Иррацио

      Чертова метель, похоже, закончилась, ветки впереди стали чуть пореже, и Стэнли наконец остановился, тяжело дыша и неловко смахивая замерзшими руками снег, налипший на мех капюшона. Противный, колючий, мелкий снег, точно такой же, что искусал ему все лицо, в котором безнадежно увязали ноги, а чуть раньше — колеса его машины. Орегонская глухомань в декабре оказалась совершенно непроезжей, машину пришлось бросить на шоссе, а к указанному братом адресу добираться пешком, с трудом ориентируясь уже не по карте даже, а по остаткам безнадежно заметаемых тропинок.       Долго сплюнув в снег, Стэнли со вздохом продолжил путь к обозначившейся прогалине. Нет, ну надо же было так окопаться… Он прекрасно знал, что его брат был далеко не самым общительным человеком, но чтоб настолько — было в его понимании в перебор даже для Стэнфорда. Тут же шерстью обрастешь и на луну завоешь, в этом лесу, не городишке даже, как он поначалу надеялся.       Лес, наконец, закончился, и Стэнли с долей облегчения вывалился на поляну перед домом. Выматерился кратко от порыва ветра, швырнувшего новую порцию снега в лицо и зябко обхватил себя за плечи, почти не веря увиденному. Дом в окружении недостроенных заборов, колючей проволоки и странных антенн выглядел не очень жилым. Если честно — совсем паршиво он выглядел, разве что окна и дверь были все же на месте и заперты. Стэнли еще раз передернулся, но в следующее мгновенье совладал с мерзким скребущим страхом внутри, рванул капюшон с головы и, нахмурившись, твердым шагом отправился к двери.       Стучать пришлось долго, настолько долго, что он успел посомневаться, какой вариант будет лучше: все же топать в городишко или лезть в дом любым удобным способом, потому что мало ли то могло…       Его сомнения оборвались в своей первой трети надсадным, почти киношно-жутким скрипом распахнувшейся двери. Стэнли успел вдохнуть окативший его прохладный, затхлый, чем-то странным пованивающий воздух, но сказать уже ничего не смог. На него смотрел как будто призрак его брата, издевка над его братом: осунувшийся, болезненно бледный, заметно наплевавший на свою одежду и гигиену мужчина, смотрел воспаленными глазами в которых, кажется, остались одни только зрачки, сжимая арбалет в трясущихся руках.       Стэнли инстинктивно сделал шаг назад, но тот, кто должен был быть его братом, оказался неожиданно быстр, дернулся всем телом вперед, хватая одной рукой за рукав. Глядя на его кривящееся в зверской гримасе лицо, на ставший очень жестким прищур глаз, Стэнли не нашел в себе сил сопротивляться, позволил дернуть к двери, заглянуть ненормально пристально в глаза и даже посветить в левый фонариком. После чего его снова рывком затянули в дом и тщательно заперли входную дверь.       — Форд, какого хрена… — начал было Стэнли, но Стэнфорд схватил его за куртку и с почти нечеловеческой силой дернул на себя, едва не впечатываясь лбом в лоб.       — Тихо! — прошипел он, глядя на брата и одновременно куда-то мимо него в пыльную захламленную черноту дома. Очки у него безнадежно перекосились, одна дужка была замотана черной изолентой. — Тихо, не здесь, здесь он может услышать.       — Кто? — ошалело спросил Стэнли, стараясь не смотреть в безумные затягивающие провалы зрачков близнеца.       — Он, — многозначительно в своей скупости ответил Стэнфорд, разжал хватку и махнул рукой куда-то в потолок. Стэнли покосился в указанном направлении, но совершенно ничего там не увидел. В то, что его брата может посетить шиза с религиозными мотивами, он не верил. Но что именно посетило брата, что довело его до состояния живого покойника, он не просто не знал — не мог и предположить чего-то правдоподобного. Стэнфорд, сколько он помнил, всегда отличался серьезностью, здравомыслием, зубодробительной логичностью и толикой осторожности, в отличие от безбашенного Стэнли. А еще Стэнфорд всегда был опрятен, застенчиво-улыбчив, абсолютно равнодушен к оружию и не одобрял насилие.       