От печали до радости

Слэш
R
Завершён
5334
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
5334 Нравится 109 Отзывы 603 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      — Ми-и-ил! — орал Урод. — Мил-Мил-Мил-Мил-Ми-и-ил! — и тут же расплывался в улыбке. — Милё-о-онок мой!       — Я Милан, — тихо повторял Мил, что толку не имело.       Впрочем, Урод был всего лишь клиентом. Горластым, наглым и дурно воспитанным, но чаевые отстёгивал хорошие, вдрызг не напивался, рук не распускал, что даже странно было порой. В представлении Милана именно такие должны зажимать по углам, обдавая вонью из пасти, и говорить непременно что-то в духе: «Ну, не упрямься, детка! Вижу же, что сам хочешь». От Урода тоже разило периодически и Милана раздражало в нём всё, начиная от бритого затылка и заканчивая ботинками. Клички он дал всем завсегдатаям клуба почти без исключения. Кроме Урода, был ещё Гоблин, Козёл, Кретин и тому подобные.       Не то чтобы Мил боялся — охрана в клубе начеку, но всё равно противно. А при виде того, который с Уродом заявлялся, каждый раз хотелось бросить всё и уволиться. Его Милан называл про себя Вонючкой, за то, что с головы до ног обливался мерзкими духами и всё время громко спрашивал, когда же Мил свой поднос бросит и танцем у шеста порадует, на что остальная публика свистела и в ладоши хлопала.       — Попка какая! — заливался Вонючка. — Сосочки, наверно, розовые! А, Мил? Розовые? Покажи — порадуй стариков!       Щёки Милана заливала краска стыда, и руки начинали дрожать. А отвратный старикашка, что всегда садился слева от сцены, постоянно щипал — да с таким вывертом, что от боли слёзы из глаз брызгали. Но надо было губы в улыбке растягивать и задорно глядеть. Остальные, подвыпив, облизывали сальными взглядами и мололи всякий вздор.       — Ты на меня не гляди, — говорил хозяин клуба, не отвлекаясь от документов, когда Мил поначалу бегал с жалобами. — Тебя, чего, на сцене выдрючиваться заставляют? Дырку в приват-кабинках показывать? Ты у нас кто? Мальчик с подносом. Вот и подноси. Ущипнули его, скажи-и-ите пожалуйста…       — Но дядя…       — Не дядькай! Люди сюда развлекаться приходят, а на твою рожу глядя, только плакать хочется. Платят хорошо? Ну, то-то же! А от того, что по жопе шлёпают, ещё никто не помирал. Всё! Поднос в руки, улыбку на рожу — и работать!       Мил судорожно вздыхал и плёлся в зал.

