Трезвое утро

      Скептик проснулся рано утром. Он был жаворонком, и его это ничуть не смущало, в отличие от своего друга, Панк же мог проспать целый день, а после веселится всю ночь, шастая по всему Питеру, даже разведенные мосты не всегда могли его остановить.       Сегодня вроде бы воскресенье, если он правильно помнит. Взгляд сам собой ищет на стене чуть помятый календарь, сегодня действительно воскресенье. Можно было бы поспать хотя бы до 9, после попробовать уговорить свой организм поспать еще до 12, а вот больше попросту не получится. Дальше все вокруг начинали шуметь и бегать туда-сюда, не давая выспаться, это происходило вне зависимости от дня недели или числа на календаре.       Он проснулся в залитой комнате светом, среди смятых простыней и одеяле. Где-то под боком, укрывшись с головой, глубоко дышал панк.       Скептик аккуратно поднялся на ноги, чтобы не разбудить парня. Он оглядел всю комнату, увидев лишь сплошной бардак. Он посмотрел на спящего, потом на его босые и отчего-то грязные ноги. Как он мог пустить к себе в кровать этого пьяницу?       Долго над этим думать смысла не было, и он побрел на кухню. Хотелось свежего кофе или хотя бы воды. Вчера он не особо выпивал, так что похмелья не было. Признаться, голова все равно ныла из-за постоянного шума, криков и завываний панка. Вчера они праздновали не понятно что, и непонятно зачем, всем было все равно. Лишь бы собраться большой семьей на квартире Майка и прожечь очередной вечер их, долгой как им кажется, молодости.       Скептик ходил на квартирники сначала ради Панка и только ради него. Но потом что-то его зацепило в этих полупьяных посиделках, и он стал приходить туда чаще. Было интересно оказываться в обществе абсолютно разных людей с абсолютно разными интересами. По сути и их объединял только рок. Но всем так нравилось общаться и знакомиться с кем-то новым. Так тянуло послушать другую музыку, которую придумали другие люди.       В потертой пачке кофе, запрятанной от панка в самые дальние углы, на самой высокой полке, самого дальнего шкафа, как от маленького ребенка, прячут подарок, почти не осталось самого кофе. Если он действительно захочет кофе он его найдет, но по-прежнему оставляет нетронутым. Скептик не знает почему и знать не хочет, не хочет додумывать давно надоевшую мысль       В окно пробиваются лучи утреннего солнца и все кажется каким-то спокойным и обыденным, в сердце спокойное удовольствие утра.       На газовой конфорке появляется большая джезва на одного, и слишком маленькая для двоих. Как бы сильно скептик не хотел сварить кофе еще и панку не получится, он выскребает со дна пакетика последние молотые крупицы.       Парень наливает в металлическую джезву воду, не позволяя себе добавить сахара как любит Панк. Немного отходит от плиты и смотрит в никуда, опираясь поясницей в подоконник.       Несколько минут он как будто выпадает из этого мира. Уходит глубоко в себя и теряется в событиях вчерашней ночи. Он уже не помнит, как дотащил панка до квартиры. Как они дошли до третьего этажа, откуда у Панка синяки на ногах, как он позволил ему остаться здесь, и почему он позволил панку спать рядом, а не прогнал на кухню.       Может он все-таки выпил?       От мыслей отвлек запах кофе. Такой приятный и успокаивающий, после него не хотелось никуда спешить, хотелось просто пожить для себя. Наслаждаться мгновением. Таким коротким и едва ли уловимым. — На меня полагаю кофе не хватит?       У Скептика дергаются плечи, а вместе с тем и рука с джезвой. Кофе он конечно не проливает, уже давно привык к неожиданному появлению друга из неоткуда, но заметно хочет ударить панка, за нарушенный миг. После он понимает, что бить надо скорее его за то, что впустил ночью панка.       Но как только поворачивается к дверному проему без двери, видит не такого привычного всем панка и любителя повыть, а своего панка, трезвого, упирающегося на дверной косяк. Такого родного и донельзя домашнего.       