Считай, что я мёртв

       Асфальт и тротуар были полностью мокрыми от вроде бы так недавно начавшегося дождя, превратившийся за пару минут в ливень, укутавший весь этот город. Лужи каждую минуту расширяли свои края, иногда соединяясь с другими такими же — чуть больше, чуть меньше,— превращаясь на тротуарах и у бардюров в сплошные речушки и озёра, втекавшие в канализационные люки. На улице не было никого: даже пташки, собаки или какого-либо другого животного. Было лишь одно существо, шедшее по тротуару, не поднимая ног, не видев в этом прока: ноги хоть так или не так будут мокрыми. Это существо есть Майк. Майк Афтон. Он посещал сегодня своего брата в госпитале, но, после своего прихода, практически сразу же ушёл. Точнее, его выгнали из палаты Кевина и сказали, чтобы он пошёл домой. Там, в палате, случилось что-то страшное, то, во что Майк всем сердцем не хотел верить, но это случилось.        Кевин умер.        Он, идя по тротурару, зачем-то вспоминал моменты и вещи, что происходили в госпитале: младший брат; его перевязанные лоб и макушка; подключённые устройства; безэмоциональное лицо Кевина; равномерный, противный писк кардиограммы; всхлипы, рыдания, слёзы, крики, потерявшие какой-либо разницы между собой, превратясь в животноподобный стон; люди в масках и медицинских халатах, вошедшие в палату; косые, немного удивлённые ( а может, презренные ) взгляды в сторону Майка... После случившегося он сразу же решил, что сейчас лучше вернуться домой. "Сейчас я приду и увижу, как мама рыдает, сидя на нашем красном диване, что в гостиной, Лиза ревёт в обнимку с ней, а папа..." -- здесь Майк задумался, ведь он не знает, что будет делать отец: может будет молча плакать, стоя у телефона, по которому ему сообщили о смерти Кевина, может будет ломать телефон и объекты, находившиеся рядом с ним, а может просто глупо напьётся. А, возможно, врачам удалось спасти маленькую, хрупкую жизнь Кевина, но и не только его: Майка тоже, ведь они как бы привязаны друг к другу — без одного у другого будет совершенно ничего, полный ноль, а ноль — философская символика пустоты, это даже не цифра — это пустота. Майки сейчас и выглядит пустым, с большим вакуумом. Он, всё ещё идя по улице, ощущал себя как небольшой мирок, неимеющий ни ядра, ничего, кроме большого кольца пустоты, доходящего до его краёв, как в нуле. Поэтому Майк и есть полный ноль без брата. Кевин для него — ядро, согревающее весь мир. Жаль, что он понял это так поздно.        Улица не кончалась, ливень и тревожные мысли тоже. Было до тошноты тихо, даже машины не проезжают. Вроде бы сейчас день, но темно, словно вечером в ноябре, но сейчас лето, так что это можно назвать маленьким аномальным явлением. Майк смотрел под ноги и на всё, что находилось впереди него, на тротуаре. Минуты не шли, а ползли: Майк через каждые, почти ровные промежутки времени смотрел на время на ручных часах, но стрелки всегда показывали то время, которое должно быть. Даже полчаса не прошло после ухода из больницы. Может, думал Майк, Бог просто издевается над ним, чтобы он размышлял о том, какой же грех совершил. "А как будто я не знаю!" — иногда случайно выходило из его уст. Но он сам виноват, что совершил такой ужасный поступок. Теперь надо нести отвественность за свои поступки.        