности, даже сумасшествия.       — Увез во Францию, обучил языку, нашел перспективную работу… И я действительно тебе за это благодарен! Но ты не думаешь, что пора меня отпустить? Я заплатил тебе… Я долго платил по счету собой, своим телом. Я словно шлюха, что все эти годы оплачивала услуги, трахаясь во всех местах и в разных позах! — Антон остановился, посмотрел на Мартена, который так и застыл на полу, не в силах даже подняться. Вновь горькая усмешка. Снова острая боль. — Я ведь и не любил тебя никогда, понимаешь? Это все, — он обвел руками помещение, словно говорил сейчас о мебели, — просто благодарность, плата за свою шикарную жизнь!       — Ты врешь! — потрясенно прошептал Мартен, не в силах поверить в то, что сейчас говорил этот человек. — Это не может быть правдой. Ты все врешь!       — А зачем мне врать? — уже мягче спросил Антон, подойдя к нему и присаживаясь напротив на корточки. Он заглянул в карие глаза, давя в себе почти истеричное желание протянуть руку и погладить по щеке. Нельзя! — Зачем? Если бы я хотел оправдаться, то попросил прощения. Сказал бы, что тот человек на улице ничего для меня не значит, и ты не правильно все понял. Марти, пора тебе проснуться и понять, что жизнь не такая прекрасная, какой ты привык ее видеть.       — Но… но… почему тогда ты раньше молчал? — руки дрожали и пришлось их крепко сжать, чтобы ничем не выдать своего состояния, хотя, куда уж там. Он уже показал себя слабаком. Но ему не стыдно.       Ему больно.       Любовь, которую он возносил до небес оказалась пылью, развеянной всего одним неосторожным движением руки. Она копилась годами, лежа на почетном месте в сердце Мартена, покрываясь с каждым годом новым слоем пыли, толстым и тяжелым. И сейчас ее срывают со своего места, бросают на пол, разбивают вдребезги, уничтожают.       — Ну, наверное, потому, что многим обязан тебе. А еще мне было удобно рядом с тобой, — пожал плечами Антон, поднимаясь и отходя обратно к окну. Послышался отдаленный раскат грома, и ярко сверкнула молния. — Ты богат, ты красив, и в постели ты великолепен. Чего уж греха таить, я буду скучать по твоим губам, — кривая ухмылка, которая совершенно не шла этому прекрасному лицу.       — Значит, телом мне платил? — прошептал Мартен, не в силах больше смотреть в эти холодные глаза, не в силах слушать то, что говорил любимый человек. Только не он. Почему именно он? Почему сейчас? Сегодня? День ведь так хорошо начинался… — Как шлюха?       — Я не хотел терять такое теплое местечко. Но, раз уж ты увидел меня с Антуаном… Очнись, Марти, наши отношения не идеальны.       — Давно вы вместе? — голос прозвучал резко, грубо, он надломленный и сухой.       — Давно, — не стал вдаваться в подробности Антон, решив, что уже достаточно наговорил. Этого должно хватить, чтобы поскорее уйти. Чтобы его поскорее забыли.       — Уходи.       Одно-единственное слово, но оно прозвучало ужасающе громко в этой мертвой тишине.       Антон усмехнулся, но ничего не ответил. Быстрым и уверенным шагом он направился к выходу, лишь на пороге обернувшись и позволив сказать последние слова на прощание:       — Спасибо. Правда, спасибо. — И добавил: — Вещи заберу тогда, когда ты будешь на работе. Ключи оставлю, не переживай.       Когда дверь осторожно захлопнулась за ним, Мартен позволил себе расслабиться. Он упал на диван, закрыл глаза и просто завыл… Громко, протяжно, словно раненная собака. И он плакал. Как никогда.       Сильно, навзрыд.       Потому что больно. Раздирающая тоска, навалившаяся после ухода Антона, после его ядовитых слов и признания, убивала.       Сломлен. Его, как сухую тонкую ветку переломили пополам и бросили в огонь, наблюдая за быстрой смертью в ярких языках пламени. И лишь пепел остался от хороших воспоминаний. Лишь горечь обид и тяжесть от веры.       Этот день навсегда изменил двух людей, разводя по разным берегам.       — Веришь ли ты в ад, Антон? — одними губами прошептал Мартен, открывая глаза и разглядывая потолок. — Как ты мог предать меня, если веришь в ад? Почему?

***

Две недели спустя.       Мартен медленно, пошатываясь, прошел на кухню и открыл холодильник. Пусто. Собственно, этого и следовало ожидать, ведь в магазин он ходил в последний раз вместе с Антоном. А было это… Блядь! Он даже не может вспомнить, когда этот сукин сын ушел от него!       Плевать!       Порывшись, нашел все-таки кусок засохшего и покрывшегося плесенью сыра. Решил, что и так сойдет, вернулся в гостиную и плюхнулся на пол рядом с диваном. Там же стояла открытая бутылка вина — того самого, что они с Антоном выбирали — а вокруг стола еще с десяток таких же, но уже пустых. Запас подходил к концу, а выходить на улицу совершенно не было ни сил, ни желания.       Мартен взял больничный на работе, сославшись на серьезную простуду. Ему поверили, ведь по телефону голос его звучал совершенно разбитым и тусклым.       Сделав несколько больших глотков, мужчина уставился на темный экран своего мобильного. Вновь вспыхнула мысль набрать до боли знакомый номер, и так же быстро угасла. А смысл? С того дня Мартен неоднократно пытался позвонить Антону, но неизменно слышал автоответчик — видимо, его добавили в черный список.       К черту гордость! К черту обиды! Он не может жить без этого человека, без его глаз и улыбки, без постоянного ворчания про вкусную и полезную еду. Он снова хотел увидеть Антона. Готов был сделать что угодно, лишь бы тот вернулся! Плевать на измену, на все плевать. Только бы вернуть, только бы вновь почувствовать такое необходимое тепло. — Вещи заберу тогда, когда ты будешь на работе. Ключи оставлю, не переживай.       Но он не пришел. Ни на следующий день, ни через день, ни даже через неделю. Мартен сидел и ждал, напиваясь до свиней, в горькой и отчаянной надежде, что тот придет, увидит в каком он состоянии и останется. Скажет, что совершил ошибку, что все его слова были неправдой, и он просто глупо пошутил…       Пьяно усмехнувшись, мужчина отпил еще из бутылки, с сожалением понимая, что это был его последний глоток — вино закончилось. Что ж, наверное, пора выйти в свет и напиться где-нибудь в баре. Желательно ближайшем к дому, чтобы потом далеко не отползать.       