***

      За целый год работы в стрип-клубе Милан не только не смог привыкнуть к хамоватым посетителям, но даже стеснялся смотреть на танцы омег, с которыми работал. Очень застенчивый по натуре, он заливался пунцовой краской от любого пошлого слова или непристойного жеста. И это делало его только ещё очаровательнее. Липли к Милану, как мухи к мёду, но что самое мерзкое — липли не столько клиенты, сколько свои же: охранники, бармены, бухгалтеры и админ. Лезли даже официанты и стриптизёры-омеги. Те не щипали, а, наоборот, гладили нежно, бесконечно лезли обнимать и даже на спичках разыгрывали, кому Милу после смены спинку в душе потереть. Мыться в общей душевой он перестал после первых же трёх дней работы. Переодевался не в раздевалке, а в кабинке туалета — тесной, но закрывающейся на замок.       Поставить приставал на место Мил не мог — совершенно терялся, начинал заикаться и лепетать что-то невнятное, чем ещё больше заводил персонал, и те усиливали атаку. Порой приставаниями доводили до слёз. Мил вырывался, запирался в туалете и долго сидел, успокаиваясь. Отревевшись и придя в себя, он выходил, натыкаясь на виноватые взгляды:       — Мил, чего ты! Ну пошутили, подумаешь. Иди, кофейку выпей, успокойся!       Мил кивал, моргая покрасневшими глазами, и робко садился к стойке. А на следующий день опять то же самое. Жаловаться дяде было бесполезно — отмахивался, как от надоедливой мухи. Да Милану и самому стыдно было каждый раз в кабинет бегать.       И уж чего он совсем не понимал, так это почему именно к нему так лезут альфы. Другие официанты были тоже очень миловидными, а уж по сравнению с танцовщиками их клуба, Милан казался себе серой мышкой. Он не подводил глаза и не мудрил с волосами, чтобы они кудрявились, предпочитая забирать их в хвост. Но альфы считали иначе, и нежные щёчки Милана и его длинные ресницы приводили их в восторг. Только вот выражали они это так, что хотелось от всех восторгов бежать на край света.       — К тебе не пристать нельзя, — сказал один из стриптизёров, подсаживаясь к Милу в баре, как-то под утро, когда последний посетитель ушёл и клуб закрылся до следующего вечера. — У тебя на моське это большими печатными буквами написано.       — Что написано? Чтоб лезли? Я хоть раз повод дал?       — Ты от нас сильно отличаешься, — продолжал Генка. — Ты другой. Вон, Эда возьми… — и он кивнул на омегу, что сидел неподалёку, разглядывая себя в зеркальце.       — Он красивый…       — У него красота порочная, глаза блядские, губищи вон какие… Как только соску отняли — сразу хуй в рот взял. А у тебя всё наоборот. Ну как есть незабудка нежная. Мы тут все охренели, когда ты в первый раз пришёл. Прям ангел непорочный в нашу клоаку с неба спустился. Ресничками своими — хлоп-хлоп… Мне самому, порой, тебя потискать хочется.       Мил торопливо отодвинулся, но Генка, хохотнув, дёрнул его назад.       — Тебе бы в самом деле в какой-нибудь библиотеке сидеть или цветочки в оранжерее выращивать. А ты тут, в самом рассаднике порока. Добро бы ещё клуб приличный был, как в центре, а то ведь дыра дырой! Сюда и альфы нормальные не заглядывают — одно быдло пьяное. Послал бы один раз как следует — глядишь и отвалили бы. А ты жмёшься, ещё больше всех распаляешь. Чего не уволишься, если так плохо?       — Уволиться, — вздыхал Милан. — Я ведь в институт поступать приехал. Экзамены завалил — домой стыдно возвращаться. Да и работу хорошую там не найдёшь. Я родителям пообещал, что у дяди буду под присмотром.       Генка фыркнул:       — Дядя! Этот дядя за рубль отца родного продаст, а на тебя и вовсе насрать. Ты выделяешься среди всех, и твоему дядьке нравится, что среди официантов такой няша-недотрога ходит. Знаешь, до тебя тут был один такой же. Ходил, шарахался, и всё время ручки так складывал, будто молиться собрался. Ух на него наши озабоченные велись!       — И где он?       — А-а-а… — Генка рукой махнул. — Я же говорю: он только с виду тихоней был, а сам после смены давал всем подряд. А ты настоящий. И вообще, тебе замуж надо, — с умным видом добавил он. — Таким, как ты, только дома сидеть и детей воспитывать. Но здесь ты себе мужа не найдёшь. Дождёшься только, что нагнут где-нить за углом и присунут. А родители, вообще, в курсе, каким клубом твой дядька заведует?       — Нет. Дядя — папин четвероюродный брат. Они с детства не виделись…       — И, небось, уверены, что в кафе мороженку разносишь.       Милан невесело усмехнулся. Дядя так расписал его новую должность, что Мил согласился не думая.       — Дел-то! — беспечно говорил дядя. — Улыбайся да стаканы с пойлом подавай. Зарплату хорошую положу — и никакой институт не нужен станет. Дел-то!       Работа оказалась нелёгкой. Набегавшись за ночь, ноги гудели, голова от криков и громкой музыки раскалывалась, и деньги уже не радовали. Новую работу он искал, конечно, но для омеги из глубинки найти что-то стоящее оказалось почти невозможно. Всё те же официанты в забегаловках, полотёры и курьеры, но там платили гораздо меньше, и на собственное, отдельное жильё не хватило бы. Милан снял чудесную квартиру в тихом районе, и в выходные он даже из дома не выходил, лишь бы никого не видеть.       Потом снова его смена, пьяные рожи любителей танцев у шеста, бег с подносом, подмигивания бармена, вышибал и диджея. Бегать он со временем привык и к громкой музыке — тоже, а вот к приставаниям и липким взглядам — так и не смог.

***

      — Жаль, я не художник, — говорил небритый детина, беря у Мила стакан. — Я бы картину с тебя писал.       — А я б статую лепил! — гаркнул над его ухом Урод и заржал, видя, как Милан дёрнулся от неожиданности. — Чего носик кривишь? Я, может, только ради тебя и прихожу сюда, а он нос воротит! Ну хоть бы раз улыбнулся!       — Иди к дяде на коленочки, — звал Вонючка, пытаясь поймать его за руку. — Дядя детку не обидит. Не хочет! Ну что ты будешь с этим недотрогой делать?       Милан отвернулся и, вдруг получив смачный шлепок от Вонючки, пролетел несколько шагов и врезался в Сашу — другого официанта. Тот не удержал поднос, и рюмки со звоном посыпались на пол.