Невольно Майк оторвал свой взгляд от мокнущего тротуара и увидел то, что он не хотел, но должен был увидеть: он пришёл к своему дому. Дом семьи Афтон практически ничем не отличался от остальных стандартных домов на улице: два этажа, задний двор, бассейн, черепичная крыша и другие немало важные особенности. Только есть одно отличие: у дома чувствуется тяжёлая, наполняющая грудь всей печалью атмосфера. Она настолько сильна, что Майку кажется, как зелёный, свежий и охлаждённый ливнем газон поглощает его под дом, затягивает, дабы спрятать от всего мира и его проблем. Но прятаться негде, прятаться нельзя. Это было бы очень подло с его стороны. Хоть крупные капли стремительно пролетали и закрывали своими полупрозрачными тельцами всё окружавшее, было видно, что дома ещё есть живые. Он подходит к крыльцу дома, ожидая очередной скрип досок, но они слишком сильно промолкли, чтобы скрипеть. Впервые в жизни Майку не хотелось выделяться, а раствориться в дожде, стать его частью, превратиться в каплю, да что-нибудь, только не заходить домой. Майк нерешительно делает шаг вперёд и перешагивает через все доски. Теперь он на крыльце, под навесом, держащий в себе все приходы, уходы. Рука дрожаще подымается к ручке, но резко опускается и остраняется назад. Майк не может: страх сильнее отстальных чувств. Вроде он всегда такой смелый, такой решительный и саркастический, но что сейчас? Стыдно стало за свои поступки? Хоть совесть до конца не захоронил в себе.        Майк закрывает глаза, переводит дух, пытаясь успокоить волнения в своём разуме. Он открывает глаза, делает решительный шаг и быстро, практически бесшумно открывает входную дверь. В доме слишком тихо для такой шумной семьи, как его. Хотя есть звук: чей-то голос что-то бормотал, что точно — непонятно. Майк шёл по коридору к источнику шума, но буквально сразу же он понял, что это голос диктора из "Новостей". Он зашёл за угол и встал у арки, проводящей в гостиную. Он смотрел с прохода, как члены семьи сидели и смотрели перезаписанные утренние новости ( Майк вспомнил у друга, когда того отец включил телевизор и, перед тем как уйти, посмотрел немного новостей ). Если честно, то они не выглядели нормальной семьёй и тем более счастливой. Ноги Майка подкашивались, дико дрожали, но, собрав силу в кулак, он смог выйти из темноты коридора и выдавить из себя пару слов:        — В-всем привет...        Все сразу же повернули свои головы в сторону неожиданного звука. У всех играли разные краски и эмоции на лицах, ну что и было предсказуемым.        — Майки! — радостно вскрикнула и подбежала к юноше рыжеволосая девочка. Она была слишком маленькой ( или он слишком высоким для неё ), чтобы достать до его шеи, так что она просто повисла на нём.        Элизабет. Она такая весёлая, жизнерадостная девочка, с таким счастием жить людей сложно найти. Будет выглядеть очень печально, если её радость станет ничем, как просто воспоминанием её первых шести годов жизни. Она была в небольших шортиках с пандами в разных позах и нежно-розовой футболке, а длинные до талии, кучерявые, рыжие волосы были распущены. Одно движение, и блики проникшего в её кудри света станут теплом и счастием для всех, кого эта любопытнейшая персона обнимет. Майку казалось удивительным, что она так тосковала по нему, ведь Лиза даже не замечала его приходов или уходов, но, как бы то не было, Майку было очень приятно, что по нему хоть кто-то скучал. Она прижалась ещё глубже в его промокшую серую майку, схватив своими маленькими кулачками за края его верхней одежды. По телу Майка стала ощущаться сильная дрожь, которая только стала больше, после осознания того, что Лиззи плачет.        Маргарет — мать Майка — быстро подбежала к нему, обхватив его спину своими тёплыми руками, склонив голову к его шее. Её тёмно-каштановые волосы, бывшие когда-то в возрасте Лизы золотистыми с огненным оттенком, едва ли касались кожи Майка, при свете они были практически бесцветными, прозрачными, будто Маргарет — призрак. Майку хотелось выйти из долгих объятий, но попросту не мог отцепить их руки, ну ещё и просто совесть не позволяла. Но, только решив выйти из круга объятий, Марго ослабила схватку, а после и совсем отпустила его. Она подняла голову, и её красные от слёз глаз открылись, грустная улыбка, опущенные брови создавали умиляющий вид, который бывает только с облегчением. Это чувство действовало на всех, стоящих в их уже разрушенном кругу.        — Майки, где ты был!? Мы так переживали, пока тебя не было дома!        — Да! Где-ты был? — немного истерично поддакивала и повторяла вопросы матери девочка.        — Мам, не обязательно было так волноваться: я эти дни был у Тома. Его родители были не против того, чтобы я немного переночевал у него... — было начал оправдываться Майкл, но его взгляд упал на отца. Он ещё никогда не видел такое выражение лица: в нём было столько презрения, столько ещё не затухшей ярости, которая могла при любом неправильном слове вспыхнуть. Майк сразу же замолк.        — Если у них так хорошо, то мог бы не возвращаться, — с совершенным равнодушием произнёс Уильям Афтон, уже ставший с дивана и ушедший куда-то в сторону кухни.        — Уилл, хотя бы обрадуйся тому, что он нашёлся, — обратилась к уже вышедшему из гостиной отцу детей их мать. — Неужели тебе наплевать на своего сына? — В ответ лишь тишина. — Ладно, я, наверное, пойду приготовлю ужин, а вы здесь посидите, подождите ужина, хорошо? — Маргарет уже обращалась к детям.        — Мама, подожди! — случайно вышло из губ Майка. Она повернулась с поднятой бровью, ожидая продолжения речи. — Может, попьём чаю? Сядем здесь и будем смотреть какой-нибудь фильм вместе, ну или что-нибудь ещё...        — Да, чай! И шарлотку! — поддержала старшего брата сестрёнка, быстро подняв над собой обе руки в знак согласия.        — Ну хорошо, детки мои. Ждите, через 15 минут всё будет готово, — сказала Марго и вышла из комнаты, где уже Лиза переключала телевизор на рандомные телеканалы, а Майк говорил ей, что если она будет так делать, то сломает пульт, после чего она перестала тыкать на кнопки.        По телевизору расплылись помехи, которые уже захватили весь маленький экран. Элизабет недовольно фыркнула и совсем выключила телевизор. Она что-то говорила Майку, а он иногда отвечал ей, полностью погрузившись в свои мысли. Отец так холодно относится к нему, будто к блохастой дворняжке, которую приютили: неприятно, противно, но от неё не отцепишься, а то ещё будето ходить за тобой, как хвостик. Это как что-то нормальное. Улыбка мгновенно слетела с губ, и он снова лёг под плед мыслей. Лиззи опять чем-то его достаёт, он ей сказал что-то, вроде, чтобы включила телевизор, а то совсем тихо; она в ответ кивнула и выполнило его задание. Магнитное поле невидимой плёнкой вспыхнуло и стала притягивать к себе волосы Лизы, которая сидела у самого телевизора. На экране показался детский глупый мультсериал про семью вампиров и людей, которую каждую неделю показывали по этому каналу. Помехи перестали расплываться по пикселям и деталям телевизора и вернулись в одну сплошную линию у верхнего края телевизора.        Вроде бы, пятнадцать мину прошло, и Маргарет с довольным взглядом и двумя подносами зашла в гостиную. Она всё поставила и уложила на журнальный столик; девочка радостно захлопала в ладоши, Майк же просто поближе подвинулся к столу.        — Уильям, иди пить чай, — прокричала с кухни мать Майка. Ответа не послышалось: были слышны только его глухие шаги и возобновляющие помехи в телевизоре. Он медленно спустился по лестнице вниз — на первый этаж — и всё смотрел только на Майка. "Если он ещё раз посмотрит на меня так, то я не выдержу..." — звучало в голове юноши.        