***
Он еле успевает дойти до кресла, прежде чем падает, почти лишаясь сознания. Боль в ребрах удушающе-сильная, а руки совершенно не слушаются. Он даже не может взять палочку и вызвать патронус, чтобы отправить его Дамблдору. Пытаясь собраться с мыслями, он с отвращением думает, что это дерьмовый способ умереть, особенно после всего, что он уже успел пережить. Просто смешно будет умереть вот так, после очередного собрания Пожирателей, в собственном кресле. — Профессор Снейп? Он не сразу отреагировал на голос. Может, думал, что померещилось. Но нет, точно не померещилось. Голос прозвучал снова, только в этот раз ближе и в нём появились явные нотки беспокойства. И уже через какое-то время он увидел перед собой хорошо знакомое лицо. Гермиона Грейнджер пыталась добиться его ответа ещё несколько раз, но получила только тихое: — Убирайтесь. И в другой ситуации это слово, произнесенное его привычным тоном, возымело бы совершенно другой эффект. Но тогда она ничуть не смутилась, только беспокойство сменилось страхом. Впрочем, она смогла довольно быстро взять себя в руки и произнесла четким уверенным голосом: — Как я могу вам помочь? Вот так просто — не задавая вопросов, не спрашивая, что произошло. Её интересовало только, как она может ему помочь, и Снейп подумал, что, возможно, он всё же не умрет сегодня, а помощь всезнайки это не худший вариант в данной ситуации. Он приложил огромные усилия, чтобы сказать, какие нужны зелья и где их взять. А потом была лишь тьма. Он потерял сознание, оставляя Гермиону самостоятельно справляться с неожиданно возложенной на неё миссией. И она справилась. Утром профессор очнулся там же, только кресло было трансфигурированно в небольшой диван. С удивлением он отметил, что ничего не болело. На ребра были наложены повязки, в воздухе витал запах исцеляющего зелья и костероста, а в соседнем кресле, свернувшись в явно не слишком удобную позу, спала Гермиона.***
Как выяснилось потом, она всю ночь караулила, боясь ухудшений, но их не последовало и девушка заснула беспокойным сном. Но это он узнал гораздо позже, а вот сразу после происшествия больше всего его беспокоило, как стоит поступить. Первым стремлением было пойти и рассказать Дамблдору, второй мыслью было — стыдно признаться, особенно теперь — просто стереть ей память, ни о чем не информируя директора. И всё стало бы на круги своя, будто ничего и не было.***
Он всё ещё решал, как стоит поступить, когда на следующем уроке Зельеварения Грейнджер сделала что-то, из-за чего зелье в её котле начало пузыриться и пениться, выливаясь на всё вокруг. Он быстро ликвидировал возможную проблему и назначил ей взыскание, а она и не очень-то расстроилась и позже он понял почему. Это просто был хитрый ход, чтобы поговорить с ним наедине. Она была уверена, что если придет просто так, то он не станет слушать и просто выставит за дверь. И не то чтобы сильно заблуждалась. Она пришла вечером и, выслушав указания, начала безропотно мыть котлы. Он проверял работы, она мыла и всё это в абсолютной тишине. Снейп тогда подумал, что это могло быть её вторым взысканием, — первое должно было быть, когда он вернулся от Темного Лорда, за то, что она в очередной раз подсказала Лонгоботтому, а он уже не выдержал. А этот раз вышел из-за повинности в зелье, чего прежде с ней не случалось. Все ученики были в величайшем изумлении и только сама виновница согласно кивнула, опустив голову. Он думал об этом всё то время, что проверял работы. А потом, когда с котлами было покончено, она вышла, чтобы сказать это, и он ответил, что она может идти. Северус знал, что она что-то скажет, не уйдет просто так. Это её стремление буквально чувствовалось в воздухе и оставалось только ждать. — Профессор… Она, сделав глубокий вдох, обернулась к нему уже у самой двери. — Да, мисс Грейнджер? Пусть ему было очень плохо тогда, но он запомнил этот её решительный взгляд, выражение лица. — Я никому не скажу. Четыре