Он уже успел не только протрезветь, хотя видно, что на ногах все еще стоит не очень прямо, но и проснуться, в такую-то рань. В выходной. Невероятно. — Не ответишь почему у меня ноги в синяках? Со слишком беспечной и чистой улыбкой спрашивает панк.       Из-за солнечного света он как будто светится. А стоящий против света скептик кажется самым темным существом в этой маленькой квартирке с высокими и узкими окнами. Парень так и замирает с пустой джезвой в руках, опускает глаза в пол и хмурит брови, он действительно плохо помнит дорогу домой и почти не может вспомнить каким путем они шли, мало ли на кого можно нарваться. А пьяный панк страшнее фашиста с автоматом, но ведь он был пьян значит без поддержки все равно не мог далеко уйти, значит это он его тащил.       Ох, черт. — Кажется это из-за меня, — Скептик поднимает глаза, без капли сочувствия или вины, и видит изумленно изогнутую бровь, ему ничуть не стыдно, он даже не помнит, чего стыдится. Может и не из-за него вовсе. Выражение лица панка не меняется еще с пол минуты, а потом он говорит: Оставь мне немного кофе. Панк никуда не уходит просто проходит дальше, вглубь кухни, и подпирает лопатками шкаф.       Скептик ожидал совсем других речей от едва ли трезвого человека в 6 утра, но как есть.       Он берет со стола горячую кружку и по привычке садится на подоконник. Делает первый глоток.       Кажется, он начинает вспоминать. Панк прожигает в нем дыру, а Скептик в ответ пялится в кофе. Его воспаленный мозг выбрал самый длинный путь до трехэтажного здания.       Панк был выше его по росту и тогда казался донельзя тяжелым. Пока он тащил его до дома, Скептик точно вспомнил, что уронил его пару раз, а потом сам орал благим матом на всю улицу, а Панк, а что панк, он почти спящий тихо сквернословил себе под нос. Поток воспоминаний не прекращался не на секунду. Тут же он начал припоминать то как он с панком на плечах пытался дойти до квартиры и как ноги отчего-то босые волочились по каждой, с большим трудом преодоленной ступеньки, признаться они тогда тоже упали, правда не сильно, повезло, буквально на первых ступеньках второго этажа. Панк тогда попытался слезть со спины скептика и уронил их обоих. Сначала сам упал, и зацепившись пальцами за плащ друга утянул его за собой.       Скептик тут же почувствовал фантомную боль около ребра и на лопатке. Приподняв кофту за край, он заметил огромный синяк на левом ребре. Ясно.       Все-таки по его вине у Панка такие ноги, а ведь не только ноги получается.       Он совсем увлекся копанием памяти и не заметил как выпил практически весь кофе. Еще он не заметил кое-кого, кто так нагло нарушил его личное пространство.       Панк стоял прямо напротив и все еще прожигал его взглядом. Он словно говорил: «Ну я же просил оставить немного».       Скептик только и мог оправдаться фразой: «Я и оставил немного».       Он протянул кружку Панку. Их руки на секунду соприкасаются, и Панк смотрит так гордо, что хочется вылить остатки кофе на его дрянную лохматую голову.       Он признаться не очень любил, когда на него смотрят в упор, да и к тому же зажимают между окном третьего этажа и собой. Обычно на него не многие обращают внимание. А теперь все внимание обращено к нему и только к нему.       Но здесь и сейчас Панк допивал жалкие остатки кофе вперемешку с гущей. Парень поморщился и поставил кружку на стол. — Вспомнил почему у меня синяки. Везде? — Панк оказался не просто невоспитанным анархистом, оказалась что наглый он в меру. Не со всеми конечно, но с ним точно. А может он такой только сейчас и скоро этот образ пропадет, и может быть Скептик прекратит испытывать влюбленность?       Скептик в этот раз смотрит прямо в глаза и почти шепчет — Я не специально…       Панк наклоняется и нежно едва ощутимо целует. Остается образ, который теперь никуда не исчезнет и привкус кофе на губах.