Он также медленно побрёл к столу и уселся подальше от Майка, на бледно-жёлтом кресле, находившегося слева от дивана. Майкл сел на противоположном конце дивана, иногда посматривая на отца, но тот просто смотрел на то, как клубился пар над его кружкой чая. Сестра Майка сидя скакала на диване; мама сделала ей замечание, а она не сразу отреагировала на то, что это к ней обратились. Телевизор сильно барахлил, поэтому Маргарет выключила его и просто шире улыбнулась. Было слышно, как через окно стучал дождь по стеклу, капли которого быстро пробегали по прозрачной поверхности. Майк немного откинулся назад, дабы больше насладиться чёрным чаем, и в это время на его плечах оказалась тёплая нежная рука матери, которая, чуть погодя, положила на его плечо свою голову. Лиза положила свою голову ему на живот и приобняла его своими маленькими, тонкими, хрупкими ручонками. Так они и сидели несколько минут. Сейчас Майку больше всего хотелось, чтобы время остановилось, хотя бы ненадолго — только ради этого момента.        Уильям положил свою кружку с нетронутым чаем на журнальный овальный столик и склонил голову, скрестив пальцы у лица, придерживая одними указательными свой лоб. Майк предвещал серьёзный разговор. Очень серьёзный, который, наверняка, перерастёт в скандал.        — Майк, зачем ты изводил брата? — начал издалека отец юноши. Майк ничего ответил: его язык будто опух и он не мог сказать и слова. Он смотрел по сторонам, не поворачивая головы, но так и не смог найти ответа. — Я тебе задал вопрос, — уже более раздражённо сказал Уильям снова.        — Ну... Это была шутка... Мы...        — Всмысле "шутка"? — чуть ли неистерично передёрнул его отец. — Над шутками смеются, а он плакал, и плакал сильно. Он же вас отговаривал, он же кричал вам, просил прекратить, а вы всё равно сделали своё. Теперь ты доволен? — В ответ снова тишина. Майк смотрел ему в глаза, но молчал и только молчал. — Доволен!?        — Нет...        — Тогда зачем сделал это? Смысл твоего поступка?        — Я был не один: они тоже завелись...        — Молчать!        — Но ты сам ведь хочешь, чтобы я отвечал! Смысл затыкать мне рот?        — Забудь про них. Ты... Ты ведь знал, как он боится их, аниматроников.        — Ты ведь тоже знал и устроил его день рождения в пиццерии, — Майк и его отец искали в друг друге врагов, пытаясь констатировать факты о вине его или того.        — То есть я виноват в случившемся!? — Уильям окончательно взбесился. Он встал с кресла и уже выпрашивал ответы у Майка, а тот снова молчал. — Я виноват!?        — Да... Нет...        — Скажи нормально!        — Уилл, не кричи на Майка! У него такой же шок, как и у всех нас, — влезла в их разговор Маргарет, пытаясь защитить Майка.        — Маргарет, сядь на место, не мешай, — прошипел сквозь зубы отец.        — Нет, я не сяду, я, как бы то ни было, тоже член семьи и имею полное право заступиться за сына.        — У нас с ним серьёзный разговор.        — Я вижу, поэтому хочу помочь.        — Мам, пожалуйста, не надо,.. — промямлил немного Майки.        — А тебе никто не давал права разговаривать! — снова накричал на сына Уильям.        — Да ты ведь сам требуешь, чтобы я отвечал на твои вопросы! Как мне по-другому отвечать?..        Майку казалось, что это длилось вечно... Все стали со своих мест и встали друг против друга. Отец кричит то на него, то на маму; мама кричит на отца и защищает Майка, а сам парень тоже кричит на отца: всё на повышенных тонах. Каждый заступается, кричит друг на друга, словно они и вовсе не семья, а какие-либо кровные враги. Неожиданно позвонил телефон у выхода из гостиной в коридор, но они не прерывались. Элизабет сквозь их ругань услышала звон и сказала, что кто-то по телефону звонит.        — Лиза, ответь на телефон! — отвлёкся немного от темы криков её папа. — Не видишь, мы заняты?        