А Мартен совершенно точно хотел выпить столько, чтобы окончательно потерять память, забыть все ужасы последних дней, уйти глубоко в себя и уже там тихонько плакать. С упорством мазохиста он каждый день прокручивал в голове их последний разговор, вспоминая каждое брошенное слово, каждое движение — раз за разом вскрывая свои раны, которые успевают слегка затянуться лишь под воздействием алкоголя. Но он все равно продолжает. И тихонько сходит с ума от осознания, что уже никогда не увидит любимых глаз, что не почувствует всей кожей горячие прикосновения любимого человека, что не услышит очередного признания в любви. Ведь… Ему платили за роскошную жизнь телом. Отдавали натурой. Спали с ним за деньги!       — Блядь! Мерзкий ублюдок! — Мартен со всей силы ударил кулаком по столу, не обращая внимания на прострелившую руку боль. — Ты ведь не шлюха какая-то, чтобы за это все платить!       Из глаз вновь брызнули слезы. Но ему не стыдно за них. Это просто боль, которая не нашла другого выхода. Просто острая жалость к себе и к своему разбитому сердцу. Это просто очередная попытка справиться с тяжелым грузом, что лег на плечи после его ухода.       Мартен заебался, чертовски заебался, разваливаясь изнутри, превращаясь в отстойную пародию на самого себя. Прежнего того, кого уже нет и не будет. Он копался в себе, в своих воспоминаниях, искал причины такого краха всей иллюзорной идеальной жизни. Но ответов не находил. Лишь злые слова до сих пор звучали в голове, не давая забыть о том, по какой причине он был счастлив все эти годы. «Ты не слышал меня».       Достав из-под дивана пачку сигарет, он прикурил одну и медленно выдохнул дым. Если бы Антон видел его сейчас! Он всегда был против курения, считая, что это лишь медленный способ убить себя чуть быстрее, чем сама природа в нужное ей время.       Да Мартен и не курил никогда. Ему это было не нужно, а сейчас… Сейчас просто стало все равно. Возможно, вероятность более скорой смерти прильщала гораздо сильнее, чем здоровый образ жизни в пустом одиночестве.       — Ты не шлюха, — тихо прошептал мужчина, затушил окурок в грязной тарелке, медленно поднялся с пола и, пошатываясь, направился в ванную. — Ты человек, которого я безумно люблю. — Отражение с мрачной решимостью повторило его слова, проводя рукой по густой черной бороде, по осунувшемуся лицу, по впалым щекам. — И хочу, чтобы ты вернулся, Тош.       Мартен отвернулся от зеркала и зашагал уже в сторону выхода. Ему необходимо выпить еще. Плевать на то, как он выглядит. С некоторых пор это стало совсем неважным.       Да, грязные, заляпанные серые брюки, такая же футболка, вся в пятнах от пиццы и вина, но у него есть куртка, под которой ничего этого не видно, и которая позволит ему остаться незамеченным в толпе таких же пьяных людей в баре.       На улице шел мерзкий дождь. Наверное, с того самого дня он и не прекращался, но Мартен не смог бы с точностью ответить на этот вопрос — просто не помнил. Ведь пить начал не просыхая, чтобы хоть немного заглушить боль утраты.       Нужный ему бар оказался всего в квартале от дома, с кричащей вывеской «Дикие кошечки». Работал он только по ночам, что уже говорило об определенном контингенте, к которому до недавнего времени Мартен не относился, и к которому примкнул сейчас. С полуночи до шести утра. И здесь можно было всё.       Войдя внутрь, он окунулся в удушающий коктейль запахов — алкоголь, пот, запах секса и еще каких-то химических примесей. Наркотики? Возможно. Возможно, он и попробует, а чего терять ему теперь, когда жизнь уже кончена, и нет в ней ни единого просвета?       — Привет, красавчик, — к нему подошла официантка, на которой из одежды был лишь белый фартук, да маленькие трусики. — Чего желаешь?       — Напиться, — бросил Мартен, проходя мимо девицы и направляясь прямиком к бару, где заказал себе сразу бутылку виски и один стакан. Бармен даже если и удивился, то виду не подал, профессионально выполнив заказ и ретировавшись к другому клиенту. Наверное, и не такое видел за свою работу в этом месте.       Схватив бутылку, Фуркад направился к самому дальнему свободному столику. Он был грязным, с крошками от былой еды и мокрыми пятнами от разлитых напитков. Зато в темноте, подальше ото всех любопытных глаз, от приставаний незнакомых женщин и от разговоров, с которыми непременно полезут другие подвыпившие бедолаги.       Скорее всего, уже через половину бутылки и он сам станет таким, но пока ему требовалось уединение.       — Скучаешь? — на этот раз не девушка. Это уже парень. — Могу составить тебе компанию, если не против.       Мартен оказался не против. Бутылка пуста, настроение там же — на самом дне. Да и сидеть уже становилось невыносимо. Перед глазами все плыло, в голове шумело, а руки просто отказывались и дальше держать тяжеленный стакан с напитком.       — Да, садись! — заплетающимся языком произнес Мартен, отстраненно наблюдая за плавными движениями своего нового знакомого.       — Меня зовут Крис, — представился тот, приземлившись на стул и придвигая его вплотную к пьяному мужчине.       — Мартен.       — А почему ты пьешь в одиночестве? Это ведь совсем не весело. «А я и не собирался веселиться».       — Просто так, — коротко бросил в ответ он, вновь возвращаясь взглядом к опустевшей бутылке виски. В воспаленном мозгу вспыхнула и зажглась мысль, что следовало бы заказать еще одну, но уже в следующую секунду перед ним на стол поставили новую, непочатую бутылку. — Пожалуй, ты мне уже нравишься. — Хмыкнул Мартен, подставляя свой стакан и завороженно наблюдая за тем, как янтарная жидкость заполняет его до краев.       Достав пачку сигарет, он вытащил одну и закурил. Легкие в момент заполнились отвратным ядом, заставляя морщиться и выдыхать зловонный дым. Затяжка, еще одна, еще, и сигарета заканчивается еще до того, как он успевает выпить на брудершафт со своим собутыльником.       