Свет рядом с сердцем

Нежный вутайский шёлк покрывал постель подобно тонкому слою свежевыпавшего снега и приглушённый свет матового шара, висевшего над изголовьем, рассыпался по нему крохотными искорками. На тёмном полу мятой ледяной глыбой застыла подушка. Несколько острых бликов обводили контур зеркала. В углах таился густой сумрак, созданный угасшим зимним днём и плотными шторами. В центре шёлковой равнины лежал обнажённый мужчина. Его тело было совершенным. Стройные ноги, узкие бёдра, плоский живот, широкие плечи. Длинные серебристые волосы прихотливой путаницей расползлись по искрящейся белоснежности; кончики тонких пальцев изредка едва заметно шевелились. Веки мужчины были сомкнуты, мышцы расслаблены, дыхание размеренно, но он не спал, а словно чего-то ждал. Сидящий возле него черноволосый молодой человек некоторое время задумчиво рассматривал партнёра, затем его ладонь скользнула вдоль ноги, погладила внутреннюю сторону бедра, лаская чувствительные места, и накрыла безразличную плоть. Губы и язык нарисовали на гладкой коже влажные узоры, желая добавить толчков сердцу и ускорить ток крови. - Ты сегодня несколько холоден. Это так непривычно, - черноволосый неторопливо сменил позу. – Тебя что-то беспокоит? Молодой человек наклонился и, проложив по шее мужчины дорожку из коротких поцелуев, приник к его груди, пытаясь уловить изменение ритма. Тщетно. Пульс лежащего не сбился ни на долю секунды, но уголок закрытого глаза всё же слегка дёрнулся. Мужчина немного приподнял веки и тотчас опустил их, отгораживаясь красноватой темнотой от реальности, потому что ощутил непреодолимое отвращение к происходящему. Мгновенный приступ внутренней ярости вырвал сердце из состояния апатии и оно ударило по телу горячей волной. Нечто неосознанное и неконтролируемое хлынуло под рёбра, скомкалось в жгучий клубок, перемешалось и разлилось по венам, готовое вырваться и уничтожить всё, что окажется на пути. Под веками запульсировало. Темнота вздрогнула и начала наливаться багровым. Зародившиеся в висках импульсы острой боли пронзили голову, заставив челюсти сжаться, и на секунду исказив лицо. Тонкие пальцы впились в вутайский шёлк с такой силой, что в ткани образовались прорехи. Глаза мужчины широко распахнулись и он тяжело посмотрел на пристроившегося на нём черноволосого. Тот ответил игривой и чарующей снаружи, но пустой внутри улыбкой. *** Они познакомились около трёх месяцев назад, в начале декабря. Черноволосый появился в его кабинете с документами, требующими заверения одним из старших офицеров. Услышав из интеркома: «Господин генерал, к вам из отдела снабжения», Сефирот бросил: «Пусть войдёт» и, оторвавшись от своих бумаг, увидел молодого человека, похожего на тех холёных красавцев, коими пестрят рекламные плакаты и глянцевые журналы. Посетитель поздоровался и, приятно улыбаясь, протянул хозяину кабинета папку. Коротко кивнув в ответ, генерал размашисто подписал каждый лист, и снабженец ушёл, напоследок окинув Сефирота оценивающим взглядом. Впоследствии генерал, проходя по коридорам Шинра-Билдинга, неоднократно сталкивался с этим молодым человеком. В ответ на сопровождаемое неизменной белозубой улыбкой приветствие он делал едва заметное движение головой и шёл дальше, не замедляя шага, но в одну из таких встреч снабженец его задержал. - Сэр. Сефирот остановился и медленно обернулся. Вопросительный взгляд черноволосый встретил, привычно улыбаясь. - Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Серебристые брови сдвинулись к переносице и таившиеся под ними тени сгустились. Стоящий перед генералом журнальный красавец словно нарочно выбрал самый неподходящий момент. У Сефирота была масса текущих дел, к тому же в вутайских горах пропала группа солджеров и сопровождаемых ими техников, направленных для проверки мако-реактора, и ему предстояло подготовить поисковый отряд. - Несколько минут, - повторил по-прежнему улыбающийся снабженец. Взгляд из вопросительного стал пронзительно-ледяным. Ярко вспыхнувшая радужка обволокла сузившиеся вертикали зрачков, обещая навязчивому собеседнику неприятности, но у того не дрогнул ни один мускул на лице, и генерал неожиданно ощутил лёгкий интерес. - В конце дня. Сейчас я занят. - Благодарю вас, сэр, - молодой человек выразительно скользнул глазами по затянутой в чёрную кожу фигуре. – Я не заставлю себя ждать. Позже, рассеянно перебирая анкеты желающих влиться в ряды элитного подразделения – отбор был его обязанностью, – Сефирот вспомнил этот взгляд и скривил губы в усмешке. - Довольно самоуверенный тип. Он взял очередной лист плотной бумаги с прикреплённой к нему фотографией. Со снимка на генерала напряжённо смотрел светловолосый вихрастый паренёк, никак не тянувший на указанный возраст. Ознакомившись с результатами тестирования, Сефирот со вздохом откинулся на спинку кресла. - Дети окраин, выросшие среди зелёных лугов и высоких гор, пившие чистую воду и дышавшие чистым воздухом… Ослеплённые сиянием столицы, вы оставляете близких людей и родные места, и летите сюда, чтобы быть поглощёнными этим ненасытным городом, каждый год калечащим и убивающем десятки подобных вам. Призрачные крылья ваших юных надежд сгорают в манящих огнях Мидгара, оставляя ваши измученные тела там, где они упадут: казармах, клетках съёмных квартир или грязных трущобах, лишённых солнечного света. Почему вы так жаждете лишиться свободы? Он отшвырнул документы и те беспорядочно рассыпались по блестящей поверхности столешницы. Верхний лист, тот самый, с фотографией вихрастого парнишки, скользнул к краю и мягко спланировал на пол, но генерал этого не заметил, потому что его внимание переключилось на вошедшего в кабинет человека. - Добрый вечер, сэр. Сефирот ответил не сразу, но через какое-то время всё же кивнул и, заранее зная ответ, прохладно поинтересовался: - Ты хочешь, чтобы я стал твоим любовником? - Партнёром, - с неизменной улыбкой уточнил снабженец. – К чему усложнять, приплетая чувства? Только удовольствие и никаких обязательств. Генерал сложил руки на груди. - Решил добавить моё имя в свою коллекцию? Вопрос прозвучал насмешливо, как будто предложение посетителя всего лишь позабавило хозяина кабинета, но в бархатном баритоне отчётливо слышались жёсткие нотки. «Не слишком ли велик кусок?». Но снабженца не смутили ни явный, ни скрытый вопросы. Он подошёл ближе и без приглашения сел в одно из стоящих возле стола кресел. - Почему нет? Все, с кем я делил постель, были подобны различным драгоценным камням. Вы можете стать тем бриллиантом, что затмит остальных. - Ну хоть не экземпляром, - фыркнул Сефирот. - Я не стану восхвалять ваши достоинства или рассказывать о своих, - продолжил его собеседник. – Оставим слова женщинам. Мужчинам приличествуют дела. Перед генералом легла визитка из простой белой бумаги, на которой были напечатаны имя и телефон. - Вы не будете разочарованы, - понизив голос, произнёс черноволосый и, многообещающе улыбнувшись, встал. – Благодарю за уделённое мне время. Проводив посетителя взглядом, Сефирот небрежно смахнул карточку в ящик и снова занялся кандидатами в солджеры. Через несколько дней, когда генерал старался приглушить тревогу за отправившихся в Вутай ребят – связь была отвратительной – бутылкой коньяка и бесцельным перебором бумажного хлама в ящиках стола, белый прямоугольник с незнакомым именем и строчкой цифр попался ему на глаза. - Не разочаруешь, значит? Он взял хрустальный стакан за края и поднёс к лампе, словно желая полюбоваться радужной игрой света на резных гранях, но не продержал его в таком положении и пяти секунд. Янтарное тепло одарило язык всеми вкусовыми оттенками благородного напитка многолетней выдержки, обволокло, приятно обожгло горло, устремилось внутрь и… бесследно сгинуло. Организм Сефирота полностью нейтрализовал любое спиртное и единственным последствием возлияний была всего лишь кратковременная нечёткость зрения. Солджер обвёл долгим взглядом колеблющийся в мутной дымке кабинет, посмотрел на пустую бутылку и снова нашёл белый прямоугольник визитки. - Не разочаруешь? Цифры и буквы, выглядевшие двумя смазанными полосками, вдруг стали предельно чёткими и генерал со всей силы ударил кулаком по столу, а затем, чудом не задев лампу, сбросил всё, что на нём лежало, на пол. - Что ты знаешь о разочаровании?! Ты не ждал!.. Он не договорил. За грудиной стало тяжело и жарко, словно его тревога внезапно материализовалась и угнездилась под рёбрами увесистым раскалённым булыжником. Сердце бухнуло и стало огромным, выдавив из лёгких воздух. Голову сжали невидимые клещи. Сефирот рванул застёжки плаща и сунул руку под форменный пояс. Пульсация в животе соединилась с гулким биением в висках и генералу вдруг показалось, что ещё несколько мгновений и удары войдут в резонанс, и тогда… Он представил, как лопаются сосуды, как растекается кровь, как умирает лишённый питания мозг. Он увидел своё бледное до синевы мёртвое тело, лежащее на холодном блестящем столе, вскрытый череп, тёмно-красные засыхающие пятна. И Ходжо, склонившегося над ним со скальпелем. А что потом? Морозильная камера, куда профессор поместит его, чтобы в дальнейшем использовать для своих отвратительных опытов, или крематорий для ставших непригодными образцов? Внутренний взор подробно, до мельчайших деталей нарисовал генералу металлическую капсулу с прозрачным верхом, серое лицо, мёрзлые синие губы, тёмные провалы глазниц, похожие на ворох сухой травы волосы, и тут же льдистый блеск стекла и металла сменился пылающим зевом печи крематория. Омерзение окатило Сефирота холодной волной, заставив вздрогнуть. - Нет, только не так. Он вскочил и заметался по комнате, задевая мебель. Притаившиеся под форменным поясом пальцы скрючились и до боли впились в кожу, затылок и плечи словно налились свинцом. Шуршала под ногами бумага, с хрустом ломался пластик. Отлетевший в угол стакан жалобно звякнул и раскололся пополам. Генерал остановился и дёрнулся на звук. - Мне нужно отвлечься. Не думать. Я не хочу ни о чём думать. Он обшарил глазами пол возле стола и почти сразу заметил лежащий под креслом маленький белый прямоугольник. - Не разочаруй. Ожидание скрасила очередная бутылка. Сефирот полулежал на небольшом диване, забросив обе ноги на боковую спинку, и против воли смотрел в самый тёмный угол. Под воздействием спиртного тот казался заполненным клубящимся мраком и, как только тени замирали, генерал делал следующий глоток, чтобы оживить их. Дверь в кабинет открылась почти бесшумно, такими же были и шаги. Не глядя на вошедшего человека, генерал сказал: - Я хочу забыть. Обо всём. Черноволосый снабженец понимающе улыбнулся. - Да, сэр. - Если у тебя получится, - Сефирот скривил уголок рта, - то в твоей коллекции станет на один драгоценный камень больше. - Вы будете самым великолепным, сэр, - отозвался молодой человек, опускаясь возле дивана на колени. Пряжки формы солджера первого класса щёлкнули одна за другой. Алан казался неплохим партнёром. Умелый в постели, он быстро выяснил, что генералу нравится, а что нет, и всегда старался доставить максимальное удовлетворение. Он не заговаривал об активной позиции, постоянно находился в хорошем настроении и был честен, сразу определив периодичность встреч – два-три раза в неделю по предварительной договорённости. Всё по плану, всё так, как он сказал. Только удовольствие и никаких чувств. В служебное время ничего личного. Обращение на «ты» только наедине. Совместные ночёвки, выходные, загородные прогулки и тому подобные вещи не рассматриваются – он не заинтересован. Только удовольствие. Без обязательств, вопросов и лишних разговоров. Генерал уже начал привыкать к даруемому сексом забвению и некоей лёгкости бытия в настоящем, и не хотел думать о том времени, в котором снова будет пусто. А оно наступит. Обязательно. - С завтрашнего дня начнутся рождественские вечеринки. Я буду занят. Молодой человек тщательно осмотрел своё отражение в большом зеркале, поправил галстук и повернулся к Сефироту, уловив молчаливый вопрос. - Полезные знакомства лишними не бывают, а подобные мероприятия – хороший способ их приобрести и продолжить. Конечно, получается не всегда, но нельзя упускать ни одной возможности. Я не собираюсь до седых волос сидеть в списках текстильных изделий, обуви и канцелярских товаров. - Понятно, - сухо произнёс генерал, вставая с постели и набрасывая халат. Он старался выглядеть спокойным и даже равнодушным, старался удержать маску до того момента, когда останется в одиночестве. - Я напишу, когда буду свободен, - Алан привычно улыбнулся и помахал ладонью, прощаясь. – Желаю приятно провести время. Тихий щелчок входной двери Сефирот не услышал, а словно ощутил всем телом. Поддавшись на мгновение импульсу, он порывисто шагнул вперёд, но тут же остановился. «Перестань. Ты всё знал с самого начала. Ты даже не полезное знакомство. Вряд ли этот красавчик захочет стать солджером». Качнувшись назад, генерал плашмя упал на кровать и закрыл лицо руками. Каждый