Непоставленная точка

      Джон зашипел, когда комок вязкого мокрого снега соскользнул со шлема прямо под ворот куртки и пополз стылой влагой по коже вниз. Февраль пришёл в Лондон снежными штормами, сковывающими город на несколько дней кряду, затем отступающими на неделю безоблачного затишья и возвращающимися с новой силой. Приёмное отделение было заполнено поранившимися в результате падений, ДТП на скользкой дороге, не управившимися с острыми краями лопат для расчистки снега. Ватсону казалось, за всю свою предыдущую карьеру он не выписывал столько мазей против растяжений и не накладывал столько повязок и гипсов, сколько за последние несколько недель. Казалось, его смены в Бартсе целиком состояли исключительно из таких пациентов. В какой-то момент он уже перестал различать их лица, только беспрерывный поток однотипных травм: вывих, вывих, перелом, сильный ушиб, сотрясение.       Выгнув спину в тщетной попытке отодвинуться от вмиг впитавшей ледяную влагу одежды, Ватсон шагнул в темную прихожую за дверью 221Б и взбежал по приветствующим его скрипом ступенях. Горячий душ, сытный ужин, крепкий сон — будто гипнотическое заклинание, повторял он с каждым недовольно откликающимся на порывистые шаги глухим спазмом в бедре.       — Довольно! — прозвучало резкое откуда-то сверху. Джон поднял голову и увидел на площадке перед ведущей в гостиную дверью двух будто под копирку слепленных телохранителей. Недовольный голос продолжил: — Ты прекратишь это. И то немедленно!       Ватсон перешагнул через последние ступени одним широким прыжком, переступил площадку и между двух никак не отреагировавших на него охранников толкнул дверь.       — Майкрофт!       — Доброго вечера, доктор Ватсон, — сухо процедил тот, оглядываясь на него поверх плеча, припорошенного поблескивающими каплями талого снега на черной шерсти строгого пальто.       В привычном кресле, уперев отрешенный стальной взгляд куда-то прямо перед собой, сидела Мелинда. Как это обычно бывало в присутствии обоих Холмсов в одном помещении, то наполнилось физически ощутимым колючим холодом, царапающим кожу похлеще снежного комка за шиворотом.       После операции, навсегда оставившей на голове Мэл размашистое грубое напоминание о схватке с брикстонским душителем, её иссиня-черные волосы успели отрасти во взъерошенный хаос торчащих в разные стороны коротких прядей, почти полностью скрывающих под собой шрам. Но кожа оставалась такой же нездорово бледной — возможно, Ватсону только казалось, что Холмс когда-то имела хоть какой-то румянец; возможно, причиной тому было её полное затворничество. Он уже и не помнил, когда в последний раз она подавалась наружу. Щеки оставались такими же впалыми под обостренными скулами, колени остро торчали на тонких протянутых по ковру к камину ногах. Единственным разительным отличием был черный, грозно вздыбивший крылья ворон с остроклювым, безглазым черепом вместо головы. Татуировка оказалась на шее Холмс, когда Ватсон вернулся на Бейкер-Стрит спустя несколько дней празднования Рождества с семьей. И теперь вместо игнорирующей их присутствие Мелинды всматривалась пустыми глазницами в Джона и Майкрофта.       — Ты меня слышишь? — с выразительно вибрирующим в голосе раздражением поинтересовался старший из Холмсов. Но закономерно никакого ответа не получил. — Думаешь, я не понимаю, что ты делаешь?       Джон едва слышно хмыкнул себе под нос и прошёл на кухню.       Может быть, Майкрофт что-то и понимал в своей сестре, но Джон не имел представления о том, что она делала. Как и не знал, слышала ли она его и слушала ли вообще. За четыре месяца рядом с ней он так и не сумел в ней ни капли разобраться. И не мог понять, повлияло ли на неё случившееся или эта замкнутость была естественной.       Он лишь наблюдал со стороны, ощущая себя с каждым днём всё стремительнее отдаляющимся от неё. Отчего за ребрами что-то неприятно скреблось, ведь после первого месяца — первых недель — реабилитации ему показалось, что они начинали становиться по-настоящему близкими. И ему каждый раз приходилось себя одергивать, подавляя нездоровое воодушевление, когда Мэл звала его по имени, а затем ругать себя за испытываемое разочарование, ведь умом он понимал, что ей было нужно от него немногое и бытовое: купить внизу у Спиди кофе, куда-то подвезти, поделиться завтраком.       