Примерно через полчаса, когда очередная порция алкоголя отравила его организм, Мартен понял, что ему достаточно. По всему телу разлилось тепло, в голове ни одной мысли, и это именно то, чего ему не хватало, когда он пил вино.       — Пойдем, я провожу тебя, — наклонившись к нему, в самое ухо прошептал Крис, опаляя своим горячим дыханием, чуть ли не облизывая ушную раковину.       По телу пробежали мурашки, в паху сразу стало нестерпимо тесно, и казалось, что вся кровь прилила к голове. Такого острого возбуждения Мартен уже давно не ощущал.       Резко повернувшись к своему новоиспеченному собутыльнику, лицо которого сейчас расплывалось перед ним, он резко подался вперед и накрыл его рот своим, целуя жадно и требовательно.       Откуда взялась эта смелость? Откуда в нем столько желания к незнакомому мужчине? А не плевать ли ему?       Наверное, все дело в количестве выпитого, а может, в том, что он давно ни с кем не занимался сексом. Все возможно, но ему сейчас это было необходимо.       — Идем, — Крис оторвался от его губ и поднялся, утягивая Мартена за собой куда-то в глубь бара, в самую дальнюю комнату, где стояли диван и маленькая тумбочка. — Я помогу тебе…       Но Мартен не нуждался ни в чьей помощи. В голове набатом билось лишь одно слово — «хочу», а все остальное отходило на второй план.       Он резко остановился и прижал Криса к стене, вжимаясь в него всем телом, целуя грубо и по-хозяйски. Руки одновременно оглаживали стройное тело, забирались под рубашку, спускались вниз, к штанам. Возникла секундная робость, подавить которую помог Крис — он одним ловким движением снял штаны сначала с себя, а потом и с Мартена. И руки продолжили свой путь, сжимая, надавливая, поглаживая, отчего у обоих мужчин вырывались гортанные стоны, заполняющие маленькое помещение и отражающиеся от стен.       Плохо соображая, что делает, Фуркад обхватил их члены ладонью и принялся интенсивно тереть их друг о друга, то сжимая, то поглаживая, создавая определенный темп рукой.       — Ты просто великолепен! — выдохнул ему в шею Крис, кончив прямо в ладонь Мартену. На лбу выступила испарина, дыхание сбилось. — Теперь я доставлю тебе удовольствие.       Чуть сдвинувшись вбок, он круто разворачивается и прижимает Мартена к стене, заставляя того держаться ровно и не падать. Опускается вниз, целуя живот, сантиметр за сантиметром, пока не доходит до возбужденного члена. Восхищенный взгляд, которым одаривает его мужчина, уносит крышу напрочь, и следующие минуты Фуркад уже не запоминает. Да, ему сделали охуительный минет, после которого перед глазами еще несколько секунд плясали черные точки, а по всему телу проходили легкие разряды тока. Но то, что было дальше не шло ни в какое сравнением с этим.       Поднявшись, Крис утянул его в сторону старого, видавшего многое, дивана.       — Садись сверху, — шепчет он, — я сам все сделаю.       И Мартен позволил делать с собой все, что этому парню вздумается. Да ебись оно все конем! Забыться в новых ощущениях, уйти в себя, отдать последние крохи своей души здесь, на грязном диване, в каком-то ночном борделе и с каким-то… Кем? Проституткой? Этот парень был той самой шлюхой, о которой говорил ему Антон? Платил своим телом… Теперь и Мартен стал таким же — он платит своим телом за наслаждение, за возможность забыть, за мимолетное ощущение свободы.       Он позволял себя целовать, даже если не целовал в ответ. Пусть так.       Крис целовал и касался каждого сантиметра на коже, оставляя зубами крошечные отметины на шее и груди, как символы обладания. Вылизывал его рот, цепляясь с ним зубами, играл с его языком. Он очерчивал ладонями контуры тела Мартена, ловил с его губ приглушенные стоны, заставлял изнывать и выгибаться над ним, запрокидывая голову.       Уже в следующую секунду его пальцы, щедро испачканные в смазке проникли в Мартена, медленно и осторожно, профессионально подготавливая. Ощущения были слегка притуплены алкоголем, но не менее острые и порочные, это, словно, когда пытаешься рассмотреть чье-то лицо за плотной завесой дождя.       И Крис вошел в него, приподнимая бедра Мартена, насаживая его на свой член. Движения поначалу были медленными и плавными. Бедра крепко держали две сильные руки, направляя и выстраивая нужный ритм. Рваный стон, запрокинутая голова и мокрые от пота тела, слившиеся в одно целое, умопомрачительный коктейль, заставивший кончить так быстро и так мощно, что первоначальное опьянение соскользнуло с глаз легким покрывалом.       Тяжело дыша, Мартен упал рядом с Крисом и постарался прийти в себя от мощных скачек.       — Ты невероятный любовник! — довольно протянул тот, поглаживая грудь мужчины и снова спускаясь к паху. — Повторим? »…и в постели ты великолепен!»       Чувствуя эти прикосновения, разительно отличающиеся от того, что было с Антоном, Мартен пришел в ужас от содеянного. Ведь, буквально только что, он сам изменил ему! Причем, это был не простой поцелуй, который он наблюдал в тот день. Нет. Это был секс с первым попавшимся парнем! По пьяни! Совершенно не соображая, что делает и зачем ему все это. Просто трахнулся с какой-то шлюхой… Он не лучше никого из тех, кто работает в подобном заведении.       Алкоголь почти испарился из организма, вместе с потом, с оргазмом, с пониманием собственного предательства, и к горлу подступила тошнота.       Быстро вскочив с дивана, совершенно не обращая внимания на протестующие восклицания новоиспеченного любовника, Мартен, одевшись со скоростью света, устремился на выход. Молясь про себя, чтобы по дороге его сбила какая-нибудь машина с таким же пьяным водителем за рулем.       Но улицы оказались совершенно пусты в три часа ночи.       Всю следующую неделю он снова пил. На этот раз надираясь до такой степени, что даже не мог подняться и пойти спать в кровать. Так и засыпал на полу, в позе эмбриона, крепко прижимая к себе бутылку.       Один раз лишь вышел снова на улицу — в соседний магазин, чтобы прикупить бухла. И снова в свою квартиру, к своим воспоминаниям, к своей раздирающей боли.       