Снится.

Факир смотрел на нее. Каждый день. Мучительно долго вглядывался в ее настоящие черты. Утка. Всегда была таковой, и лишь на время приняла человеческое обличие. Факир это понимал. Даже слишком хорошо. Но от этого понимания печаль никуда не уходила. Было грустно. Больно. Невыносимо. Но ему оставалось только смотреть на нее. С нежной улыбкой он наблюдал за ней в пруду, искренне смеялся, когда она делала что-то нелепое, и с глубокой, въевшейся во взгляд тоской посматривал на нее, когда она засыпала, по обыкновению, раньше него. Факиру особенно нравилось вглядываться в ее глаза. Слишком человеческие для утки. Слишком понимающие для человека. Факир обнимал ее. Каждый день. Бережно, заботливо, боясь повредить хрупкую птичку. Ласково касался ярко-желтого оперения. Мягкое. Приятное. Уже привычное. Вспоминались ее волосы. Яркие. Красивые. Живущие теперь в его памяти. Факир хотел бы еще раз дотронуться до них. А потом провести ладонью по щеке, такое глупое, наивное, но нужное движение. Но он не мог. Образ девочки-Ахиру был жив только в его памяти. Он обнимал утку, гладил ее на манер кошки, и пытался понять, о чем она думает сейчас. Он не мог с ней поговорить. Наверное, это сокрушало его больше всего. Все их беседы были крайне односторонними. Она понимала, что он говорит, но кряканье утки человеку разобрать было не по силам. Иногда Факир угадывал значения некоторых ее реплик, это были самые простые фразы. Например, «хочу есть», «иди спать» или «все хорошо, не беспокойся». И для него понимание этих фраз уже было радостью. Он не мог разговаривать с ней, как раньше, не мог понять все, что она пыталась донести. Но изо всех сил пытался преодолеть этот барьер. Иногда ему казалось, что он слышит голос Тютю, произносящей свою любимую фразу. «Давай потанцуем?». И ему хотелось ответить, согласиться, закружиться в танце, но это было лишь частью его воображения, осколком памяти. Она снилась ему. В человеческом обличье. В школьной форме, с обычной своей косой. Просто Ахиру. Неуклюжая, неловкая, плохо танцующая балет, но такая светлая, яркая, живая, что все остальные люди вокруг начинали походить на полуденные тени. Ему снилось, что они снова вместе ходят в школу, но теперь уже совсем по-другому относятся друг к другу. Потому что сказка не может идти вспять. Но их другие, новые разговоры теперь касаются только них. Их история продолжается. Но только в его сне. Факир писал истории для Ахиру раз за разом, но пока его сил не хватало, утку в человека превратить не получалось. Он чувствовал себя беспомощным. Снова. Ахиру же смотрела на него с сочувствием, что-то тихо покрякивая. Ей тоже было нелегко. После всего пережитого она уже не могла оставаться просто уткой. Факир читал это в ее взгляде. И поэтому все еще не опускал руки. Иногда забывая про сон, он тренировался, писал другие истории, сбывающиеся истории. Все чаще и чаще они действительно оживали. Но желанная ему история все еще оставалась недоступной. Факир работал каждый день, не покладая рук, старательно и усердно выводил на бумаге слова, которые складывались в новую историю. Он мало спал, но в глубине души мечтал навсегда остаться в своем счастливом сне. Однако это было бы неправильно, нельзя бежать от реальности, требуется ее изменить. Реальность же поддаваться не хотела, и с каждым днем Факир топил себя все в большем отчаяние. — Кря? — раздалось откуда-то справа от его письменного стола. Ахиру вопросительно смотрела на Факира. Она часто приходила вечером, когда считала, что кто-то слишком заработался и этому кому-то пора на боковую. В ее взгляде сквозило беспокойство. «Идешь спать?» — так переводил это кряканье Факир. — Еще рано, если хочешь, иди спать, — он всегда отвечал одинаково. Обычно Ахиру сразу уходила, раздосадовано что-то крякнув напоследок. Но сегодня что-то явно было не так. Она замахала крыльями и направилась в сторону его рабочего места. Факир помог забраться ей на стол и озадаченно посмотрел на Ахиру. Та в свою очередь неожиданно потеряла свой недавний запал. — Знаешь, я снова пытаюсь написать твою историю, но как-то не получается, — Факир вздохнул и подпер щеку рукой. Ахиру обернулась и заинтересованно посмотрела в сторону стопки бумаги. Она хотела подойти и прочитать, что написал Факир, но застыла в нерешительности. Боялась, что из-за этого не сбудется. — Раньше я мог писать только твои истории, а сейчас все наоборот. Молчание. Оба застыли в болезненном ступоре от нахлынувших воспоминаний. —Чего-то не хватает для того, чтобы все получилось, — он задумчиво посмотрел в окно, пытаясь найти ответ, где-то на усыпанном звездами небе. Оно, как правило, на вопросы никогда не отвечало. Ахиру покачала головой. Она тоже не знала ответа или знала, но не могла сказать ни слова, поэтому Ахиру тоже посмотрела на кусочек неба, видимый из небольшого окошка. Такой вид всегда создавал какое-то странное настроение: слишком откровенные и честные слова слетали с губ, прежде чем успеваешь понять их смысл. Как будто кто-то снова заставлял играть роль в чьей-то сказке. — Эй, знаешь, я люблю тебя. Одна фраза, разрезавшая задержавшуюся тишину. Факир сам не понял, почему и зачем произнес эти слова, но что-то внутри него посчитало очень важным сказать это сегодня, сейчас, немедленно, и он повиновался этому порыву. Ахиру посмотрела на Факира удивленными глазами, захлопала быстро крыльями, громко крякнула и залепетала на своем птичьем языке. И она была чудесна в своей суетливости. Он не мог понять, что она говорит, но сейчас просто любовался ею, такой настоящей и такой живой. Он действительно любил ее. Настроения продолжать сегодня писать уже не было, поэтому прихватив с собой уже подуспокоившуюся, но еще тихо что-то пищащую Ахиру, Факир отправился к кровати. Сегодня он собирался действительно насладиться своим сном. Ему снова снилась Ахиру, обнимающая его своими человеческими руками и радостно что-то щебечущая. Прекрасный, счастливый сон, которым действительно можно было наслаждаться вечно. Грустная реальность меркла в сравнении с ожившей мечтой. Был ли смысл в его попытках, если мир, в котором он хотел жить уже существует? Неожиданно стало так легко и спокойно, как будто все вернулось на свои места. И от этого ощущения свободы Факиру захотелось навсегда остаться в этом сне. Но было ли это сном?