раз, когда приближались зимние праздники, в душе Сефирота появлялась скрывающаяся за внешним безразличием надежда – вдруг в следующем году что-то изменится и жизнь действительно станет жизнью, а не существованием во имя целей Корпорации. Что он встретит кого-то особенного. Того, кто увидит в нём просто человека. Того, кто поможет не забыть, а принять. Того, кому он сможет верить. И каждый раз, всё глубже погружаясь в одиночество, он проклинал себя за эту надежду. - На что ты рассчитываешь? Первые слова генерал почти прошептал, но затем заговорил в полный голос. - Кто сможет тебя понять, если ты сам не в состоянии разобраться в себе? Ты хочешь видеть кого-то рядом и одновременно боишься. Признайся же, ты боишься серьёзных отношений, поэтому имеешь только вот это! Большая подушка вылетела в дверь спальни и плюхнулась на пол в прихожей. «Твои парни восхищаются своим командиром, называют лучшим из лучших, и никто даже не подозревает, что внутри Героя скрывается другое «я», похожее на ранимого подростка, обиженного и ненавидящего всех, кто его окружает, и одновременно жаждущего любви и утешения». Сефирот сделал несколько глубоких медленных вдохов, стараясь успокоиться, но неожиданно вспомнил слова Алана и скривил губы. «Наверняка, в его сценарии по продолжению знакомства входит и секс. Для укрепления дружеских отношений, так сказать. А чего ты хотел? Он не давал клятвы верности и даже ничего не обещал, как, впрочем, и ты. Может?...» Лучший солджер Корпорации знал, что его бесплатно обслужат в любом борделе столицы, потому что такой посетитель – великолепная реклама. Генерал представил, как он появится в одном из таких заведений и будет тотчас же препровождён в самые роскошные апартаменты. Управляющий, угодливо улыбаясь, лично подаст ему оформленный в ретростиле – это считалось шиком – альбом с фотографиями самых искусных шлюх обоего пола, поинтересуется, какое вино принести, и бегом отправится исполнять всё, что прикажут. А спустя некоторое количество минут элитного клиента будут ублажать согласно его пожеланиям. Мальчики и девочки, один, два или три – да кто и сколько угодно, лишь бы он остался доволен. Сефирот почти ощутил прикосновения чужих нагих тел и почти вдохнул их искусственный запах, почти услышал приглушённые голоса, сладкие и липкие, как мёд, и ему стало противно от собственных мыслей. - Хватит! У тебя не должно быть слабостей! – он вскочил с постели и сдёрнул халат. – Будь тем, кем тебя считают! Идеалом! Через полчаса в безлюдных вечерних коридорах Шинра-Билдинга отдалось эхо быстрых шагов. В кабинете генерала ждала очередная стопка документов. На самом верху лежал список тех «счастливчиков» из рядовых армейцев, которые должны были совместно с полицией выйти на ночное патрулирование города в праздник. Сефироту предстояло составить из них и солджеров третьего класса пары, распределить людей так, чтобы на каждый сектор приходилось по четыре человека,и обозначить для каждой двойки часы дежурства. Генерал быстро пробежал глазами по именам пехотинцев и задержался на последнем, показавшемся ему знакомым. Подумав, он достал из нижнего ящика письменного стола несколько листов бумаги и нашёл нужный. «Страйф, Клауд. Ну да, тот самый парень, который не справился с частью психологических тестов, причём уже в третий раз. Почему он так рвётся в солджеры?». Сефирот снова бегло проглядел анкету и включил компьютер. Войдя в базу данных армии, он открыл раздел «Личные дела рядовых» и отыскал требуемый файл. Электронная страница была немногословна. Дата и место рождения, сведения о родителях, результаты первого тестирования, рекомендация в пехоту. Следующая проверка, проведённая через год. Изменения в лучшую сторону присутствовали, но были недостаточны для перевода в элитный отряд. И вот очередное заявление. Генерал всмотрелся в фотографию Страйфа, точно такую же, какая сейчас лежала перед ним, только цветную. - Ты любопытный парень, - наконец произнёс он, - и именно тебя я вполне понимаю. Что такое Нибельхейм? Стиснутый мрачными скалами провинциальный городишко. Крохотный кусочек более-менее ровной земли с чахлой зеленью, стариками в серых домах, бросающейся в глаза бедностью. И подростками, полными желаний и стремящимися к иной жизни. А ведь я родился и вырос совсем недалеко от тебя. Мы видели одни и те же небеса, дышали одним и тем же воздухом, но ты, в отличие от меня, имел некоторую свободу. Когда тебе было лет восемь-девять, ты со своими приятелями наверняка забирался в ту брошенную усадьбу, бегал по пыльным коридорам, пытался попасть в запертые комнаты и даже не подозревал о глубоких подвалах под ногами. Очень глубоких, хранящих тайны Корпорации, её удачи и ошибки, правду и ложь. И хоронящих тех, кто хотел докопаться до истины. Сефирот зажмурился, потёр переносицу и, отключив компьютер, снова взялся за список. Заполнив соответствующую графу фамилиями солджеров, он, чуть помедлив, поставил в последней строчке своё имя, став, таким образом, напарником Страйфа на рождественскую ночь. Вечером следующего дня генерал, облачённый в зимнюю форму и плащ из толстого сукна со значком патруля, шагал по окраине пятого сектора в сопровождении невысокого пехотинца в точно таком же плаще. Порывистый ветер гнал по обледенелому тротуару снежную крупу, обводя ею неровности и заталкивая в каждую щель, и раскачивал бледные ореолы фонарей. Дома почти сливались с темнотой, светящиеся пятна окон жались друг к другу. На какой-то крыше брякал оторвавшийся лист кровельного железа. В чёрном небе, затмевая точки звёзд, извивался зелёный хвост мако-реактора. О празднике напоминали только витрины небольших магазинчиков, украшенные крохотными мигающими огоньками и бумажными снежинками, прилепленными изнутри к стеклу. Сефирот двигался легко, практически бесшумно, зорко глядя по сторонам – район был беспокойным. Пехотинец старался не отставать и тоже пристально всматривался в переулки. Дойдя до радиального проспекта, они свернули направо, прошли вдоль высокого глухого забора и оказались в начале улицы, расположенной ближе к центру и поэтому выглядевшей респектабельнее. Местных жителей явно заботил внешний вид зданий, фонари светили ярче, витрины украшены разнообразнее, а на одном из домов сияла обрамлённая причудливыми завитушками надпись: «Весёлого Рождества!». Теперь ветер стал встречным. Он уже не подталкивал в спину, побуждая ускорить шаг, а норовил забраться под одежду, чтобы поживиться теплом человеческого тела, и жадно хватал выдыхаемые людьми облачка пара. Холод начал ощущаться сильнее. Генерала данное обстоятельство не беспокоило, но взглянув на покрасневшие щёки своего спутника и на заиндевевший шарф возле его рта, он решительно свернул в ближайший тёмный проём, внутри которого сразу вспыхнул свет. Пехотинец, сделавший по инерции пару шагов вперёд, замер и обернулся. - Сэр? Сефирот, уловив в голосе парня растерянность, изобразил уголками губ улыбку и сказал: - Иди сюда. То, что снаружи походило на неглубокую нишу, на самом деле оказалось коротким коридором, в конце которого располагалась массивная металлическая дверь, украшенная рождественским венком из искусственных еловых лапок, алых бантиков и сбрызнутых золотистой краской шишек. Посередине коридор перегораживала запертая на замок решётка из толстых прутьев с заострёнными концами. Свисающий с потолка круглый фонарь источал тусклый свет. - Заходи, не стой на дороге, - повторил генерал, скидывая с головы капюшон. – Передохнём немного. Пехотинец сделал неуверенный шаг. - Но… - Я помню, что мы только начали обход. День сложный был. Хочется забыть о делах, разгрузить голову и просто постоять вот так, прислушиваясь к чужой жизни. Юноша посмотрел на светящиеся окна второго этажа – оттуда доносились приглушённая музыка, звяканье посуды и смех. Сефирот понял его взгляд по-своему. - Вряд ли хозяева этого дома будут возражать, если мы немного посидим у них под дверью. Давай же, Клауд Страйф. Хватит торчать на ветру. - Я…, - молодой пехотинец смущённо кашлянул и шагнул под защиту стен. - И сними шлем. Не люблю разговаривать, не видя глаз собеседника, - добавил генерал. – Что ты хотел мне сказать? Страйф поспешно обнажил голову и стёр краем шарфа пот, выступивший над верхней губой. - Сэр, я думал не о том, что кому-то может не понравиться наше присутствие, а… Последовала длинная пауза, словно мысль, которую следовало озвучить, ещё не родилась. Сефирот вопросительно приподнял брови и его собеседник не очень уверенно продолжил: - Конечно, это меня не касается, но почему вы дежурите в праздник, да ещё в этом секторе? Ведь всего в двух кварталах отсюда спуск в трущобы, а там… Клауд замолчал и генерал договорил за него. - … а там полно разного мусора, начиная с монстров и заканчивая людьми. - Пожалуйста, сэр, поймите меня правильно, - произнёс парень, глядя в пол. – У офицеров сегодня вечеринка в ресторане Компании, я от ребят слышал. Вы сейчас могли бы сидеть с друзьями в тепле, нарядный, за красиво накрытым столом. Все бы смотрели на вас и восхищались. - Ты считаешь, что мной восхищаются? – поинтересовался Сефирот. - А как же иначе, сэр! – оживился Страйф. – Вы же лучший среди солджеров! Герой! Вы не можете не нравиться! Внутренне усмехнувшись, генерал повернул голову в сторону улицы и сказал: - В данный момент в ресторане на шестьдесят первом этаже, наверное, неплохо. Белоснежные скатерти, под каждой тарелкой ярко-красные салфетки, высокие бокалы на длинных тонких ножках, изысканные блюда, услужливые официанты. Элегантные, сияющие драгоценностями женщины в максимально открытых платьях и гордящиеся своими чинами мужчины в обвешанных орденами мундирах. Громкие разговоры, демонстрирующие безупречные зубы улыбки, многообещающие взгляды. Да, сейчас там хорошо, а я со своим напарником прячусь от ветра под чьей-то дверью и мне лучше здесь, потому что внешняя красивость зачастую прикрывает внутреннюю гниль и труху. Клауд еле слышно вздохнул. Сефирот, оторвавшись от созерцания бегущих по тротуару снежных волн, перевёл глаза на переминающегося с ноги на ногу парня и спросил: - Замёрз? - Нет, сэр, - быстро ответил тот и замер. Генерал вытащил из кармана плаща жестяную банку в жёлто-коричневых разводах и протянул её Страйфу. - Держи, это чай. Кнопка саморазогрева на дне. - Благодарю вас, сэр, - удивлённо произнёс парень, не торопясь принимать подарок, - но может не надо? Вы же для себя взяли. - Бери, бери. У меня ещё есть, - успокоил его Сефирот, доставая ещё одну, точно такую же, банку. – Ты не привык, чтобы с тобой делились? Клауд опустил глаза. - Да, сэр. Гладкие металлические бока приятно грели руки. Умеренно горячий напиток легко проскальзывал в горло, щекоча нос острыми запахами имбиря и лимона, особенно яркими на холоде. Стремившиеся забраться в любую щель порывы ветра теребили складки плащей и волосы, и раскачивали висевший под потолком фонарь. Полосы желтоватого света скользили по полу, стенам и людям, заставляя колебаться тени и едва заметно мерцать позолоту на шишках, украшавших рождественский венок. В городскую тишину вплетались близкие и далёкие звуки: скрип фонарной цепи, шуршание сухих снежных крупинок, отдалённый гул мако-реактора, невнятные голоса и такая же невнятная музыка. Промчавшийся по Кольцевой линии последний поезд привнёс дополнительные ноты, оттенившие основные, и напомнил о приближении полуночи. Генерал стоял абсолютно неподвижно и его зелёные глаза были устремлены на юного пехотинца. Он смотрел на торчащие из-под капюшона светлые вихры и обветренную кожу, на выступающие косточки запястий и худые пальцы с коротко обрезанными ногтями, на великоватый плащ, поцарапанный местами шлем, потёртые перчатки. Смотрел, как Страйф пьёт обычный чай, пусть даже со вкусом имбиря и лимона, так, словно это божественный нектар. Смотрел и почему-то вспоминал угрюмые горы под серым небом, старый дом и одинокого ребёнка, который пытался увидеть из окна что-то ещё кроме неба и гор. Внезапно стало темно. Клауд сделал шумный вдох и закашлялся, едва успев прикрыть рот шарфом. Фонарь снова загорелся. Сефирот несильно похлопал парня по спине и пояснил: - Датчик движения. Мы какое-то время не шевелились, вот свет и погас. Стукнув несколько раз себя кулаком по груди, Страйф хрипло произнёс: - Извините, сэр. Это от неожиданности. Я должен был сам догадаться. - Ничего, с каждым может быть, - перебил его генерал. – Ты согрелся? - Да, сэр. - Тогда идём дальше. - Сэр, могу я как-то?.. Не договорив, парень торопливо надел шлем и глубоко натянул капюшон. - Можешь, - прищурившись, сказал Сефирот. – Я читал твоё личное дело. Ты трижды пытался попасть в подразделение солджеров, но каждый раз проваливал определённые тесты. Отчего такое рвение? Людям со слабой психикой у нас не место. - Я знаю, сэр. Клауд выскочил наружу и подставил ледяному ветру пылающее лицо. Генерал встал в паре шагов от него, ожидая ответа. - Только не смейтесь, сэр. Пожалуйста, - произнёс Страйф через несколько