***
Последующие полчаса все трое отдались безмолвию, забывшись в своих неуловимых думах. Толик уверенно и твёрдо держал кожаный руль, грузно дыша и угрюмо смотря на дорогу, Чуйко все сильнее укутывался в свое чёрное бархатное пальто, а Голобородько озабоченно поглядывал на крупные ошметки снега, взметающие вверх по ветру. Казалось, ничто не могло прервать эту дивную идиллию. Вдруг машина жалобно заревела, завизжала, а после тяжёлых потуг своих мертвенно заглохла. Толик безэмоционально стал поворачивать ключ, но тот был не читаем для этого авто. Лампочка, указывающая на нехватку бензина, горела красным. Ещё большая тишина повисла в салоне внедорожника. Все трое с замиранием сердца оглядывались по сторонам и прислушивались к скрипучей песне вьюги. Пред ними обнажилось пустополье, которому не было конца, ни трассы, ни домиков, да и вообще каких-то видимых признаков человеческого существования не было видно. Им показалось, что они остановились в снежной пустыне и нет выхода из неё. Паника стала осязаться в воздухе, да что уж там, её можно было вдохнуть и ощутить лёгкими жаркий лихорадочный вкус адреналина. - Толик, ч-чего мы стоим, поехали... - не веря своим глазам испуганно прошептал премьер. - Я не могу. - хладнокровно молвил телохранитель. - Да что ты такое говоришь - тревожно посмеивался Чуйко - кончай шутить, поехали... - Я не шучу. Бензин кончился. - также бесстрастно отчеканил крупный мужчина. - Да я ж тебя.. - спокойно начал Юрий Иванович. - ты что это, олигофрен безмозглый, животное ты одноклеточное, дегенерат ты бездарный, на бензине поскупился... - Я полный бак залил, а он того... весь сгорел. Не подрасчитал. - хоть и внешне Толик не показывал своего страха, но в груди он у него уже стянулся холодным мёртвым узлом. - Ты понимаешь, дебил, что мы здесь все замёрзнем насмерть, да я ж тебя в этом сугробе заживо закопаю, ебаный ты блять!... - истерические нотки все же вырвались в голосе премьера. - Юрий Иванович, прошу, не выражайтесь, - вмешался Голобородько, дружески роняя Юрию Ивановичу руку на плечо. - из любой ситуации можно найти выход. Мы же не пещерные люди, сейчас я позвоню Мике, он мигом нас отсюда вытащит, вы даже почувствовать холода не успеете, как он тут уже будет. - улыбаясь Чуйко, президент достаёт из кармана телефон, набирая знакомый номер, но ничего не выходит, какая-то дамочка на украiнськой мове говорит что-то вроде: "Аббонент вне зоны действия сети". - Василь Петрович... - Сейчас все будет, одну секунду... - не сдаётся Голобородько. - Василь Петрович... - терпеливо стоит на своём Чуйко. - Что? - президент поднимает замыленный взгляд. - Позвольте спросить, вы где-нибудь видите электрические вышки или столбы, высоковольтные провода? Нет? А вот я тоже почему-то не вижу! Здесь нет связи, следовательно никому вы не позвоните, и когда закончится эта буря, одному дьяволу известно! - разразился неугомонный премьер исступленным воплем. - Ну за что?! За что мне это все? Остался бы дома у себя и жил бы может ещё до ста лет, а тут такая нелепая смерть! Это все вы виноваты... - страждуще скулил Юрий Иванович, закрыв лицо руками. - Ваш идиотский план с треском провалился! Поздравляю! - язва души, прорвавшаясь из-за страха, мгновенно обуяла Чуйко желчной чёрной волной. - Я пойду искать подмогу, оставайтесь здесь. - Голобородько уже коснулся дверной ручки, как Юрий Иванович его остановил. - Куда вы пойдёте? Стоит вам только выйти, так вы сразу же околеете и замертво упадёте в сугроб. Не рвитесь так яро умереть, вы ещё нужны Украине. - Так что же тогда делать? Если ничего не предпринять, мы