Водка и темный шоколад

      Кажется, тогда было такое же небо. Клубящееся, низко нависающее и готовое вот-вот разверзнуться в грозовом ливне. В тот раз дождь и впрямь обрушился на башню, нелепо выросшую посреди города и притаившую в своих залах и бесконечных проходах полчища демонов. Много крови, их общей боли осталось на тех древних камнях. Но нынче только ветер разносил по улицам сор и не предвещал хорошей погодки на ближайший вечер.       Данте с Леди уже были на пороге "Devil May Cry", беспрестанно пихаясь локтями, и полудемону несколько раз весьма болезненно прилетело по неудачно подвернувшимся под демонские когти бокам. Вызов куда-то на отшиб по поводу "агрессивно ведущих себя нелюдей" застал их одновременно в агентстве перед началом трапезы доставленной пиццей. И так, голодные в разной степени и одинаково недовольные, они быстро умчались на решение "мелкого недоразумения". Какими бы пустяковыми не казались заказы, не в привычках обоих было отказываться от денег. Особенно это было несвойственно Данте, у которого они, как правило, улетучивались быстрее, чем зарабатывались. На заявление Леди "Сэм МОЙ связной, к тому же ты уже ездил позавчера и получил больше обычного" охотник привычно уселся на мотоцикл и рванул к назначенному месту, на полминуты обогнав разозленную девушку. В итоге они так и не смогли распределить работу и постоянно мешались, кончая чужие "плоды любви клыкастых креветок и шипастых зайцев", то и дело едва не подстреливая один другого. Когда скудное поле было усеяно тлеющим пеплом, и оказалось, что добивать больше некого, охотники принялись друг за друга с пылом большим, чем в процессе зачистки. К отчаянно чертыхающимся, орущим охотникам подошел Сэм с единичной оплатой и был послан подальше – ни удовольствия, ни нормальных денег они так и не получили, зато с фермерского склада утянули бутылку водки ("Для обработки ран и поднятия настроения") и плитку лежалого шоколада ("Просто так, на закуску пойдет").       Памятное небо и события минувших дней промелькнули в мыслях Данте и были вытеснены по приходе в теплое помещение. Тусклая лампа приветливо мигнула и разгорелась сильнее; на улице с жужжанием поплыл красный свет вывески. Принесенные ветром железные банки стукнулись о закрывающуюся дверь.       "Надо бы смазать петли, наконец", – не в первый раз подумал Данте, пока сгружал скромные пожитки на стол. С края шумно свалились журналы, запчасти оружия и вездесущий здесь мусор, подняв облачко пыли, но никто не обратил на это внимания. Ноющий бок, что он так неосторожно ("Откровенно по-детски, тупо, и лучше бы тебе не путаться у меня под ногами, Данте") ранил, напомнил о себе вспышкой – не так уж больно уже, но напрягает, да и любимый алый плащ безвозвратно испорчен. По следам Данте падали темно-красные капельки, не видные на грязном полу.       – Официально заявляю, что сегодня ты превзошел себя. Достигнут новый уровень наглости, а твой идиотизм вышел за рамки возможного! – выплюнула Леди, находя свободное и относительно чистое место на диване. – И, что самое ужасное, я осталась без моих денег!       – Я абсолютно уверен, что видел топорщащийся карман твоей куртки. Если там не сердца поверженных самцов, то определенно МОИ деньги, – ответил Данте. «Готов поспорить, она копила оскорбления всю дорогу обратно. Удивительно, как меня не ударило молнией». Он занимался тем, что дезинфицировал края рваного следа, некрасиво расползающегося по торсу – отчасти демон, а подхватить какую-нибудь дрянь в этой дыре, милом доме, не хотелось бы. Но больше все-таки хлебал из горла почти чистый спирт. – Так что прекрати вопить, детка, мне от тебя досталось больше, чем от тех тварей. Кстати, что это вообще было? У тебя, случаем, не осталось родственников по отцовской линии?       – Хочешь поговорить о семье, Данте? – донеслось предельно дружелюбное с дивана. Дама была до сих пор не в духе, и, как черное небо на улице, также кричала парню о грядущих головных болях. – Твои рекорды побиты и в области самых паршивых братьев за историю человечества, что про папочку можно не вспоминать. Но я с радостью поглажу тебя по поникшей головке, если вдруг жаждешь поделиться переживаниями, милый.       Закончив подсчитку купюр, девушка цыкнула, встала и подошла к заваленному столу. К тому моменту емкость огненной воды успела наполовину опустошиться, на что указывало вымокшее тело Данте и его слегка повеселевшее лицо. На упоминании о брате оно вновь приняло кислое выражение. Они старались избегать темы случившегося на Темен-ни-гру. Никому из них не хотелось бередить старые шрамы, некоторые из которых совсем не метафорично болели и поныне. Все эти три с лишним года как-то само собой выходило огибать малейшее упоминание о жаркой по воле родственников ночке. Охотник не испытывал желания поднимать былые терзания напополам с сожалениями.       