Танец вариативной бесконечности

      Было пыльно, но недавно явно прошел дождь: легкий, не тот, которого просит этот город. Не тот, что смыл бы путаный серый пух, неизменно появляющийся среди каменно-стеклянных коробок. Не тот, что умыл бы толком стены, где тут и там еще виднеются тревожные ало-черные кляксы.       И все же несколько крупных капель с неба упало, оставив аккуратные ровные темные пятнышки на дымчато-ватном одеяле, стеснительно прикрывавшем следы гусениц, что давным-давно разбили вдребезги брусчатку улиц, раздавили хрупкий податливый асфальт дорог. Таково обычно торжество завоевателей, которым ни к чему беспокоиться о деле рук чужих.       Линнер опасливо тронула носком блестящего синего сапога границу неаккуратного круга, образованного воздушными потоками: обычное дело при материализации. Какую бы форму ни имела экзоплазматическая оболочка, появиться совершенно бесследно в атмосфере ТТ-капсула не могла. Подернутая волной ровная крапчатая гладь пыли расступилась будто неохотно, выделив двум гостьям крошечный островок почти целой мостовой. И все же предупреждающе обнажила полосы уничтоженной дороги.       Джой стояла недвижимо; короткие светлые волосы спутаны и взлохмачены, но одежда подчеркнуто аккуратна — черный, наглухо застегнутый пиджак и расклешенные длинные брюки ниже щиколоток. Со стрелками.       Линнер недовольно покосилась на стрелки: это было нелепо. А еще эти брюки она помнила: где-то должен быть таймер, автоматически изменяющий цвет ткани на более подходящий окружающей обстановке. Она едва не прикарманила их пару недель назад, купившись на рекламу.       Но зачем ее ТАРДИС, чей внешний облик управляется и контролируется пилотом (хотя бы в какой-то мере), брюки-хамелеоны?       Джой стояла ровно, словно манекен: плечи расправлены, руки чуть заведены за спину, ступни поставлены точно симметрично.       — Пойдешь со мной, — сообщила вслух Линнер и тут же вздрогнула: с крыши упала недовольная полусонная птица, разбуженная незнакомым звуком, и захлопала огромными оранжевыми крыльями, медленно удаляясь вслед и что-то раздраженно каркая.       Ее товарки, свившие гнезда между капителей колонн, украшавших массивные трехэтажные особняки с разбитыми окнами, взялись осуждающе перекрикиваться друг с другом.       — Вообще-то вы проспали кое-что посерьезнее! — Линнер вдруг захотелось оправдаться. — Тут у вас целая ТТ-капсула материализовалась, а вы все проспали!       Она раздраженно хлопнула руками по бедрам и уверенно зашагала вперед, зная, что Джой неслышно следует за ней. В носу щекотало от пыли, облачками взмывавшей вверх при каждом движении. Пахло влажным камнем и подвальной сыростью: похоже, солнце давно не прогревало эти улицы, отчаявшись пробиться сквозь плотные клубящиеся облака, серо-желто-зеленые и будто грязные.       Неудивительно, что поверхностный скан не обнаружил очагов разумной жизни. Птицы — да, большие и ярко окрашенные, нелепые под этим странным небом. Мелкие животные — да; Линнер отмечала краем глаза, как юркие тени разбегались веером от балюстрад вдаль, оставляя за собой лучи-дорожки. Смахнув с щеки бледно-розовую бабочку с кровавыми прожилками, она подумала, что планета явно более чем обитаема. Куда лучше обитаема, чем она предполагала, отправляясь сюда за парочкой полезных кристаллов, которые значительно проще извлечь тогда, когда их не охраняет, как святыню, почетный караул.       Таблички-указатели любезно подсказывали ей направление: Камни Отчаяния, через двести метров направо, не забудьте приобрести билет в кассе, уважайте дистанцию.       Отчаяния — потому что за несколько тысяч лет истории этой цивилизации ни один из народов так и не сумел прочно утвердить собственную власть над этим кусочком земли. Как бы ни старался. Впрочем, пробовали они чаще силой, чем хитростью, а идея объединиться ради всеобщего блага и доступа к чудесному минералу, видимо, приходила в голову немногим. Лучшее, на что они сподобились, так это выстроить вокруг исполинских обелисков обреченный город, не принадлежащий никому, и сформировать единую стражу.       Линнер завернула за угол, вышла на просторную авеню и вздохнула: злосчастные Камни уже виднелись, поднимающиеся выше крыш игольчатыми уступами к низкому небу. Обыкновенные серые камни с желтыми потеками, сформированные будто бы из тех грязных бесплодных облаков, неспособных даже на достойный ливень.       