минут. – Некоторые спрашивали меня о том же самом и смеялись, когда я рассказывал о своей мечте. Ещё они говорили, что солджер должен выглядеть внушительно, а не походить на мелкого взъерошенного чокобёнка, но я ведь не виноват, что у меня такой рост и такие волосы, - он сердито дёрнул вылезшую из-под шлема прядь. Сефирот тоже набросил капюшон и сказал: - Пошли, остальное на ходу доскажешь. Кто назначил тебя на дежурство? - Никто. Я сам вызвался, - Клауд затянул потуже шарф и шагнул к нему. – Мне нужно помогать матери, она вдова, а за праздники хорошо платят. В нашем городе… Вы слышали что-нибудь о Нибельхейме, сэр? - Да. - Тогда вам не нужно ничего объяснять. Генерал промолчал. Улица упиралась в глухую серую стену, отделявшую жилую часть сектора от промышленной, но не была тупиковой. Между преградой, скрывавшей от любопытных глаз тайны Корпорации, и домами по обе стороны имелись неширокие, для одной машины, проезды. Они обогнули чёрный гудящий куб распределительной подстанции и свернули в левый, похожий на тёмный тоннель с пятнышком света впереди. - Я хотел быть ближе к вам, сэр. Страйф произнёс это тихо и неуверенно, словно всё-таки ждал насмешки со стороны Сефирота, но на лице того не было и тени улыбки. - Мне было восемь, когда в одном старом журнале я прочитал о вас, сэр, самом молодом солджере первого класса, и из чёрно-белого снимка и странички текста родилась моя мечта. Я тогда сразу решил, что как только вырасту, то уеду в Мидгар, вступлю в элитный отряд и обязательно стану таким, как вы. С детским простодушием я рассказал об этом друзьям и был жестоко ими осмеян. Горечь обиды оттолкнула меня от товарищей. Я замкнулся, сосредоточившись только на своей мечте и своём кумире. Я везде искал любые сведения о вас и вообще о солджерах, с восторгом рассматривал неясные фотографии в газетах и жадно прятал источники бесценной информации в стоящую под кроватью коробку. Я просил мать связать мне безрукавку с высоким воротом и сшить такие же, как у солджеров, штаны, и даже пытался отрастить волосы. Когда началась война с Вутаем, в своих молитвах я просил Богиню оберегать вас, и радовался, когда благодаря вам был заключён мир. Клауд замолчал. Генерал чувствовал, что парень хочет ещё что-то сказать, но пока не может подобрать слова, и решил заполнить паузу. - В тот год мне исполнилось шестнадцать и я помню ту статью, вот только многое в ней неправда. Как, впрочем, и в других публикациях. Страйф, в этот момент заталкивавший вылезшие волосы обратно под шлем, замер на полушаге. - Как – неправда? Его голос был глухим и напряжённым. - Так, - Сефирот тоже остановился. – Мне жаль разрушать твою мечту, но это была всего лишь пропаганда и, как оказалось, достаточно действенная. Стычка с Вутаем назревала давно и Корпорации требовались бойцы. Тебе повезло, что основные боевые действия закончились до того, как ты попал в Мидгар. Джунгли Дальнего Запада не слишком хорошее место, а вутайцы невероятно мстительны. Ты стал бы не героем, а ещё одним именем в списке погибших и пропавших без вести, потому что именно таких, как вы, едва натасканных мальчишек, бросают на передовую. Клауд слушал своего спутника с окаменевшим лицом. - И не надо делать из меня кумира, - продолжил тот, - потому что за высшей точкой всегда следует падение. Я не… Генерал замолчал, не договорив. «Не нужно рассказывать этому парню лишнее. Достаточно и тех сомнений, что я уже заронил в его душу». Он заглянул в ошеломлённое мальчишеское лицо и как можно спокойнее произнёс: - Ты не поймёшь меня и ненужные подробности тебе тоже ни к чему. А так называемый элитный отряд… Некоторые из нас не уступают тем монстрам, которых мы убиваем. Уходи из армии, Страйф, не пачкай своё чистое сердце. Найди работу, а через пару-тройку лет уезжай из столицы. Купишь где-нибудь ферму, обзаведёшься семьёй. У тебя ведь наверняка есть подружка. - Нет, сэр, - Клауд смущённо отвернулся. – Вернее… Дома я общался с одной девочкой, она мне вроде как нравилась, но прошло уже больше двух лет и я почти забыл о ней, да и она, скорее всего, тоже, - молодой пехотинец посмотрел на Сефирота и тот заметил влажный блеск в синих глазах. – Я не уйду из армии, сэр. Меня не интересует другая жизнь, а вы всегда будете для меня идеалом. Пускай я не гожусь в солджеры и мечта стать героем останется лишь мечтой, но зато я буду хотя бы издалека видеть вас и может вы про меня когда-нибудь вспомните. И… И ещё я хочу сказать… Страйф от волнения сдёрнул перчатки и начал их теребить. Генерал терпеливо ждал. - Нельзя понять другого человека, - наконец выговорил парень. – Это так же невозможно, как видеть его глазами, слышать его ушами, чувствовать его кожей. Ты или принимаешь другого таким, какой он есть, или нет. В своём сердце я давно уже принял вас, сэр. Последние слова были произнесены почти шёпотом. Сефирот с удивлением осознал, что услышанное привело его в лёгкое замешательство и не сразу смог ответить. - Какие у тебя… любопытные мысли, - наконец проронил он. - Извините, сэр, - всё также тихо отозвался Клауд и снова отвернулся. – Это от неожиданности. Я иногда думал, что бы я мог вам сказать, если бы, к примеру, оказался в группе солдат, отправленных куда-нибудь под вашим командованием, или, - он пожал плечами, - не знаю, при случайной встрече, но я не мог даже предположить, что вы будете моим напарником на дежурстве. И, наверное, я слишком долго хранил всё в себе, вот и вырвалось. Извините, сэр. Молодой пехотинец замолчал и отошёл в сторону, почти прижавшись к покрытой ржавыми потёками кирпичной стене, а его спутник остался стоять в центре прохода, глядя вперёд, туда, где в белёсом свете мелькали цветные блики. С трудом сохранивший маску спокойствия генерал испытывал непривычное и сложно поддающееся описанию чувство, связанное с одним моментом из детства и доселе мёртво лежавшим на дне памяти. Тот случай не имел никакого сходства с сегодняшними обстоятельствами, но ощущение было до крайности похоже. Холодная комната, казавшаяся странно пустой, несмотря на десяток горшков с цветами, голые серые стены, запах влажной штукатурки. В ячейках оконных переплётов хмурое небо и белые макушки гор. Зеленоглазый мальчик стоял, обеими руками держась за высокий подоконник, и пристально смотрел на бесконечную череду туч. Он не обращал внимания на просачивающийся через щели в рамах зябкий сквозняк, на громкие голоса за приоткрытой дверью, на сосущую пустоту в животе. Он ждал и наконец бледное детское лицо озарилось искренней радостью. Хлёсткий ветер, до этого времени гонявший снег по угловатым чёрным скалам, всё-таки поднялся выше, разорвал серую облачную пелену и в образовавшиеся голубые прорехи хлынул солнечный свет. Поток золотистых лучей накрыл старый дом, пробился сквозь грязноватые стёкла и лёг на плечи и голову ребёнка. Зажмурившись и не переставая улыбаться, мальчик быстро расстегнул курточку и рубашку и встал так, чтобы желтоватое пятно оказалось на его груди. День за днём, глядя на тяжёлые зимние облака, он верил, что если попросить солнышко как следует, то кусочек тёплого золотого света поселится рядом с сердцем и всегда будет его согревать. Если бы маленькому Сефироту кто-нибудь попытался объяснить, что не всё возможно в этом мире, что тепло и свет исчезнут, как только тучи заслонят их источник, то ребёнок не удостоил бы говорившего ответом, потому что некоторые вещи недоступны взрослым, но к нему никто не подходил. Голоса в коридоре вскоре стихли и заглянувший в комнату высокий худой мужчина в круглых очках сообщил мальчику, что после обеда они отправятся в Мидгар. «Тебе пора учиться. Ты станешь самым лучшим солдатом, чтобы служить нашей Корпорации с максимальной отдачей. Ты должен оправдать затраченные на тебя силы и средства». В этот момент прорехи в облаках сомкнулись, в комнате снова стало холодно, а в сердце ребёнка появились ростки ненависти к тому, кто называл себя его отцом. «Слова этого парня словно брешь в моих серых днях, а сам он…» Раздавшийся по другую сторону бетонной стены металлический скрежет резанул по ушам и генерал вернулся в действительность. Взглянув на часы, он сказал мнущемуся на месте Страйфу: - Идём. Уже почти половина второго, а я не хочу бродить дольше положенного. Очередная улица отличалась от предыдущей большим количеством украшений, светящихся окон и разряженных витрин, но была так же безлюдна. Шагая прямо по мостовой, Сефирот видел, что его юный напарник усиленно сдерживает желание подойти ближе к какому-нибудь магазину и рассмотреть, что скрывают заиндевевшие стёкла – Клауд все время вертел головой по сторонам, но даже не пытался замедлить движение. «Конечно. Рядовых почти не выпускают из казарм, в окно грузовика много не увидишь. А я никогда не обращал внимания на праздничные витрины. Может, проходя мимо, я что-то упускаю в этой жизни?». Не говоря ни слова, генерал свернул к первому же заведению торговли, оказавшемуся кондитерской. - Сэр? Сефирот обернулся к удивлённо глядевшему на него парню. - Вы же говорили, что не хотите задерживаться. Генерал махнул рукой. - Десять минут погоды не сделают. Иди сюда, ведь тебе тоже любопытно. Праздничная витрина была оформлена так же, как и в других похожих магазинчиках средней руки: разлапистая ёлка с висящими на ней конфетами и завёрнутым в бумагу фигурным печеньем, яркие коробки с большими бантами, гирлянды разноцветных бус. Посыпанная чем-то блестящим вата изображала снег, а над самой еловой макушкой, подвешенная на невидимых нитях, парила стилизованная фигурка Богини, испускающая мягкий голубоватый свет. Сефирот, окинув витрину бесстрастным взглядом, посмотрел на спутника и беззвучно хмыкнул. Страйф буквально прилип к стеклу, а его глаза быстро перебегали от одного предмета к другому, словно он хотел запомнить каждую, даже самую мелкую, деталь нехитрого рождественского убранства. - Ты думаешь о доме? Парень очнулся и неловко отступил назад. - У меня нет семьи и родины, поэтому мне незнакомо подобное чувство, - продолжил генерал. - Мы жили скромно, но в праздник мама всегда старалась меня порадовать, - с лёгкой грустью произнёс Клауд. – На нашей ёлке вместе с простенькими игрушками тоже висели конфеты и печенье, а среди ватного снега прятался подарок. Ещё были рождественские леденцы. - Рождественские? Какие-то особенные? – заинтересовался Сефирот. - Я получал их только в этот праздник, поэтому так и называл, сэр. Леденцы мне дарил хозяин местной лавочки, когда мы приходили за покупками, но теперь я понимаю, что мама оплачивала их заранее, - Страйф посмотрел на генерала, улыбнулся и добавил: - В коробочке, под крышкой, всегда лежала красивая картинка, и я дарил её той самой девочке. Она жила по соседству. Клауд замолчал и перевёл взгляд на витрину. Генерал тоже посмотрел на искрящиеся отражёнными огоньками льдистые стёкла и на несколько мгновений испытал то же самое ощущение, что и в продуваемом насквозь переходе: тепло, не дающее замёрзнуть сердцу. «Что за наваждение? Почему оно преследует меня именно сегодня? Я думал, что Мидгар уже давно всё вытравил из моей души». - Сэр? Сефирот оторвался от созерцания морозных узоров. - ? - Сэр, мы не слишком долго тут стоим? - Да, идём. Миновав пару домов, они оказались у детской площадки, втиснутой в небольшое пространство между соседними зданиями, и старательно вглядывавшийся в темноту Клауд обратил внимание на слабо светящийся прямоугольник в дальнем углу. - Разве торговый автомат не должен быть выключен? Маловероятно, что кто-то придёт ночью за покупками. И ворота закрыты. В голосе Страйфа слышалось искреннее недоумение. - Но ведь мы же пришли, - сказал генерал. – Я хочу взглянуть, что есть в продаже. И Сефирот, неожиданно ощутивший прилив совершенно несвойственного ему озорства, перемахнул через низкую ограду. Озадаченный Клауд последовал за ним. Предлагаемые торговым автоматом товары соответствовали месту его нахождения. Яркие пакетики с карамельками, леденцами, мармеладом и мелкими зефирками неизбежно привлекали внимание детей и заставляли раскошеливаться родителей. Впрочем, цены были вполне доступные и некоторые ячейки уже пустовали, а в других оставалось по две-три упаковки. - Интересно, что из этого самое вкусное? – произнёс генерал, рассматривая имеющиеся в наличии сладости. Вопрос был чисто риторический и не предполагал ответа, но стоящий немного позади Страйф слегка пожал плечами и сказал: - У каждого человека свои предпочтения. - А что нравится тебе? – спросил Сефирот, продолжая глядеть на витрину. - Кофейно-сливочная карамель и мармеладные змейки. У нас в казарме, у входа в столовую, стоит точно такой же автомат, и я беру по пакетику того и другого в день, когда выдают жалованье. Генерал бросил на парня косой взгляд. «Конечно, ведь тот ребёнок, который видел покупные конфеты только раз в году, ещё живёт внутри тебя». Чувствуя себя почти рождественским дедом, он снял перчатку с правой руки, откинул полу плаща и хлопнул ладонью по бедру. В кармане