Стэнли только качнул головой, пребывая в совершеннейшем раздрае и не намереваясь в ближайшее время из него выходить.       — Пойдем, — бросил Стэнфорд и подтолкнул замешкавшегося Стэнли арбалетом в спину. Тот, мученически скосив глаза на стальное жало болта, пробормотал севшим голосом.       — Форд, но это я! Я, Стэнли, правда! Умный близнец и сильный близнец, ну, помнишь? Ты послал мне открытку две недели назад, я сразу сорвался, как ее получил! — под конец он зачастил, задыхаясь удушливо склизкой смесью обиды, страха и иррациональности.       — Открытку? — арбалет в руках Стэнфорда дернулся и посмотрел жалом в пол. — Попробуй доказать.       Попробовать? Стэнли перекосил брови скорее в недоумением и медленно, очень медленно полез левой рукой во внутренний карман куртки, неловко расстегивая вечно заедающий замок. Он искал открытку, кажется, вечность, ощупью перебирая страницы паспорта, чеки, газетные вырезки, молясь неведомым высшим силам, чтобы она оказалась тут, чтобы не осталась в бардачке или на сиденье машины.       — Нашел, — с несказанным облегчением выдохнул он, когда по пальцами оказался гладкий тонкий картон с обкусанным уголком. Поспешно и дергано достав открытку, он протянул ее Стэнфорду с таким видом, с каким, наверное, праведники не протягивают свои билеты в рай. Стэнфорд, помедлив какое-то резиново растянувшееся мгновение, погладил подушечкой пальца погрызенный уголок, рваные косые буквы надписи — и в нем что-то надломилось. Он привалился плечом к стене, ссутулился и мелко задрожал. Арбалет грохнул о доски пола, с него сорвался болт и исчез в коридоре, чтобы через пару секунд звонко металлически взвизгнуть о невидимое препятствие.       — Форд? — Стэнли осторожно протянул руку к брату, собираясь то ли похлопать по плечу, то ли обнять. Ему враз, одним махом, одной мыслью стало наплевать на все, бывшее ранее. На ссору, на десять лет разлуки — на десять лет глухого молчания с обеих сторон, на все странные обстоятельства их нынешней встречи, на этот жуткий дом в конце концов. Его Форду было плохо, его Форд нуждался в нем, и он, как и в детстве, готов был расшибиться в лепешку, сделать абсолютно все, что было в его силах., а может и что-то, бывшее вне его сил, ради брата. Ради его улыбки и его «круто, Стэн» и «молодец, Стэн».       Стэнфорд заметил движение к себе, отшатнулся и с остервенением стал растирать лицо ладонями. Стэнли так и замер с протянутой рукой, чувствуя себя невероятно глупо.       — Я верил, что ты приедешь, — Стэнфорд посмотрел сквозь собственные пальцы и, кажется, попытался улыбнуться. Получилось что-то очень кривое и больное, но Стэнли этого хватило, чтобы отмереть и хотя бы убрать открытку обратно.       — Но времени мало. Пойдем, — это прозвучало тверже и осмысленней. Стэнфорд двинулся по коридору, на всякий случай ведя по стене кончиками пальцев. Стэнли поволокся за ним, цепляя тяжелыми ботинками неровные доски пола и слепо натыкаясь на какие-то табуретки, части приборов, мутные бутыли и непонятные коряги. Иногда ему казалось, что в тех местах, где пальцы брата касались стены, на ней оставались переливающиеся, как бензин в луже, тонкие следы.       — В смысле — мало времени? — вопрос он решился задать только тогда, когда они ступили на узкую лестницу, круто ведущую вниз и освещенную тусклыми электрическими лампами, в отличие от остального дома, пропыленного, холодного и темного.       — Я дам тебе одну вещь, которую надо будет увезти максимально далеко отсюда, — с прорезавшейся в голосе неуместной бодростью отозвался Стэнфорд, продолжая спускаться.       — И… И все?! — с откровенным охреневанием, переходящим в раздражение, спросил Стэнли, повышая голос. — То есть ты хочешь сказать, что ехал в эти ебеня, пер через злоебучий снег, только для того, чтобы чуть не получить болтом в глаз, взять твою хреновню и снова свалить?!       — Во-первых, не выражайся, — Стэнфорд обернулся к нему, до боли знакомым жестом поправил очки и стал окончательно похож на нормального себя, даже залегшие под глазами черные тени почти не портили впечатление. — Во-вторых, да, мой план заключался в том, чтобы ты помог мне спрятать один важный компонент моих исследований. Слишком важный, Стэнли.       — Вот так вот запросто, да? — Стэнли легко пнул носком ботинка бетонную стену. — А поговорить ты не хочешь, например?       — О чем конкретно поговорить?       Стэнфорд набрал комбинацию на кодовом замке, толкнул даже на вид тяжелую дверь и пропустил брата в подвал первым, старательно отводя взгляд. Первое, что заметил Стэнли, оказавшись в подвале — тут было сильно суше, теплее и чище, чем наверху. Второе — тут была просто хренова прорва каких-то высокотехнологических приблуд, пульты, кабели, кнопки, подсветка, и апофеозом всего этого — титаническких размеров треугольная конструкция с черным провалом в центре. Все это впечатляло настолько, что он с полминуты просто озирался с открытым ртом, потом поймал взглядом брата и стиснул кулаки.       — О нас. Форд, десять! Десять гребаных лет прошло! И за эти десять лет была только гребаная открытка, когда ты вляпался в пиздец!       — За эти десять лет от тебя тоже не было новостей, Стэн, — глухо отозвался Стэнфорд, уперся руками в один из пультов и застыл там, глубоко и хрипло дыша. Руки его слепо пробежались по рычагам и кнопкам, ничего не нажимая, он сглотнул и подхватил с угла пульта талмуд в побитом жизнью бордовом переплете. — Но сейчас не время для этого спора. Если ты захочешь, мы сможем продолжить его… весной?       — Почему сейчас не время? — набычился Стэнли, подходя вплотную и с подозрением косясь на талмуд.       — Потому что сейчас времени нет вообще! — внезапно взвился Стэнфорд с силой припечатывая книгу к старой куртке брата. — Потому что я не знаю, сколько еще буду оставаться в сознании и в своем теле! Потому что он может вернуться в любой момент! Потому что тут очень опасно, Стэнли!       Он потянулся всем телом вперед, сам почти вжался в брата и посмотрел с такой отчаянной слепой болью, что тот опять отринул не просто свои устремления — он почти всего себя отринул, обхватил за плечи, прижал к себе теснее и прорычал, глядя расширившимися глазами.       — То есть ты хочешь сказать, что должен явиться какой-то угрожающий тебе пиздюк, а я должен сдристнуть с книжечкой, бросив тебя одного? Форд, ты совсем рехнулся?       — Ты не понимаешь, ты не сможешь понять и представить, что тут происходит, — судорожно затряс головой Стэнфорд, уже не сопротивляясь, только вцепляясь в свой талмуд мертвой хваткой и все пытаясь что-то особенное высмотреть в лице и глазах Стэнли.       — Да уж куда уж нам уж до вас умных, — едко процедил Стэнли, очень осторожно погладив брата по голове, пропуская между пальцами жесткие чуть волнистые пряди. — Но давай ты попробуешь?       — Попробовать…. — Стэнфорд неуместно хихикнул, показывая зубы в той страшной пародии на улыбку, с какой встретил на крыльце. — А вдруг ты — это все же он? Или вдруг ты только в моей голове?       — Да какой — он, еб твою?! — взорвался Стэнли, тем не менее Стэнфорда прижав к себе только плотнее. — И это… Если все в твоей голове, ну так чо случится, если ты сам своей голове что-то расскажешь?       Он шмыгнул носом и на миг усомнился уже в собственной нормальности. Этот странный мутный разговор, эта фантасмагорическая конструкция в подвале вкупе с произошедшим ранее, да даже сам близнец, так не прижимавшийся со времен глубокого детства — всего оказалось много даже для Стэнли, привыкшего легко воспринимать реальность в самых радикальных ее проявлениях.       Он тяжелее, плотнее и медленней погладил брата по голове, мазнул мизинцем по его шее и проговорил около самого уха.       — Давай, Форд, рассказывай. Тебе же самому полегчает, ну я же вижу. Я Стэн, правда, твой Стэн, а не та неведомая ебаная хуйня, которую ты тут боишься. Я твой Стэн, и я дам в рожу любому, кто обижает тебя. Ты же знаешь, — он может чересчур усердно улыбнулся, попытавшись заглянуть Стэнфорду в глаза. Тот только мотнул головой как болванчик, содрогнулся всем телом и прикусил губу.       Вдохнул полной грудью, зажмурился — и его прорвало.       Стэнфорд говорил, говорил и говорил, рассказывал путано, непоследовательно, иногда срываясь на всхлипы и смешки, а Стэнли пытался собрать эти вольно рассыпаемые кусочки пазла хоть во что-то отдаленно цельное. Получалось что-то странное, потому что такие вещи, как демон разума, межгалактический портал, сделка, кошмары, имя «Билл Сайфер» и рабочие дневники быть частями одного могли с трудом. по крайней мере в понимании Стэнли. Но он стоял и слушал, и все так же накрепко держал брата, и теперь вместе с ним утопал в вязком хаотичном безумии. Безумие подкатывало под самое горло, таращилось желтыми глазами снов, которые невозможно видеть, вызывало почти физическую дурноту.       А Стэнфорд все не умолкал и не умолкал, все рассказывал и рассказывал что-то, и Стэнли посетила неожиданно кристально ясная — среди всего окружающего — идея. Его надо заткнуть. Прямо сейчас, любыми методами, иначе он сам, Стэнли Пайнс, ухнет в эту же жижу, а их двоих вытаскивать будет уже некому.       Сейчас, сейчас, сбить с толку чем-то слишком неожиданным, слишком неправильным, может быть…. Болью? Или лучше?.. Нет, хватит боли, Форду ее и так досталось с лихвой, так что пусть будет его, Стэна, несусветная глупость. Может на него оскорбятся еще больше, может, это ему за такое свернут нос, но пусть будет как будет, а он просто обязан попытаться.       Стэнфорд уже уронил талмуд и снова судорожно сжимал и разжимал пальцы на куртке Стэнли, пока тот лихорадочно соображал, в какой момент лучше будет воплотить в жизнь совершенно дикую идею. Хотя, может для этого места и всего, творящегося в нем, она была не такой уж и дикой, и даже почти нормальной, а впрочем… Впрочем, что он терял, кроме зыбкой надежды удержать их, удержать на поверхности Стэнфорда, которого, может, удерживать надо было когда-то давно, а сейчас уже все поздно и все бессмысленно. Стэнли накоротко зажмурился, сморщил нос, собираясь с духом, и, не давая себе больше ни секунды раздумывать, прижал раскрытую ладонь к щеке Стэнфорда, ловя, фиксируя и замечая промелькнувшее в синих глазах недоумение. Дернул сам уголоками губ — и прижался к губам брата, просто и очень сильно прижался, заставляя замолчать, заставляя в унисон с собой не думать. Стэнфорд коротко забился в руках пойманной птицей, и Стэнли обмер, обледенел внутри, ожидая в любой момент хлесткого удара и последующей отповеди, но ничего этого не произошло. Из Стэнфорда вдруг будто выпустили весь воздух и вынули все кости, он абсолютно расслабился, повисая на брате, повел головой из стороны в сторону, потирая губами по губам.       — Я так и знал, — прошептал он, обнимая Стэнли за шею и продолжая прижиматься к нему всем телом.       — Что знал? — вторил ему Стэнли, окончательно ошалев от себя самого, своих реакций, Стэнфорда и их почти-поцелуя.       — Что это сон, — очень твердо и осознанно отозвался Стэнфорд, мягко погладив его по колкой небритой щеке. — Я когда-то все же уснул. Он опять этим воспользовался, но теперь решил сменить тактику, видимо, поняв, что кошмарами он от меня не добьется ничего, кроме большего сопротивления. Но знаешь… Изображать тебя было величайшей глупостью с его стороны. Знаешь, почему?       Стэнли, сраженный наповал ходом мыслей близнеца, молча помотал головой, глядя абсолютно стеклянными глазами.       — Потому что моя память и мои, если хочешь, фантазии об идеальном Стэнли тебе не подвластны. И знаешь, Билл, раз уж Стэнли ведет себя как идеальный, а не реальный Стэнли, полагаю, у меня есть все шансы взять управление в свои руки. Никаких кошмаров и никакой информации. Правда?       Это он спросил уже у Стэнли, а его прикосновения стали не просто ласковее — интимнее. Просто щека, просто сухие губы под пальцами, но братьев так не трогают. И Стэнли чувствовал, что сам тоже превращается в неосмысленный кисель, что он со своими спасательными порывами рухнул и летит в неописуемую бездну с неописуемыми демонами, и все это исключительно в голове у Стэнфорда. Стэнли много чего чувствовал, но делал уже только то, что хотел от него Стэнфорд. Послушно приоткрыл губы, давая погладить их по внутренней стороне, по кромке зубов. Тронул языком подушечки пальцев, оставившие во рту привкус меди и кофе, почти готов был обхватить губами в пошлом жесте, но пальцы исчезли, оставив влажный след на щеке. Стэнли выдохнул горячо и мотнулся вперед, целуя по-настоящему, целуя глубоко, мокро и несдержанно — потому что так хотел его Форд. Мысли вышибло абсолютно все, и в оставшейся гулкой раскаленной тьме пульсировало алым одно — будь что будет. Все демоны и чудовища, в головах и вовне, подождут, не посмеют, пока они будут делить это безумие на двоих.       Он плохо помнил, как они поднимались по узкой лестнице, как ввалились в какую-то комнату с запыленным окном и одним узким диваном. Тут снова было зябко, но он без колебаний позволил содрать с себя куртку, в ответ вытряхивая Стэнфорда из пальто, халата и свитера. Внутри не осталось не только мыслей, но и желание, устремление существовало теперь только одно — любить, всем собой любить, всего себя отдать и всего Форда получить в ответ. Стэнли целовал его, толкался языком в жадный жаркий рот и принимал в ответ — до умопомрачения, до звездных брызг под закрытыми веками, шарил слепо руками по плечам, по груди, чувствуя сквозь тонкую ткань рубашки, насколько крепче стал брат. Стал жестким, еще более упрямым, но сейчас все равно таял воском под прикосновениями, выдыхая рвано и громко от самых простых действий.       Стэнли всегда хорошо знал привычки и наклонности Стэнфорда, что он любил, а что нет, понимал с полуслова, а порой и с полувзгляда. Он и сейчас ловил все посылаемые ему знаки, все ответы тела брата, действовал по наитию, иногда будто предугадывая нужное, точно падение в эту чертову бездну объединило их еще больше.       Поцелуи в шею, тоже горчащую кофейно-химическим, — Стэнфорд задыхался и выгибался в его руках, подставляясь, так откровенно подставляясь, что Стэнли не мог удержаться, не мог не оставить багровое клеймо сжирающего его чувства возле кадыка. Поцелуи по загривку и чуть выше, по кромке волос — Стэнфорд хрипло стонал, слепо гладя спину брата, и следы его пальцев еще какое-то время горели на коже даже сквозь футболку, и Стэнли казалось, что они так же мерцают бензиновой пленкой, как в том коридоре.       Руки на боках, на груди, на спине, Стэнли старался гладить бережно, аккуратно, но не вынес дерганий Стэнфорда, его вздохов и молчаливых просьб, сорвался в остервенелое, жесткое, царапнул по спине, по вздыбленным лопаткам — и сцеловывал с губ откровенные стоны.       Они стояли на диване на коленях, вплавляясь друг в друга и врастая друг в друга, и Стэнли казалось, что это теперь никогда не кончился, это сумасшествие и эта одуряющая, лишающая всего и все отдающая любовь.       