Леди открыла шуршащую упаковку шоколада и яростно отломила разом треть, закинув ее в рот.       Убывающий день не мог закончиться полной ссорой с подругой, так что необходимо было улучшать ее настроение подручными методами. Отыскав в ящиках стола стакан, целый и нисколько не отбитый/отстреленный/сомнительно мутный, Данте плеснул в него из бутыли. Под притворно-восхищенный выдох Святой Грааль был передан в руки, скептично осмотрен и мигом опустошен. Ему на очередь был съеден еще кусочек горького кондитерского артефакта неизвестной даты производства. Кстати вспомнилась привезенная и ("О, чудо") еще не остывшая пицца, которая тут же была открыта широким жестом и предложена Леди первой – невиданное проявление гостеприимства в Плачущем Дьяволе. Судя по поднявшимся уголкам губ, хрупкий мир был худо-бедно восстановлен.       Охотник на демонов с удовольствием полюбовался сверкнувшей улыбкой. Юная особа не часто одаривала его ими, и очень зря: он не понаслышке знал о том кострище, что пылает у нее внутри. Одними насмешками да боевым оскалом его не выразишь, сгоришь заживо. Но Леди продолжала перетягивать пояс самоконтроля, и не было уверенности, какой ценой ей это дается. Данте не хотел однажды лишиться друга, хотя понимал возможность такого исхода, учитывая их судьбу. Поэтому выдавать идиотские шутки, делать небольшие уступки, раздражающе маячить и просто быть рядом – его знак, гласящий «Я не могу многого, но я не брошу тебя». Он не лезет ей в душу, она в его тоже. Ее улыбки на редкость красивы, ради них стоило немного постараться; большего не требовалось.       Оставив девушку терзать пиццу, Данте решил для заключительного эффекта благих намерений разгрести диван так, чтобы на нем без страха сидели юные девы-воительницы. Бок полностью зажил, очаровательная напарница с аппетитом вкушала награду за труды, пускай нечестно заработанную, какая-никакая наличка посетила доселе пустые карманы, и громыхающее небо нисколько не портило идиллии. Картина едва ли не утопическая.       – Но серьёзно, ты никогда не хотел, ну, знаешь, высказаться? По поводу того... Тогда тяжко пришлось, тебе в частности.       А, нет, что-то определенно обязано было похерить атмосферу. С тяжелым вздохом полудемон повернулся в сторону прозвучавшего неудобного высказывания и насмешливо сказал:       – А ты бы рассказала мне сама? О тех слезах, что пролила ныне почившая Мэри Энн, о том, чем ей пришлось пожертвовать и что вынести? Давай, место самое что ни на есть подходящее, чтобы поплакать, – Данте махнул рукой, описывая обстановку приемной.       Ответом ему был сердитый взгляд. После шуршание обертки возобновилось, но было видно: никакой потребности в том не наблюдалось, невысказанные слова потонули в шорохе фольги.       С секунду посмотрев на обтянутую черной кожей спину, Данте отвернулся и снова вздохнул. Еще не поздно попытаться вернуть уютную полутишину, но...       – Иногда он снится мне. Мой родной брат падает прямо к верной смерти, а я, как идиот, сжимаю рассеченную Ямато ладонь и ничем не могу ему помочь.       Явно не ожидавшая капитуляции, Леди резко развернулась. Неуверенно осмотрела сидящего на диване, вернула взгляд на пиццу, будто ища в ней поддержки в разговоре, который сама же затеяла, и затем твердым шагом прошествовала к встречающей ее темно-красной обивке.       "Сколько же красного вокруг него".       Сосредоточенная нахмуренность и горящие глаза подруги выглядели умильно на ее аккуратном личике и, вопреки ее серьезным намерениям, вызывали усмешку. И вот, действительно, наивная глупость сорвалась с этого острого язычка, привыкшего высекать искры в спорах до победного конца:       – Ты уверен, что он не пожалел о своем поступке? Может, он выжил и во второй раз не отверг бы протянутую руку? Он мог бы принять тебя.       Данте стало смешно и жалко девушку. Бравая охотница, перебившая орды демонов и ловящая кайф от тяжести Калины Энн, говорила вещи настолько не сочетающиеся с ее обычным поведением, что это обескураживало. Почему сегодня? Чем он заслужил сцену откровенности? Кто бы мог подумать еще вчера, что она самолично подсядет к нему на расстояние "коленки упираются в коленки" и заведет душевные поминания близких? Она ведь не меньше его предпочла бы забыть пережитое. Все ее замечание было наполнено детской непосредственной верой в добро тогда, когда о хорошем исходе не мечтаешь третий год. Не было никакого толку задаваться "А что, если..." - вопросами. Только сердце противно сжимается. Он отказывался впустить в него надежду. Но как он мог отмахнуться от человека, что впервые за все время показал свои настоящие чувства, открылся ему?       