Бесполезно

      — Ну давай, рассказывай!       — Да о чём рассказывать-то? — смущённо улыбался парень в ответ другу.       — Ты светишься, как новогодняя ёлка, — не отставал.       — Ладно. Он снова приходил. Ничего такого, — поспешил уверить блондин. — Принес тортик. Мы пили чай.       — Ну и чего ты тянешь? Он же нравится тебе? По твоим рассказам он прямо-таки принц, — уговаривал друг.       — Знаешь, мне кажется, что я его совсем не интересую. Он так холоден, — грустно улыбается омега.       — Ну и зачем же он тогда столько времени ухаживает за тобой? Сколько? Восемь? Десять месяцев? Блин, давай уже соглашайся! Ты такой счастливый после встречи с ним. Смотри, надоест ему за тобой ходить.       — Десять с половиной, — промямлил парень. — Но мне кажется, что если я соглашусь, произойдет что-то, чего мне бы не хотелось, не знаю, ощущение такое.       — Да брось, Тэхёни, всё будет хорошо, — искренне улыбается ему друг.       — Ну, раз ты так говоришь, я тебе верю, — улыбается, а внутри червячок сомнения ворочается. — В пятницу я ему отвечу, у нас как бы свидание, — смущение так ему к лицу.       — Не забудь познакомить нас хотя бы до свадьбы, — на прощание и как обычно поцелуй в щёку.       Парни не виделись очень долго, для лучших друзей это небывалый срок, почти месяц. Работа, поездки, Чимину действительно не хватало времени, ещё и Чонгук, как назло, напирает, требует ежедневные встречи. Омеги дружили довольно долго, ещё со школы, несмотря на разницу в возрасте. Пак всегда подбадривал и защищал друга, таскал на тусовки, куда одному Тэхёну ни за что не пробраться. С Чимином Тэ первый раз попробовал алкоголь, и при нем же парня стошнило от первой выкуренной сигареты, младший так и не пристрастился, что, в общем, радовало старшего — такой и должен был быть эффект. В любую сложную жизненную ситуацию парни могли рассчитывать друг на друга, всегда уверенные в поддержке близкого человека. Всегда делившие проблемы на два и искренне радовались друг за друга. Когда Пак плакал на коленях Тэ до заплывших глаз, дрожащих рук и обессиленным скатывался на пол, Ким крепко держал, успокаивал и нежно целовал в лоб. Говорил, что альфа не стоит его слёз и вообще пора бы уже распрощаться с подонком, прекрасно зная, что друг не сможет уйти, пока его не прогонят, потому что любит безумно, потому что пропадет без мужчины. Вот уже который год убивается по нему и, вроде, рядом с ним, в одной постели и любит его тоже, но и только. Будущего у них нет, об этом знают все. Имен не называют, говорят, только с мужьями познакомят друг друга, детей крестить будут, а на меньшее и размениваться не стоит. Не стоят они того. Есть только один, который стоит. И Чимин, если честно, давно бы уже познакомил его с другом, если бы не их дурацкий уговор и одно но. Чонгук не его пока, но осталось совсем чуть-чуть, каких-то полтора месяца, и всё будет, как в сказке, как кажется Паку, во вполне реальной сказке, он столько этого ждал, подождёт и ещё чуть-чуть. Он в этом уверен.