слова, брошенные в пустоту и понятные только им двоим, четко дающие понять, что что-то было. Что-то, о чем она никому не скажет. Четыре слова, сказанные тем же тоном, что и «как я могу вам помочь?» — Вы свободны, мисс Грейнджер. Она ушла, оставив после себя запах яблок и миндаля. Северус закончил с проверкой работ, налил себе огневиски и сел в то же кресло, которое не так давно было небольшим диваном. Взгляд упал на соседнее, в котором спала Гермиона. И он вдруг поверил. Поверил, что она никому не скажет и что можно не идти к Директору и, уж тем более, не стирать ей память. Он вдруг поверил, что на Гермиону Грейнджер можно положиться.***
— Помощь нужна? Он оглядывает её, скорее всего, ища признаки усталости, но не находит. — Совсем скучно? Она улыбается и проходит дальше. — Перестань, ты знаешь, как мне нравится помогать тебе. Особенно с зельями. — Вот список. Она довольно целует его в щеку, читает написанное на небольшом клочке бумаги и идет в кладовую, чтобы взять те ингредиенты, которые там не помеченны. Аккуратно кладет их отдельно и берет нужную доску и нож. — Как прошел день? А вот этот вопрос не предвещал ничего хорошего. С утра было два урока Зелий, потом обед и Трансфигурация. Так что большую часть дня они видели друг друга, он знает, что день прошел нормально, а значит, вопрос задан не просто так. — Нормально, — она продолжает нарезать корень, наблюдая за Северусом краем глаза. Он мешает зелье в котле и ничего не выдает напряжения, но она чувствует его в воздухе. — Ничего интересного не было? — Да нет, — она принимается осторожно толочь ягоды, чтобы капли сока не выплеснулись. — И что, даже мистер Стивенс тебя не веселил? Ах, вот оно в чём дело. Месяц назад один парень, Тони Стивенс, начал предлагать ей то помочь с книгами, то вместе пойти на обед. И хоть сама Грейнджер поводов для ревности не давала, но Северус бесновался, когда видел, что она хотя бы разговаривает с гриффиндорцем. А сегодня тот ещё и решил сесть рядом с ней на Зельях, аргументируя это тем, что не слишком-то силен в предмете. Отказывать было неудобно. — Он просто сел рядом. — Разумеется. — И мы просто общаемся. — Даже ты не настолько наивна, чтобы верить в это. Гермиона откладывает миску и ступку и подходит к мужчине сзади, обнимая его. Спина напряжена, но это не сбавляет её настроя, — только прижимается сильнее, обвивая руками. — Мне плевать, если он хочет чего-то большего, Северус. Я хочу только тебя. Напряжение заметно ослабевает. Снейп оборачивается к ней достаточно осторожно, чтобы не разорвать объятий, и проводит рукой по щеке. — А ты меня, — говорит она, ухмыляясь. Он поднимает одну бровь, но и сам ухмыляется в ответ. — Потрясающая самоуверенность. — Я училась у лучших. Она поднимается на носочки, уже чувствуя, как его рука зарывается ей в волосы, притягивая ближе.***
Он слышит всхлипывания и замирает. За столько лет преподавания слезы учениц давно не являются для него чем-то новым, но каждый раз это заставляет невольно напрячься, ведь её нужно будет отвести к декану или поговорить самому, если это слизеринка. Ох, как он надеется, что это не слизеринка. Делает глубокий вдох, выходит из-за угла и тут же снова замирает, смотря на девушку, которая сидит на каменных ступеньках. Лучше бы была слизеринка. — Мисс Грейнджер, встаньте, иначе замерзнете. Она вздрагивает от удивления и поднимает свои заплаканные и покрасневшие глаза, чтобы тут же опустить, проигнорировав слова мужчины. — Вы меня плохо расслышали, мисс? — Почему те, кого любим мы, не любят нас? Он ошарашенно смотрит на неё. Сколько раз он задавал себе этот вопрос? Сколько ночей обдумывал совсем не обнадеживающий ответ, заливая своё горе алкоголем? Слишком много. Нет ответа на этот вопрос, по-крайней мере хорошего. Такое просто случается. Этого не избежать и ничего с этим не поделать. Остается только смириться и ждать, пока острая боль станет тупой, а потом и вовсе сменится тянущей тоской. И