В мягком молчании Данте тепло взглянул на Леди. Казалось, она затаила дыхание и стала словно еще крохотнее. В этом маленьком теле сокрыта большая сила и в нем никак не найдется места наивности или напрасным ожиданиям. Просто самому Данте проще упрекнуть ее в инфантильности или припомнить обычную холодность, чем признаться себе в том, что он боится задумываться о таком. Если бы мог, Вергилий оттолкнул бы его и во второй, и в третий, и во все последующие разы. Слишком разными стали одинаковые близнецы. Красный и синий. Человек и демон. Брат и брат, кровь к крови... Это до тяжести в груди страшно представлять, как все могло бы быть иначе. Сидели бы они втроем, дерясь за последний кусок пиццы и обсуждая выполненный заказ? Смеялись бы на взаимные остроты? Осматривали бы стремительно сходящие синяки перед надутой Леди, которая сильно ударила руку и теперь временно не способна удерживать свою монстробазуку? Обратили бы внимание на чернильное небо, все подавляющее слезы и лишь неистово пускающее ветры на все стороны? А что, если, а что, если...       Для тех, кто пережил не одну трагедию, проще и лучше оставлять прошлое в прошлом и ревниво отличать сладкие грезы от ностальгии. Образ Вергилия, возможно, прошедшего Ад и прямо сейчас нуждающегося в брате возле, не должен красть его внутренний огонь и оставлять вместо груз вины за вполне радостно прожитые три года. Пускай за них он будет благодарен той, кто в нем нуждается, как и он в ней. Данте положил горячую ладонь на затылок Леди и погладил ее по растрепанным волосам:       – Ты ведь полностью смирилась с потерей, да? Оплакала папашу раз и навсегда, и внутренние демоны не грызут тебя, лишь изредка, как сейчас, проявляются. А работа охотников, типа меня, убивать демонов.       Синее и красное ("Снова красное") внимательно вглядывались в прозрачно-голубое. И находили ответы на незаданные болезненные вопросы, которые никогда не будут произнесены вслух. Так смотрят домашние животные, проницательно и понимающе, влажно поблескивая отсветами на зрачках. Может, поэтому их хозяева любят делиться со своими питомцами наболевшим. Но Данте не нужно ничего говорить. В конце концов, гулкое небо и призрак темной башни беспокоят не его одного.       – Аркхам не всегда был свихнувшимся ублюдком. Бывало, он сочинял со мной истории, безумные и красивые, и мы вместе пересказывали их маме. Она улыбалась ему, а он – ей.       Данте прикрыл глаза, представляя улыбающегося Вергилия. Все, что им обоим осталось, помимо пустых мечтаний, это детские воспоминания и мимолетные счастливые силуэты. Не так уж мало, если рядом острая коленка упирается в твою.       Повыше коленки раздался всхлип, и полудемон резко очнулся.       Грубо утирая кулаками глаза, Леди плакала. Нет, не так. Она в голос рыдала, с подвыванием и вскриками. Не для того, чтобы поддержать печальный блеск голубых глаз и тем более не ради утешения. Трехлетняя выдержка дала трещину и, как бы парадоксально ни звучало, но восстановить сосуд возможно полностью разбив его на кусочки, на слезинки, на все затаенные между фразами слова.       Данте подумал, что даже роняет слезы она так, как делает все остальное – злостно, напористо и бескомпромиссно, не оставляя выбора. Настоящая эгоистка.       Безбашенная девчонка, решительная девушка, хитрая женщина.       Сильная Леди.       Слипшиеся ресницы потемнели, а глаза покраснели ("Красный"). Данте с тоской посмотрел на стол, где стояла водка, не зная, что ему хочется больше – приложится самому или сунуть горлышко к губам напротив, что так отчаянно кривятся, выпуская наружу задушенные всхлипы. Демоны выпущены наружу, и в одиночку с ними не управиться.       "Работа охотников, типа меня...".       Подавшись корпусом вперед, Данте не без опаски вернул руки на голову охотницы ("Дезориентирована, но не выведена из строя"). Пропустил темные, неровно остриженные пряди сквозь пальцы. Короткие и шелковистые. Ме-е-едленно потянул голову к себе, устраивая на поудобнее. Как-то само собой девичьи локти уперлись ему в плечи, а ладони сомкнулись на спине. Он почувствовал: на грудь упала пара капель и скатилась ниже, а за ними другие, снова и снова. В нос ударил чужой запах. Почему-то напомнило горький шоколад, хотя больше похоже на порох и сырость улицы.       