Усугубляла в нём это затравленное чувство Далси, порой наведывавшаяся к ним на неизменно громко объявляющих о её появлении каблуках. Иногда — к злорадству Джона, за которое ему становилось стыдно — Далси доставалось то же сухое, холодное безразличие, что и ему. Но несколько раз — дважды, Ватсон знал это совершенно точно, но запрещал даже мысленно признавать, что чутко за этим следил и испытывал горечь ревности — ей выпадали ночи в постели Холмс за плотно закрытыми дверями её спальни.       Помимо Далси на Бейкер-Стрит 221Б порой захаживали незнакомые Джону люди. Они поднимались в гостиную, и некоторых из них Мелинда прогоняла с порога, других со скучающим видом выслушивала, а затем тоже отправляла вон. Кого-то беспокоили подозрительные соседи, кого-то — изменяющий муж, кого-то — ворующие сотрудники. Но ничто из этого не интересовало Холмс.       Преимущественно её ночи проходили с ноутбуком в кресле, а дни в сонливых раздумьях. Мэл измеряла периметр комнаты босыми шагами, подергивала струны своей скрипки пальцами или отыскивала в бардаке смычок и затягивала неспокойные мелодии. В объединяющей их ванные комнаты вентиляции часто возникал горький сигаретный дым. Она мало ела, пила только очень густой черный кофе, игнорировала все предписанные ей медикаменты и упражнения.       Ватсон трусливо избегал об этом думать. Поначалу он полагал, что Холмс нужно немного времени, чтобы прийти в себя, но декабрь сменился январём, за январём подходил к концу февраль, а она всё ещё не пришла в себя — по крайней мере, в том представлении, что имелось на этот счёт у Джона. Подобно Мелинде, игнорирующей брата, он сам игнорировал тревожащие его звоночки. Отчасти потому что отказывался признавать, что действительно невыносимо остро переживал за Холмс. Отчасти потому что понимал своё бессилие — как он мог на неё повлиять?       Миссис Хадсон, поначалу утомляющая своей опекой даже Ватсона, тоже постепенно отступила и лишь изредка поднималась со своей квартиры. Они обоюдно заняли удобную Мелинде позицию молчаливого смирения с её саморазрушением. А потому появление Майкрофта остро укололо Джона стыдом.       Тот не появлялся в их квартире с декабря, такой же скупой на проявление интереса к окружающим, как и Мелинда, пока ему ничего от них не было нужно. Но этот его визит означал, что сам Ватсон и миссис Хадсон отпустили всё на недопустимый самотёк.       Джон отчетливо ощутил это, едва рассмотрев телохранителей, и увидел в скошенном на него остром стальном взгляде.       — Тебе пора взяться за новое дело, — проговорил Майкрофт.       Ватсон вслушивался в его голос, очень осторожно поднимая крышку с чайника и заглядывая внутрь. Воды в нём оказалось совсем немного, но открывать кран и шумом отрезать себя от беседы ему не хотелось. Потому он вернул чайник на плиту и подхватил коробок спичек.       — Не вынуждай меня идти на крайние меры, сестрица!       Краем глаза Джон заметил шевеление и оглянулся. Мелинда встрепенулась на кресле, судорожно выпрямила спину, повернула к Майкрофту лицо и впилась в него прямым взглядом. Впервые за очень долгое время Ватсон различил в том что-то кроме уныния, усталости и обращенности внутрь мыслей. Это были внимание и страх. Страх намного сильнее того, что плескался в её льдистых глазах в первые дни после выхода из комы, когда ей казалось, что она останется такой же беспомощной, такой же не собой навсегда.       — Найди себе дело. И побыстрее.       Половицы устало вздохнули, когда массивная фигура Майкрофта Холмса повернулась и шагнула к двери. Он спустился вниз тремя разными ритмами тяжелых шагов. Мэл смотрела ему вслед, пока входная дверь не захлопнулась, а потом резко подскочила с места. Избегая смотреть на Ватсона, она стремительно направилась в свою спальню и исчезла в ней до утра.       