штанов бодро звякнуло. - Что-то есть. Вытащив несколько монет, Сефирот со словами: «Надо же, в самый раз», кинул деньги в приёмную щель и нажал кнопки с нужными цифрами. Внутри агрегата раздался металлический щелчок, послышалось ровное гудение сработавшего механизма и покупки упали в лоток для выдачи товара. Генерал выгреб шуршащие пакетики и протянул их Клауду. - Держи. Правда, змеек нет, только червячки, но я надеюсь, что они тоже неплохи на вкус. - Зачем, сэр? – ошеломлённо спросил Страйф. – Я… Вы… Я не могу. - Карамелькой угостишь? – подмигнул ему Сефирот. – А червячком? - Зачем, сэр? – повторил парень. - В Рождество без конфетки нельзя, а до получки ещё долго. И дежурить веселее будет. - Сэр, для меня дежурство с вами лучше любого подарка! – с горячностью произнёс Клауд, принимая дешёвые сладости, как величайшую драгоценность. – Я… - Не вздумай их беречь, - твёрдо сказал генерал. – Съешь, но позже. В участке нас ждёт горячий перекус. - Да, сэр. Отсветы уличных фонарей блеснули в синих глазах как-то слишком уж ярко и Сефирот быстро отвернулся. Пусть парень думает, что он ничего не заметил. - Ну что, двинули дальше? Не стоит баловать наших сменщиков. Хватит им в тепле сидеть, пускай по морозцу пробегутся. - Да, сэр, - отозвался Страйф, и генерал почувствовал, что он улыбается. Полицейский участок был невелик и солдат разместили в помещении архива, дополнив скудную обстановку рабочего места, состоявшую из стола и пары стульев, вполне приличным кожаным диванчиком, вешалкой и электрическим чайником. Миновав забитые папками и коробками стеллажи, Сефирот и Клауд оказались в выгороженном у окна закутке и их сменщики, азартно резавшиеся в карты, чтобы отогнать сон, моментально бросили своё занятие и вытянулись по стойке «смирно». - Господин генерал, в ваше отсутствие…, - бодро начал крепкий мужчина в форме солджера третьего класса, но Сефирот отмахнулся. - Не надо, - он снял плащ и поправил волосы. – Я и так вижу, что всё в порядке. Отправляйтесь. - Есть, сэр! Проводив сменщиков взглядом, генерал обернулся к Страйфу. - Перестань изображать столб. Я ужасно проголодался. - Да, сэр. Пока Клауд раздевался, Сефирот включил чайник, перенёс с подоконника на стол два кубических контейнера из жёсткого серого пластика с утопленными в крышках ручками и щёлкнул замками. - Ну, что тут у нас? Через минуту содержимое контейнеров было извлечено и разложено на приложенных к пайку бумажных салфетках с узором из голубых снежинок. - Пехоту так не кормят, - произнёс Страйф, наклонившись над небольшим широкогорлым термосом и втянув ароматный пар. – Мясной суп-пюре. Самая лучшая еда для зимы. В детстве я очень любил его с гренками и чтобы почти обжигало. - Да, у солджеров питание хорошее, - кивнул генерал, в этот момент заваривавший чай в термокружках с логотипом корпорации. – А гренки можешь ещё и мои взять. Сефирот протянул Клауду прозрачный пакетик. Страйф поднял на него глаза. - Но как же вы, сэр? - Не пропаду, - ответил генерал. – Ешь, а то остынет. - Спасибо, - тихо проговорил Клауд и слегка улыбнулся. – Знаете, сэр, у меня такое чувство, что у нас почти праздничный ужин. - Да, похоже, - согласился Сефирот и взглянул на пришпиленную к стене над столом ярко-зелёную бумажную ёлку, посыпанную серебристой пылью. – Тогда счастливого Рождества. - И вам, сэр. Суп был съеден и теперь они молча пили чай. Генерал смотрел поверх кружки на Страйфа и пытался проанализировать свои ощущения, но голова отказывалась думать. Хотелось просто сидеть и наблюдать за порозовевшим от еды и тепла парнем, замечая различные мелкие детали: немного обтрепавшиеся края манжет, аккуратно зашитую прореху вдоль шва на рукаве, трещинки на ремнях перевязи, растянутый ворот свитера,торчащий из волос кончик уха. Примятые шлемом светло-русые пряди уже расправились и казались золотистыми в жёлтом свете ламп; синева глаз начала мутнеть от усталости. «А ведь он действительно чем-то напоминает чокобёнка. Вихры на макушке как будто хохолковые перья, так и хочется погладить». Сефирот поймал себя на том, что уже начал вставать с места, и быстро сел обратно. Стул под ним скрипнул, разрушив тишину. Клауд, словно получив разрешение, произнёс: - Наверное архивом заведует женщина. - Почему ты так решил? - генерал оглянулся вокруг себя. – Я не заметил никаких явных признаков. Страйф допил чай, поставил опустевшую кружку на стол и сказал: - Не знаю, смогу ли я объяснить. Здесь чисто, на полках порядок и присутствует что-то такое… Я чувствовал подобное, когда в детстве сидел один дома, но мне казалось, что мама рядом. Наверное, если я зажмурюсь, то смогу представить, будто я на нашей кухне, уютной и заполненной вкусными запахами. - Если ты закроешь глаза, то сразу уснёшь, - усмехнулся Сефирот. – Иди, полежи, - он кивнул на диван, - время ещё есть. Клауд непонимающе посмотрел на генерала и вдруг резко поднялся, громыхнув стулом. - Нет, сэр. Я не могу отдыхать, когда старший по званию… - А если я прикажу? – перебил его Сефирот. Страйф растерянно заморгал. - Но, сэр… А как же вы? Генерал потёр лоб в притворной задумчивости. - Ладно. Конечно, диванчик маловат, но сидя поместимся. Устраивайся, а я пока свет погашу, чтобы не мешал. Когда Сефирот, разобравшись с выключателями и оставив гореть только две лампы у входа, вернулся в закуток, Клауд сидел на краешке дивана с выпрямленной спиной и явно не знал, что делать с руками. Мысленно вздохнув, генерал произнёс: - Рядовой Страйф. Парень тут же вскочил и вытянулся в струнку. - Сэр! - Рядовой Страйф, ослабьте перевязь, снимите наколенники и обувь. Мы на службе, но не надо фанатизма. Пользуйтесь возможностью отдохнуть. Сказав это, Сефирот сел и принялся расшнуровывать ботинки, искоса поглядывая на взявшегося за пряжки Клауда. Он не хотел спать. Совершенное зрение позволяло прекрасно видеть в темноте, к тому же неполной, и генерал пристально рассматривал окружающие его предметы. Ему было любопытно, сможет ли он найти признаки женской руки в этом помещении, или для выросшего в холодных стенах секретных лабораторий это недоступно. Светящиеся бледной зеленью глаза ощупывали заставленные коробками полки, пустой стол и кубы контейнеров под ним, чёрный из-за опущенных наружных жалюзи оконный проём. Всё представлялось казённым, сухим и холодным, и даже серебрившаяся редкими искорками бумажная ёлка и доносившиеся из-за стены возбуждённые голоса не могли изменить это впечатление. «Что здесь может напомнить дом?». Сефирот пожал плечами и подвигал головой, разминая мышцы шеи. Горящие у входа лампы неожиданно померкли, но спустя несколько секунд вновь ярко вспыхнули. Отбрасываемые стеллажами тени качнулись и невольно обративший на это внимание генерал боковым зрением уловил среди прямых линий причудливо изогнутую разветвлённую кривую. «Что это?». Он посмотрел вверх и не смог удержаться от смешка. - Интересно, кто прицепил это сюда, хозяйка архива или её коллеги, решившие помочь устроить личную жизнь? Под самым потолком, на короткой узкой ленточке, висел кустик омелы. Приткнувшийся в другом углу дивана Страйф несколько раз вздохнул, повернулся и попытался во сне подобрать ноги, но в результате стал заваливаться набок. Сефирот остановил падение, придержав Клауда за плечо, при этом случайно коснувшись рукой его щеки. «Холодная. Ну да, ведь действие горячей пищи уже закончилось и в помещении не жарко». Он окинул сжавшегося парня долгим взглядом, а затем встал и направился к вешалке. Укрытый плащом Страйф вскоре задышал ровнее и генерал решил тоже если не вздремнуть, то хотя бы расслабиться и дать отдых глазам. Сефирот очень редко видел сны и обычно его краткие ночные видения состояли из смеси обрывков прошлого и настоящего, но сегодня всё было иначе. Генерал ощущал себя в том возрасте, когда от жизни ждёшь только хорошее, знал, что находится на ферме чокобо, где в действительности был всего один раз, и лежит на ворохе пахучего сена, глядя прямо в светлеющее, с розовыми полосками на востоке, небо. И что возле его плеча шевелится бледно-золотистое облачко, мягкое и испускающее волны такого нежного тепла, что в груди что-то сжимается и становится трудно дышать. «Чокобёнок. Какой маленький». Облачко тихо курлыкнуло и прижалось теснее, щекотно погладив лицо. Ощущение было невыразимо приятным и казалось настолько реальным, что Сефирот проснулся и с изумлением уставился на торчащие практически перед носом светлые прядки. Подсознание Клауда расценило его как источник тепла и парень, скорчившись и подобрав таки ноги, привалился к генеральскому боку, пристроив голову на генеральском же плече. Сефирот нахмурился и уже собрался разбудить Страйфа одним небрежным движением, но, едва шевельнувшись, остановился и прислушался к внутренним ощущениям. Сердце билось не так, как обычно – пульс ускорился и стал более полным, в напряжённых висках стучало. Всё это не было чем-то исключительным – генерал зачастую находился в подобном состоянии во время военных действий, потому что там оно закономерно, но закуток в архиве полицейского участка не поле боя. Сефирот вгляделся в каждый просвет между полками, в каждый угол, а затем прислушался. Ничего. Темно, тихо. Голоса за стеной смолкли, с улицы доносилось только слабое подвывание ветра. Единственным существенным изменением в окружающей обстановке был мирно посапывающий на его плече юный пехотинец. «Неужели это из-за него?». Сефирот наклонил голову, словно желая заглянуть парню в лицо. «Из-за этого поверившего пропаганде мальчишки?». Генерал всегда и везде спал один, без исключений. У него никогда не возникало мысли оставить кого-то в своей постели на всю ночь, лежать с ним под одним одеялом, слышать чужое дыхание, ощущать сквозь сон чужое тело. А утром разбудить или быть разбуженным ласковым прикосновением или поцелуем, вместе умыться и вместе позавтракать, обсуждая планы на день. Когда-то он хотел встретить того, кто его поймёт, но не представлял, как развиваются отношения между людьми, и даже не задумывался над этим. Раньше не задумывался. Перед Сефиротом возникла не детальная, но яркая картина: вихрастая светло-русая голова на соседней подушке, натянутое до подбородка одеяло, чуть приоткрытый рот. Он находит спрятавшуюся в тепле руку и легко её сжимает. Чистые синие глаза открываются, сонно моргают, становятся улыбчивыми и он слышит: «Доброе утро». Совершенно неожиданно генерал ощутил упругие толчки чужого сердца и у него в груди стало жарко. Опять накатило то детское воспоминание: холодная комната, серое небо, ожидание и солнце, прорвавшееся сквозь тучи и одарившее золотистым светом надеявшегося на чудо ребёнка. «Почему? Он самый обычный. Сколько я видел таких ребят, купившихся на громкие слова о солджерах». Сефирот сделал несколько глубоких медленных вдохов, желая унять беспокойство, но исходящий от лохматой макушки запах самого обычного мыла перечеркнул его старания. Ситуации, когда генерал был близок к потере контроля над собой, случались, но он никогда не пересекал ту грань, за которой ничего нельзя исправить, а сейчас… Сейчас Сефирот не понимал, чего желает больше: стиснуть в объятиях мальчишеское тело и ласкать его до тех пор, пока прижатые ко рту худые пальцы не попытаются приглушить вскрик оргазма, или чтобы этот сделавший из него кумира парень сам положил ему руки на плечи и поцеловал, старательно и неумело. Генерал почти увидел, как синие глаза становятся ближе и вдруг зажмуриваются, почти услышал быстрое дыхание, почти ощутил прикосновение дрожащих губ… «Нет! Ты не можешь воспользоваться тем, что парень смотрит на тебя, как на живого бога! Он же сделает для тебя всё, что угодно». Сефирот едва не вскочил, чтобы по привычке выплеснуть эмоции в движении, но опомнился и скрипнул зубами. «Но как же велико искушение и как хочется ему уступить». В этот момент Клауд шевельнулся и не очень внятно пробормотал: - Уже на месте? - Да, рядовой. Приехали, - невольно улыбнувшись, ответил генерал. Страйфу понадобилась всего пара секунд, чтобы вскочить на ноги и встать навытяжку. - Прошу прощения, сэр. Я допустил серьёзную оплошность. Больше подобное никогда не повторится. Готов принять наказание в любой форме. Сефирот несильно дёрнул его за распущенную перевязь и насмешливо поинтересовался: - Прямо вот так и босиком? Даже не знаю, что и придумать. - Простите, сэр. Я сейчас же приведу себя в порядок, - ответил моментально покрасневший парень, надевая ботинки и торопливо щёлкая пряжками. - Да не переживай ты так, - доброжелательно произнёс генерал. – Ничего страшного не произошло. Я тоже дремал и к тому же видел хороший сон, что для меня редкость. Клауд, уже затянувший последний ремень, посмотрел на Сефирота и тот отчётливо увидел в синих глазах вопрос, но юноша заговорил о другом. - Спасибо вам за всё, сэр. Этот день, вернее, ночь... Эта ночь…, - Страйф смущённо уставился в пол. – В общем, проведённые с вами часы были самыми лучшими в моей жизни. Вы столько для меня сделали. Может, для вас это не