Некстати вспомнилось, что раньше они были примерно одного роста. А спустя полгода разлуки выяснилось, что разница составляет, ни больше ни меньше, полторы головы и продолжает увеличиваться. Леди восприняла эту досадную случайность как персональное оскорбление и еще с неделю шпыняла парня. К ее завершению Данте уже и сам жаждал укоротить себя минимум на метр для восстановления душевного равновесия дамы.       "Могу позволить срезать метр с макушки, но не ценную нижнюю длину. Она мне еще нужна во всем величии для будущего покорения строптивых охотниц на демонов", – шутка была дурацкая и неудачная по меркам Данте тоже, и за нее он получил заслуженный каблук в живот. На том конфликт и замялся.       "В ту неделю она кудахтала, как разъяренная курица-наседка", – хмыкнул полудемон. Словно среагировав на мысли в седовласой голове, накрашенные коготки впились в спину. Ощутимо через плотную ткань плаща. Его точно уже не спасти, не после повторной атаки когтями в тот же день.       Данте проигнорировал покалывания вдоль позвоночника и переместил ладони с темношоколадных волос на спину. Покрепче стиснул. Леди без спросу таскает его еду и обчищает карманы на покупку шмотья, а он без разрешения обнял ее – все честно. Если кого-то не устраивает, то у него новость: эгоист тут не единственный в комнате. Однако Леди рвано выдохнула и со сдавленным плачем примкнула ближе, задрожав, будто боялась остаться одной. С ее губ еще слетали жалостные возгласы, но чужое тепло медленно проникало в ее измученное нутро и убирало все страдание ледяного дождя прошлого. Защищенность. Покой. Похоже на дом.       Она не терпела посторонних прикосновений и никогда не позволяла объятий. Но, находясь в руках этого человека, который и человеком-то являлся наполовину, она ощущала биение живого сердца, такого же уставшего, и невольно улыбалась. Как же часто она тайком улыбалась в присутствии его.       Минуты отсчитывались ударами ветра по гремящим подоконникам да редким иканием. В какой-то момент влажные ресницы мазнули по оголенному участку кожи - "Щекотно" - и полностью отпрянули.             – От тебя несет спиртом. Это невыносимо, – сведенные к переносице брови, поджатые губы и ироничные переливы на месте покраснения и неестественного блеска. Железная Леди вернулась.       – Не надо было лезть в самую пасть демона, чтобы тебя не пришлось вытаскивать из нее и потом лечиться народными способами, – Данте не мог оставить подобное без комментария.       "Ты сидела, уткнувшись в мою проспиртованную грудь, и молчала".       Вместо ответной подколки последовали закатанные глаза и возмущенное "Тц". Рывком встав с насиженного места, Леди вернулась к столу, где все так же покоились остатки шоколада, недопитая водка и остывшая пицца. Жидкость была вылита в стакан, затем внутрь без единой задержки и закушена хрустящим сырным ломтиком.       – Если в твоем топорщащемся кармане не сердца поверженных самок, то определенно мои недостающие деньги. А это значит, что тебе хватит сбережений на покупку новой пиццы еще какой-то период... Скажем, на четыре дня ты забудешь о голоде, – нахальное чавканье и облизывание пальцев. Она беспощадна.       – Эй, я даже не прикоснулся к этой малышке! Разве ты не должна была доесть свой хренов шоколад?       Сделав вид, что крепко задумалась, Леди ответила:       – А кто сказал, что мне нравится сладкое?       "Потому что твои волосы пахнут, как темный шоколад, понятно, что ты без ума от него".       – Потому что такая сладкая детка, как ты, не может не быть сладкоежкой.       Выпад явно не произвёл нужного впечатления и был сметен вздернутыми бровями. Ни следа былого всплеска эмоций.       Уже у самой двери Леди бросила через плечо:       – Бывай, Данте. К моему возвращению смажь эти чертовы петли ("Никогда"). И, да, помни: Дьявол плачет.       Сквозь щель захлопывающейся двери можно было заметить легкомысленную улыбку в качестве прощания. Окно отразило сверкнувшие фары байка Леди, и нестрашное небо унесло с собой смелую охотницу. Призрак башни не встретит ее по пути.       Минутное молчание было прервано тем, что что-то снова бухнулось со стола. В поле зрения попала пустая коробка ("Ни кусочка не попробовал!") и серебристая фольга шоколада. Еще оставалась парочка штучек.       Данте поднялся и сгреб шоколадные квадратики на ладонь, отправил их в рот.       Нисколько не сладкие. Горькие и вяжущие.       Пожалуй, ему потребуется как минимум три сеанса дружеской жилетки. Он знает, Леди не откажет ему в удовольствии намочить ее кожанку.