Он когда-то расстегнул рубашку Стэнфорда, с него самого когда-то сняли футболку, и горячей кожи к коже стало еще больше, и слова были все так же не нужны. Он дышал, жил их не прекращающимися поцелуями, он стонал сам от ладоней Стэнфорда, решительно, почти властно оглаживающих его живот. Под их давлением он упал спиной на диван, на покалывающий игольчатыми лапками шерстяной плед и почти распался в лучистой улыбке брата. А потом крепкие пальцы ухватили его за пояс джинсов, поддели пуговицу, раскрывая, и теперь уже Стэнли задохнулся стонами — сначала предвкушения, после — острого и пряного удовольствия, хлестанувшего по натянутым нервам от каждого из шести пальцев, плотно и твердо сомнувшихся на его члене. Стэнли, глядя совершенно пьяно, уронил брата на себя, ощупью приспуская на нем брюки и подаваясь бедрами вверх, притираясь как можно более плотно. Член к члену, пальцы к пальцам, под руками жарко, под руками плотное, тяжелое и бархатистое, под руками живой пульс в унисон.       Стэнли, двигая бедрами и рукой, стонал в голос, ускорялся и гнал вместе с собой Стэнфорда. Ну же, еще чуть-чуть, самую малость движения и полыхающих синих глаз напротив.       Стэнфорд сорвался первым, содрогаясь в судороге оргазма, пятная их руки и животы, и Стэнли уже не очень понял, когда белой волной абсолютного удовольствия накрыло и его самого.       Когда он более-менее смог нормально дышать и шевелиться, то понял, что Стэнфорд на нем глубоко спит, счастливо улыбаясь. Мимолетно Стэнли даже позавидовал ему — брат, решивший, что пребывает в собственных грезах, в них и остался, а вокруг него самого медленно стискивался мрачный, холодный и пыльный окружающий мир. Стэнли переглотнул и только плотнее прижал брата, неловко пытаясь одновременно перевернуться на бок, устроить Стэнфорда около спинки дивана и укрыть их обоих этим чертовым пледом. Идея спать тут, в таком виде, с одной стороны, казалась несусветной странностью, а с другой — странностью не большей, чем все уже произошедшее. С третьей — он сегодня пропахал пешком не менее семи миль по рыхлому снегу в лесу, а до этого гнал по трассам как одержимый, стараясь как можно меньше отвлекаться на сон. Имеет полное пра…       … Стэнли проснулся как включился с остатками непонятной мысли о каких-то кем-то имеемых правах. Вокруг было все так же невнятно-серо и достаточно холодно, по крайней мере уши и пятки у него замерзли. А вот рукам и груди было очень даже горячо, а в нос вообще лезли чьи-то густые и жесткие, слегка вьющиеся волосы. Стэнли очень отчетливо вспомнил и путь по заснеженному лесу, и весь последующий сюрреализм, и то, как безоглядно и самозабвенно он любил Стэнфорда, как неправильно — и правильно, и бессловесно это делал.       И сейчас, вот прямо сейчас Стэнфорд доверчиво спал у него в руках, расслабленный и умиротворенный, и ничего его не заботило, а у Стэнли заныли зубы, особенно выбитый, когда он представил сколько и каких слов им еще придется переговорить друг другу в этом доме. Заодно кольнуло гаденькой мыслишкой — да ты же опять облажаешься, Стэнли Пайнс, словами у тебя с братом всегда плохо выходило.       Он тяжело вздохнул и аккуратно пошевелился, стараясь не побеспокоить Стэнфорда. Хотя тот, похоже, собирался проспать еще столько же, и не важно даже, было это шесть часов, восемь или десять. Рассеянно почесав грудь и неловко переступив босыми ногами по ледяному полу, Стэнли оглядел комнату, кое-как натянул ботинки, застегнул джинсы и вышел в коридор, пытаясь не топать. Хотелось одновременно пить и в туалет, и если в вопросах съедобности местной воды и еды лучше было посоветоваться со Стэнфордом, даром что тот, похоже, давно уже жил на одном растворимом кофе, то с вопросом «где тут сортир» он намерен был разобраться самостоятельно.       Все оказалось проще, чем он думал, но, уже устроившись на ледяном белом фаянсе и прислонившись слегка гудящей головой к такому же ледяному, но бежевому фаянсу настенной плитки, он почувствовал на себе пристальный, чрезвычайно пристальный взгляд. Стэнли передернул неприязненно плечами, попробовал глубоко дышать, чтобы успокоиться, но ощущение остро направленного чужого внимания никуда не исчезло. Скорее наоборот, усилилось.       