имеющие значения мелочи, но я…, - он замолчал, не поднимая глаз и заметно волнуясь. Генерал тактично ждал. - В последнее время я начал терять надежду, что когда-нибудь увижу вас вот так, совсем близко, - наконец произнёс Клауд, - но чудеса в Рождество всё-таки случаются. Я не знаю красивых слов, не знаю, как выразить свою благодарность… - Зато это известно мне, рядовой. Сефирот был спокоен только внешне – в груди у него отчаянно жгло. Зачастую ему казалось, что Алан прав и без чувств действительно проще. Невозможно ранить кого-то или быть задетым самому, потому что условия приняты обеими сторонами и за всё заплачено. Сторговавшись и совершив процесс, вы расходитесь и не предъявляете никаких претензий, если партнёр найдёт другого – ведь каждый из вас имеет право на поиск более выгодных предложений. Но с этим парнем, приехавшим в Мидгар за своей мечтой, генерал почему-то так поступить не мог. С другими – без колебаний, с ним – нет. Уж очень было тепло рядом с этим мальчишкой и впрямь чем-то походившим на подросшего чокобёнка. - Сэр? Сефирот моргнул, сфокусировал взгляд на стоящем перед ним Страйфе и вдруг вспомнил об омеле. «Надо подать всё вроде как в шутку, чтобы в случае чего просто вместе посмеяться». - Извините, если помешал, сэр. Вы сказали, что вам известно… Я… про благодарность, - немного сбивчиво проговорил Клауд, снова вытянувшийся в струнку. - Посмотри наверх. Страйф поднял голову и его лицо, только-только приобретшее нормальный цвет, снова вспыхнуло, а синие глаза стали круглыми. - С-сэр? – парень взглянул на генерала. – Правильно ли я понимаю?.. - Мы провели под этим кустиком почти два часа, так что поцелуй будет логическим завершением, а заодно и благодарностью. Или тебе претит целоваться с мужчиной? - С вами – нет, сэр, - Клауд тушевался всё сильнее. – Просто… - Просто ты никого не целовал и имеешь об этом весьма смутное представление? – перебил его Сефирот. - Не совсем, сэр. Я…, - начал было Страйф, но ему снова не дали договорить. - Иди сюда, - генерал хлопнул ладонью по сиденью дивана. – Скоро ребята явятся. Клауд сел на самый край, словно не верил, что всё происходит всерьёз, но Сефирот обхватил парня за талию и плавно придвинул к себе. «Давай же, не тяни. Я так хочу снова ощутить твой свет, чокобёнок». Вероятно, эти мысли явственно отразились на лице генерала, потому что Страйф зажмурился, порывисто ткнулся губами в уголок его рта и сразу попытался отстраниться, но Сефирот не позволил ему этого сделать и, прошептав: «Немного не так», сам прижался к губам Клауда, аккуратно прихватив нижнюю. Позже генерал старался вспомнить, что он почувствовал в этот десяток секунд, растянувшихся до невозможности и одновременно безжалостно коротких, но из образовавшегося в голове хаоса ему удалось выделить лишь тонкое тело под руками, на миг одеревеневшее, а затем расслабившееся и ставшее податливым, и собственное, совершенно неожиданное, возбуждение. Прокатившийся по коридору гулкий хлопок входной двери прервал поцелуй. Сефирот медленно выпрямился, посмотрел прямо в растерянные синие глаза и, подавив желание запустить пальцы в лохматую шевелюру и попробовать на вкус нежную кожу за ухом, или оставить на шее розовый след, негромко произнёс: - Сходи, умойся. Мы ещё успеем выпить чая. Клауд молча кивнул, поднялся и, слегка пошатываясь, побрёл между стеллажами к выходу. В грузовике, собиравшем патрульных пехотинцев и солджеров по всему городу, генерал ехал рядом с водителем, а когда машина остановилась перед главным корпусом штаб-квартиры, он быстро покинул кабину и исчез за воротами. Напыщенные и до отвращения пустые праздничные дни пролетели один за другим. Единственной хорошей новостью для Сефирота стало возвращение из Вутая его ребят живыми и почти невредимыми. Пострадали только несколько человек из первой группы, но никто не погиб, и это было самое главное. Конверт с траурной рамкой – горе в любой день, а уж в Рождество… Здоровые получили небольшой отпуск, раненых отправили в госпиталь, а на стол генерала легли подробные рапорты, давшие ему богатую пищу для размышлений. В последних числах января объявился Алан. Он заглянул в кабинет Сефирота в конце рабочего дня под практически надуманным предлогом и, непринуждённо посетовав на не слишком удачные попытки обзавестись нужными знакомствами, предложил возобновить встречи. Его слова наткнулись на тяжёлое молчание, но это нисколько не смутило лощёного красавца, продолжавшего улыбаться так, словно он рекламировал зубную пасту. Генерал, на котором в данный момент висело несколько срочно требующих решения вопросов, смутно ответил, что подумает. Сефирот написал бывшему партнёру спустя неделю. Он невыносимо устал – от всего. Ему требовалась отдушина – хотя бы такая, требовался пусть и принудительно выработанный гормон счастья, требовалось хотя бы временное забвение, и всё вернулось в прежнюю колею. По крайней мере генералу так казалось. Другие, не касающиеся личной жизни, дела шли своим чередом. Начало года всегда не менее хлопотно, чем конец, но в этот раз более холодная, чем обычно, зима способствовала некоторому затишью и даже из беспокойного Вутая не поступало никаких тревожных вестей. Рутина обыденности затягивала Сефирота как болотная топь, окрашивая дни в самые мрачные цвета и, чтобы отвлечься, он решил наведаться в госпиталь, где всё ещё находились трое его подчинённых. Когда генерал вошёл в палату, её обитатели, оживлённо болтавшие между собой, начали торопливо выпутываться из одеял, чтобы поприветствовать командира как полагается, но были остановлены взмахом руки. - Оставайтесь на своих местах, - произнёс Сефирот, садясь на одну из пустых кроватей. – Раненым полагается поблажка. - Нужны нам эти поблажки. Скорее бы отсюда убраться. Надоело уже, - вразнобой проворчала вся троица. - Мы могли бы долечиться дома, сэр, - криво улыбнувшись, сказал молодой парень с забинтованным от сустава до сустава левым предплечьем, лежавший на ближней койке. – Там и стены помогают, а зде-есь… Еда сплошь полезная, от запахов больничных тошнит, окон нет и симпатичные медсестрички в коротких халатиках только в телевизоре, - он притворно вздохнул и шмыгнул носом. Его товарищи по несчастью громко рассмеялись. Генерал тоже улыбнулся – ему было приятно, что подчинённые называют казарму домом, и спросил, как идёт выздоровление. - Так себе, - хмуро ответил мужчина средних лет, занимавший кровать напротив разговорчивого парня. – И мне стыдно, сэр. Я, солджер второго класса, не сумел справиться с какими-то ползучими тварями… И он, стиснув зубы, потёр перетянутую в двух местах бинтами правую ногу, покоившуюся на толстом валике. На свободные участки кожи из-под повязок растекалась неприятная краснота. - Вы ни в чём не виноваты, - успокаивающе произнёс Сефирот. – Факт, что гигантские ядовитые сколопендры обосновались возле вышки связи, да ещё и повредили кабели, поразил даже специалистов. Обычно подобные монстры предпочитают тёмные и тихие места, и сходятся только в период спаривания. Хотя…, - генерал ненадолго задумался, припоминая схему расположения основных узлов мако-реактора. – Вутайская площадка ведь невелика и антенна практически втиснута в скалы? - Так точно, сэр, – подтвердил его собеседник. - Скорее всего, под вышкой идут трубы охлаждения и на этом участке всегда тепло, поэтому сколопендры тут и поселились. Но как эти создания оказались в горах? Их преимущественное место обитания – лес. - Может, это дело рук вутайской оппозиции? – предположил разговорчивый солджер. – Уж очень хитрый народ: в лицо улыбаются и кланяются, а только отвернись – мигом кинжал под лопатку получишь. - Где бы они взяли таких подходящих тварей? К тому же размеры…, – возразил молчавший до сих пор мужчина, сидевший на соседней койке. – Я вырос в южной деревне и мне попадались сколопендры, но все они были не больше локтя, а эти с меня ростом. - Вот тут-то всё и сходится, - не унимался разговорчивый. – Что если вутайцы подкупили какую-нибудь учёную голову из наших? Я слышал, что в Департаменте науки есть закрытый этаж, где содержатся продукты некоторых экспериментов и… Серебристые брови недовольно сдвинулись и Сефирот, прерывая опасную тему, жёстко приказал: - Отставить! Такие дела не в нашей компетенции. Ими занимаются специальные люди и копии рапортов уже у них. Получивший выговор парень виновато опустил глаза, а лежавший напротив мужчина кинул на него сердитый взгляд и сказал: - Простите этого болтуна, сэр. Четвёртая неделя, как мы здесь, вот и лезет в голову всякая ерунда. Вы бы узнали, сколько нам ещё тут торчать. - Хорошо, - кивнул генерал. - Когда знаешь день выписки, то и ждать легче, хотя нам троим всё веселее, чем тому пехотинцу. - Какому пехотинцу? – машинально поинтересовался Сефирот, в этот момент размышлявший, может ли в словах болтуна оказаться доля правды. - Да привезли после нас шестерых армейцев с какого-то задания, а теперь он один остался, - пояснил собеседник. – Я на него внимание из-за причёски обратил – словно ворох соломенный на голове. У генерала в животе образовалась холодная пустота и резко обострились зрение и слух, а рассказчик между тем продолжал. - Потом я поближе его рассмотрел. Мальчишка ещё совсем, худой, лицо в синеву, рука правая висит. Здорово, видать, досталось. Пустота выпустила ледяные щупальца и они поползли между рёбрами, подбираясь к сердцу. Сефирот встал. - Мне пора. Я зайду к вашему лечащему врачу. Поправляйтесь. Ответного трёхголосого: «Спасибо, сэр», он уже не услышал. Проходя мимо дверей соседней палаты, генерал взглянул на плоский прозрачный блок на левой створке и на миг задержался – в одном из отделений белел прямоугольник со знакомым именем. «Что с тобой произошло, Страйф?». Щупальца пустоты сжались. Доктора, присматривающего за его ребятами, Сефирот обнаружил в одной из лабораторий. Невысокий плотный мужчина в белом халате, чисто выбритый, с несколько оплывшим лицом и коротким седым ёжиком, стоял перед монитором, по которому ползли строчки какого-то текста и колонки цифр, и делал пометки в блокноте. Услышав шаги, он обернулся и устремил на вошедшего выжидающий взгляд. - Здравствуйте, господин Лоу. Генерал знал этого человека давно. Именно ему Ходжо поручил наблюдать за привезённым из Нибельхейма ребёнком и молодой врач со всей ответственностью подошёл к порученному заданию. Несколько лет жизни маленького Сефирота были подробно запротоколированы и проанализированы, потом из записей были сделаны надлежащие выводы и, когда подросший мальчик покинул подземный госпиталь, чтобы стать идеальным солдатом, Лоу проводил его с молчаливым сожалением. Впоследствии, при редких встречах, их общение ограничивалось лишь кратким приветствием и несколькими словами, но молодой солджер не испытывал к своему бывшему опекуну какой-либо неприязни. Наоборот, Сефирот чувствовал уважение к тому, кто скрасил одинокому малышу проведённые им в холодных больничных коридорах годы, а став немного старше, он понял, чем ещё ему нравится этот человек. Лоу старался негласно ограничивать эксперименты Ходжо, особенно те, что излишне выходили за границы морали, хотя и не всегда успешно. - Здравствуйте, господин Лоу. Мужчина в белом халате положил блокнот и ручку в карман и приветливо, но без тени фамильярности, произнёс: - Здравствуйте, господин генерал, - он кивнул и выдвинул из-под стола мягкий табурет. – Присаживайтесь. - Спасибо, но нет, - Сефирот отрицательно качнул головой. – Я только хочу кое-что спросить. - Я догадываюсь – что, - Лоу едва заметно улыбнулся. – Ваши подчинённые устали, но пять-семь дней ещё придётся потерпеть. Нужно провести два дополнительных облучения, чтобы их организмы быстрее справились с последствиями отравления, сделать контрольное обследование и выдать рекомендации по долечиванию. - Почему разработанный вами универсальный антидот оказался малоэффективен? – хмуро поинтересовался генерал. – Из рапорта я узнал, что сыворотка почти не подействовала. - Почему? – задумчиво протянул Лоу, складывая руки перед грудью и переплетая пальцы. – Я не уверен полностью, но возможно причина в том, что в привезённых на исследование тканях сколопендры обнаружились меченые клетки. Вы знаете, что это такое? - Да, - тяжело уронил Сефирот после ощутимой паузы. – Мечеными клетками обладают только искусственно созданные или трансформированные существа и это может означать лишь одно – у нас утечка. - Пока ещё ничего не подтверждено, - немного напряжённо проговорил доктор, - но, надеюсь, господин генерал, вы понимаете, что огласке не подлежат даже предположения. Кое-какая информация уже ушла куда следует и у меня с этим связаны определённые надежды. Сефирот без труда уловил скрытый смысл услышанного и внутренне передёрнулся. «У него недостаточно влияния, чтобы прекратить эксперименты совсем, но, использовав вутайский инцидент, он может внести предложения о сокращении их количества, ограничении типов используемых объектов и…» Догадка была неприятной, как вкус