В редкие моменты, когда его разум оказывался чист от алкоголя, Мартену удавалось кое-что воспроизвести в своей памяти. Например, участившиеся ссоры с Антоном по любому поводу. Они всегда заканчивались в постели… Точнее, там всегда предпочитал решать конфликт сам Мартен, не обращая внимания на слабые протесты своего парня.       Он пытался что-то ему сказать.       Разве?       Разве ссоры это путь к серьезному разговору?       В другой раз Мартен вспомнил, что уже видел Антона в компании мужчин. Это было раз пять, и всегда разные мужчины. Но опять не придавал этому значения, крепче затягивая невидимый узел на шее того, кого любил больше жизни, и кого хотел привязать к себе еще сильнее.       Значит, все его слова это чистая правда. Не любил. Благодарил.       Что ж, вполне заслуженно. Зато у него было целых пять лет рая, пусть и выдуманного, несуществующего, но осязаемого для самого Мартена. Сейчас ему было достаточно даже самой малости, чтобы улыбнуться — только подумать о глазах, что темнели от возбуждения (а это все было по-настоящему), как в них можно было увидеть свое собственное отражение и утонуть там. Слушать его стоны, чувствовать, как он извивается в его руках, шепчет его имя, как ласкает в ответ… Как он отдавался ему! Это невозможно подделать! Нельзя так притворяться!       В какой-то момент Мартен понял, что если сейчас не остановится, то уже не выберется из того дерьма, куда сам себя и загнал. Точка невозврата близко, уже маячит перед глазами, вынуждая притормаживать и оглядываться. Да только… А что там, позади? Что у него осталось, кроме разбитых надежд и пустоты в сердце? Ради чего возвращаться в унылый, тусклый и враждебный мир?       Он изменил Антону, и с этим придется жить.       Но ведь и ему изменили. Он просто, можно сказать, отомстил за свою боль.       — Ты сам себе сделал только хуже, мудак, — выругался Мартен, делая еще один глоток из бутылки. — Этим ты ничего не вернешь!       И снова ему просто необходимо упиться к свиньям!       Чтобы уже никогда не вспоминать. Не понимать. Не чувствовать ничего. И уже даже похмелья нет, потому что он уже мертв… «Веришь ли ты в ад, Антон?» «А я вот верю, потому что живу в нем»       Мартен с трудом разлепил веки, отяжелевшие от длительного запоя. Во рту пересохло так, что даже ворочать языком не получалось, а уж про то, чтобы произнести хоть слово и речи быть не могло. Хотя, с кем ему общаться, если он теперь один?       Застонав, мужчина перевернулся на бок, ощущая во всем теле нестерпимую боль, видимо от долгого лежания на холодном и грязном полу, заваленном многочисленными банками, коробками, бутылками. Даже сейчас, он явно мог ощутить, как под ним хрустит очередная обертка — наверное от чипсов? Вроде, это было последнее, что он ел… А когда он ел? Вчера, или неделю назад?       Не открывая глаз, мужчина протянул руку к бутылке виски, которая, как он знал, должна быть где-то рядом. Он всегда оставлял себе на утро немного пойла, иначе сдох бы уже от похмелья, как собака под забором. А еще хотелось курить! До смерти хотелось курить!       В памяти расплывались события последних дней, словно неровные круги на водной поверхности. Они сначала достаточно ощутимы, но с каждой секундой становились менее заметны. Так и картинки в его сознании — вроде, он помнил, чем занимался вчера, а вроде и нет. Ходил ли он куда-нибудь? Или сидел в своей квартире? А он сейчас у себя?       Медленно, осторожно он снова попытался открыть глаза. На этот раз удалось. Да, он в своей квартире, в которой царил такой бардак, что страшно посмотреть! Огромные горы грязного белья (он пытался даже переодеваться?), везде пустые бутылки из-под вина и виски, коробки от пиццы (разве он заказывал?), и страшная грязь, словно рота солдат прошлась по помещению, оставляя после себя кучи дерьма и разводов от ботинок.       Но было среди прочего хлама и еще одно интересное обстоятельство — чье-то тело, тихо похрапывающее под самым окном. Кто это?       Опустив взгляд, Мартен сделал еще одно неприятное открытие для себя — на стеклянном столике, на котором они с Антоном всегда держали вазочку с фруктами, теперь красовались белые «дорожки» какого-то порошка. Здесь же лежал пакетик, наполовину пустой и кредитная карточка.       Что ж, видимо, теперь он стал еще и наркоманом в придачу.       — Да похуй! — махнул рукой Мартен, обшаривая взглядом пол, стараясь найти не пустую бутылку. Очень хотелось выпить! Слишком быстро он пришел в себя, слишком резко начинают возвращаться воспоминания, а ему этого не хочется. Он должен забыться!       Вдруг куча из тряпок, валявшаяся под окном, пошевелилась и из-под нее вылез какой-то парень, осоловевшим взглядом скользя по квартире. Останавливается на сидевшем Мартене, чуть улыбается, кряхтит и подползает к нему.       — Очнулся? — голос такой же, как и у Фуркада, едва различимый и до жути хриплый. — Мне надо выпить. Есть что?       К изумлению Мартена это был тот самый парень — Крис, с которым он трахнулся неделю назад, в баре. Но что он здесь делает?       Тут его мозг прострелило воспоминание: он идет ночью в бар, снова надирается, к нему снова подсаживается этот парень. На этот раз они пьют долго, завершая попойку каким-то белым порошком, предложенным Крисом. А после почти ползут в квартиру Мартена, где снова следует продолжение их эпического наркоманского приключения.       — Который час? — ему не интересно, но вопрос сам по себе слетает с губ. Ибо… Надо же знать, в конце концов, сколько он был в отключке?       — Скоро час ночи, — усмехается Крис, который нашел, наконец-то, полупустую бутылку и уже даже сделал из нее пару глотков.       — Дай сюда! — рычит Мартен, вырывая пойло из его рук и жадно прикладываясь к нему. Горло обожгло, а из глаз тут же брызнули слезы. Он начал задыхаться и кашлять.       — Тише, милый, нельзя так резко, — проворковал Крис, постукивая того ладонью по спине. — У нас еще много удовольствий, на всю ночь хватит.       — Я хочу в бар, — внезапно застонал Фуркад, пытаясь подняться на ноги. С третьей попытки ему это удается, и он шлепает босыми ногами по полу в сторону своей спальни. Только сейчас он заметил, что кроме трусов на нем не было ничего.       — Мы могли бы и здесь неплохо время провести, — заискивающе улыбается ему парень, наблюдая за неловкими попытками надеть штаны.       — Нет, хочу в бар, — упорно повторил Мартен, сам не понимающий зачем ему это. Просто… Видимо больше не мог находиться в этом месте. Месте, где все напоминало о болезненном разрыве и дальнейшем падении в бездну.       А падать ему предстояло еще очень долго, пока не сдохнет где-нибудь под забором. А подобная перспектива сейчас казалась не такой уж и фантастической. Учитывая объемы алкоголя, наркотиков, да малого количества еды. Что ж, он достаточно быстро и уверенно убивает себя.       Зато больше нет прежней острой боли. Ведь… Блядь! Он почти ничего не чувствует! Ни хера! Даже холода нет, все ушло, растворилось на дне очередной бутылки, разлетелось по ветру, утонуло. И он больше не хотел жить. Слишком устал.       Наверное, сегодня будет его последний день. Если не сдохнет от алкогольного отравления, то уж от передоза точно!       Заебался уже жить, как паскуда. Вес его грехов становится все ощутимей с каждым днем, все тяжелее и невыносимей. Хватит с него!       — Идем.       Снова тот самый бар. Уже знакомые удушливые запахи, окружившие в первую же секунду, как мужчина ступил внутрь. Но они больше не вызывают отвращения, ничего уже не вызывает в нем отвращения, кроме, разве что, себя самого. «Веришь ли ты в ад, Антон?» «А я в нем живу. Я в нем существую»       Если есть где-то на земле ад, то он был совершенно точно в этом месте! В этом проклятом месте, где грехи не замаливались, а утраивались. Где было позволено все — от беспорядочного секса, до героина, быстро впитывающегося в кровь через очередную инъекцию. Именно здесь заканчивалась жизнь, и начинались муки.       В голове неприятно шумело, по всему телу разливалась жгучая агония, заставляя руки и ноги дрожать в истерическом припадке. Боль полоснула по оголенным нервам, впитываясь в них, уничтожая остатки сознания, и уже с губ слетает истерический смех, заполняющий прокуренное помещение.       Мартен думает, что можно было бы достать сигарету, затянуться, но руки уже не слушаются, а просить некого — он здесь совершенно один. Все его оставили, ушли, сбежали. Он ведь стал шлюхой, зачем кому-то по собственной воле с ним быть, если теперь на его лицо без омерзения не взглянешь? Он упал так низко, что теперь и не подняться.       И снова смех раздирает его легкие.       И снова болезненный, но такой необходимый укол в вену…       Он сдохнет здесь!       Прямо здесь и сейчас. Поскорее бы…       Разлепив глаза, Мартен хочет в последний раз посмотреть на этот мир, очень надеясь, что по ту сторону будет легче. Разве может быть еще хуже, чем сейчас? Разве настоящий ад чем-то отличается от того, в котором он существует на данный момент?       Как оказалось, все в этом мире может быть.       Прямо перед ним появилось лицо Антона. Твою ж мать! Он почти забыл, как выглядит этот человек. Забыл его глаза, его губы, забыл какой у него голос… Но это видение прекрасно в своей неполноте, извращенности и дурмане. Его не может быть здесь. Это лишь игра умирающего сознания, воспаленного бесконечными вливаниями алкоголя и наркотиков. Не может Антон сейчас находиться в этом мерзком месте, не может смотреть на него с ужасом и волнением, не может говорить ему… что-то… А что-то он говорит? И говорит ли вообще? Его рот открывается и закрывается, наверное, Мартен даже чувствует прикосновения к своим щекам. Наверное, до его слуха доносятся взволнованные выкрики.       Но это лишь видение, а ему самому уже пора уходить.       Время пришло. И он страшно рад, что последнее, что он увидел перед смертью — любимое лицо.       Мартен странно чувствовал себя. Тело казалось легким, почти невесомым, словно перышко. Он парил где-то, рассекая воздух плавными взмахами крыльев, а по лицу пробегает взволнованный ветерок, принося прохладу и свежесть. Странно. Что с ним такое? Где он? Почему не может открыть глаза?       Состояние казалось удивительным, ведь, в последний раз, когда его мозг еще воспринимал действительность, он был у себя в квартире… А потом… Потом, вроде, он пошел в бар с кем-то. Да, с Крисом. Они пили, они…       Твою мать!       В сознание мощным потоком ворвались воспоминания о том, что происходило с ним за последние месяцы. Сколько он не выходил из запоя? А сколько он принимал наркотики?       Минутку. Стоп-стоп-стоп!       Разве он не должен был сдохнуть тогда, в баре? Ведь, подошел к краю. Взглянул в ту бездну, что черным и немигающим взглядом смотрела в его пустую душу. И он упал в нее. Упал, совершенно точно такое было! Он не может быть жив сейчас. Если только… «Веришь ли ты в рай, Антон?» «Бывает ли он?»       Уже через минуту размышлений, Мартен почувствовал, как первоначальная эйфория пропала, уступив место ломающей, ноющей боли во всем теле. От ног до головы. Словно его избили до полусмерти, бросив с высокого обрыва и оставили там умирать. Руки задрожали, когда он попытался хоть немного ими пошевелить. Не получилось, но он понял кое-что.       Его левую ладонь кто-то крепко сжимал. Приятное тепло окутывало ее, пробивалось сквозь неприятный холод боли.       Но кто же это?       У него никого не осталось. И рядом с ним в баре никого, кроме Криса не было. И вообще, где он? Что происходит?       Ужасно хотелось…       — …пить.       Это его голос. Тихий, севший до невозможности, и совершенно чужой.       Чьи-то руки аккуратно приподнимают его голову, поднося к губам стакан с прохладной водой. Он с жадностью начинает пить, чуть не захлебываясь и потом долго откашливаясь. Как же хорошо! Вновь что-то чувствовать.       — Поспи еще немного. Тебе надо набраться сил.       Этот голос…       Он столько раз воспроизводил его в своей голове, что теперь слышит повсюду. Но ведь Антона здесь не могло быть! Это очередной бред душевнобольного человека. Хотя, если уж так подумать, то он пока даже представления не имеет, где находится. Ясно только одно — он жив.       