Местные полагали, что нахождение рядом с таинственным природным феноменом исцеляет психические расстройства, а здоровый же разум делает гениальным, раскрывая потенциал полностью. Не то чтобы они были совсем уж неправы: дейкиний, и правда, обладал некоторыми любопытными свойствами. Или, точнее, не он сам, а то вещество, что образовывалось в его прожилках и неизбежно попадало в атмосферу.       Хорошо, что местные не сумели разрезать камень на кусочки. У Линнер такой проблемы не возникнет: во-первых, она вполне может взять нужное ей количество. Во-вторых, у нее есть ТТ-капсула, а значит, она может забрать и всю структуру целиком, если ей вздумается. А ей вполне может вздуматься, потому что если сейчас ей на самом деле требуется совсем немного чудесного минерала, то в будущем кто знает, что пригодится.       Запас не помешает.       Она усмехнулась, припомнив, как не понимала когда-то, зачем использовать внутренние пространства ТАРДИС для хранения разнообразного хлама. Почему нельзя ограничиться простотой, ведь в любой момент можно отправиться за чем угодно куда угодно и когда угодно. Теперь же у нее был как минимум один склад, и она не смогла бы навскидку перечислить все, что сбросила туда на случай вероятной полезности. Туда же отправится и дейкиний, по всей видимости.       А еще нужно будет провести инвентаризацию барахла.       Линнер вдруг нахмурилась, поймав собственное отражение в мутной витрине, чудом сохранившейся в целости. Одинокое отражение. Она резко обернулась, ожидая увидеть Джой чуть поодаль — однако вокруг не было ничего и никого. Судя по следам, Джой шла за ней след-в-след — или же вовсе не оставляла никаких отпечатков, что в целом было бы неудивительно, с учетом того, что по сути своей Джой не существовала в этой вселенной и только касалась ее внешней оболочкой, у которой зачем-то появились брюки-хамелеоны со стрелками и…       Линнер яростно дернула себя за толстую рыжеватую косу, чтобы остановить уже разогнавшийся было не в том направлении поток мыслей, и помчалась обратно, вспугивая стуком каблуков притаившихся птиц и зверьков.       За углом, разумеется, Джой тоже не было. Хотя где-то она совершенно точно была: Линнер ощущала ее присутствие, воплощенное в спокойствии, в ощущении правильности собственного состояния.       А еще Линнер могла в любой момент обратиться к ней. То, чему пришлось научиться в первую очередь: 103-я форма куда лучше подчинялась ментальным приказам, чем формальным, и управлялась порой инстинктивно, а не по учебникам. Она была живой. Куда более живой, чем полагалось транспорту по всем писаным и неписаным законам, и это беспокоило Линнер куда больше, чем скрытые в ячейках памяти Джойллавенис тайны чудовищной древней войны. Те самые, которые интересовали других куда больше, чем ее саму.       Теперь же ТТ-капсула умудрилась скрыться в неизвестном направлении, вместе со своей дилеммой наличия жизни и тайнами, и откликаться на призывы Линнер немедленно вернуться явно не собиралась.       Впрочем, усвистать куда-то далеко она бы не смогла: дематериализация непременно оставила бы след посреди плотной пыли. Был бы внезапный порыв ветра, было бы смещение в ткани пространства-времени, которое Линнер ощутила бы.       Выходит, она просто… сбежала. Своевольно отправилась куда-то, ослушавшись прямого приказа «Пойдешь со мной». А значит, где-то внутри ее матрицы личности есть кое-что куда более интересное, чем информация о давно забытом и стертом из истории оружии.       Линнер неторопливо вернулась на авеню, откуда открывался вид на Камни Отчаяния, и села на бронзовую лавочку между дополненных искусственными кронами одинаково безликих деревьев. Критично оглядев золотые каблуки и порывшись по карманам пятнистой цветной туники, Линнер окончательно убедилась в том, что без Джой толку идти к Камням никакого нет. Отковырять кусочек ногтем или каблуком она точно не сможет, а все остальное, что у нее есть, совершенно бесполезно. Половину вообще нужно выбросить, но желательно где-то на Галлифрее, а не здесь.       Она встрепенулась, ощутив порыв ветра, однако тут же разочаровалась: это всего лишь обычная турбуленция воздушных потоков. Вот-вот тучи предпримут еще одну попытку умыть покинутый город. И кто знает, что за жидкость порождает это подозрительное небо…       Линнер встала, расправила тунику, разгладила выбившиеся из косы волосы и осмотрелась в поисках подходящего укрытия. Здания, некогда светлые и просторные, смотрели рядами темных оконных проемов, ощерившихся неровными стеклянными зубьями. Вход во многие был заколочен — видимо, кто-то успел покинуть город до того, как по нему пустили отравляющий газ. А, может быть, то были горе-завоеватели, не сообразившие учесть все нюансы атмосферных явлений…       Она вернулась к витрине, благодаря которой впервые обнаружила пропажу Джой. Дверь заколочена, однако стекло, видимо, сочли достаточно прочным.       