мыла во рту. «… и о нежелательности сохранения этих самых объектов и полученных продуктов, независимо от результата опыта. А ведь я тоже… продукт». Перед глазами генерала вспыхнули мутные огненные пятна, быстро расползшиеся по всему полю зрения, в ушах гулко забилась кровь, и вопрос Лоу донёсся до него словно через слой ваты. - Я могу быть вам ещё чем-нибудь полезен? Сефироту показалось, что в голосе врача прозвучало участие. Усилием воли он рассеял дрожащую красную пелену, сфокусировал взгляд на собеседнике и сказал: - Да. - Я вас слушаю. - Мои ребята упомянули об армейцах, находившихся в госпитале одновременно с ними. Эти парни тоже побывали в Вутае? Лоу отрицательно качнул головой. - Нет. Северный материк. - Северный материк? – удивлённо переспросил генерал. – Что они там делали в середине зимы? - Вообще-то это меня не касается, но насколько я понял из разговоров, там проводилась внеплановая зачистка. По неизвестной причине стая мраморных двухвостов прервала спячку и, покинув свои пещеры, спустилась к Айсиклу. - Мраморный двухвост. Монстр не был редким и Сефирот сразу вспомнил, как тот выглядит: скорпионоподобный, величиной с большую собаку, с восемью суставчатыми лапами и двумя гибкими сегментированными хвостами с ядовитыми жалами на концах. Мраморной эту тварь называли из-за пятнистого серо-коричневого покрова, облегавшего её тело подобно панцирю. Яд двухвоста, хотя и обладал длительным парализующим эффектом, не был смертелен для человека, однако генерал знал о нескольких случаях необратимой инвалидности. «Висит правая рука». Всплывшее в памяти замечание одного из солджеров жёстким комком застряло в горле. Сефирот посмотрел долгим немигающим взглядом на замолчавшего доктора и тот продолжил. - Серьёзно пострадавших было шестеро, но пятеро уже выписаны. У оставшегося состояние средней тяжести и его пребывание в госпитале, скорее всего, затянется. - Можно подробнее? – попросил генерал. - Минуту. Лоу пощёлкал мышью, открыл нужный файл и прочитал: - Сквозной прокол под правой ключицей, ближе к плечевому суставу; повреждение сухожилий и нервного сплетения. Ушибы спины. Проникающее ранение грудной клетки между третьим и четвёртым рёбрами справа, повреждено правое лёгкое. Концентрация токсинов в прилегающих тканях…, крови…, - врач обернулся к Сефироту. – Цифры вам будут непонятны, скажу только, что этому солдату достался крупный и, вероятно, старый экземпляр. - С-страйф, - с сердитым присвистом произнёс генерал, уставившийся в монитор через плечо Лоу. Тот приподнял брови. - Вы знакомы? - У меня в столе лежит его заявление. Он хотел вступить в наш отряд. - Вы в нём заинтересованы? Сефирот мгновенно напрягся, перед глазами вновь мелькнули кровавые сполохи, но он тут же понял, что доктор имел в виду профессиональный интерес и решил, что в данный момент придерживаться реального положения вещей не стоит. - Задатки есть. Первым классом этот парень, конечно, не станет, но во втором я уверен. Внимательно смотревший на него Лоу неопределённо хмыкнул, затем закрыл файл с историей болезни, выключил компьютер и сказал: - Вряд ли. Этого парня, скорее всего, ждёт списание. У генерала потемнело лицо. - Несмотря на принимаемые меры, его организм очень медленно справляется с последствиями ранений. Восстановление может занять около полугода и потребует много усилий. - И поэтому Корпорация просто выкинет Страйфа на улицу, сунув ему нищенское пособие, которого не хватит даже на жизнь в трущобах! В ближайших шкафах тонко задребезжали стеклянные дверцы, словно только что произнесённые слова обладали ударной силой, но Сефирот не обратил на это ни малейшего внимания – у него внутри опять всё горело. - Мы стараемся поддержать тех, кто оказался…, - Лоу на мгновение замялся, - … в сложной ситуации. И мне кажется, что это всё же лучше, чем… Генерал не стал ждать, когда его собеседник объяснится до конца, потому что почувствовал приближение той границы, за которой следовал срыв. - Похоже, ваш хвалёный антидот – пустышка, - почти прошипел он, придвигаясь к доктору и впиваясь в него глазами. – Оправдание насчёт вутайских тварей я ещё худо-бедно могу принять, но двухвосты изучены вдоль и поперёк. Пятеро поправились, а шестой – нет? Какую цель вы преследуете, удерживая Страйфа у себя? - Вы противоречите сами себе, - бесстрастно произнёс Лоу. Его абсолютное спокойствие отрезвило Сефирота и он, тяжело дыша, отступил. - Максимальный эффект от применения сыворотки наступает, если её ввести в первые двадцать минут. Инъекционный аппликатор должен быть у каждого идущего на задание бойца и он обязан уметь им пользоваться. Я не знаю, почему Страйф опоздал с уколом. Хотите – спросите у него сами. И повторяю – мы используем все доступные нам средства. Генерал недоверчиво посмотрел на врача, а затем перевёл взгляд ему за спину, туда, где на округлом постаменте стоял сверкающий стеклом и сталью вертикальный цилиндр, заполненный полупрозрачной изумрудной субстанцией, испускавшей слабое сияние. - Это не поможет, - сказал Лоу. – Страйф не солджер. - Мои парни тоже когда-то были обычными людьми, - возразил Сефирот. - Первичное облучение делается только здоровому человеку и не каждый переносит его без, кхм, неприятных последствий, а попадание мако в открытую рану чревато отравлением похуже, чем от яда двухвоста, - пояснил доктор и заметил: - Вы должны это знать. - Значит, вы ничего не можете сделать? – глухо произнёс генерал. Лоу промолчал, и это само по себе было ответом. - И остаётся только один вариант, - Сефирот скрипнул зубами. - Профессор отвратителен, как личность, но в уме ему отказать нельзя. Попробуйте с ним договориться и, если он даст хотя бы намёк на решение, я в вашем распоряжении. Генерал неопределённо мотнул головой и, не прощаясь, вышел из лаборатории. Ему было не по себе, потому что во взгляде собеседника он уловил сожаление. Приближаясь к палате, где находился Клауд, Сефирот замедлил шаг. «Зайти? Нет, не стоит. Мне нечего ему сказать. Пока нечего». Он встал сбоку от правой створки – её верхняя треть была стеклянной, и заглянул внутрь. Просторное помещение без окон, с высоким потолком и кафельными стенами. Шесть удобных кроватей, каждая с комплектом медицинской аппаратуры, лампой за изголовьем и небольшим телевизором на подвижном кронштейне. Шесть низких тумбочек для личных вещей. Слева от входа – дверь в ванную комнату, узкий шкаф-пенал, сложенная ширма. Справа – круглый стол и три стула. Два ряда подвесных светильников. Всё стерильно-белое, кроме пола, выложенного пепельно-серой крапчатой плиткой. Палата была копией той, где скучали побывавшие в Вутае парни, отличаясь лишь количеством обитателей. Страйф лежал на последней кровати слева. Одеяло прикрывало его до середины груди, не пряча неподвижной правой руки, русоволосая голова тонула в подушке; от прозрачного пакета капельницы к шее, уходя концом под салфетку, тянулась тонкая трубочка. Здоровая рука покоилась на животе. Клауд медленно шевелил пальцами, как будто что-то искал в складках, и неожиданно в стерильной белизне возникло яркое оранжевое пятнышко, выглядевшее настолько неуместно, что генерал несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что у него всё в порядке со зрением. Пятнышко не исчезло, а превратилось под двигающимися пальцами в квадратик, который затем раздвоился, только второй оказался шоколадно-коричневым. Сефирот снова моргнул, присмотрелся внимательнее и понял, что Страйф держит в руке. «Богиня, и этот мальчишка – солдат». Он покачал головой, вздохнул и направился к лифту, решив сделать всё возможное для парня, который, улыбаясь, смотрел в потолок и прижимал к себе два ярких шуршащих пакетика. Вернувшись в свой кабинет, генерал без колебаний набрал нужный номер, заранее приготовившись выслушать массу издёвок и язвительных замечаний. Профессор ответил, когда Сефироту уже начало казаться, что отыскать его в лабиринте научного отдела будет проще, чем дозвониться. - Ты настырный. Что тебе от меня нужно? – недовольно поинтересовался соблаговоливший взять трубку Ходжо. – Я занят. Ты мне мешаешь. Генерал поморщился – скрипучий и отнюдь не тихий голос профессора резал слух, и, немного отодвинув телефон от уха, сказал: - Мне требуется противоядие. Мраморный двухвост. - Противоядие-е? Тебе-е? – тон Ходжо стал насмешливым. – Ты что, позволил какой-то паршивой твари ранить себя? Куда пропали твои боевые навыки, самый лучший солджер? И где ты взял двухвоста зимой? - Это не мне. Сефирот знал, что последует за его ответом, потому что госпиталь входил в сферу интересов профессора, и не ошибся. - Так, так, так, - ехидно протянул Ходжо. – С какой стати ты хлопочешь за того солдатика? Неужели ты запал на него, мой мальчик? От ненавистного обращения у генерала уже в который раз за этот день полыхнуло багровым перед глазами, но он усилием воли подавил вспышку ярости и холодно произнёс: - Нет. Из трубки раздалось противное хихиканье. Профессору было прекрасно известно, какую реакцию вызывают его слова, и он этим наслаждался, как и тем, что тот, кто относился к нему с презрением, вынужден просить о помощи. Сефирот понимал, что Ходжо упивается своей мелкой местью и ненавидел его за это, но слушал и хранил молчание, потому что багрянец сменился яркой оранжевой точкой в стерильной белизне больничной палаты. «Я выдержу». Хихиканье резко оборвалось. - Ну да, разве тебе может быть интересен тощий мальчишка, наверняка приехавший из какой-нибудь глуши. Ты имеешь склонность к совершенно другому типу, - профессор чмокнул губами и снова хихикнул. – А всё-таки, на кой тебе сдался этот парень? Генерал ничего не ответил. - Ладно, можешь не говорить, - фыркнул в трубку его собеседник. – Твоё упрямство не имеет значения, потому что специфический антидот отсутствует. - Как – отсутствует?– неприятно удивился Сефирот. - А так, - весело отозвался Ходжо, явно довольный, что ему удалось хоть чем-то зацепить генерала. – Зачем делать отдельный препарат, когда при своевременном введении прекрасно помогает универсальный. Но у меня имеется некоторая информация, которая может тебя заинтересовать. - Что ты за неё хочешь? – спросил Сефирот, ожидая услышать самые невероятные, а возможно и неприемлемые, требования. Профессор в очередной раз хихикнул и прошептал по слогам: - Ни-че-го. - Ничего? Ты ничего не хочешь? Не верю. - Правильно, что не веришь, - Ходжо снова заговорил, как обычно. – Ничего от тебя. - Я не позволю тебе прикоснуться к Страйфу. Этот парень не станет твоим подопытным, - угрожающе произнёс генерал, снова ощутивший приближение к грани. - Я не дотронусь до него даже кончиком мизинца, - насмешливо сказал профессор. – Мне просто интересно, как учёному. - Хватит пустых слов! – рыкнул в трубку Сефирот. - Ну-у, не сердись, - голос Ходжо стал елейным. - Я дам тебе подсказку, а уж как ты ею воспользуешься… Генерал поймал себя на том, что его пальцы так сильно сдавили телефон, что усиленный пластиковый корпус начал трещать, но профессор не стал затягивать паузу. - Ты никогда не задумывался, почему на тебя практически не действуют никакие яды? Даже в самом начале карьеры, когда ты был не столь ловок, как сейчас, и монстры частенько тебя доставали, последствия ограничивались несильной головной болью и лёгкой тошнотой, причём через два-три часа ты приходил в норму. Сефирот напряжённо слушал, стараясь понять, к чему клонит Ходжо. - А всё потому, что ты сам – ходячее противоядие. Любая часть твоего тела… Генерал не стал ждать, пока профессор договорит, и нажал на «отбой». Гулкий удар входной двери об косяк заставил брошенный на столе телефон подпрыгнуть. Сефирот застал Лоу закрывающим свой кабинет – приближалось время вечернего обхода. Увидев в конце коридора знакомую фигуру в чёрном плаще, доктор повернул ключ в обратную сторону. Генерал хорошо помнил это небольшое помещение, потому что когда-то провёл здесь немало времени, рассматривая анатомические атласы или выстраивая из тяжёлых томов домики, внутри которых обитали немногочисленные игрушки, принесённые ребёнку его опекуном: деревянный грузовик с нарисованным водителем, десяток разнокалиберных солдатиков и пушистый нитяной чокобо с проволочными лапками. Ещё были переливчатые стеклянные шарики, целая горсть. Мальчик относился к ним очень бережно и перед тем, как покинуть госпиталь, хотел взять с собой хотя бы один, но его просьбу проигнорировали. Ходжо считал игрушки мусором. Сефирот невольно бросил взгляд на стоящий позади письменного стола массивный шкаф. «Интересно, та неприметная серая коробка, много лет назад казавшаяся мне сундучком с сокровищами, всё ещё лежит на верхней полке?». Остро захотелось подойти и проверить, но он не двинулся с места. Сейчас, когда решается будущее Страйфа, не до детских воспоминаний. - Присаживайтесь, господин генерал, - Лоу выкатил из-за стола стандартное офисное кресло. – Вы что-нибудь узнали? Сефирот сел и расслабленно откинулся на спинку. Доктор устроился на стоящем напротив маленьком