***
Лео получил новость о госпитализации отца будучи в наркотическом опьянении. Он даже не сразу понял, что сообщил ему об этом не врач или медсестра, а сам Камски. Его слова плыли в голове, причудливо визуализируясь в сознании, хотелось пропеть каждое под музыку, что стучала из колонок, но вместо этого Лео встал с кровати, оглянув находившихся с ним в комнате людей. Парень, сидевший на другом краю кровати, рядом с тумбочкой, материл вставшего на чем свет стоит, но не оборачивался, чтобы посмотреть кто это: был слишком занят построением идеальных дорожек. Недалеко от него же танцевали две девушки и парень, одна из них дико трясла кудряшками на голове, безумно хохоча: еще бы чуть-чуть и эти волосы, так напоминавшие пружинки, начали бы свою самостоятельную жизнь. Возможно, в ближайшем стакане. Лео хихикнул, а потом вдруг одернул себя: ему не положено веселиться, с отцом беда. Минут десять ушло на осознание того, что с отцом произошло, и чуть дольше на опознавание голоса, звучавшего в динамике. Первым делом Лео произнес номер вслух, похихикал, доволясь собственным остроумием, а затем свалился на кровать обратно, думая о том, что память подводила, и он опять не помнил, что хотел сделать секунды назад. «Это забавно», — пронеслось в голове перед тем, как сознание угасло.***
Совсем непривычно было видеть Карла вот так: еще больше наклоняя голову, чтобы посмотреть в ставшие обреченными глаза. Лео по-настоящему сочувствовал, и ему было стыдно, что он так и не навестил отца до момента выписки. Еще больше его поглощало это чувство, когда в голове возникал ответ на вопрос «почему»? Яркими вспышками щелкали воспоминания, вызывая головную боль и рябь в глазах. Вот в один момент он в квартире друга, проснулся с телефоном в руке, не был способен вспомнить, что было до, кроме того, что первая в студенческой жизни сессия сдана. Дальше к нему подбежала знакомая и дала пыхнуть, от чего Лео не отказался. Картинки неслись в голове, одна другой ярче, громче. В ушах загудело, будто вновь откуда-то тарабанит музыка. Так было не все три недели, что Карл лежал в больнице. В какой-то из дней Лео, отоспавшись и приведя себя в порядок, собирался пойти к отцу. Но испугался: голос старика в динамике был уставшим, лишенным эмоций, совершенно пустым. Уже через несколько часов он торчал на квартире какой-то знакомой сокурсницы, имени которой не запомнит, наверное, никогда. Да и зачем? В этой компании им весело и без того. Кажется, они играли в снежки на заправке в другом штате, будучи в носках. — Прости, что не навестил, — заходя за спину, чтобы взять за ручки и повезти коляску вперед по холлу, сказал Лео тихо, будто стесняясь. — Принимаю, — голос Карла казался таким же, как тогда по телефону — потерянным. Лео, не зная как ответить, что еще можно сказать стал молча везти его к выходу. Его возмущало это странное «принимаю», которое отец ни разу не говорил, когда он просил прощения. Чаще устраивал моралфажные лекции, а после просил так больше не делать. В такие моменты глаза Карла так и светились теплотой и надеждой, но укор в них все же можно было разглядеть. Без него во взгляде Карл не смотрел на сына с тех пор, как узнал про наркотики. Странно, что после того скандала не перестал общаться — Лео был уверен, что именно так и поступит, разочаровавшись. Поездка на такси до дома прошла нормально, но после нее Лео стало ясно насколько Карл в отчаянии: тот очень пассивно принимал помощь, совсем не обращал внимание на то, что происходило за окном и не просил поменять музыку. Даже когда он очень сильно ругался с сыном, то все равно начинал подмечать изменения в пейзаже города или черты людей вслух. На все вопросы Карл отвечал неохотно, часто расплывчато, из-за чего приходилось долго задавать один и тот же вопрос, меняя слова. — Не нужна мне никакая сиделка! — взорвался Карл, когда они зашли в ворота. — То, что я не могу ходить — еще не значит, что я не сумею сам о себе позаботиться! — перед ними автоматически распахнулись двери, а механический женский голос поприветствовал «Добро пожаловать домой, Карл и Лео». Наверное, это заставило Карла сменить гнев на милость (или что-то похожее): — Ты ставил? — спросил уже мягче, смотря на подъемник для колясок. — Не я, а андроиды-установщики, которые ночью приехали по срочному заказу, — с некоторой гордостью ответил Лео. Он и правда гордился тем, что решился купить эту штуку, не дожидаясь отца: хоть как-то сумеет извиниться за свой проеб.***
