Радостный

Киль Тэми рубит, как дровосек, рубит и рубит, пока не устаёт рука. Сухожилия под коленом. Предплечье. Живот, из которого бежит сперва лишь тоненькая струйка — а затем разрез вдруг раздаётся в стороны, разевается алым ртом, блюющим на землю требухой. Солдат, впрочем, блюёт тоже. Орёт, складывается пополам, ловит в ладони неудержимо вываливающиеся кишки. Мысль про рот забавная, и Киль Тэми широко улыбается. Отрубает чью-то кисть с зажатым в ней мечом, перескакивает через валяющегося на полу, ссущего от ужаса и боли врага и идёт дальше. Сейчас-то идёт, а ещё — полчаса? четверть часа назад? — бежал, прорезая себе дорогу. Но силы следует беречь. Проклятье, сколько же их тут?.. В любом случае, тот, кто их послал, знал, против кого снаряжает отряд. Можно гордиться — это целая маленькая армия. Гарнизон небольшой крепости. Против одного-единственного человека... Киль Тэми крутится на месте, как пёс, ловящий свой хвост, вертится юлой, достаёт второй меч. Приходится — тут уже не до красоты боевого искусства и не до гордости, слишком уж много противников. Это в зрелищных поединках один на один можно растягивать удовольствие, красоваться, показывать себя. В общей свалке важно только, как скоро сумеешь убить, чтобы не убили тебя. Поэтому удары в живот не годятся: это почти наверняка смерть, притом тяжёлая и неприглядная, но зачастую — не быстрая, вот беда; какой-нибудь упрямец, перестав держаться за кишки, может и успеть ткнуть своего убийцу чем-нибудь острым в печень. Есть такие упорные, Киль Тэми сам из них. Даже раздавленная змея норовит сомкнуть клыки, пока не отрубишь ей голову. Отсечение рук и ног не подходит по той же причине. Один раз на сотню найдётся человек, чья ненависть или верность настолько сильна, что увечье не помешает ему добраться до расслабившегося врага. Бить в грудь не очень надёжно. Доспехи, рёбра — пока ещё прорубишься к сердцу или лёгким... Нет, тут сойдёт и один хороший удар, но не тогда, когда вокруг полсотни человек. Одна радость, что они в храме, коридоров тут много, а нападающие то и дело мешают друг другу... Лучший способ — это достать до горла. Быстро, просто, наверняка. Ни мешающих костей, ни доспехов, а жалкие полоски стали, которыми владельцы этих глоток машут у Киль Тэми перед глазами — не помеха, нет... Со всех сторон брызжет тёплым и солёным в лицо, в глаза. Впрочем, кровь не способна ослепить его. От крови ему вообще не бывает плохо. Ни в каком смысле. Киль Тэми облизывается, сглатывает — должно быть, сейчас он выглядит как демон, с алыми зубами и ртом. «Самый худший пьяница, — ворчал учитель Хон, — не тот, который, напившись, засыпает в канаве. И не тот, кто с одной чашки идёт колотить жену и детей. Запомни, щенок: хуже всех тот, что не спит и не злится, а ударяется в веселье. Потому что ему не плохо от вина, не тяжело и не горько. Ему от него хорошо...» Тэми отрубает чью-то руку. Чью-то ногу у колена. Чьё-то ухо — тут же добавляет мечом поперёк глаз. В этом храме Тэми нет равных. В стране... есть, но немного, и слишком давно он их не встречал. И где-то есть и тот, кто сильнее. Однажды Киль Тэми встретится с таким. Эта мысль наполняет его радостью. В мире Тэми сильный пожирает слабого, большая сила подавляет меньшую. А до тех пор, пока Киль Тэми — наибольшая сила, он может позволить себе всё. Красить лицо. Любить женщин и мужчин. Убивать ради краткого опьянения. «Сонный проспится, злобный на утро станет каяться. Но радостный когда-нибудь сопьётся наверняка».