Дальше Мартен вновь окунулся в вязкий туман, по которому долго бродил в поисках выхода, крича и зовя на помощь. Его не слышали. Ему не отвечали. Темно и пусто вокруг, лишь где-то в отдалении слышались слабые голоса. Он пытался идти на них, срывался на бег, но потом понимал, что не может бежать, потому что ничего не чувствует. У него нет рук, нет ног, и он сам словно соткан из воздушных масс, которые постоянно сносит резкими порывами ветра.       Темнота понемногу уходит, рассеивается, как утренний туман, и Мартен теперь может видеть свет. Он режет глаза, заставляет морщиться и тяжело вздыхать.       Следом за светом приходит и тяжесть. Все его тело слишком тяжелое, неподъемное, и казалось, что на грудь ему водрузили огромный булыжник, мешающий дышать. Легкие покалывания в пальцах сменяются резкими и острыми болями, как будто кто-то ножи в них втыкает. Хочется закричать, позвать на помощь, но голос еще не принадлежит ему.       А совсем рядом снова раздается до боли знакомый голос:       — Все хорошо. Все будет хорошо.       И он верит ему. Потому что этот голос не станет врать. Потому что он — единственное, что еще удерживало сознание в этом мире.       И когда Мартен, наконец, открывает глаза, то понимает, что с некоторых пор поверил в существование рая. Ведь он жив, он чувствует, он дышит, а самое главное — видит. Небольшая светлая палата, с одним большим окном, возле которого и расположилась его койка. Больничная койка. Значит, его откачали в тот раз и привезли сюда? Интересно. Вокруг раздавалось мерное потрескивание и попискивание различных приборов, а к его рукам вело две трубочки — капельницы.       Повернув голову, Мартен чуть не задохнулся, в момент забывая как дышать. Сердце пропустило удар, еще один, еще, и начало казаться, что оно вовсе остановится, но через несколько долгих и мучительных секунд, запускается по новой.       Антон. Он уснул, сидя на стуле, облокотившись на кровать и крепко держа Мартена за руку. Их пальцы были переплетены. Так вот откуда-то самое тепло, что он чувствовал, пока был сознания!       — Антон, — он с трудом разлепил пересохшие губы, отозвавшиеся резкой, колющей болью. Видимо потрескались. Голос прозвучал очень тихо и жалобно, но его услышали. Мужчина вздрогнул, крепко сжав при этом руку Мартена и поднял голову. В серых, бесцветных глазах промелькнуло удивление, а следом и неподдельная радость. Он подскочил на месте, еще ближе придвигаясь, почти нависая над ним.       — Господи, Марти! Ты очнулся, слава богу! Я так волновался за тебя. Ты почти месяц не приходил в сознание. Что-то болит? Как руки? Ноги? Голова?       Он засыпал его вопросами, осторожно ощупывая каждый сантиметр тела, проходясь мягкими руками по плечам, по груди, словно желая убедиться, что тот в самом деле очнулся, и что с ним теперь все хорошо.       — Пить хочу, — опять едва слышно прошелестел его голос.       — Сейчас, минутку, — рука Антона потянулась к стоявшему на прикроватной тумбочке стакану. — Давай, я помогу.       Осторожно приподняв его голову, поднес стакан к губам. Знакомо. Так знакомо. Значит, в первый раз ему не приснилось, и Антон был с ним рядом все это время. Как же хорошо, как приятно ощущать себя живым. Но в груди что-то противно кольнуло, когда он вновь встретился с безликим взглядом.       Изменился. До неузнаваемости. Серое лицо, щетина, трясущиеся губы и блестящие глаза. От слез.       — Что произошло? — Мартен ничего не помнил, ему необходимо знать. Как он здесь очутился? Что вообще случилось с ним после того похода в бар?       — Марти, я… — голос задрожал и сорвался. Антон прикрыл глаза, опустил голову, прикасаясь разгоряченным лбом к прохладной ладони мужчины. — Прости меня, — выдохнув эти слова, он всхлипнул, не в силах что-либо еще произнести. Плечи подрагивали, и все его тело ощутимо дрожало.       Мартен закрыл глаза, впитывая в себя эти ощущения, давно забытые и похороненные. Его искалеченная душа трепыхалась в груди, рвалась наружу, желая обнять, прижать к себе, страдать вместе с тем, к кому так тянется. Успокоить, сказать о своей любви, о том как скучал и хотел увидеть. Но безумно страшно. Вдруг это лишь жалость? Вдруг он просто, в очередной раз, пожалел его?       Открыв глаза, Фуркад посмотрел на потолок. Так много всего хотелось сказать, а еще больше спросить. Он был на самом дне, трепыхался в дерьме и задыхался, а теперь… Его вытащили оттуда. Антон вытащил? Возможно ли, что теперь они в расчете?       — Это ты привез меня сюда? — голос теперь звучал чуть увереннее, немного окрепнув. — Ты?       — Да, — кивнул Антон, поднимая голову и разглядывая лежащего мужчину. — В ту ночь я шел к тебе… Хотел… Даже не знаю, чего я хотел. Наверное, поговорить, оправдаться, попросить прощения? — Губы предательски задрожали, в горле возник ком, и стало невыносимо больно вспоминать подробности той страшной ночи. — Я увидел, как ты шел с каким-то парнем… Тот бар… Чёрт, Марти, да там ведь настоящий притон! Как только тебя угораздило…       Он осекся, заметив слезы на любимом лице. Идиот! Какой же идиот! Протянув руку, мягко стер мокрые дорожки, погладив впалые щеки, отмечая насколько сильно он изменился. И в груди опять звенящая пустота от осознания собственной вины.       — Я ужасно испугался, когда увидел тебя там, — тихо продолжил Антон, вновь опуская голову и закрывая глаза, возвращаясь в то чудовищное место, — но я по-настоящему пришел в ужас, когда заметил шприц в твоей руке. Зачем, Марти? Почему?       Такая странная ирония судьбы. Теперь Антон задавал этот вопрос, теперь он требовал ответа, и не находил их. Сидит рядом, такой ранимый, сломленный, и сам такой… словно пустой, как сдувшийся воздушный шарик. Ему плохо. Очень плохо.       