И недаром: попытки разбить его локтем или ударом ноги ни к чему не привели, разве что немного очистили. Там, за стеклом, что-то было — то ли ресторан, то ли отель; Линнер видела очертания выставленных рядами диванчиков, разделенных столами.       Зашумели первые капли, путаясь в редких кронах деревьев, прожженных ядом. Линнер поймала ладонью жгучую мутную каплю, ойкнула и тут же спряталась под козырьком. Развернуться здесь было негде, да и смысла немного: стальную входную дверь перекрывали покрытые колкой ржавчиной ленты, намертво приваренные к косяку. Это она оторвать не сможет.       Впрочем, она может попробовать кое-что иное: то, что никогда не удавалось толком на занятиях.       Осторожно пробравшись под узким навесом обратно к витрине, Линнер прижала ладони к стеклу и прикрыла глаза. Она знала, что теоретически может поймать волну колебаний молекул и усилить ее. Хотя бы в одном крошечном участке, достаточном для единственной трещины. Она знала, что другие обладали подобными способностями. А у нее не получалось, никогда толком не получалось.       Линнер сосредоточилась и восстановила в памяти практики взаимодействия с материалами. Она должна была как-то ощутить что-то. Кто-то говорил, что это похоже на покалывание в пальцах, которое достаточно направить в нужном направлении, и вуаля — стекло лопается.       Но никакого покалывания не было. Стекло даже не нагрелось под ее ноющими от боли пальцами, как случалось порой при тренировках. Впрочем, там она долго и старательно настраивалась на нужную волну, погружала себя в абсолютное спокойствие — здесь же никакого спокойствия не было.       Был лишь усиливающийся ветер. Дождь, яростно хлеставший по тротуарам. Узкий язычок сухого асфальта. И проклятая витрина, за которой можно было бы укрыться, если бы только она наконец лопнула.       Камни Отчаяния, маячившие вдали, словно смеялись над ней, полностью оправдывая название даже теперь, когда те, кто дали его, вымерли.       А затем зазвучала вдруг приглушенная музыка, словно кто-то наигрывал на фортепиано простенькую мелодию, снова и снова, и Линнер вздрогнула: неужели не вымерли? Неужели она все же прибыла слишком рано?       Она заметалась под козырьком, пытаясь определить направление, откуда слышится мотив, машинально разбирая его в уме по нотам, однако музыка будто окружала ее, звучала не извне, а изнутри, и Линнер в отчаянии прижалась разбитыми ладонями и разгоряченным лбом к стеклу — приятно прохладному.       Не хватало еще отравиться испарениями: если сам дождь она может и пережить или по крайней мере, регенерировать, то затуманенный разум запросто сыграет с ней неприятную шутку и убьет. Было бы довольно нелепо погибнуть вот так, на никому не нужной планете, куда ее понесло исключительно из любопытства. Кроме того, у нее ведь осталось так много незавершенных дел, и ей бы вовсе не хотелось, чтобы разбирательства относительно инцидента идиотской смерти неопытного агента привели к тому, что кто-то взялся бы собирать хвосты прочих ее дел. И не то чтобы она могла бы как-то пострадать от этого, конечно, она-то уже и без того будет мертва, но вот Джой… Ей точно грозит тогда переписывание личности.       Вообще говоря, даже если никто и не разберется в попытках Линнер скрыть свои эксперименты, Джойллавенис будет переформатирована в нечто куда более примитивное, если она, ее пилот, погибнет.       Это если она вообще переживет подобное. Впрочем, пережила же каким-то образом гибель прошлого пилота — а говорят, такое практически невозможно.       Линнер с силой ударилась лбом о витрину — то ли от отчаяния, то ли пытаясь остановить очередной неконтролируемый поток мыслей, готовый вот-вот увлечь ее за собой, словно приливная волна, и вдруг провалилась в глухую темноту помещения.       Она прикрыла голову руками, защищаясь от осколков — но ничего не случилось. Осторожно приоткрыв глаза, Линнер с удивлением поняла, что витрина по-прежнему цела — вот только теперь она была по другую ее сторону. Только и всего.       А еще дождь закончился. И, возможно, закончился уже давно: между тучами появился просвет, в который тут же заглянуло любопытное белое солнце и взялось играть с повисшими в воздухе пылинками, растревоженными неожиданным визитом.       