***

      Десять минут спустя он ворвался в комнату отдыха и упал на стул.       — Всё! Я больше не могу!       Эд, попивая минералку, поинтересовался:       — Что, опять достали? Кто на сей раз нашу лапочку обидел?       — Да этот… ароматный, — пояснил зашедший следом Сашка. — Разошёлся сегодня что-то. Напугал, Миланчик? — засюсюкал он. — Не психуй — попей сладенького.       Взяв банку с «Фантой», тряхнул. И вдруг, направив её в сторону Милана, чпокнул крышкой. Оранжевый фонтан вырвался наружу, и через секунду Милан был весь в липкой, сладкой жидкости. Мил взвизгнул. Рубашка, брюки — всё оказалось испачкано.       — Дебил, что ли? — Эд всплеснул руками, бросаясь к омеге. — Чего творишь-то?       Сашка ухмыльнулся:       — Тёплое — зараза! Мил, прости.       Милан растерянно вытирал лицо, куда тоже попало.       — Ну, чего переживаешь? У тебя же сменка есть, — успокоил Эд, и, повернувшись к Сашке, многозначительно постучал по лбу. — Как есть придурок! Мил, дуй в душ, пока ещё народу мало, а то хозяин опять разорётся. Он и так бешеный последние дни.       Эд схватил Милана под руку и потащил в душевую. Растерявшийся Мил не возражал. Опомнился уже в кабинке, когда, пролезший туда Сашка, раздевать его начал.       — Иди-иди отсюда, — турнул его Эд. — Напомогался уже. Давай сюда мокрое, — скомандовал он. — Чистое на скамейку положу. И полотенце туда же, — и тоже вышел.       Милан шагнул под горячие струи. В душе всегда хотелось долго стоять и балдеть, но сейчас времени не было. Быстро вымывшись, он вышел из кабинки и разинул рот.       Ни одежды, ни полотенца не было. На скамейке одиноко лежала лишь серебристая тряпочка, и Милан, холодея, её узнал. Стринги. Такие он видел каждую ночь на бёдрах омег-танцовщиков. Блестящий мешочек для хозяйства и тонкие верёвочки. Думая, что это шутка, он заглянул в другие кабинки, ожидая, что там прячется Эд или Сашка, трясясь от смеха, но никого не было, и затрясло самого Мила. Бросился к двери и выглянул в коридор — пусто.       Захлопнув дверь, он заметался по душевой, вновь заглядывал в кабинки, словно думая, что там кто-то сейчас появится, и, запустив пальцы в волосы, застонал от отчаяния. Всё, выходит, было спланировано заранее. Сашка нарочно облил, и теперь с ребятами сидел где-то, надрываясь от хохота.       — И как я, дурак, не догадался? — прошептал Милан. — Этого давно следовало ожидать.       Выхода не было. Нужно было идти искать ребят и униженно просить одежду. Наверняка ещё на видео снимут и в сеть выложат. Об этом Милан не хотел даже думать. Путаясь в верёвочках, надел стринги и вышел в коридор. На цыпочках побежал к раздевалке, толкнулся — заперто. В следующую дверь — тоже. Уборная для танцовщиков, комната отдыха — а ведь там всегда кто-то торчал, туалеты и даже каморка, где уборщик хранил свой инвентарь, — всё было закрыто.       В первую очередь Милан подумал о дяде. Ему только рявкнуть — и всё вернут. И тут Мил застонал. Дядин кабинет с бухгалтерией был в другой части клуба, и попасть туда, не минуя зал, было невозможно. Омега вернулся в душевую и опустился на скамью. Оставалось или сидеть тут до победного или… об этом страшно было даже думать. Зал, полный разгорячённых альф, и их возгласы, долетающие даже сюда, и появление Милана практически в чём отец родил… Но сидеть в душевой, накручивая себя, ещё хуже. И сколько сидеть? До утра? А работа?       — Ну и пусть. Сам виноват, что дурак такой.       Выйдя из душевой, он снова прошёл по коридору, дойдя до двери в зал, и ноги словно к полу приросли. Тут же представились ухмыляющиеся лица бармена, официантов, охраны и остальных. Как будут доводить и глумиться потом. Милан стиснул зубы и открыл дверь.       Глядя перед собой, быстрым шагом мимо сцены, мимо столиков, едва не сбив кого-то с ног. Почти добрался до противоположной стены, и вдруг кто-то из альф схватил за руку. Милан даже не разглядел лица.       — Новенький, что ли? Ребят, гляди какой! А чего не на сцене?       Милан дёрнул рукой, отпрыгнул и врезался ещё в кого-то.       — Глазам не верю! Миланчик! — загоготал Вонючка. — Переквалифицировался никак? Правильно, давно пора.       — Пустите! — крикнул Мил. — Мне пройти надо!       — Э, нет, сладенький. Тебе теперь только туда, — и альфа кивнул в сторону сцены. — А может, приват-танец заказать?       Горячая рука провела по попе и сжала так сильно, что Мил вскрикнул. Вонючка заржал ещё громче, и вокруг другие альфы сгрудились. Жадно разглядывали, тянули лапы, и Мил отчаянно отбивался, отталкивая мужчин. Глаза застилали слёзы, а ноздри забивал запах распалённых альф.       — Не трогайте, — захлёбывался он. — Отпустите!       За спинами альф два охранника. В другой раз они уже расшвыривали бы толпу, а сейчас довольно улыбались, сложив руки на груди. Тут же парочка официантов — таких же радостных.       — Ты чего? Плачешь? Да мы всё оплатим, лапуля ты наша. Давай, станцуй уже, — проревел Вонючка, и вдруг его смело в сторону, а на плечи Милана упала куртка.       — Какого чёрта ты голый?       Мил поднял голову. Сквозь пелену слёз он почти ничего не видел, а как вытер глаза — перед ним появилось нахмуренное лицо Урода.       — Я… они… одежда моя… — пролепетал Мил.       — Понятно, — процедил Урод. Взял Мила за плечо и, расталкивая остальных, подошёл к бару. — Шмотки его где? По роже вижу, что знаешь!       Бармен втянул голову в плечи:       — На складе со спиртным… Ребята спрятали… Мы пошутили просто.       — За такие шутки ноги выдирают. Где этот склад?       Не выпуская плеча Милана, Урод прошёл с ним в служебный коридор. Дверь в подсобку была уже открыта, и Сашка с Эдом у дверей с застывшими, растерянными улыбками.       — Ну? — угрожающе сказал Урод. — Ждать долго?       — Вот-вот, — тут же засуетились оба. — Его мокрое — мы тут чистое приготовили. Ботиночки… Мил, ты не подумай…       — Заткнулись! — рявкнул Урод. — Успеете ещё извиниться… Если зубы целы останутся. Хули вылупились? — сверкнул он глазами. — А ну вон отсюда! А ты одевайся, — тут же спокойно обратился к Милу.       Трясущиеся руки не слушались, и Урод сам натянул на него рубашку и брюки. Взяв под мышки, легко поднял, усадил на стол и обул.       — Пойдём, нечего тебе тут делать.       — Но работа…       — На сегодня наработался. Пусть вот этот шутник за тебя поработает.       В дверях столкнулись с хозяином, но дядя не сказал ничего. Ошалело хлопая глазами, отступил в сторону и пропустил. В зале их так же провожали изумлёнными взглядами.       — Ты живешь-то где? — спросил Урод уже на улице. — Я отвезу.       Мил словно очнулся.       — Не надо… Я сам…       — С усам, — перебил Урод. — Адрес говори.       У Урода оказался большущий байк, и Мил почему-то не удивился. Такому альфе и зверюга под стать. Он уселся сзади, обхватив альфу, и прижался щекой к спине. Как домчались, Милан не помнил. Только ветер свистел в ушах и перед глазами всё ещё расплывалось.       — Ну вот и доехали, — сказал Урод. — Сам дойдешь?       Мил провёл рукой по карманам и ойкнул:       — Ключи! Одежда-то не моя!       Урод засмеялся:       — Теперь, хочешь-не хочешь, а придётся ко мне.       — Нет, — испуганный Милан аж отступил. — У соседей есть запасные. Я позвоню…       — Во-первых, сейчас час ночи. А во-вторых, ты в зеркало себя видел? Лицо — краше только в гроб кладут. Они же решат, что я тебя изнасиловал.       Мил слабо улыбнулся и потёр щеки.       — Поехали ко мне, — твёрдо сказал альфа. — Меня не бойся — не съем.       Мил замотал головой, но мужчина и сказать не дал. Усадил на своего чёрного зверя — и снова ветер, ночные улицы и широкая спина, к которой прижата щека.

