***
Большой блестящий щит — единственное, что он забрал у Зеркального Рыцаря. Остальное рассыпалось на осколки, хрустевшие под ногами и звеневшие под проливным дождём. А хотелось — снять шлем, взглянуть на настоящее лицо. Узнать, есть ли оно, или остался лишь воплощённый долг — предназначение, уже бессмысленное, но до сих пор держащее душу в амальгамированных доспехах. Как и он сам, чьё сознание ещё не распалось только благодаря цели, к которой можно идти... Щит, хоть и достаточно крепкий, чтобы выдержать удар, всё равно показался ему хрупким. Не стекло, но нечто похожее на него, а значит, вряд ли надёжное. Предпочесть его старому доброму баклеру грубой отделки Проклятый не решился, несмотря на красоту и почти легендарную славу трофея. До того, как выявил удивительное свойство: его зеркальная поверхность отражала магию. Весьма полезное открытие, когда за тобой охотится безумный колдун. — Все беды от наивности, — вслух рассуждает тот, идя вдоль стены, за которой Проклятый таится с оружием наготове. — Ты освободил меня, приняв за одну из бедных зверушек, на которых придворный учёный ставил опыты. Ну конечно, ведь другой так трогательно всхлипывал в своём укромном уголке... Но гниющим мозгам без пяти минут Полого не дано сообразить, что иногда клетки предназначены для блага находящихся в них. И тех, кто по другую сторону решётки, тоже. Навлаан убивал его уже дважды, настигая в самых неожиданных местах. Позволить этому продолжаться он не может. С каждой смертью всё сложнее собрать осколки памяти и самосознания, и как никогда близка та, после которой возродится одна только пустая оболочка. — Ну, что же ты? Храбрый воин испугался дрожащего неудачника? Выходи! Мы с ним оба успели соскучиться! Проклятый перебегает за другой угол, уворачиваясь от тёмной вспышки. Надо точно рассчитать момент, когда перейти в наступление. Нельзя недооценивать противника. Пусть тот, в отличие от него, не защищён крепкой бронёй; пусть значительно уступает в выносливости — другая часть личности мага пыталась заморить себя голодом и бессонницей, чтобы у разделённого на двоих тела не осталось сил на злодеяния — но за беспечность он уже поплатился, а цена её высока. Преследователь не отстаёт. От очередного разряда увернуться не удаётся, но Проклятый вовремя закрывается зеркальным щитом, и заклятие рикошетит в сторону, будто арбалетный болт. Раньше безумец не был так болтлив. В первый раз и вовсе столкнул его в пропасть молча — только удовлетворённо расхохотался напоследок. Бремя одиночества и скуки? Простая издёвка? Как бы то ни было, во всём надо находить преимущество. Слушать. Смотреть. Наблюдать. Черпает и направляет опасную силу руками — ни посоха, ни иного катализатора. Так на ускользающей памяти Проклятого мог один лишь Агдейн, угрюмый хранитель склепа со странной иссиня-серой кожей. У этого — такая же... И прикрытое лентами лицо. Зачем?.. «Погаси свет, человек. Мы не приветствуем тех, кто приносит его сюда.» Он нападает со спины, срывая с мага капюшон. Отбрасывает в сторону. Ремни звякают позолоченными пряжками о полуразрушенную каменную стену. Навлаан оборачивается — в чёрных глазах злобно горят угольки алых зрачков — и вцепляется в забрало шлема. От неистового пламени Хаоса металл раскаляется за считанные мгновения. Если и есть в проклятии нежити хоть что-то хорошее помимо бессмертия, так это то, что оно притупляет боль. Сначала кажется, что плоть обугливается и слезает до кости. Но нет — обыкновенный ожог. В Железной Крепости бывало и хуже. Он отталкивает Навлаана и скидывает шлем. Лицом к лицу — теперь уж точно. Правильное время, правильное место. Не зря он столько водил преследователя кругами. Зеркало щита ловит яркий луч маяка — и отражает на врага. Тот невольно зажмуривается, прикрывшись обратной стороной ладони, и промедление позволяет Проклятому повалить его на землю. Верный меч крепко сжат в руке. Прости, тот, кто был встречен первым. Так будет лучше и для тебя, и для всех... Но маг вновь открывает глаза. И — видит. Лицо сосуда его души, искажённое гневом... и криком ужаса. Один смотрит, не в силах ничего сделать — а второй, отражённый в зеркале, начинает исступленно молотить кулаками с той стороны заколдованного стекла. Расходятся трещины. Разлетаются осколки.***
Обработать ожоги, собрать вещи — и нужно идти дальше. Щит, конечно, жаль. Но жизнь, безвозвратно утекающая, дороже. Лежащий вздрагивает. Проклятый снова хватается за оружие. Златотканая мантия придворного чародея заляпана грязью и засохшей кровью. Сбивчивое дыхание ловит прохладу тумана и сырость руин, пугающие непохожестью на привычное окружение. Во взгляде — робость и недоумение. — А ты ещё кто? Почему простой вопрос вызывает такую печаль?.. Проклятый не может понять. — Ах, да... Я тебя помню, — немного успокаивается Навлаан. — Говорил же, что не стоит пытаться мне помочь. Что с тобой случилось? Тебе больно?.. — Целовался с драконом, — ворчит тот. — Пригласил бы на свадьбу, да маменька против. Конечно, он помнит. Как и Агдейн, знающий по именам все сотни, а то и тысячи покойников, нашедших последнее пристанище в его склепе. Повелитель Могил дал живым дар смерти, а своим творениям — дар вечной памяти. И то, и другое считали проклятием... Пока не поняли, какое это благословение.