we are wretched

— Всё пошло не так, как ты предполагал, правда? — Эрик истерически смеётся. Дилан слышит этот смех и морщится от отвращения. Он чувствует, как в бедро упирается чей-то член, но он не уверен, чей именно — может, комната полна людей, а может, их тут только двое. Он не пытается ничего сделать. Комната начинает расплываться, преобразовываться в смесь разноцветных и сложных геометрических фигур, и Дилану кажется, что он только что понял, как выглядит четырёхмерное пространство. — Ну что? — Что, — Дилан не может задавать вопросы. Эрик задумчиво хмыкает. — Это кто говорит, Дил или его галюн? С этими словами он подносит ко рту Дилана грейпфрутовый сок и заставляет пить. — Я тебя люблю, — его просто плющит, в уголках глаз скапливаются маленькие слёзы. Ему настолько хорошо, что появляется ощущение, что это всё происходит не с ним, что он может отделиться от своего тела. — Завтра ты не будешь так говорить, — Эрик протягивает ему самокрутку снова. Всё вокруг так забавно покачивается из стороны в сторону, что Дилан говорит об этом вслух. — Это от JWH, — отвечает Эрик. Сейчас становится немного легче видеть. Или не становится. Дилан одновременно видит всё и ничего, а на Эрика смотрит, как на обычное тело, управляемое сознанием; все процессы мозга Эрика, химия его эмоций и чувств, и даже эти его взгляды исподлобья и излюбленное озлобленное выражение лица – всё перед Диланом как на ладони, разобрано по полочкам, структурировано. Декстрометорфан дал ему всё и сразу. Эрик делает движение, но не совсем ясно откуда и куда. Ощущение чьего-то члена у бедра пропадает. Тишина. Вот, что страшно. В ушах у Дилана шумит, тело охватывает слабость, голова кружится, подташнивает. Всего понемногу. Эрик садится на его ноги, как бы оседлав, и начинает медленно и осторожно тереться одеждой об одежду, глубоко дыша. Эрику всё равно, он не сдерживает себя. Дилан ощущает все свои нервные окончания, но всё равно готов сказать, что ожидал большего. Эрик кладёт руку ему на плечо, и Дилан понимает, что они просто сидят на полу. Их члены трутся друг об друга через одежду. Эрик всхлипывает и тянется к Дилану за поцелуем; выходит смазанно, но ему это не мешает, также, как и то, что его любовник на него почти не реагирует. — Давай, чел, поднимай свой хуй, — руки Эрика ползут под рубашку Дилана (кожа необычно горячая, но это норма). — Знаю, это сложно, но постарайся ради меня. А Дилан не может держать свои глаза без движения. Декстрометорфан действительно дал ему всё и сразу. Эрик даёт ему звонкую пощёчину, но ничего не происходит. Тогда он пробует удар в нос, и Дилан издаёт "ай", начинает идти кровь, заливая их рубашки. Эрик суёт Дилану в губы самокрутку ещё дважды. — Бля-я-я-я, — Дилан закусывает губу, Эрик озлобленно даёт ему ещё несколько пощёчин в одно место и встаёт. — Надеюсь, ты чувствуешь хоть немного боли, — Эрик пылает яростью, выходит из комнаты, хлопая дверью, и закрывает её на ключ. Дилан творит не пойми что, то расхаживая взад-вперёд, то утыкаясь взглядом в одно место на несколько минут (при этом глаза продолжают бегать), когда сидеть на полу становится слишком скучно. Ему так радостно!

*

— Я проебался, — они сидят в кафетерии за одним столиком, склонившись друг к другу и перешёптываясь. — Эта ебаная залупа только на тёлок работает, а так ни у кого бы из нас даже кончить не вышло. — Хули ты меня бил тогда? — Дилан потерял в весе за эти дни. — Да потому что ты меня взбесил, блядь. В следующий раз будем оба объёбываться баклофеном. Вот только кого трип-ситтером ставить... — Я тебя ненавижу, — Дилан драматично встаёт и уходит. Эрик кричит вслед: — Пару дней назад ты сказал обратное! Несколько человек пялятся на него, и он готов поклясться, что давно не испытывал такого сильного желания сломать кому-нибудь шею.