Их общие гостиная и кухня являлись зоной молчаливо достигнутого компромисса между их непримиримо разными стилями ведения быта. Все горизонтальные поверхности, включая столы, диван, пол и подлокотники кресел постоянно оказывались погребенными под создаваемым Холмс беспорядком. Книги, бумаги, газеты, коробки, тарелки с засохшими остатками еды, смятые упаковки, провода и запыленные платы — они накапливались и расползались. Ватсон отвоевывал у них пространство, складывая их в стопки, сталкивая в углы, выбрасывая. Этот цикл был непрерывным, и Джон, расчищая себе место за обеденным столом, даже не испытывал былого раздражения. В какой-то незамеченный им момент это стало неотъемлемой частью его рутины.       Ватсон как раз смёл с освобожденного от хлама прямоугольника пыль и сивые хлопья сигаретного пепла и повернулся, чтобы сходить на кухню за тарелкой с поздним завтраком, когда услышал, что кто-то поднимался в квартиру.       Так же негласно, как и всё прочее — под таким же безапелляционным давлением Холмс — и входная дверь, и дверь в гостиную перестали запираться. А потому гостью Джон встретил в натянутом поверх пижамы старом свитере, растеряно замеревшим на половине шага. Это было неспешное утро перед ночной сменой, когда после сытной еды он мог позволить себе вернуться в постель, а потому не принимал душ, не переодевался и порой откровенно ленился даже причесать замявшиеся за ночь волосы. И когда на порог ступила статная молодая женщина с отчетливо подведенными алой помадой губами и окинула его взглядом, Джону стало неловко.       — Доброго утра. Прошу прощения за столь ранний визит без предварительного предупреждения. Вы — Мэл Холмс?       Голос её был приятно тихим, манера речи строгой, а произношение — представительницы высшего класса. Ватсон поймал себя на том, что рефлекторно при её появлении выпрямил спину и расправил плечи. Он покосился на закрытую дверь спальни и покачал головой.       — Нет, это не… — хрипло выговорил Джон, судорожно кашлянул в кулак и продолжил: — Вам нужна моя соседка. Но я не знаю, дома ли она сейчас.       Что было наглой ложью. Девяносто из ста — Мелинда провалялась с ноутбуком на коленях всю ночь, а сейчас совершенно глухо к любым внешним раздражителям спала. Правдой было то, что десять оставшихся процентов давали шанс на то, что она сейчас появится из своей комнаты в привычной затертой толстовке с глубоким куполом капюшона или и вовсе в одних трусах.       — Да, я понимаю, — отозвалась гостья и шагнула вперёд. — Мне следовало позвонить и договориться о встрече, но дело срочное…       Её узкая светлая ладонь скользнула в боковой карман строгой черной сумки, повисшей со сгиба локтя. И когда она достала её, между пальцев торчала визитная карточка.       — Могу я попросить Вас передать это, мистер…?       Она подошла достаточно близко, чтобы Джон отличил сладковатый запах её духов и рассмотрел внимательный голубой, но лишенный той же металлической твёрдости, что у Мелинды, взгляд.       — Ватсон. Доктор Ватсон.       — Доктор наук или медицины?       — Медицины.       Гостья коротко растянула изогнутую красную линию губ в улыбке и вместо визитки протянула для пожатия открытую ладонь.       — Ирэн Адлер, — представилась она в ответ. — Я…       — Адвокат, — донеслось из дальнего угла кухни.       Едва Джон успел сомкнуть вокруг мягкой руки пальцы, как та выскользнула. Гостья обернулась на голос и кивнула. В контраст ей — завитые каштановые волосы, повисший вокруг шеи пестрый шелковый платок, серое не застегнутое пальто, строгий силуэт юбки и острый лаковый носок туфлей — Мэл темной тенью остановилась на пороге спальни. С бедер, выразительным остриём тазовых костей проступающими из-под одежды, на грубом поясе свисали мешковатые черные штаны. Застиранная серая футболка с длинными, растянутыми рукавами.       — Здравству… — начала Ирэн Адлер, но Холмс прервала её коротким:       — Да.       — Прошу прощения?       — Я займусь делом Вашего нанимателя. Купите нам с доктором Ватсоном билеты на ближайший поезд, — с той категоричной требовательностью, возразить которой порой было непросто, но очень хотелось из банального ощущения ядовитого упрямства, сказала Холмс. И так же беззвучно, как появилась, шагнула обратно в мрак за дверью.       — Что же, замечательно, — подытожила с сохраняющейся на лице вежливой полуулыбкой гостья. На невысоких тонких каблуках она повернулась обратно Джону и вложила в его оставшуюся протянутой вперёд руку свою визитку. Она добавила: — Экспресс отходит с вокзала Сент-Панкрас в 11:31.       