без пожалуйста

веня. сколько смысла было в этих двух слогах для гриши. он действительно был чудаком. говорил цитатами из библии и проклинал всех и вся, и всё «во имя господа». было сложно не сочувствовать ему; его эмоции, его выражения лица были столь заразительными, пленительными, что просто не оставалось выбора. его манера речи завораживала, и то, с каким упорством, упрямством он проповедовал, то, как он был свято уверен в своей правоте, не щадя никого, даже родную мать, поистине было восхитительным. смотря на веню, гриша забывал о себе напрочь. тогда, когда он привёл гришу к себе домой, потому что он «калека», грише было очень забавно и тепло, потому что тот не считал его не от мира сего. он даже поделился с ним едой — хороший вечер тогда был., но ведь веня не ангел. да, он так проклинал идолопоклонство, ненавидел буквально всех, потому что они не веруют в его бога, но сам был похож на него же: жесток, беспрекословен и бесцеремонен. и почему-то с каждой цитатой гриша всё больше сомневался в существовании бога. особенно такого, что был нарисован словами в библии. венин бог внушал ужас и страх, совсем не благоговейный, но жестокий и едва ли не звериный. не тому их учили. совсем. неудивительно, что гриша влюбился. то была действительно детская влюблённость, почти что благодарность за то, что веня рядом. на вене красиво лежал каждый лучик солнца, каждая капля, будь то вино или вода, упавшая с неба, каждая пылинка; порывы ветра так красиво ерошили его волосы, пока гриша стоял или шёл рядом. он думал, может ли что-нибудь быть красивее того, что он видел в вене. и каждый день он просыпался с одним и тем же ответом на один и тот же вопрос: нет. гриша был уверен, что пусть и веня не влюблён в него, так любит. по-своему и очень не по-людски, а всё равно, любит. как, например, любят подбитую кучкой безумных подростков кошку, подобранную в улице: вперемежку с жалостью и долей отвращения, чего уж таить греха., но ведь любовь у каждого своя, думал гриша, глядя на веню. «своя…» все его мечты порушились в один момент. обычным утром, когда ещё зябко, но уже светло вовсю, гриша проснулся от зыбкой боли в лёгких и тяжёлого кашля. даже толком не поняв, что произошло, он очутился на кухне, набирая воду в гранёный стеклянный стакан. и то, что действительно выбило из него всю сонливость, было жалким, потрёпанный цветком иссопа. что же, по крайней мере, ему стало ясно: сильнее, чем своего бога, веня не любит никого. кашель, постоянные приступы кашля преследовали его везде. они обострялись, когда вени не было близко, и практически сходили на нет, когда их локти находились в считанных сантиметрах друг от друга. они были болезненными, наверное, больнее этого гриша ничего не чувствовал в своей жизни. только на веню гриша теперь смотрел по-другому — с немым трепетом смирения. да, он решил, что отдаст ему всего себя, он сделает для вени всё, что угодно., но только веня обязательно потребует, что делать всё, что угодно нужно лишь ради бога. от этого становилось в разы больнее. веня замечал, что с его другом что-то не то. гриша стал меньше говорить, избегать взглядов. что могло произойти? веню это не сильно тревожило. тревожить стало только тогда, когда увидел в грязной скомканной салфетке гриши влажный цветок иссопа.       — что это? — прямо спросил веня, указывая на фиолетовое пятно.       — а… это? — наивно переспросил гриша. — я болею, — закончил он и посмотрел на озадаченного веню.       — я вижу. кто это? — сурово произнёс парень.       — я стараюсь не думать об этом, вень, — прошептал тот в ответ. — но, кажется, я уже на последней стадии. больше они об этом не говорили. гриша чувствовал приближение конца. часто стало темнеть в глазах, спать ночью было просто невыносимо сложно. веня же постоянно думал об этом, о том, как можно помочь грише, и однажды предложил:       — мы должны вылечить тебя.       — это невозможно, вень, знаешь же, — улыбнулся мальчик, вновь заходясь приступом кашля. на руке оказалось больше цветков, чем обычно. плохой знак.       — бред. господь может всё, — уверенно сказал веня.       — ты же знаешь, как именно лечат болезнь. бог не… — гриша решил не заканчивать фразу. веня бы его не простил. конечно, веню напрягало, что гриша откашливал иссоп. именно иссоп. не злосчастные розы или пресловутые маргаритки, что любит каждая. иссоп. святой цветок. веня считал это посягательством на саму святость бога. его это напрягало и раздражало.       — не тебе судить, что может бог, а что нет. становилось лишь хуже и хуже. гриша говорил вене, что с каждым днём верит всё больше и больше, но каждый день он смотрел на веню и сомневался не то что в существовании бога, в существовании самого себя. приступы теперь одолевали постоянно и вне зависимости от нахождения вени. наоборот, зачастую, именно при вене кашель сковывал лёгкие надольше всего.       — а я ведь молюсь за тебя, гриша, молюсь, чтоб ты жив остался, — с отчаянием сказал парень, в очередной раз подставляя плечо ослабевшему от болезни другу.       — не думаю, что моя жизнь настолько важна, — ответил гриша и закашлял вновь. веня смерил его жестоким взглядом и скинул с собственного плеча. гриша упал на колени, продолжая отхаркивать сиреневые цветы. раздирало горло. вот сейчас парень не мог вдохнуть и чёртового кубического сантиметра воздуха., а цветы, словно на конвейере, лезли из глотки и уже просто падали на пыльный асфальт.       — веня… веня стоял в сторонке, спиной к грише, слушая мокрые всхлипы и хрипы. только сейчас он обернулся и увидел, что гриша почти лежал на земле. он подошёл к нему. они были на какой-то богом забытой набережной. солнце нежно обволакивало старые белые лодки, что наверняка уже все прохудились, а вода бережно окутывала серую гальку. и гриша буквально умирал от кашля.       — но почему иссоп, гриша, почему именно иссоп?! — закричал веня в исступлении. он подсел к нему и взял того за плечи. не встряхнул.       — ты хочешь знать, да? — еле выговорил, с перебивками и большими остановками гриша. боль была невыносимой. — господи, помоги, пожалуйста, — ломающимся и хриплым шёпотом произнёс парень.       — без «пожалуйста», гриш, — твёрдо парировал веня.       — веня, иссоп у меня в лёгких сидит, ну… — на него опять напал жестокий приступ. — я люблю тебя, — гриша без сил повалился на землю. так бы он точно его поцеловал, но уже не видел ничего перед собой. он понял, что до вени всё дошло. он слышал, как тот в ярости швырял и пинал камни, ругался и кричал, говорит что-то из библии. последним, что услышал гриша, было:       — помилуй, господи, раба твоего грешного… 24.03.2019 19:48