You were not alone

You were not alone You have braved the weather When the storm cut you to the bone There was always shelter Гарри просыпается один. Сонно разлепляет ресницы, пытаясь по неверному свету из окна понять, какой сейчас час. Утро и, скорее всего, раннее. За окном еле слышно шумит Лондон. Он бессознательно проводит ладонью по смятой простыне рядом с собой. Она холодная, словно никого и не было, но через стул небрежно переброшено тяжелое темное пальто, и он с облегчением, от которого самому стыдно, прикрывает глаза и выдыхает. По крайней мере ему не приснилось. …Гарри настигает его в одном из многочисленных коридоров подтрибунки Уэмбли, куда его самого едва пустили в общей толпе. Высокая элегантная фигура мелькает в конце коридора, направляясь в сторону от раздевалок, и Гарри едва не наворачивается на собственных ногах, пытаясь её нагнать. — Гарет! Сердце пропускает удар, стоит мужчине обернуться — сначала замирает в восхитительной невесомости, а потом срывается вскачь. Как и каждый раз, когда Гарет смотрит на него. Гарри останавливается перед ним нерешительно, и хотя всё его тело просит обнять этого мужчину прямо сейчас, он этого не делает. Он словно наскакивает с разбегу на стеклянную стену, и о такую же стену разбиваются все слова, которые вертятся на языке. У Саутгейта привычный, мягкий и вместе с тем проницательный взгляд, и руки в карманах пальто. Это отчего-то обескураживает. — Привет. — Привет, Гарри. Он скучал по Гарету невыносимо с того дня, как они расстались в прошлый раз в… черт, как же давно это было. «У тебя не будет времени, чтобы вспоминать обо мне», — улыбнулся ему в тот раз Саутгейт, целуя. Возможно, он был бы прав, но всё испортила травма. Сбила с привычного ритма и оставила слишком много свободного времени и слишком много мыслей в голове — и хороших, и плохих, и пронзительно, невыносимо тоскливых. О Гарете из них была добрая половина. А сны — теплые, светлые, наполненные чужими прикосновениями, и разговорами, и смехом… сны почти все. Гарри не хотел навязываться, неприятно было чувствовать себя обузой, но иногда это было сильнее него. Он звонил по номеру, который знал наизусть, и это голос Гарета убаюкивал его мягко, когда бессонница не отпускала, и именно Гарет отвлекал его, когда хотелось выползти из собственной кожи, чтобы помочь команде на поле. И вот они наконец-то видятся с глазу на глаз, а он не знает, что сказать. «Спасибо, что был со мной». «Ты был неправ, я скучал по тебе каждую минуту». «Ты собирался уходить, да?» — Как твое восстановление? — опережает его возможный выбор Саутгейт. Гарри опускает глаза к пуговицам на его пальто. Он так четко осведомлен о сантиметрах, которые отделяют его вздымающуюся от бега грудную клетку от груди Гарета под дорогой тканью, что кости ноют. — Через неделю буду в общей группе, если так пойдет и дальше. — Хорошо. Я рад, что ты почти в форме. — Я тоже, — кивает Гарри. Он буквально чувствует холод, бегущий по спине. Если бы только Гарет достал руки из карманов своего дурацкого пальто и обнял его — все было бы куда проще. Потому что все, что ему хочется, это уткнуться лбом в тренерское плечо. А потом поцеловать Гарета, как он мечтал после каждого телефонного разговора. — Поздравляю с победой, кстати, — голос Гарета вырывает его из мыслей. — Тебе стоит поздравлять не меня, а ребят, — бездумно откликается Гарри и тут же ловит осуждающий взгляд. — Ты тоже часть команды. И я уже видел их. Воздух вокруг становится совсем ледяным, или ему кажется? Гарри ежится, кивает, сам не зная чему. Примерно так же он себя чувствовал, сидя на том газоне и нянча травмированную ногу после обидного поражения — потерянным, одиноким. — Точно. Мне тоже надо бы… — он взмахивает рукой в сторону раздевалки, — И ты, наверное, опаздываешь уже, ты… собирался уходить. — Гарри, посмотри на меня, — вдруг говорит Гарет странным тоном и, дождавшись, когда Гарри поднимет на него взгляд, продолжает ровно, — Я собирался выйти из этого лабиринта и позвонить человеку, о котором думал чертову половину этой игры. И не подумал, старый дурак, что могу дождаться его здесь, потому что он решит, что я хочу от него сбежать. На обработку этой информации у Гарри уходит целая секунда. — Ты… что? Ты собирался? «Ты думал обо мне?» — Ну, конечно, да, Гарри. Саутгейт наконец достает руки из карманов, и его пальцы, теплые, знакомые, осторожно касаются руки, побуждая раскрыть ладонь навстречу. Гарри это и делает, не задумываясь, переплетает их пальцы и сжимает почти до боли. Стеклянная стена вдруг растворяется, словно её и не было. Гарри смотрит на их руки и выдыхает прежде, чем успевает подумать: — Боже, я так скучал по тебе. — И я по тебе, мой мальчик, — Саутгейт улыбается уголками губ, склоняет голову, — Я бы поцеловал тебя, но боюсь, это не самое подходящее место для поцелуев. И вообще для чего бы то ни было. Включая это. Он кивает на их крепко сплетенные пальцы. — Можно подумать, мы никогда… — расплывается в улыбке Гарри и мгновенно прикусывает язык под укоряющим взглядом. Саутгейт гладит большим пальцем его ладонь, после чего с видимым сожалением отпускает и снова торопливо прячет руки в карманы. Как будто без барьера плотной ткани не может удержаться от… О. Гарри немедленно чувствует себя таким дураком. И таким счастливым. — Я хотел спросить, найдешь ли ты этим вечером время для меня, — говорит мужчина и замолкает. Смотрит внимательно. Словно это на самом деле вопрос. Словно это что-то, над чем Гарри нужно думать. Он кивает. …Гарри, наверное, проваливается снова в сон на несколько минут и просыпается, когда кровать рядом с ним чуть-чуть прогибается под чужим весом. Теплая рука мягко ерошит волосы, и он распахивает глаза, чтобы увидеть рассеянно и нежно улыбающегося ему Гарета в рубашке с подвернутыми рукавами и расстегнутым воротом. После долгих зимних месяцев, наполненных тоской и редкими телефонными разговорами, это кажется очередным сном. — Ты давно встал? — бормочет Гарри. — Не очень. Подумал, нам понадобится завтрак. Он, конечно, как всегда прав, но… Гарри перехватывает его ладонь и безапелляционно тянет на себя. Плевать ему на завтрак. У него сердце скачет двести миль в час. У него первый матч после травмы не за горами. У него шумный утренний Лондон за окном и Гарет Саутгейт, который смотрит на него, как будто эти месяцы врозь были для него такими же тяжелыми, как и для самого Гарри, как будто он скучал даже сильнее, хоть Кейн и уверен, что это точно невозможно. Гарри целует его и знает, что это не сон.