все здесь погибнем. - Толик пойдёт. И чтоб без помощи не возвращался. - Юрий Иванович обратился к телохранителю. - здесь в машине безопасней, мы с вами, Василь Петрович, останемся дожидаться подмоги. - Но там же страшная метель... - возмутился Голобородько, он в отличие от премьера не считал Толика какой-то вспомогательной вещью или элементом интерьера, для него он был другом. - Поверьте, он и не через такое проходил... Ты все слышал? Иди ищи подмогу. - в приказом тоне Чуйко снова обратился к мужчине за рулём. Толик беспрекословно открыл дверь и вышел из машины.***
Холод пронизывает изнутри, парализуя каждую клеточку, каждый нерв, и тебе кажется, что эта колкая рябь в конечностях является следствием жара, какого-то волшебного чудесного жара, который вдруг обнял тебя и не выпускает из своих цепких спасительных лап. Печка естественно отключена, и за час машина остыла до такой степени, что стала изнутри покрываться слоем инея по стеклу. Двое сидящих в этой ледяной цитадели дрожали, как осиротевшие щенки, пряча ладони и лица в ткань холодной, оледеневшей одежды, уже не выполняющей своей основной функции. Толик так и не появлялся, все замерло, закостенело, казалось, люди в машине уже были готовы принять смерть. Молчание тугой видимой и прозрачной струной застыло в салоне, будто сосулька. Эти самые люди почти потеряли надежду на спасение. - Ну-ну г-где же Толик, черт бы его по-брал... - все ещё продолжал сопротивляться Чуйко. Голобородько упрямо молчал, может потому, что боялся, открыв рот, растерять оставшееся внутри него тепло. - В-василь Петрови-ч, может вы з-знаете ч-что нам делать? В-вы же историк в конце к-концов! - Д-да, я историк, но никак не эксперт по выживанию в экс-стримальных с-ситуациях. - все же вошёл в диалог Голобородько. - Но м-может быть в истории б-были похожие с-случаи... Голобородько задумался. Тут в голову ему ударилась одна старинная легенда, которую ему однажды рассказала мать, когда он был ещё совсем ребёнком. - Ну... В-вообще-то знаю я одну легенд-ду... В ней рассказывалось о двух влюбленных, к-которые попали в похожую с-ситуацию... - Хорошее начало... - съязвил Чуйко, гадко усмехаясь. Василь проигнорировал колкий комментарий Юрия Ивановича. - Чтобы выжить, им п-пришлось раздеться догола и п-рижаться друг к другу горячими тел... - Голобородько осекся, тотчас осознав, что сморозил глупость, когда Юрий Иванович ошарашенно повернулся к нему с умоляющими взглядом. - Что? Нет! Да вы что, издеваетесь? Я н-никогда не пойду н-на такое! - запротестовал президент, лицо зардело от яркого смущения. - В-василь Петрович, у нас нет выхода. - обречённо констатировал Чуйко, сам пребывая далеко не в восторге от этой идеи. - Да мы же мужчины! А если Толик вернётся, а мы тут... - Василь сконфуженно выдохнул - голые зажимаемся... Да вы что, нееет! Никогда! - Будет страшно, если Толик вернётся, а мы здесь мертвые, в ледышки п-превратились! - Лучше умереть с г-гордостью, чем выжить ценой позора! - Знаете, что, Василь Петрович, з-засунте себе свою гордость... - Не выражайтесь. - А я с-смотрю, вы вдруг стали таким п-праведным, что же вас-с ваше безгрешие не остановило, когда в-вы самой чистейшей и отборной бранью материли п-прравительство на камеру, а? - Я с вами разговаривать больше не с-собираюсь. - Да идите вы к черту! - Ну и пойду! - Ну так идите! - Ну и пойду, пойду, пойду! Юрий Иванович дрожащими от холода руками закрывает лицо.***