жёстком диванчике, предназначенном для возможных посетителей, и устремил на него внимательный взгляд. - Ходжо сказал, что противоядие – я сам, что любая часть меня… Заметив, что Лоу, слушая его, не выказал никакой радости или, хотя бы, оживления, генерал замолчал. - Вы удивлены моей реакцией? – спросил врач. - Да, - Сефирот подался вперёд. – Что не так? - Я надеялся, что профессор предложит другое решение, - глядя в пол, пробормотал Лоу. – Он владеет огромным количеством недоступной мне информации, но, очевидно, его тяга к отвратительным экспериментам ни для кого не делает скидок. Из учёного-исследователя Ходжо окончательно превратился в учёного-маньяка. - Что вы имеете в виду? Объясните, - потребовал генерал. - Вы будете ненавидеть профессора ещё сильнее, - тихо произнёс доктор и, вздохнув, добавил: - И станете ненавидеть меня. - Возможно, - холодно сказал Сефирот. - Рано или поздно вы всё равно узнали бы об этом, - Лоу поднял голову. – Ходжо и я уже пытались изготовить из вашей крови – предлогов для её получения было достаточно – препарат, способный нейтрализовать любую отраву, но после серии экспериментов я отказался участвовать в этом деле и поэтому сижу здесь, а не там, - он указал пальцем на потолок. Подавив очередную гневную волну, стремившуюся исполосовать окружающее красным цветом, генерал сухо спросил: - Когда? - Больше десяти лет назад. - Почему вы самоустранились? - Убедившись в вашей невосприимчивости к различным ядам, профессор использовал плазму вашей крови, как основу для изготовления антидота. Мы испытывали препарат на разных животных, потом Ходжо переключился на людей, причём без их ведома. Я старался его переубедить, говорил, что это безнравственно и по сути является насилием над личностью, потому что у сыворотки обнаружилось странное побочное действие – все, кому её вводили, и звери, и люди, спустя какое-то время начинали тянуться к вам, как железо тянется к магниту. Профессор даже держал в своём кабинете подопытных крыс, чтобы, по его словам, получить подтверждение некой теории, суть которой он не разглашал, но если животное можно остановить, поместив его в клетку, то с человеком… Я не хотел быть причастным. Лоу вжался в спинку диванчика и начал тереть кисти рук, словно они замёрзли. Сефирот выпрямился и медленно выдохнул, снимая напряжение. - Так вот, значит, почему… Контроль за здоровьем, - иронично протянул он, вспомнив виварий, через который приходилось идти, чтобы попасть в лабораторию Ходжо. – Дверь у этого выродка всегда была открыта, чтобы он мог видеть, как ведут себя животные при моём появлении. Перед глазами генерала встали истерично мечущиеся за стеклом грызуны, бешено виляющие хвостами и непрерывно тявкающие собаки, сморщенные мордочки и блестящие глаза маленьких обезьянок, протягивавших сквозь решётку свои лапки. Не понимая причины, он держался подальше от клеток и вольеров, а их обитатели, сбиваясь в кучи, отчаянно рвались к нему. «А люди? Неужели все, кто постоянно находился рядом или стремился в мою постель, делали это не по своей воле?». - Как долго сохраняются свойства сыворотки? Голос Сефирота был достаточно резким и Лоу, продолжавший растирать пальцы, слегка вздрогнул. - Они слабеют в течение года, все. По крайней мере так было, когда я ещё принимал участие…, - доктор кашлянул. – Но любой организм с возрастом меняется и кровь, соответственно, тоже. - А что происходило с объектами опытов через месяц, два, три? Я имею в виду людей, животные меня не интересуют. - Всё зависит от состояния психики. Тяга постепенно уменьшается, но иногда от недостижимости желаемого нервы сдают даже у сильных. Случались крайности, - осторожно сказал Лоу. – Вы понимаете, о чём я? - Да, - мрачно отозвался генерал, вспомнив о нескольких странных самоубийствах и сопоставив факты. - Я не хочу ещё больше отягчать свою совесть, - покачал головой врач. – Перед применением любого лекарства, проведением любой медицинской манипуляции я обязан проинформировать больного о возможных последствиях, а в этом случае всё слишком непредсказуемо. Профессор решил воспользоваться обстоятельствами, чтобы утолить своё любопытство. - И не только, - зло проговорил Сефирот. – Но я заставлю его пожалеть об этом. Лоу промолчал. - Я возьму всю ответственность на себя, - отрывисто бросил генерал и поднялся. – Сколько вам нужно времени? - Два-три часа, - облегчённо вздохнувший доктор вскочил и начал суетливо рыться в ящиках письменного стола, брякая какой-то мелочью. – Лаборатория этажом ниже. Сейчас я найду ключ. - Когда Страйф полностью восстановится? - Эм-м, - Лоу опять смешался. – Я не могу дать точного ответа. Потребуются контрольные анализы – чтобы оценить динамику изменений, и только тогда можно будет что-то сказать, но я думаю, что в течение суток его состояние должно улучшиться. Сефирот вышел в коридор и, не став дожидаться врача, направился к лифту. «Позже я ему объясню. Он справится. Он крепкий парень. А потом всё пройдёт и всё будет как прежде». Генералу казалось, что он контролирует свои чувства, господствует над своими желаниями, что он хозяин своего тела, но внутри, там, где раньше металась ярость или рвала по живому боль, теперь что-то трепетало, мелко и предательски, а в ушах, на самой границе слышимости, кто-то коварно шептал: «Он не поймёт, не сумеет различить, потому что он уже принял тебя. И он такой тёплый». Хлынувшие из памяти образы и ощущения отозвались нервной дрожью в руках и Сефирот, собиравшийся нажать кнопку вызова, вместо этого изо всех сил ударил кулаком по стене. «Я не должен». Торопившийся следом Лоу удивлённо посмотрел на него, но не сказал ни слова. В свой кабинет генерал вернулся только для того, чтобы забрать оставленный там телефон. О делах не хотелось даже думать, вид подготовленных к работе бумаг вызывал отвращение, и он почти сбежал, сиюминутно желая только одного – как можно быстрее отгородиться от этого мира. Квартира встретила его привычной тишиной и темнотой и Сефирот окунулся в отсутствие звука и света, надеясь приглушить непонятное и от того раздражающее волнение. Молчаливый мрак обнял, втянул в себя, но вместо ожидаемого успокоения он ощутил тяжесть и тупую боль в голове. Стены приблизились, сжав пространство; появилось чувство нехватки воздуха. Внутри снова задрожало. Шумно выдохнув, генерал дёрнул закрывающую окно штору и буквально вдавился лбом в холодное стекло. Стало немного легче, стены вернулись на место, головная боль стянулась в две точки на висках и ослабела. Он закрыл глаза и попытался ни о чём не думать, но внезапно оживший телефон кольнул слух многотональным сигналом. Сефирот несколько секунд смотрел на мигающий конвертик, потом тронул его пальцем и сообщение открылось. «Встретимся?». Генерал взглянул на сияющие городские огни, так напоминающие рождественские гирлянды, на бьющиеся в окно снежные крупинки и ответил согласием. *** - Уходи. Сефирот отодвинулся от ставших неприятными рук и губ и встал с кровати. - Уходи? – удивлённо переспросил Алан, садясь. – Если у тебя были планы на сегодняшний вечер… - Мы не будем больше встречаться, - равнодушно ответил генерал. – И я не собираюсь ничего объяснять. Он щёлкнул выключателем. Полумрак исчез. Каждая вещь приобрела очертания и цвет, тени сжались и побледнели. Спальня словно показала свою обратную сторону, тщательно прорисованную, но неуютную. Именно за это Сефирот и не любил яркий свет. Алан пригладил растрепавшиеся волосы и тоже поднялся. - И всё же, что тебя не устроило? По-моему, нам было неплохо вместе. Или ты присмотрел себе другого партнёра? Мужчину? Женщину? Мы могли бы попробовать втроём, это интересно. Генерал сузил глаза. Хотелось как можно быстрее избавиться от этого человека. Выбросить из квартиры, из своей жизни и уничтожить каждую вещь, к которой он прикасался. А может выбросить его из окна? Белоснежное вутайское покрывало приобрело зеленоватый оттенок, левая щека дёрнулась. Хладнокровие постепенно сдавало позиции, отступая перед вновь рвущейся на свободу яростью, но Сефирот ещё контролировал себя. - Уходи. Очевидно, Алан что-то почувствовал или вспомнил, по какой причине глаза солджеров вспыхивают невыносимо яркой зеленью. Он молча, без лишних движений, оделся и выскользнул из комнаты. В прихожей шаги ненадолго стихли, но потом возобновились. Входная дверь открылась и закрылась почти беззвучно. Выждав несколько минут, генерал отправился в душ и, проходя мимо тёмной кухни, подумал, что было бы хорошо, если бы там сейчас горела настольная лампа, шумел чайник, негромко брякала посуда, и кто-нибудь назвал бы его по имени и попросил не слишком задерживаться, потому что уже всё готово. Нет, не кто-нибудь, а один конкретный человек. Горячая вода накрыла совершенное тело и смыла чужие запахи, прикосновения и поцелуи. Утром, когда лифт остановился на 49 этаже, Сефирот, после короткого размышления, нажал одну из кнопок на дополнительной панели и кабина устремилась в глубину скального основания Шинра-Билдинга. - Я знаю, что прошло всего несколько часов, но я хочу взглянуть. Тон генерала не допускал возражений и Лоу пожал плечами. - Я просто предупредил, потому что не могу назвать точных сроков. Реакция пациента тоже непредсказуема. Данный случай уникален. За молодым человеком ведётся круглосуточный контроль – я не хочу упустить ни одной, даже самой мелкой детали, потому что подобное вряд ли повторится. Сефирот поморщился. Многословие доктора и всплывшие на поверхность замашки экспериментатора раздражали, и он пошёл быстрее. Лоу замолчал и тоже прибавил шаг. Пройдя безликий госпитальный коридор и миновав тамбур, они остановились перед двойными дверями. - Почему в палате темно? – спросил генерал, вглядываясь в стеклянный прямоугольник. - Я не успел вам сообщить. Я ввёл пациенту лёгкое снотворное, - пояснил немного запыхавшийся доктор. – Ффу-ух. Сефирот резко обернулся. - Зачем? - Это из практики. Прошлой практики. В первые часы, э-э, объекты чувствовали себя не очень хорошо, возможно, из-за того, что в плазме вашей крови присутствуют некоторые компоненты, которых нет у обычных людей. - Почему вы не сказали мне об этом вчера? - А вы бы оставили всё как есть? - Нет. - Тогда…, - Лоу развёл руками. – Просто поверьте, что так проще и нам, и ему. - Я зайду один, - генерал снова посмотрел в тёмное стекло. - Пожалуйста. Я подожду здесь. Сефирот сидел, расслабленно опустив плечи и снова ощущая неприятную пустоту в животе. Ночник не горел – хватало сияющего прямоугольника на двери, к тому же серая полутьма скрадывала холодную белизну помещения и оно казалось меньше и уютнее. Была и ещё одна причина не нажимать обведённую голубоватым ореолом кнопку – сумрак мягко размывал черты лежащего на кровати человека. Генерал не хотел видеть Клауда больным. Он смотрел поверх его головы, в чёрный экран, внутри которого ползла светло-зелёная подпрыгивающая точка, мигало изумрудное сердечко и высвечивались показания пульса и давления. - Плохое острее затрагивает душу, крепче врезается в память, поэтому в моих глазах ты должен остаться таким же, каким был два месяца назад, пока этот образ не сменится на другой, лучший. Мы не будем торопиться, но это непременно произойдёт. Однажды ты, сонно моргая, пожелаешь мне доброго утра и улыбнёшься, а я расскажу тебе о своей детской мечте и попрошу стать тем светом, что не даст замёрзнуть моему сердцу. Сефирот почти шептал. - О нас будут болтать и даже подсмеиваться, конечно, втихаря, за углом, но меня не волнует ничьё мнение. И не надо видеть во мне бога, Клауд. Я человек и хочу, чтобы меня любили. И сам хочу любить, только не понимаю, как. Ты научишь меня, чокобёнок? Ведь ты знаешь о любви гораздо больше меня. Я не очень представляю, как говорить обо всём этом, потому что ты первый, кто просто хотел быть ближе. Он взял Страйфа за правую руку и осторожно сжал холодные пальцы, ощущая каждую косточку. - Я стал таким же многословным, как этот доктор. Странное ощущение, ведь ты же меня не слышишь, а я всё равно говорю. Выздоравливай скорее, Клауд. Генерал поднялся – пора было уходить, но неожиданно ритмичное попискивание, сопровождавшее движение зелёной точки, сбилось и зачастило, а цифры на чёрном экране запрыгали в сторону увеличения. - Страйф? Сефирот всё-таки посмотрел на него. Он знал, что внезапный скачок пульса и давления ни к чему хорошему не приводит, и уже был готов нажать кнопку экстренного вызова, но сбой продлился всего несколько секунд. Мерцание изумрудного сердечка снова стало ритмичным, цифры стабилизировались, правда, оставшись чуть повышенными. - Страйф? Генерал наклонился над спящим парнем, отмечая заострившиеся скулы и подбородок, тени под глазами и абсолютное отсутствие признаков какого-либо страдания. Лицо Клауда было безмятежным, а дыхание ровным и бесшумным. «Лоу сказал, что у него повреждено лёгкое, но я ничего не слышу. Значит…» Пальцы в его ладони слабо шевельнулись. - Я даже не предполагал, что действие сыворотки будет столь