Линнер поднялась на ноги, окончательно растерянная. Мелодия в голове стала потише, однако не ушла — напротив, стала как будто ближе. Будто кто-то понизил громкость, однако теперь она точно знала, что находится именно там, откуда раздаются звуки.       Она осмотрелась: все-таки когда-то здесь был ресторан. За барной стойкой — груда разбитого стекла, поверх которой лежит уцелевший чудом бокал на ажурной витой ножке. Зеркальные панели столов покрыты бумажными скатертями, на которых еще можно различить названия блюд и цены.       Похоже, это был достаточно большой ресторан: столы расставлены просторно, оставляют посетителям достаточно места для приватных разговоров. Линнер попыталась представить, как снуют здесь официанты, ловко балансируя подносами; как играет солнце в хрустале и стекле; как стучат вилками и ножами четырехрукие местные жители.       И, наверное, кто-то играет на клавишном инструменте — она отчетливо различала в мелодии две партии. А еще теперь она различала вариации: поначалу исполнитель ограничивался сменой ритма и темпа, но теперь явно перешел к мелодическим и гармоническим фигурациям.       Возможно, все дело в близости этих проклятых Камней. Каким-то образом они взаимодействуют с ней, и это выражается в мелодии. А вариации — попытки подобрать ключ к ее сознанию, вот что это такое.       Линнер передернула плечами и нахмурилась: природные феномены на подобное явно не способны. Она встряхнулась, избавляясь от пыли на одежде, и направилась в темную глубь ресторанного зала, куда не проникали солнечные лучи. Туда, где будто шевелилось, двигалось нечто, прячась от ее взгляда.       Под ногами что-то скрипнуло, треснуло — и Линнер кубарем скатилась по незамеченной лестнице вниз. Туда, где музыка стала заметно громче.       Где отчего-то было светло. И должно было быть людно, однако зал для выступлений, как и все прочее здесь, давил пустотой и безжизненностью. Пахло тяжелым бархатом, пропитанным дымом и дыханием давно ушедшей жизни; выдохшимся алкоголем и надушенными платьями; заброшенной едой и сконцентрировавшимся восхищением. Несуществующие зрители смотрели на то, как на сцене танцевала девушка — со спутанными светлыми волосами, в черном пиджаке, наглухо застегнутом, и расклешенных брюках цвета пыльных окровавленных портьер. Ее босые ступни, казалось, едва касались липкого паркета сцены. Ни единого вздоха, ни единого скрипа половиц — лишь музыка и движения, и Линнер сама не заметила, как тоже перестала дышать.       В этом танце что-то было не так: он словно сам опережал себя, словно он творил мелодию, создавал очередную вариацию как отражение действия. Он ввинчивался в разум зрителя, создавая многочисленные отражения, а затем неизменно удивлял, представляя нечто новое, неожиданное, еще не увиденное, но уже услышанное — или наоборот.       Джойллавенис что-то создавала — машина, транспорт, средство передвижения, связанное на клеточном уровне с Линнер. Она творила, пользуясь доступными ей средствами — чужим временем, чужой мелодией, чужими движениями, многократно отраженными в ней самой. Она была самой собой и в то же время была чем-то или кем-то еще; она присутствовала здесь, в этом зале, сейчас и вчера, и тысячу лет назад, и, наверное, будет присутствовать всегда, потому что она ведь берет откуда-то все это, время на расчеты, на варианты. Добавляет переменных по одной и играет снова и снова. И танцует.       Танец, олицетворяющий собой вариативную бесконечность.       Линнер заморгала и сделала глубокий вдох: ее разум был слишком полон сейчас чем-то еще, вот этим танцем и чужим временем, но в нем уже появилась странная, непривычная, правильная мысль, окутывающая имя Джойллавенис дымкой контекста и смысла. Того самого, в котором она так долго ей отказывала.       На мгновение Линнер охватило отвращение к самой себе — посреди города, погибшего из-за собственной слепоты; вблизи от Камней Отчаяния, ставших символом целой планеты и уничтоживших ее; в пустом зале, где время укладывалось ровными слоями лишь для того, чтобы одна галлифрейка поняла кое-что важное.       — Я пойду за тобой, — произнесла Джой, остановившись.       Музыка стихла. Зал утратил плотность и жизнь. Свет погас, но Линнер продолжала во все глаза смотреть на собственную ТТ-капсулу, которая внезапно окончательно перестала быть ее собственностью.       — Или уже пошла, — задумчиво отозвалась Линнер. — Уже пошла, давным-давно, когда меня еще и в проекте не было.       — Примитивно, — Джой дернула головой, скопировав саму Линнер. — Упрощенно. Верно.