Он лениво разлепил веки и совершенно нефигурально подпрыгнул на месте, громко, со вкусом и чувством выматерившись: с плиток, с потолка, с пола, даже с чертового рулона туалетной бумаги на него смотрели глаза. Золотистые, выпуклые, внимательные глаза с черными вертикальными зрачками. Просто смотрели, изучали, иногда подмигивали ему или друг другу, но вроде бы не были враждебно настроены. Постепенно он осмелел настолько, что пытался потрогать их пальцами — это глазам не очень нравилось, они перетекали на соседние плитки, жмурились или даже пропадали вовсе, вызывая у Стэнли какой-то совершенно ребяческий восторг. Ну и что, что такого не может, совсем не может и не должно быть в реальном мире. Не должно — но было, более чем реальное, такое же реальное, как ломота в пояснице или стянувшая ему кожу на животе, высохшая его и брата сперма.       Он наконец попал в один из глаз, более медленный и более набрякший, чем остальные. Тот лопнул беззвучно, оставив на пальцах и на ладони потеки густой, маслянистой, остро пахнущей ландышами субстанции. Повинуясь необъяснимому порыву, Стэнли растер ее по кистям и предплечьям настолько, насколько хватило, и невольно залюбовался на запрыгавшие по коже золотые искры.       — Ну чо, ребята, не скучайте, — с хмыканьем бросил он оставшимся глазам и выбрался в коридор. Руки легко покалывало, да и в целом он чувствовал себя далеко не так паршиво.       В комнате обнаружился все-таки проснувшийся Стэнфорд, завернувшийся почти с головой в плед, где-то посеявший вчера очки и в целом похожий на недовольную лохматую сову.       — Стэнли? — он обернулся на звук тяжелых шагов и открывшейся двери, вскинул изумленно брови. — Но как?       — А вот так, — нарочито бравурно отозвался Стэнли, с удивлением понимая, что все его плохие ожидания и страхи куда-то делись, стертые то ли жидким золотом из того чудного глаза, то ли неловкой стеснительной улыбкой Стэнфорда, в которую так и норовили сейчас сложиться его губы.       — Господи, ты настоящий… — выдохнул вдруг он, решительно отбросил плед и обнял брата всем, чем только смог так крепко, как только смог. Стэнли, хоть и надеющийся на лучшее, подобного все же не ожидал и чуть не свалился на пол, а потом вздохнул судорожно куда-то в плечо Стэнфорду, начиная перебирать его волосы.       Наверное, стоило что-то сказать, объяснить, а может даже извиниться, но слова неумолимо застряли где-то глубоко и никак не хотели складываться ни во что осмысленное. Хотелось только вот так сидеть и дальше, касаться медленно друг друга, но Стэнли не был бы собой, если бы в произвольный момент не пробормотал невпопад.       — Форд, а ты знаешь, что у тебя глаза в сортире?       — В смысле — глаза? — Стэнфорд близоруко сощурился на него и вопросительно наклонил голову.       — В смысле желтые такие буркала, по плитке ползают, — проговорил Стэнли и на миг почувствовал себя страшным дураком с протекающей крышей. Совсем как вчера.       — Так ты их тоже видел? — с непонятным замиранием тихо-тихо спросил Стэнфорд, выпрямляясь и становясь как-то сразу собранней и строже, несмотря на расхристанный вид.       — Ну да. Я в них пальцем тыкал. Они лопаются и воняют цветочными духами, — охотно поделился наблюдениями Стэнли, кивнув самому себе лохматой головой. — И пырятся. Так пристально пырятся, точно я им всем денег должен. Баксов по сто каждому.       Он неловко хохотнул собственной шутке, не отпуская Стэнфорда, обнимая его одной рукой через спину. Облизнул машинально пересохшие губы, жадно ловя эмоции на лице брата, его ошеломление, сомнение, толику азарта и затаенную, но совершенно дикую надежду.       — Ты даже не представляешь… — тихо и четко проговорил Стэнфорд, пронзительно посмотрев Стэнли в глаза. — С чем нам сейчас придется разобраться.       — Разберемся, — оптимистично хмыкнул Стэнли и на вдохе прижал недовольно охнувшего Стэнфорда к себе.       Позволить себе роскошь не разобраться в этом всем они уж точно не могли. Особенно, когда их снова двое.