И из того же бокового кармана достала и протянула тонкий белый конверт.       С ним и визиткой Ирэн Адлер, быстрой барабанной дробью сбежавшей по лестнице, Ватсон пересёк кухню и сделал то, чего себе не позволял прежде — без приглашения ступил за порог спальни Холмс.       Внутри, в заслоняемой от пасмурного утра задернутыми плотными шторами темноте, он не сразу её рассмотрел — лишь невнятное движение. Мэл шагнула от массивного комода к кровати, опустив на её край неразличимый сверток одежды.       — Ты собираешься? — не удержав просочившееся в голос удивление, спросил Джон. Ему стало ещё любопытнее, нежели вечером накануне: чем Майкрофт Холмс так действенно пригрозил Мелинде, вынудив её безо всякой информации и малейших раздумий согласиться на не произнесенное вслух предложение первого же посетителя.       — И тебе советую начать собираться. Ты её слышал. Поезд уже скоро.       — Поезд куда?       — Билеты у тебя в руках. Ты мне скажи, Джон.       Он опустил взгляд в контрастно белеющий в ладони прямоугольник и хмыкнул. Что-то знакомое, задремавшее внутри него за месяцы бездействия Мелинды, но вмиг пробудившееся азартным щекотанием изнутри, подтолкнуло его спросить:       — Как она знала, что ты согласишься?       — Никак, — передернув плечами, Холмс потянула к себе старый рюкзак.       — Тогда почему пришла уже с билетами?       — Банальные пятьдесят на пятьдесят, Ватсон. Она предположила, что существовали только два возможных исхода: либо я откажусь, либо соглашусь. И к каждому из них подготовилась.       Из-под конверта он достал визитку и поднёс близко к глазам, пытаясь рассмотреть мелкий стройный шрифт: Адлер, Ирэн. Адвокатское бюро «Годфри и Нортон», Лондон. На обратной стороне размашисто растянулись переплетающиеся буквы «G&N».       — Как ты узнала, что она адвокат?       С металлическим бряканьем затертой фурнитуры Холмс встряхнула рюкзак, проталкивая вниз вещи и следом вкладывая ноутбук.       — Преимущественно по тому, что доктор медицины или наук для знакомства с тобой было малозначимо. Но профессиональная юридическая привычка продиктовала рефлекторное стремление к устранению любых неоднозначностей.       — А то, что приехала издалека?       — Не издалека, — порывисто застегнув молнию и выпрямившись, возразила Мэл. — Будь поезд дальнего следования, на её пальто остались бы следы мелкого щебня, которым посыпают проезжую часть и тротуары в снегопады. Тот осыпался бы с чемоданов. Но внутренняя сторона пальто — которое она сложила, вывернув наизнанку, и положила на верхнюю полку — запылена. Той пассажиры пользуются редко. Значит, радиус не больше одного-двух часов езды от Лондона. Сельская местность на севере. Там лежит снег и дороги посыпают солью. Это портит дорожное покрытие, технику и обувь, потому в городе коммунальные службы солью не пользуются. Но в частных угодьях она весьма эффективна. И её белесые следы виднелись на её обуви. Занятно, что ты так внимательно рассматривал её ноги, но этого не заметил. Так куда билеты?       Джон оторопело перевёл взгляд с её обернувшегося к ней лица — сероватой маски с неразличимым во мраке выражением — на конверт, поднял руку и протянул Мелинде.       — Не знаю, — ответил он. — И я никуда не поеду. Мне вечером на работу.       — Поедешь, — возразила Холмс, вместо взять билеты, просовывая руки в мешковатые карманы. Было что-то, возвращению чего он был рад — за всё время с декабря он не слышал от Мэл столько слов, сколько она автоматной очередью выстрелила в него за последнюю минуту. Но было что-то, возвращению чего он собирался решительно противиться — полное пренебрежение его собственными планами и желаниями.       — Это ещё почему? — подвигая руку дальше, почти упирая острый край конверта в живот Холмс, поинтересовался Ватсон.       — Выполнять поручение моего брата.       От возмущения он глухо кашлянул и не сразу нашёл, что ответить. Если Мелинда имела в виду тот между прочим состоявшийся перед Рождеством разговор с Майкрофтом…       Но она прервала его мысли, добавив:       — За что каждый месяц из его офиса делают денежный перевод на твой новый счёт в банке «Барклейз».       — У меня нет счёта в «Барклейз»!       — Неужели?