Проходит ещё полчаса. Президент не выдерживает и сдаётся. - Юрий Юванович-ч, я с-согласен. - Неужели... - ерничает окоченевший до посинения премьер. - Т-тогда... р-раздевайтесь... - с оставшейся в нем шутливостью придаёт он своему голосу сексуальную окраску, от чего президента передергивает. Минуты не хватило этим двоим, чтобы раздеться. Одежда была стянута молниеносно, будто они действительно жаждут секса, но это всего лишь банальный инстинкт самосохранения и ничего больше. Чуйко максимально отодвигает переднее сидение вперёд, перелезая на задние места. Обнажённые и трясущиеся они с минуту стыдливо смотрят друг на друга, мешкая, после чего Голобородько выкидывает: - А м-можно т-трусы оставить? От такого неожиданного вопроса у Чуйко перехватило дыхание. - К-конечно нет. - сурово проговаривает премьер. Василь Петрович весь краснея, покорно тянется к своим боксерам, но Юрий Иванович в шоке его останавливает. - В-вы что издеваетесь? Вы з-за к-кого меня принимаете? Вы обязаны оставить н-на себе с-свое белье! - Чуйко не знает, как на это реагировать, а президент содрогаясь, не смотрит ему в глаза.***
Они соединяются нелепо, премьер нагим своим телом облокачивается о холодную кожаную спинку авто, и дрожь прошибает все тело. Голобородько неуклюже переваливается через него, садясь ему на колени и не смея коснуться Юрия Ивановича в других местах. Кожа, соприкасаясь о кожу, даёт положительный эффект, и Василь Петрович сдерживается, чтобы не обнять всем телом этот живой и мягкий источник тепла. Чуйко берет инициативу в свои руки, загребая президента во властные объятья. Тот не сопротивляясь, робко кладёт голову ему на плечо, млея от распространяющегося по всему телу, приятного жара. - Ну хоть из истории что-нибудь расскажите. - дрожь в голосе наконец-то прошла. - Юрий Иванович, вам лишь бы поерничать... - укоризненно бормочет Голобородько, носом утыкась премьеру в ключицу. - Я пытаюсь разрядить обстановку. - Ваши каламбурчики в данном случае не уместны. - произносит Василь Петрович, неосознанно ерзая и проезжаясь ягодицами по паху премьера. Юрий Иванович в страхе раскрывает глаза. Действительно, не мальчишка уже, чтобы так остро реагировать на такие вот прикосновения. Однако животная страсть прорывается из глубин нашей души в те моменты, когда мы забываем о её существовании. Голод по теплу, по тактильности, голод по еде, по сексу, по нежности и ласке, все это смешалось в один огромный импульс, который тут же пронзил член своей внезапностью. Чуйко задышал тяжело, а орган все наливался и наливался свинцовой тяжестью, утыкаясь своей твёрдостью через ткань трусов в ложбинку между ягодиц президента. Голобородько в ужасе замер, такого уж он точно не ожидал. - Юрий Иванович... Как вам не стыдно... - пробормотал Василь, осмелясь посмотреть своему оппонету в лицо. Глаза у премьера являли апофеоз распущенности и похоти, зрачки расширились, на лбу проступила испарина. Он был похож на голодного волка, заглядывающего в упор в глаза ягненку, который замер в ожидании своей кончины. - Такова. Наша. Природа. - прорычал Чуйко, вгрызаясь Василю в оголенную шею. Тот болезненно застонал и с силой оторвал от себя возбужденного премьера. - Вы что это, совсем тронулись умом? - язык говорил умные вещи, а тело предательски изнемогало, стояк президента упирался Чуйко в живот. - А вы? - ухмыльнулся Юрий Иванович, указывая Голобородько на его проигрышное положение в трусах. Чуйко снова подался вперёд, в ответ его не оттолкнули, а наоборот приняли податливые, мягкие губы. Этот жадный и нещадный поцелуй определял их как врагов, родственные объятья - как друзей, а истекающие стояки - как горячих любовников. - Секс.. хорошо... разогревает... - едва проговаривает премьер заплетающимся языком. - Согласен. - Голобородько