*

Эрик представляет звук выстрела и последующий мягкий "шелест" потоков крови. Он раздумывает. Издаст ли какой-нибудь звук череп, если на него наступить? Как было бы приятно соскабливать скальп ножом, слыша, как он со скрипом скользит по черепной коробке, как рвётся кожа. Такие мысли оставляют после себя покалывание в ладонях и омерзительную улыбку на лице.

*

Они снимают комнату в мотеле в воскресенье, наплевав на школу, наплевав на родителей, которым каждый раз рассказывают новую ложь, а те либо ничего не замечают, либо им тоже наплевать. Им уже плевать даже друг на друга. — Прекрасный весенний день сегодня, — Эрик кладёт на язык две таблетки баклофена по 25 мг. — Так давай сделаем его ещё прекраснее, — Дилан делает то же самое. В поцелуе они обмениваются таблетками и ложатся на двуспальную кровать. Сначала появляется ощущение заторможенности и небольшой прилив хорошего настроения, и для закрепления они выпивают по пластиковому стаканчику вина каждый. — Бадяга лютая, — Эрик морщится. — Ага. Первым эйфория захватывает Эрика. Он выглядит счастливым, лезет обниматься, пытается вести разговор, не обращая внимание на игнорирование со стороны собеседника. — Почему фетиши считают чем-то странным? Если кому-то нравятся большие сиськи или короткие волосы, то это считают нормой. А если кому-то нравятся чулки или длинные пальцы на ногах, то это сразу ёбаный фетиш, — речь его быстрая, неразборчивая, — и мне это не нравится. Так нечестно. Тогда уже накрывает и Дилана. Они смотрят друг другу в глаза с искренней ненавистью, и ох как жаль тех, кому не повезло поселиться в соседних комнатах. Все ощущения усиливаются в несколько раз, всё тело – один большой оголённый нерв, а через мышцы проходят разряды электричества. Дилан яростно втрахивает Эрика в кровать, а тот царапает его спину, откусывает кожу на шее и плече, вырывает волосы, откровенно порнографически стонет во весь голос. И так два часа. Они были бы вымотаны при нормальных обстоятельствах, но сейчас хотелось повторить. В школе они в этот понедельник всё же появляются (без рюкзаков), всё ещё под действием баклофена. У обоих глаза блестят, речь ускорена. Они не могут усидеть на месте. На каждом уроке кто-то из них отпрашивается в туалет, на самом деле просто гуляя взад-вперёд, заходя в разные туалеты, бегая по этажам. На шестом уроке Эрик и Дилан случайно встречаются в туалете. Они смотрят друг другу в глаза с искренним обожанием и не могут ничего с собой сделать, закрываясь в кабинке и устраивая там получасовой секс-марафон. Потом Дилан встречает Брукса. Начинается отходняк: голова болит, конечности подрагивают; но он всё равно соглашается посидеть со старым другом в кафетерии. — Я за тебя волнуюсь, понимаешь, чувак? — Брукс указывает на укусы и царапины (больше похожие на хаотичные колотые раны) на шее и плечах Дилана, выглядывающих из-под горла футболки. — Что это вообще такое? — он хмурится. Сжимает губы. — Что с тобой стало? Скорее вопрос в пустоту, ведь Дилан и сам не знает. Вдруг так резко появляется желание плакать, накатывают отчаяние, безрадостность и осознание. Что он творит со своей жизнью? Когда его отношения с Эриком успели перерасти в это? Им было так хорошо и интересно вместе... Дилан закрывает лицо руками, Брукс немного нагибается к нему через стол, пытаясь услышать ответ на всё. — Я, блять, не знаю, — он уже начинает прерывисто вздыхать. — Мы с Эриком трахались в мотеле, объёбанные баклофеном, а потом пришли в школу и ещё раз трахнулись в туалете, — на ладонях чувствуются горячие слёзы, — и я не знаю, как дошёл до этого. Может быть, я бы смог остановиться, если бы захотел, но я уже ничего не контролирую. Брукс в ужасе, но Дилан этого не видит, всё ещё закрывая лицо ладонями и дрожа в беззвучной истерике.