Сколько же раз Мартен мечтал об этом! Вот, Антон возвращается, просит у него прощения, обнимает и больше уже никогда не оставляет его. Они прошли через то испытание, выдержали его, и теперь впереди их будет ждать лишь светлое будущее, да дни, наполненные любовью и счастьем. Они забудут этот кошмар, научатся не вспоминать, не оглядываться. Они переступят через эту черную полосу.       Чтобы не происходило в жизни, и чтобы еще не произошло, но Мартен все равно любит. Сильно, до дрожи, до потери пульса. И он будет его любить. Но… Теперь ему предстояло копаться в себе, зализывать свои раны, нанесенные самим же собой. Он уже не сможет простить опрометчивого поступка, что в пьяном угаре совершил. И как сказать об этом любимому человеку, вернувшемуся к нему, готовому загладить вину за все злые слова? Как самому признаться в грехе, в падении в ад?       — Веришь ли ты в ад, Антон?       — Что? — подняв на него удивленный взгляд, мужчина нахмурился и посильнее наклонился к нему.       — Я все это время жил в аду, — тихо произнес Мартен, внимательно следя за каждым движением любимого, — и то, что я творил… невозможно простить. Я знаю, что ты снова уйдешь.       — Послушай, — тяжело вздохнув, прошептал Антон, беря его руку в свою и крепко сжимая, — позволь я сначала объясню тебе все. Понимаешь, в тот день, я правда сорвался. Но умоляю, поверь мне, что я никогда не изменял тебе! — горячо шептал он, вглядываясь в карие глаза, стараясь рассмотреть в них прощение и понимание. — Тот поцелуй действительно был ошибкой. Я сам не знаю почему так поступил! Просто, я безумно устал чувствовать себя обязанным тебе, за ту жизнь, что была все эти годы. Я злился, хотел чтобы ты понял меня, как тяжело и пусто становилось с каждым днем. Хотел сделать тебе больно… — он оборвал себя, тяжело сглотнув и переводя дыхание. — Но я наврал тебе, когда сказал, что не люблю. Это неправда, Марти.       Больше он говорить не мог, из глаз потекли слезы, и весь он словно сжался в маленький комочек, прислоняясь к груди Мартена и крепко обнимая того. Он уткнулся носом в его шею и застыл, молясь про себя, чтобы ему поверили, чтобы простили.       — Я слишком сильно тебя любил. Я и сейчас люблю, — добавил он шепотом, ощущая, как начинает дрожать. — И я страшно боюсь потерять тебя. Весь этот месяц я хотел вернуться, хотел позвонить, но думал, что ты теперь не простишь. Не примешь меня обратно.       Мартен закрыл глаза и просто слушал. Он был безумно счастлив. То, о чем даже мечтать боялся теперь сбывалось. Тот, ради кого он дышал и без которого не мыслил своей жизни рядом, обнимает, любит, возвращается. Да только слишком поздно. Сам Мартен накосячил по полной. »…я никогда не изменял тебе!»       Зато он изменил. Подло. Мерзко.       И не только это заставляло возвращаться с небес на землю. Но и осознание собственной ничтожности.       — Я простил тебя сразу, как только за тобой закрылась дверь. — Теперь пришел его черед исповедаться. — Я тоже должен тебе признаться, и если после этого ты возненавидишь меня, то я пойму.       — О чем ты? — нахмурился Антон, чуть приподнимаясь и заглядывая в его глаза. — Прошу, забудем о том, что случилось. Мы сможем.       Он наклоняется и целует его, мягко и нежно, так, как только он умеет. Проводит языком по верхней губе, прикусывает ее, проникает глубже, словно хочет раствориться в нем, растаять, исчезнуть в этом моменте. И рука поневоле тянется к его светлым волосам, пальцами зарываясь в непослушные пряди, утягивая в еще более глубокий и волнующий поцелуй.       — Я очень тебя люблю, — шепчет ему в губы Антон, проводя пальцами по щеке, — очень.       — И я тебя, — мягко улыбается ему Мартен. Он понимает, что, возможно, это последняя их встреча. Совсем скоро он будет смотреть в любимые глаза и читать в них презрение, ненависть, разочарование. Но поступить по-другому не может. Пусть этот поцелуй будет последним в его жизни, пусть он запомнит его надолго.       Чуть приподнявшись, Мартен обхватывает Антона за шею и тянет к себе, вновь срывая долгий и страстный поцелуй.       А потом он говорит. Долго говорит. Про свои запои, про первый раз, когда попробовал наркотики, чтобы забыться, и про Криса. Все это время он внимательно смотрел на своего парня, подмечая малейшее изменение в его лице, как дергается словно от удара током, когда речь заходит о сексе в баре. Серые глаза становятся пустыми и грустными, и сам Антон словно постарел на десять лет.       — Я во всем виноват, — произносит он после долгой паузы. — Только моя вина! Если бы не ушел тогда, ничего бы этого не произошло, и ты не убивал бы себя… Я просто чудовище!       Он схватился за свои волосы с такой силой, словно хотел вырвать их. С губ слетел мучительный стон. Резко поднявшись со стула, парень тяжело задышал:       — Я разрушил твою жизнь!       — Что? Нет! Постой, Антон! — он хотел еще что-то сказать, но его больше не слушали.       — Прости меня, прости, — шептал он, невидящим взглядом уставившись в пустоту перед собой. — Я действительно редкостная скотина. Тебе без меня будет лучше.       — Пожалуйста, не уходи! — крикнул ему вслед Мартен, ошарашенно глядя на закрытую дверь.       Почему Антон во всем винит себя? Это неправильно, так не должно быть. Он ему не изменял, в конце концов, и грехи Мартена во сто крат тяжелее и весомее. И только ему расплачиваться за содеянное.       На этот раз он не вернется. Теперь это действительно конец.       Реабилитация заняла еще две недели, в ходе которых Фуркад успел сто раз проклясть свой идиотский план по уничтожении собственной жизни. Теперь каждый день, проведенный в пьяном и наркотическом угаре, отзывается на его манере ходить, говорить, держать какой-либо предмет. Словно ребенок, еще не соображающий ничего, но с усердием напрягающийся и делающий первый шаг.       С ним работал психолог, нарколог, терапевт и еще куча докторов, ведь за столько короткий срок Мартен умудрился насобирать целый букет болячек. Благо еще не венерических! Хотя бы за это мог сказать себе спасибо.       Каждое утро он просыпался с мыслями об Антоне, засыпал с ними, ходил на физиотерапию представляя, как бы радовался за него любимый, подбадривал и тепло улыбался каждому успеху. Даже самому незначительному.       