***

      У Урода оказалась приличная и, главное, очень чистая квартира. Милан, уже пришедший в себя, удивлённо оглядывался.       — А как тебя зовут? — опомнился он.       — Григорий. Все зовут Гри. И ты зови. А то «уродом» как-то…       Милан покраснел так, что уши запылали:       — Я… Я вовсе так не звал!       — Да? — весело оскалился Гри. — Показалось, значит.       Мил не знал, куда глаза прятать. Замялся, залепетал что-то невнятное, но Гри отмахнулся и, усадив омегу, велел рассказывать. Мил горько вздохнул и принялся путано объяснять.       — Вышел, а вещей нет. Только эти… — и поморщился. — И все двери заперли. Я и туда, и сюда. Хотел к дяде в кабинет, а надо через зал пройти…       — У тебя дядя здесь работает?       — Ну да, он хозяин.       — Обалдеть! — изумился Гри. — Племяннику получше не мог место найти?       — Да нормальное, — замялся Мил. — Если бы не лезли…       Гри хохотнул:       — Без этого нельзя!       — К другим почему-то не лезут, — нахохлился Милан.       — Ты — не другие, ты особенный. Как мотылёк в паучьем логове — каждый свою сеть забросить норовит.       — И ты?       — И я, а чего ж! Я ведь говорил, только ради тебя и приходил. В твою смену, — Гри хлопнул себя по коленкам. — Ну, это было явление — я тебе скажу! Глазищи — во! Белый весь и голый.       — Я в трусах был, — обиженно сказал Милан.       — От трусов там одно название! Я к тебе еле пробился.       Мил взял его за руку и сжал.       — Спасибо! Если бы не ты… Мне это теперь в кошмарах до конца жизни будет сниться.       — Не будет. А если ещё чего выкинут, эти твои… я им кошмары обеспечу во сне и наяву. А вообще, тебе там не место.       Спать Милану Гри постелил на диване. Выделил свою майку, и Мил, путаясь в ней и наступая на край коленками, забрался в постель.       — Ты ещё будешь приходить? — застенчиво спросил он.       — А то! Только чего ж просто так приходить? Знаешь… Может, оно и к лучшему, что так вышло. Не, я этих хмырей не оправдываю. Но рано или поздно я бы тебя всё равно, наверное, увёз. А теперь вроде как герой, — он засмеялся. — Героям свидание полагается?       — Со мной? — удивился Милан.       — Не с дядей же! Буду доказывать, что не урод.       Мил почувствовал, что уши снова начинают пылать.       — Прости меня…       — Да чё, сам виноват. К вам заходишь, запах такой, омеги… — Гри фыркнул. — В трусах. И ты бегаешь. Сам не свой делаюсь. Так ты как? Не против?       Милан вздохнул и улыбнулся в темноту.       — Нет.

***

      Появления его на работе ждали — пунктуальный Милан всегда приходил минута в минуту. Гри ссадил его с мотоцикла.       — И пусть только подойдут или скажут чего… — повторил он. И голос повысил, чтоб другие услышали. — Понятно объяснил?       Погрозил выглядывающему из дверей персоналу кулаком, и, взревев, байк умчался. Милан вздохнул и гордо направился к клубу.       — Мил… Ты чего, у этого ночевал?       — Не ваше дело!       — Слушай, — плёлся за ним Сашка. — Не сердись, а? Глупая шутка…       — Не сомневаюсь, что вам было очень весело.       — Ну прости!       — Надоело мне вас прощать, — бросил Милан. В туалете, как всегда, переодеваться не стал. Бросил рюкзачок в шкафчик и стал снимать куртку. — Что, кто-то снова хочет мне помочь?       И раздевалка мигом опустела. Сашка ещё помялся в дверях.       — А тронете ещё хоть пальцем, я Гри позвоню.       И официанта как ветром сдуло.

***

      Работать по-прежнему было тяжело. И ноги уставали, и спина разламывалась, музыка раздражала и сальные взгляды исподтишка. Но теперь только исподтишка, потому что у дальней стены сидел Гри, и, не обращая внимания на сцену, сжимал кулаки на каждого, кто свой взгляд на его омеге чуть дольше положенного задерживал. Правда, мучился Милан всего две недели, пока «по собственному» отрабатывал. Дяде отпускать Мила не хотелось, но, напоровшись на взгляд Гри, вздохнул:       — Что родителям твоим теперь скажу?       — Сам скажет, — перебил Гри. — Он теперь жениха должен слушаться, а не родителей. Я ему нормальную работу нашёл — будет до свадьбы в батиной лавке цветочками торговать.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.