*

И Эрик, и Дилан становятся счастливыми обладателями наркотической зависимости. Однажды Дилан игнорирует рекомендации Эрика и закидывается баклофеном на голодный желудок, из-за чего его постоянно тошнит в течение нескольких дней, и он не может есть. Еда вызывает отвращение. Дилан худеет на глазах. Брукс попытался устроить помощь, но Дилан просто придумал новую ложь: про наркотики и секс он всё придумал, чтобы казаться крутым. Брукс не поверил, а все взрослые поверили. Мама забеспокоилась за Дилана, но ничего толком не смогла из него вытащить, и помочь, соответственно, тоже. Обо всём знает только Эрик. Он помогает пережить эти дни, заставляя Дилана проблёвываться (или пытаться) каждый час. Под конец они засыпают на полу, отвернувшись в противоположные стороны. И Эрик, и Дилан становятся несчастными обладателями зависимости друг от друга.

*

День за днём. Новый путь достижения блаженства. Но причина всё та же.

*

Он прижимает Эрика к двери за шею, и как бы тому не хотелось обратного, Дилан остаётся выше и сильнее. Эрик не может ничего сказать. Дилан ему не позволяет. — Теперь ты знаешь, — Дилан надавливает на щёку Эрика, заставляя открыть рот, — что это за чувство. Он заливает Гликодин в горло человеку, которого ещё год назад считал своим лучшим другом и искренне любил. Эрик плачет. Он испытывает к Дилану отвращение и неприязнь, но не может ничего с собой сделать, так что от ощущения сдавливающей горло руки его член твердеет. Дилан абсолютно безжалостно оставляет его одного. Эрик в бэд-трипе.

*

Эрик становится немного спокойнее в целом. Дилан перестаёт выбешивать его каждым своим словом. И им становится легче уживаться. Они продолжают повышать дозу баклофена, каждый раз снимать номер в мотеле и заниматься сексом до беспамятства, насилуя друг друга морально и физически. Скоро это становится неинтересно. Они решают попробовать ремантадин. Достать его особенно легко, отпускается он без рецепта, но и тут есть свои подводные камни: придётся серьёзно подготовиться, чтобы пережить отхода. Они нейтрализуют ремантадин лимонной кислотой, чтобы не посадить желудок, запасаются анаприлином, гепатосаном и таблетками от давления. И всё равно... — Где-то мы проебались, — Дилан идёт по улице, и всё кажется таким медленным, а сам он никак не может ускориться. Время идёт странно: прошло несколько секунд, а по ощущениям - час. У них искажённое восприятие времени, нет трип-ситтера, и они выходят на людную улицу, подписывая себе смертный приговор. Слуховые и зрительные галлюцинации ухудшаются, из забавных становятся пугающими. А потом всё пропадает. Чьи-то руки трогают их за предплечья и ноги. Над ухом надрывисто плачет женщина.

*

— Парень, с которым меня привезли! — Эрик бы кричал, если бы мог. — Он сдох или нет?! — Я не могу Вам это сказать, — девушка стояла и спокойно смотрела в свой листочек, выбешивая ещё сильнее, — к моему сожа... Не в силах слушать этот бред, его тело само отключилось, и последним желанием было больше никогда не видеть этот мир.

*

В школе немедленно обо всём узнают. Кто-то волнуется, расстраивается, а кто-то злорадствует, кому-то всё равно. Это уже не имеет значения.

*

Дилан в коме уже несколько дней, родители почти не отходят от него, мама постоянно плачет и молится. Отец тоже. Брат, с которым Дилан курил марихуану в пятнадцать лет, начинает думать, что во всём виноват. Эрика упекли в дурку с психозом. Судя по всему, до этого у него были все симптомы пограничного расстройства личности. Его пичкают таблетками, из-за которых ему трудно говорить и соображать, зато в голове всегда пусто и легко. Он отчаянно хочет, чтобы Дилана привезли сюда с депрессией, или что там у него есть. Эрик до сих пор не знает, что с его единственным другом. Мёртв ли он? Кто знает.

*

Дилан, вопреки ожиданиям, выходит из комы. Психоз добрался и до него, но не в такой острой форме — его привозят в ту же психбольницу, что и Эрика, но они так ни разу и не видятся.

*

"На воле" они встречаются, когда им обоим уже по восемнадцать. Эрик проходит мимо, а потом останавливается посреди тротуара; Дилан его замечает и тоже останавливается. Они как вкопанные стоят спиной друг к другу. Если они обернутся, всё снова встанет на круги своя: грязный секс, выходные в луже крови и рвоты, недостаток денег на новую дозу, продажа личных вещей, отвращение к себе и друг к другу и искажённое восприятие мира. Бывших наркоманов не бывает. То, что каждого из них вообще отпустили на улицу без сопровождения – уже чудо. И они оборачиваются.