Ломку пережить удалось безболезненно, ведь большую часть Мартен провел в бессознательном состоянии, находясь между жизнью и смертью. Его тело и разум боролись, старались вылезти из той ямы, в которую загнал себя Фуркад, и это получилось. Пожалуй, его вовремя вытащили.       Антон вытащил.       Вспоминая его последние слова, мужчина не мог не поморщиться от тупой боли в груди. Да, в этой ситуации они оба оказались виноваты, оба накосячили так, что исправить уже невозможно. Вот только вина Мартена оказалась сильнее. Если Антон ограничился поцелуем, то сам Фуркад зашел гораздо дальше. И это сводило с ума! Нет, возвращаться к прежнему образу жизни он больше не собирался. Хватит с него одной смерти. Как прежде уже не будет никогда, но с этим ему придется научиться жить.       Возможно, когда-нибудь, он найдет Антона, как сделал это несколько лет назад.       Снова постарается завоевать его любовь и доверие. Это все возможно, ведь, чтобы у них не произошло, какой бы кризис не прошел через их отношения, но любовь была настоящей, а она просто так, по щелчку пальцев не проходит. И Мартен верит в это. Надеется. И только благодаря своим планам по возвращению любимого человека, ему удается пройти через весь курс, встать на ноги и, наконец, услышать долгожданные слова «Вы здоровы».       Ему вызвали такси, чтобы он спокойно мог добраться до своего дома. На улице было тепло, ярко светило солнце, и казалось, что все непременно наладится. Вернется покой и умиротворение, жизнь опять заиграет красками. Сейчас для Мартена было самым важным — найти Антона. Первым делом, когда он вернется на работу, то подключит все свои связи, всех знакомых, да если понадобится, то весь мир на уши поставит!       Открыв дверь своим ключом, мужчина переступил через порог, уже представляя в каком кошмаре сейчас окажется. В последний раз здесь был настоящий свинарник, а уж во что он превратился спустя месяц, то и представить страшно!       Однако, к огромному удивлению хозяина квартиры, здесь все сверкало чистотой. Вещи стояли на своих местах, аккуратно расставленные и разложенные, как было до всей этой истории. Полы вымыты, пыль протерта, даже окна сверкали так, словно новые поставили только вчера!       — Что за чёрт? — прошептал Мартен, разуваясь и проходя в гостиную.       Он окинул взглядом до боли знакомое помещение, в котором испытал столько счастья и столько разочарования. Это место видело все, хранило воспоминания о тех днях, когда они с Антоном любили друг друга, об их вечерних разговорах, об обволакивающей тишине и покое. Но еще здесь до сих пор витал запах сумасшествия, наркотического опьянения и громких криков безумия.       Зажмурившись, Мартен изо всех сил старается не дать волю своим слезам, что дрожат на самом краю ресниц. Медленно подходит к деревянному комоду (его тоже выбирал Антон), разглядывает фотографии, на которых они вдвоем. Везде счастливые и улыбающиеся. На каждой только они, не по одиночке, а вместе. Словно символ, скрепляющий их любовь, доказывающий, что они всегда должны были быть вместе. А то, что сейчас развело их по разные стороны, лишь временное испытание.       Взяв в руки одну рамку, Мартен проводит пальцем по стеклу, поглаживая изображенное там лицо Антона. Внутри опять тесно, возвращается тоска и начинает грызть его, словно желая добраться до сердца и уничтожить остатки той надежды, что еще хранилась в нем. Эти фотографии были надежно и аккуратно спрятаны в спальне, в комоде. Но теперь их кто-то достал. Может, он приходил? Увидеть бы… Хоть на минутку, хоть на пару секунд.       — Я так безумно скучаю по тебе, — шепчет мужчина, испытывая непреодолимое желание закурить. Но нельзя, он обещал сам себе, что с гнусным прошлым покончено. Ради него.       — И я очень соскучился!       От неожиданности Мартен чуть не уронил фотографию, успев ее поймать еще на лету, и тут же резко оборачивается, боясь, что ему послышалось. Но нет, не плод его больной фантазии, не галлюцинация, не видение. Стоит в дверном проеме, вытирает руки о полотенце с довольным и счастливым видом. Его улыбка потрясающая, и только ради нее можно было жизнь без остатка отдать!       — Пока ты долечивался я тут навел порядок, — спокойно произнес Антон, обводя рукой помещение, — хотел еще тебя навести, но уж слишком тут было грязно! Я еле отмыл полы. И чем только умудрился засрать…?       Мартен в одно мгновение оказался рядом, прижимая к себе и крепко обнимая. Тепло, хорошо, так спокойно. Чувствует, как его обнимают в ответ и выдыхает облегченно, словно камень упал с его измученной души.       — Останься со мной, — шепчет Мартен, внутренне замирая, содрогаясь от возможности услышать отрицательный ответ.       — Веришь ли ты в рай, Мартен? — в свою очередь спрашивает Антон, кладя руки тому на плечи и отстраняя от себя.       Подавив горестный вздох, тот опускает голову и сжимает кулаки. Наверное, его радость была преждевременной.       — А я вот теперь верю, — продолжает говорить Антон, проводя ладонью по его плечу, спускаясь ниже и сцепляя их пальцы в замок. — Только рядом с тобой я чувствую, что он существует.       Удивленно ахнув, Мартен поднимает отяжелевший взгляд на своего парня, который одной лишь фразой может либо убить, либо вознести на небеса. И он снова это делает. Воскрешает его душу, возвращает то, что казалось было давно утеряно, и та нежность, что плещется в серых глазах, может о многом рассказать.       — Я безумно тебя люблю, — шепчет Антон, мягко касаясь пальцами руки его чуть приоткрытых губ, — и буду каждый день доказывать это. Я помогу тебе забыть весь этот кошмар. Просто позволь мне…       Чуть приподняв его за подбородок он наклоняется и целует его. Нежно, тягуче, глубоко и с такой любовью, что не поверить во все это невозможно! Он действительно рядом, и действительно никуда больше не уйдет. Весь ужас прошедших недель сотрется из его памяти, ведь появятся новые, еще более яркие и счастливые моменты. И они будут настоящими.