впускает в ход свое главное оружие - соблазнительный бархат голоса, от чего у Юрия Ивановича просто сносит крышу. Такого распущенного президента ещё не видел никто, блудливо виляя бёдрами и потираясь задницей о член Чуйко, он сладострастно постанывал и закатывал свои огромные чёрные глаза, так будто молния ударила ему в голову и он превратился в бездумное растение. Чуйко, будучи эстетом, наслаждался этим зрелищем сполна. Зачем ему эти пухлогубые шлюхи, когда у него уже есть одна самая красивая и самая развратная? Уста у президента раскраснелись и блестели от слюны. Матовая, загорелая кожа подернулась румянцем. Им было не то что холодно, им стало жарко настолько, что пот стекал по их спинам, перекатываясь хрустальными отблесками. "Вот тебе и святоша"- подумал Юрий Иванович, когда президент отодвинул края своих и чужих боксеров, дабы оголить надлежащие места для дальнейшего проникновения. Нащупав горячий член премьера, Голобородько обильно размазал предэкулят с головки по всей длине ствола, направляя в себя. В конце концов он уже взрослый и может сам принимать решения. - Василь Петрович... вы меня... не перестаете удивлять! - смеётся Чуйко в привычной ему небрежной манере. А Голобородько не слышит его, он усиленно пытается насадиться на орган, но пока выходит трудновато. Головка застревает в неподготовленном отверстии, а двигаться дальше все же страшновато. Он медлит. Чуйко это забавляет и он подаётся бёдрами и со всей силы загоняет в президента на всю длину. - Блять! - вскрикивает Голобородько. - Не... выражайтесь... Василь Петрович... - хитро щурится премьер, а в голосе его сквозят нотки наслаждения. - Идите вы нахер, Юрий Иванович! Больно же! - А вы думали анальный секс - это приятные забавы? - премьер нещадно толкается бёдрами, не позволяя любовнику отдохнуть, будто издеваясь и намеренно причиняя боль. Увы, эти двое не могут без соперничества, без него они теряют интерес друг к другу. Голобородько вопреки боли стал скакать на члене премьера, после чего эта боль медленно стихает, уступая место новому непознанному чувству. Через несколько минут похотливый президент уже с наслаждением выгибает спину, утробно рыча. Чуйко хватает его за упругие ягодицы и с силой сжимает. Пар обволакивает запотевшие стекла, покрывая их новым матовым слоем влаги. Прекрасный день, чтобы умереть!***
Они лежат на заднем сидении, успокоенные, но все ещё разгоряченные. Василь навалился телом на Юрия Ивановича, сложив преданно голову ему на грудь и задумчиво накручивая седые волоски на его груди себе на палец. - Если мне суждено умереть так, то я готов принять эту смерть... - умиротворенно шепчет президент, ощущая как его клонит в сон. - Не говорите глупостей, Толик скоро заберёт нас отсюда... - так же сонно и заторможенно мурлычит Юрий Иванович. - Да, он такой... - почти погрузившись во тьму сна проговаривает Василь. - Он просто Толик... - лениво смеётся премьер. - Толик... - подхватывает Голобородько невольно улыбаясь. Сон охватывает обоих в мгновение ока.***
- Вот они! Вон машина! Бегом! Бегом! - слышится где-то извне, за пределами мира. - Открывай! - дверь машины в скрипучем визге раскрывается, впуская внутрь салона ледяной пар. Люди в камуфляжной одежде заглядывают внутрь, позади них живой и здоровый Толик. Оказалось, что база была совсем недалеко, и телохранителю не составило большого труда её найти. - Василий Петрович! Юрий Иванович! - громкие звуки будят двух, прижавшихся друг к другу мужчин. - Толик! Ты привёл подмогу! - радостно вскрикивает Чуйко, буквально скидывая с себя президента. - Ну наконец-то!