***

      Дверь за омегой захлопывается, свет приглушён. Звуки разлетаются по комнате, отражаясь глухим эхом от высокого потолка. Сегодня как-то особенно, необычно. Сегодня ощущения странные, сегодня много-много нежности, сегодня руки ненасытные, губы, сегодня движения скованней, сегодня непонятно как-то, но от этого не менее нужно, словно роднее и ближе стать пытается, всё за зря. Последний раз своего омегу берёт, раскатывает, смотрит ненасытно, любуется, не может остановиться, даже когда Чимин падает без сил. Снова склоняется над ним и шепчет, что любит, что не хочет отдавать, что, будь его воля, никогда от себя не отпустил бы, и не врёт нисколько, потому что действительно любит, потому что боль испытывает равноценную и причинит её не только им двоим. Как бы ни хотелось остаться с ним, не хватило каких-то полтора месяца. Готов всё проклять на свете, лишь бы не выпускать из рук это тело, что выучил наизусть, успел каждую родинку запомнить, поцеловать каждую, и забыть уже не получится вовсе.       — Что-то случилось? Ты… ведёшь себя…– речь прирывают, прижав палец к любимым губам.       — Помолчи, — хрипло от усталости, но сил не выпускать из объятий еле брыкающегося и в той же мере уставшего омегу хватает. Утыкается, вдыхает и выжидает, парень даже догадывается чего.       — Он… — силясь предположить, омега пытается заглянуть в глаза, они все скажут чуть раньше хозяина. В лицо любимое хочется посмотреть до покалывания и зуда, нужно знать. Только лицо это на Пака смотреть не желает, в грудь его утыкается, будто дыхание от каждого вопроса задерживает. — Скажи мне, пожалуйста, — просит омега.       — Нет, давай ещё немного так, — отзывается альфа, голос не узнать совсем — столько сожаления и горечи никогда не было в нем. Обнимает крепче и словно крошится в руках сам.       — Он согласился, да? Тот омега из порядочной семьи… — всё понимает сразу, и в глазах словно темнеет на секунду. Был не готов.       — Чимин, прошу тебя, помолчи, — греет тело, а изнутри вымерзает, плотным слоем иней выстраивает, горько. От осознания ситуации начинает уже тошнить. Чимину бы бежать теперь, прятаться в конуру, зализывать то, что кровоточит, а он позволяет по свежим ранам рвать снова и снова, знает, что не ему только плохо, знает, что любовь альфы нисколько не меньше его собственной. Знает, но что толку. Уговор такой же дурацкий был не только с Тэхёном. Такое ощущение, что вся жизнь Пака — один сплошной уговор, состоящий из уговоров. Отец Чонгука поставил сыну условие: если после совершеннолетия ровно через три года не подберёт ему достойную партию, то тот волен выбрать себе мужа сам. И все эти три года пара боролась за своё счастье и даже поверила в его возможность. Чон лишь пару раз заикнулся о последнем отцовском шансе, по истечении которого ничто не помешает им быть вместе, оставалось вытерпеть год. Как оказалось, этого вполне хватило, чтобы разрушить жизнь. Или несколько.       — Почему так? Оставалось совсем чуть-чуть, — глядя в потолок, как бы никому проговаривает омега, понимает, что это конец. — Я не буду любовником, ты знаешь об этом, — уже к альфе обращаясь.       — Знаю. Восхищаюсь тобой за это и хочу проклясть за то же. Только ты один знаешь, как я не хочу этого брака, но теперь я бессилен, прости, — с каждым словом всё тяжелее говорить. Всё сложнее осознать, что действительно всё, это конец. Последняя встреча и адьес. Умерла, так умерла и чтоб не видеть никогда больше, так ведь действительно легче. Со временем всё проходит, и это пройдет.       — Как хоть зовут твоего будущего супруга? — без энтузиазма прозвучавший вопрос, лишь бы не тишина.       — Ким Тэхён. Он зелёный совсем, представляешь — влюбился, — дальше омега уже не слышит, стоило только имя узнать. Какая она всё-таки сука, судьба эта. И от кого больнее отрывать будет, Пак даже и не знает.       — Он красивый, — перебивает парень, всё так же глядя в потолок. И не спрашивает даже, утверждает.       — Ну не сказал бы, так, смазливая мордашка, ничего более, — подумав, добавляет следом. — Но ты ведь не спрашивал… Знаешь его?       — Да, — следует прояснить. — Он мой лучший друг. И это я уговорил его согласиться на предложение прекрасного альфы, что так холодно за ним ухаживал, — с горечью, но без обиды. — И он действительно влюблен. И он не должен знать об отцовском уговоре. И о нас, — добавляет испуганно. — Не смей обижать его, только не его. Пожалуйста.       Больше не будет этих разговоров, будет праздник, веселье, счастливейший на свете жених, огромный торт и гости в красивых нарядах. Только вот Чимин будет наблюдать за этим со стороны, если не найдет достаточно веской причины, чтоб сбежать. Никогда не видеть, вычеркнуть из жизни одним росчерком сразу двоих. Больно будет, да, но он справится, лишь бы Тэхён не узнал, пусть хотя бы он будет счастлив, ведь он достоин. Вот только скребётся на душе кто-то скользкий и липкий, с длинными когтями и шепчет тихонечко: «Мой», — и впивается поглубже, прорвать пытается то, что так долго и больно жило. Чимин не даст, всё стерпит. И только Тэхён по приезду из медового месяца ударит больно, прямо в лицо. За то, что идиот, за то, что не сказал, не открылся, болью не утопил той же, только постепенно, а не сейчас, когда уже поздно, тони не тони — на берег выхлестнет, будешь о песок биться или о камни, как повезет. И только Тэхён по приезду ударит не только в лицо, но и в душу самую, счастьем горьким делиться обязан. Он бы ушел, даже любя бы ушел, только теперь не отпустят, теперь он носит наследника и от семьи уже никуда не денется. Только на тот свет и то после родов, сейчас не имеет права. Ведь он омега из приличной семьи, а Чимин самый родной человек, а Чона просто любит. Что из этого хуже, Пак не знает, пускает всё на самотёк, так же, как и кровь из разбитой губы, только некрасивым разводом по щеке и вместе с этой каплей на самое дно, чтобы не вспоминать, чтобы его не вспоминали.