эффективным. Каюсь, мой прогноз на сутки был взят чисто с потолка, ведь раньше нам приходилось ждать намного дольше. Первые признаки об…, - пронизывающий взгляд заставил Лоу проглотить окончание слова и поправиться, - …пациенты выказывали только через три-четыре дня. - Пульс и давление, - с нажимом произнёс Сефирот. – Они изменились потому, что я находился рядом? - Скорее всего – да, - возбуждённо проговорил доктор и начал ходить по коридору взад и вперёд. – Вы являетесь источником и организм Страйфа, пребывающего сейчас во сне, отреагировал на ваше присутствие доступным для него в данный момент способом. Возможно, это какое-то взаимодействие биополей или иной способ обмена информацией. Как жаль, что изучение ауры человека объявлено неперспективным. Нельзя руководствоваться только практическими потребностями. Нужно развивать теорию, мыслить шире. А фантастически быстрое усиление способностей к регенерации? Дайте мне пару недель. Я обязательно должен всё как следует проверить, зафиксировать, сделать дополнительные анализы, провести обследования и… Генерал одним стремительным движением прихватил Лоу за ворот халата. - Этот парень – мой. Я заберу его через пять дней, считая сегодняшний. На доктора словно плеснули ледяной водой. - Да-да, я понимаю, - пробормотал он, судорожно кивая в такт словам и не пытаясь освободиться. – Я уверен, что в названный срок пациент сможет покинуть госпиталь. Я буду лично контролировать ход восстановления. Утром пятого дня Сефирот, провожаемый шушуканьем и пристальными взглядами, снова шёл по безликому коридору. Он практически вычеркнул из жизни время ожидания. Работа, длительные тренировки, не приносящая удовольствия еда и сон, похожий на бездонную яму. Внутри горело, и он подолгу стоял под прохладным душем в бесплодной попытке погасить жар, который был только в его голове. Он не позволил себе ни одного звонка, понимая, что от этого будет только хуже, но совсем не думать о Страйфе не мог. В последний вечер он попытался напиться, хотя и знал, что это бесполезно. «В рождественскую ночь и тогда, в палате, когда я сидел возле него… Это было всего лишь влияние момента. Слабые голоса погребённых, но не желающих умирать надежд. Кусочки детских воспоминаний. Я хочу, чтобы Клауд стал моим, но безо лжи и разговоров о том, что через постель командира в солджеры может попасть кто угодно. Я расскажу, и пускай он сам решает. Богиня! Я обещал взять ответственность на себя, а вместо этого перекладываю её на парня!». Генерал вошёл в знакомый кабинет, рывком распахнув дверь и, не здороваясь, буквально с порога, спросил: - Состояние Страйфа? - Здравствуйте. Голос Лоу был максимально вежливым и Сефирот мгновенно напрягся. - Нет-нет, всё в порядке, - поспешил успокоить его доктор. – Восстановление идёт достаточно быстро, хотя ещё несколько дней постельного режима не помешали бы. - Кровати есть не только в госпитале, - неприветливо заметил генерал, пряча за резкостью зашевелившуюся неуверенность. «Надо сделать всё быстро. Чёрт, почему ненавидеть проще?». - А контрольные анализы? Тесты? – сделал ещё одну попытку Лоу. – Я хотел бы описать процесс со всеми его особенностями, но без конечных результатов не смогу. У Сефирота дёрнулась щека. «Учёные. Внутри каждого из вас живёт собственный Ходжо и освободиться от него вы сможете только вместе с жизнью». - Посмотрим. Тон генерала ясно давал понять, что тема закрыта. Вздохнув, Лоу протянул Сефироту плотный конверт. - Здесь рекомендации. Звоните, если будут, э-э, сложности. Генерал кивнул, небрежно сунул бумаги в карман и сказал: - Позаботьтесь о том, чтобы в коридорах было чисто. Ваши сотрудники излишне любопытны. - Хорошо, - отозвался доктор, торопливо направляясь к выходу. – Я сейчас. - Вас это тоже касается. Сефироту казалось, что он идёт в тумане, сгущающемся по мере того, как сокращалось расстояние до палаты Страйфа. Раздражающие запахи лекарств, дезинфицирующих растворов, пластика и холодного металла становились всё насыщеннее, липли к лицу, цеплялись за одежду. Воздух сопротивлялся движению. Он шёл под змеящимися по потолку кабелями, мимо пронумерованных дверей в кремовых стенах, одиноких кварцевых ламп и стоящих рядами шкафов, замечая каждую мелочь, вплоть до потёртостей на полу и крохотных комочков пыли в углах. «Лоу совсем не следит за уборщиками. Надо будет ему сказать». Взгляд генерала зацепился за очередную пыльную горстку и он чертыхнулся. «О чём я думаю? Это же не входит в его обязанности. Проклятье!». Ноги наливались тяжестью. Наплечники давили. Короткий тамбур, отделявший ту часть госпиталя, где находились палаты, от основного коридора, казался бесконечным. «Как же субъективно ощущение расстояния и времени». Сефирот замер в шаге от двойных дверей. «Ты смог сказать мне те слова, Клауд. Ты был таким искренним. А получится ли у меня? Как же сложно выразить то, что чувствуешь, когда не знаешь, как это назвать. В голове какая-то муть. Почему ненавидеть так просто?». Он взялся за ручку. «Только удовольствие и никаких обязательств. Зачем усложнять? Может быть ты и прав, Алан, но я так больше не хочу». Правая створка мягко подалась навстречу. Страйф сидел на кровати и вертел в руках пакет из полупрозрачной плёнки, стараясь рассмотреть содержимое, не нарушив упаковки. «Он похож на ребёнка, случайно обнаружившего приготовленный заранее подарок и теперь сгорающего от любопытства». При виде этой, почти домашней картины, генерал ощутил, как тянувшая его к полу тяжесть словно стекает с плеч, а голова проясняется. Воздух вернулся в привычное состояние, запахи истончились, утратив раздражающую резкость. Белизна палаты, из которой теперь был изгнан уютный сумрак, уже не казалась стерильно-холодной. Здесь была жизнь. И тёплый свет. Дверь открылась полностью. «Дай мне сил, Богиня. Я так устал». Сефирот двигался практически бесшумно и успел пройти мимо окружённого стульями стола и первого ряда кроватей, прежде чем Клауд поднял на него сразу же округлившиеся глаза и, уронив пакет, вскочил на ноги. - Сэр! Генерал не смог удержаться от смешка – стоящий навытяжку парень в светло-зелёной больничной пижаме выглядел очень забавно, одна лохматая голова чего стоила, и тут же ощутил острое желание прижать к себе это взъерошенное чудо и согреться его теплом, зарывшись в чокобиную макушку. «Надо держаться на расстоянии. И отвлечься». - Вольно, рядовой. Раненые имеют право на послабление. - Извините, сэр. Я даже не мог предположить, что увижу вас здесь, - изумлённо произнёс Страйф. - Я тоже, - хмыкнул Сефирот, останавливаясь между кроватями второго ряда. – Ты ведь не новичок. Что произошло? О том, что не касалось личного, говорить было легче. - Вам рассказали. Клауд опустил глаза. Уголки его рта дёрнулись, словно в неловкой попытке улыбнуться, и генералу это не понравилось. - Я хочу знать подробности. - Это случайность, сэр. Стечение обстоятельств. Сефирот скрестил на груди руки и прислонился к спинке ближайшей кровати. - Нам… сначала некрупные попались, с десяток, наверное, но нападать они не стали, а рассыпались… между скалами. Предгорья у Айсикла путаные, как лабиринт, там несложно спрятаться. Мы… разделились на двойки, для преследования. Страйф говорил медленно, с паузами, и причина была ясна – вспоминать о своих промахах не слишком приятно. - Я вторым шёл и постоянно назад поглядывал, чтобы заметить, если какая из тварей за спиной выскочит, да только опасность у нас над головами оказалась. Ребята потом сказали, что мы на «старика» нарвались. Он со скалы на нас прыгнул. Клауд замолчал и как-то болезненно посмотрел на генерала. Ему явно не хотелось продолжать даже такой обрывочный рассказ. - И напарник, вместо того, чтобы отразить нападение, подставил тебя под удар? – с нажимом в голосе поинтересовался Сефирот. - Он утверждает, что кричал: «Падай!», но я не помню, - негромко ответил Страйф. – Возможно, так оно и было, просто всё произошло слишком быстро. Солнце в глаза, снег слепит. Я как раз оборачиваться начал и уловил только смазанный силуэт, а затем… Затем… боль, словно в меня воткнули раскалённые спицы, и боль от удара о камни. После поплыло всё и темнота. Вот поэтому я и не смог использовать антидот. Губы парня вновь дрогнули. Генерал нахмурился. - Место расположения инъектора было стандартным? - Да, на левом запястье. - Почему твой напарник не оказал помощь? - Не знаю. Может, он думал, что я сам справлюсь или от двухвоста отбивался. - Проверить указатель – секундное дело, - отрывисто произнёс Сефирот. – Не старайся обелить того, в ком нет чувства товарищества. И двухвосты никогда не нападают повторно. Их яд обездвиживает и они просто ждут удобного момента, чтобы приступить к трапезе. - Заживо? – удивлённо прошептал Клауд. - Похоже, теоретическая подготовка в армии ниже допустимого минимума, - генерал хрустнул пальцами. - Сядь. Страйф моргнул. - Сэр? - Ты ещё не совсем здоров. И подними пакет, там сменная одежда. - Одежда? Но в шкафу есть запасные вещи. И я не могу сидеть, когда вы… Сефирот устроился на соседней койке. - А теперь? - Есть, сэр. Клауд подобрал пакет и сел. Генерал наклонился вперёд и впился в него взглядом. - Ещё вопрос. Твои раны… Иглы двухвоста, какими бы прочными они ни были, не должны пробивать бронежилет. - Он оказался… не того класса, - неловко объяснил Страйф и снова уткнулся глазами в пол. - Ясно, - ледяным тоном произнёс Сефирот, выпрямляясь. – Я подниму эти вопросы на ближайшем совещании. Бросовое отношение к молодёжи должно остаться в прошлом, если президент хочет удержать свой рейтинг на требуемом уровне. Позже мы ещё поговорим об этом, а сейчас я хочу знать, как ты себя чувствуешь. Я имею в виду состояние психики. То, что твоё тело выздоравливает, я вижу и сам. - Не могу определить, - немного поразмыслив, сказал Клауд. – Осознание своей слабости – ужасно. Равнодушие тех, кого считал товарищами – горько. Оказаться выброшенным на жизненную обочину или даже в канаву – тяжело. Но благодаря вам, сэр, я не отчаялся. - Каким образом? - Просто я всё время думал о вас и это меня поддерживало. Я обязательно стану солджером, чтобы быть рядом с вами. Генерал услышал в его голосе твёрдую убеждённость. - И я ошибался, когда говорил о том, что нельзя понять другого человека. Главное – иметь желание понять и тогда всё получится. Отпустившее было напряжение стремительно вернулось, натянув нервы, и Сефирот знал – почему. Ожидание. Неизвестность. Они смотрели друг другу в глаза и в синих мелькали зелёные отблески. Генерала снова начало одолевать муторное ощущение вязкого воздуха. Руки словно окунули в ледяную воду. «Я… боюсь? Я боюсь упасть с пьедестала, воздвигнутого этим парнем, или я боюсь погасить его свет?». Тело казалось деревянным, внутри, в который раз за эти дни, возникла противная дрожь. «Ты не обманешь себя. И нечестно обманывать его. Ты же хотел, чтобы всё было безо лжи». Сефирот сделал глубокий вдох. - Ты должен это знать. Для твоего лечения был использован один… экспериментальный препарат, основным компонентом которого является плазма моей крови. Он ликвидировал последствия отравления и скоро ты окончательно восстановишься, но вместе с этим в твоём организме произойдут некоторые изменения. Впрочем, они уже происходят. Генерал замолчал. Пауза длилась около минуты, но ожидаемых вопросов не последовало, только синие глаза стали ещё более внимательными. - Ты сказал, что хочешь быть рядом со мной. Это желание многократно усилится, даже может стать единственной целью в жизни, и вместе с тем ты постоянно будешь осознавать, насколько ты далёк от цели. И люди так легко ломаются, Клауд. - Сэр, я… Страйф начал подниматься, но Сефирот остановил его движением руки. - Подожди. Очередной вдох, более нервный. - Я не хотел, чтобы твоя мечта превратилась в одержимость, но в перспективе у тебя были только трущобы. Наверное, это всё-таки меньшее из зол. Через несколько месяцев зависимость ослабнет и ты сможешь жить, не думая обо мне день и ночь, а пока я… - Простите, что перебиваю, - Клауд встал, сделал шаг вперёд и улыбнулся. – Спасибо, сэр. Вы отдали мне часть себя и я счастлив. И… Ещё шаг. Генерал вцепился в край кровати, потому что руки рвались обнять закутанное в больничную пижаму тонкое тело, прижать, ощутить, как бьётся под ладонями сердце. - И снова простите меня, сэр. - За что? – глухо спросил Сефирот, глядя в глаза, в которых синева уже смешалась с изумрудной зеленью. Страйф подошёл ещё ближе. - За многое, но в основном за то, что детское восхищение солджером первого класса превратилось в любовь. Пускай здесь, - он ткнул себя в грудь, - что-то происходит, но моё желание быть ближе не может стать сильнее, потому что с того утра оно и так на пределе. Холод вытек тонкими струйками, унеся отвратительное подёргивание. Воздух снова стал невесомым. - И за это. Клауд протянул руку и отвёл в сторону прозрачную серебристую прядку, постоянно цеплявшуюся за ресницы. Тёплая волна накрыла, заворачиваясь коконом, и генерал разжал пальцы.