хоть у самого Снейпа уже последняя стадия, но внутри что-то весьма неприятно кольнуло от слов, произнесенных таким тихим и надломленным голосом. — Пойдёмте, мисс Грейнджер, вам нужно согреться. На этот раз она безропотно поднялась и шла за ним безмолвной тенью по длинным коридорам подземелий. А потом села в предложенное кресло, уставившись на огонь в камине. — Вот, держите. У неё такой вид, будто сама идея того, что великий и ужасный профессор Снейп может сделать ей чай, уже кажется сверхъестественной, а учитывая, что это реальность… — Там нет яда, честное слово. Удивление тут же сменяется возмущением. — Я и не думала… Она берёт горячую кружку, обхватывая двумя руками, и это только подтверждает его предположение о том, что девушка замерзла.***
Он тихо идет внутрь, правда, зайдя в спальню, видит, что её глаза открыты. — Ты почему ещё не спишь? — Без тебя не выходит, — он мысленно удивляется, как простые четыре слова могут порождать такое тепло внутри. Гермиона поднимается на локте, убирает второй рукой волосы с лица и внимательно рассматривает его. Ищет следы крови и возможные ранения, но не находит. Сегодня всё прошло относительно спокойно — только пару Пожирателей получили свои Круцио, но Северус не из их числа. Он в последнее время старается выполнять всё идеально, ничем не подставляя себя под удар. Сама Грейнджер однажды сказала, что лучше делать всё необходимое, но не рисковать лишний раз. Он немало удивился таким словам, особенно от неё, но послушал. — Всё нормально? — Не хуже, чем обычно. Снимает мантию, затем сюртук, а потом идет в ванную. Выходя, видит, что она всё ещё ждет его. Ложится в постель, протягивает одну руку в сторону, и Гермиона тут же прижимается к его боку, одну руку кладя на грудь, — туда, где бьется сердце. Снейп обнимает её и целует в макушку, в очередной раз задумываясь о том, как же хорошо, когда тебя ждут.***
Они никогда не говорят о будущем и не признаются друг другу в любви. Даже в обычное время нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, что будет завтра. А когда грядет война, уже через час может случиться что-то неожиданное. Поэтому нет смысла строить воздушные замки, которые гарантированно рухнут, принося только разочарование и боль. Намного лучше жить здесь и сейчас, не бросаясь громкими словами. По правде говоря, нет необходимости говорить о чувствах, когда ты их чувствуешь. Вот такая тавтология любви. Гермиона умная девочка и она всё прекрасно понимает, так что не ждет обещаний и клятв и не даёт их сама. А ему и не нужны они от той, кто каждый вечер не ложится спать без него, даже если устала настолько, что уже не может внятно говорить. От той, кто провожает его обеспокоенным — хоть и напускным спокойным — взглядом, а потом встречает, сидя уже в своём кресле, готовая тут же лечить возможные ранения. От той, у кого глаза такие теплые карие и смотрят на него совершенно по-особенному, а нежные руки обнимают или исцеляют так осторожно, но профессионально и точно. Грейнджер знает, что тут дело отчасти ещё и в том, что Северус сам по себе такой человек, который словам предпочитает действия, и это качество ей нравится. Она никогда не ждала пафосных слов, тем более от него. Ей это и не нужно. Ведь зачем эти слова, когда он сам трансфигурирует кресло в диван, садится с ней и они читают книгу вслух по очереди, а он в это время ласково перебирает пряди её волос. Или когда он сквозь сон притягивает девушку ближе к себе, крепко обнимая. Этот человек многого не говорит, но он снова и снова показывает ей, насколько она желанна. Не только тело, но и душа. Слушает каждый рассказ, спорит до крика и целует так, что дыхание перехватывает. Это всё гораздо больше, чем в принципе можно выразить словами. Никакое «Я тебя люблю» не вместит в себя всех взглядов и прикосновений. И если завтра война, если завтра тьма сгустится над Хогвартсом, говоря, что время пришло, двое людей будут знать, за что они борются.