Во всем доме Манфредов было холодно. Лео не мог согреться даже под двумя одеялами, с кружкой горячего какао в руках. Он знал почему, уже встречался, правда, ненадолго, ибо всегда закидывался новой дозой. Но он хотел позаботиться об отце (или хотя бы постараться), а потому после того, как Карл оказался дома — переехал к нему. Много времени это не заняло: и без того не мало его вещей были тут, раньше тот часто настаивал, чтобы сын у него гостил. Как бы он не старался сблизиться — Лео всегда этого избегал, теперь ситуация обратна. Правда, Карл не избегал, не пытался прекратить беседу, если она завязывалась. Просто вел себя максимально пассивно, все чаще сидел у себя в комнате к задвинутыми шторами, думая о чем-то, разочарованно глядя на собственные ноги. «Темные деньки Манфредов», — посмеялся своим мыслям Лео, попытавшись донести кружку до губ не расплескав содержимого. Его всего трясло, в груди поселился холод, который ничем не возможно выгнать; глаза хотелось заменить из-за их чувствительности: каждая ресничка колола, моргать неприятно, а когда подносишь что-то горячее к лицу — все мутнело, слезы выступали. «Гребаный пар, гребаный пиздец». — Здравствуй, Лео, Карл у себя? — «явление ебаного Христа народу. Эта рожа здесь откуда?» — Он ничего не ответил, лишь смотрел, выпучив один глаз, потому что веки другого не хотели подчиняться. Дыхание сбилось, сердце, кажется, в тот момент ушло не то что в пятки — глубоко под пол. Половина содержимого кружки оказалось на одеяле, в которое Лео завернулся с ногами (еще часть — на полу). — Ты, блять, как вошел? — все же нашелся он, а его собеседник лишь улыбнулся. Позади него стояло два андроида: вечная спутница Хлоя и мулат, которого Лео точно не видел нигде. — Это новая модель? — Камски со своей улыбочкой и нечитаемым взглядом напоминал Джокера, или какого другого трикстера. «Или как их там…» — Я тоже не плохо поживаю, спасибо за вопрос, — Хлоя рядом хихикнула, а мулат продолжил стоять, как истукан. — Пришел навестить твоего отца, — небольшая пауза, в которую Камски оглянул все вокруг, Лео мысленно обматерил его за мокрый плед, который теперь неприятно лип к рукам, а тот продолжил: — И сделать ему подарок, — сделал кивок головой в сторону мулата, продолжавшего стоять и пыриться в одну точку. — Он в своей комнате, в мастерской не был с момента выписки, просил никого туда не заходить, — Лео сам не понял зачем, дал столько лишней информации, но тогда это казалось очень нужным. Камски в ответ поиграл бровями, повернулся к своим детищам. — Вы же ушли из Киберлайф. — Это не повод ходить без Хлои! — захохотал Камски, подметив как поменялся тон собеседника. — А, или ты о нем? Я ушел, но никогда не говорил, что не буду работать над андроидами более. — Он чуть наклонился к Лео и разлохматил ему волосы. — Эй! Хватит! — заторможено, Камски к тому времени уже вышел из гостиной. «Гребаная ломка». Все еще трясясь, Лео все же решился подняться наверх и все проконтролировать: еще ни с одним посетителем отец не оставался наедине, даже когда приходила медсестра — Лео сидел рядом. А тут — Камски! Классный, конечно, чувак, но хуй знает, что у него в голове! Да еще с такой улыбкой! На душе стало чуть спокойнее, когда из комнаты раздался бодрый голос Карла — такими интонациями он уже несколько недель не говорил с сыном. Осознание немного неприятно укололо. — Если ты принимаешь мой подарок — стоит назвать его, для удобства взаимодействия, — сказал Камски, когда Лео зашел в комнату. Отец сразу же наградил его теплым взглядом, и все беспокойство исчезло. «У него будет помощник, это же хорошо?» — Можешь назвать не сейчас, — продолжил тем временем Камски, — когда придумаешь под… — Маркус, — перебил Карл и улыбнулся. «Давно бы так».***
Через полтора года Лео сидел на своей квартире. Он уже давно переехал, когда перестал волноваться за отца, полностью доверив его Маркусу, да и на учебу добираться так проще. Лео злился, потому что везде казалось предательство. Это не было паранойей от наркотиков — он слез, теперь только травка, и та не так часто, как хотелось бы. «Пиздец», — пронеслось в голове, Лео так себя давно не чувствовал. Звуки, которые доносились до комнаты — раздражали, где-то на кухне возилась его девушка. «Прикрикнуть, что ли?», — странная мысль, которую Манфред попытался отогнать, как и следующую за ней: в кармане пиджака, он оставил его в прихожей, пакетик с красными кристаллами. Лео купил их не задумываясь, будучи злым. Сегодня Карл посмотрел на Маркуса с тем самым, до сих пор не понятым, в глазах, что Лео видел один раз, когда его представляли гребанному гению Камски. От чего будучи подростком он был смущен, а не раздражен (как всегда). Сегодня было наоборот: взгляд предназначался не ему, а уже почти забытая злость и раздражение вновь забурлили внутри. «Нахуй, блять, все», — вернулся за пиджаком Лео и все же сделал замечание девушке на кухне.