Она лишь быстро, почти незаметно кивнула и побежала к телефону, а остальные продолжили орать друг на друга.        — Почему ты во всём винишь меня!? Это твоя пиццерия, твои аниматроники: они и прокусили ему череп! Не я же!        — Они были созданы для веселья, чтобы детям было чуть веселее в нашем городке!        — По-твоему это весело!? Охренеть не встать, как весело!        — Прекрати кричать на меня!        — Хватит, вы оба! — снова вмешалась после паузы Марго. — словно две собаки, а не отец и сын.        — А по-моему, я всегда для него был как дворняжка: полюбил, немного повозился, потом надоел и бросил на улицу!        — Не кричи на свою мать!        — Уилл, успокойся!        — Пап,.. — голос Лизы никто не услышал, поэтому все продолжили кричать друг на друга.        — Маргарет, хватит его защищать! По его вине Кевин лежит в коме!        — Они всё ещё дети: они не знали, что это случится!        — Им по пятнадцать-шестнадцать лет: они всё прекрасно понимают!        — Мы, правда, не знали, что это случится! Почему ты мне веришь!?        — Ты сам знаешь почему!        — Что я должен знать?        — Хватит вести себя, как даун!        — Па-ап,.. — её голос был чуть громче первого, но на неё так ещё не обратили внимания.        — Я не веду себя, как даун! Я просто не могу понять, что ты хочешь от меня!        — Я хочу, чтобы ты расскаялся перед Богом в своих грехах!        — Дорогой!        — Что!? Я не буду ничего делать! Я не убивал, не крал, ничего! Я не обязан позориться потому, что ты решил, что я грешник!        — Ты обязан!        — И это ответ на то, что я должен знать? Ты мне не веришь, потому что я грешник!?        — Нет! Ты сам знаешь, что он там из-за тебя, а ты такой трус и слабак, что боишься это признать!        — Я не признаю то, что не совершал! Вина не...        — Па-а-ап!!! — истеричный голос Лизы перекричал всех остальных. Все повернулись в ёё сторону.       — Что!? — рявкнул отец, но сразу же умолк.        Лиза была вся в слезах; от каждого всхлипа слёзы быстрее капали на ковёр; её кожа стала полностью красной, такого насыщенного цвета, что он казался неестественным. Она в левой руке держала домашний телефон, сильно дрожа. Отец подбежал к ней, забрал с руки телефон и начал слушать то, что сказали Элизабет. Она, не стерпев, побежала к маме, обняла её и начал реветь. У Майка было ужасное предчувствие. Отец положил трубку и облокотился двумя руками об тумбочку, на котором и был телефон. Так он стоял полминуты. Лиза тоже молчала и плакала, поглубже спрятав своё лицо в маминой кофте. Но вскоре он повернулся: его лицо тоже было в слезах. Майк был в ужасе: самая наихудшая догадка подтвердилась.        — Что случилось? — будто не понимая, спросила Маргарет. Уильям снова молчал, но решил не затягивать с ответом.        — Кевин... Кевин умер,.. — тут мать детей Афтон не поверила своим ушам, сама отрицая того, что это ей послышалось, но после она поняла, что это правда. Она закрыла своими ладонями рот и нос, а после и всё лицо, начав тихо реветь. У Майка на глазах тоже потекли слёзы, но он уже наплакался в больнице. — Это всё твоя вина!!! — Он громко, почти с треском, ударил по тумбочке и направился на Майка. Майк от испуга немножко подпрыгнул и начал отходить назад, но идти некуда. Он ещё не видел, чтобы у кого-либо было столько злости в глазах. Его отец схватил его за воротник расстёгнутой куртки и сжимал её так, что костяшки рук сильно побелели. Майк явно ошибся в реакции отца на смерть Кевина. — Только твоя и твоя!        — Я не виноват, пап!        — Не смей меня так называть! Для меня позор, что ты — мой сын. Лучше бы ты и не рожался! — Майк не знает, сказал ли его отец это сгоряча или надуманно, но у него в этот момент сжалось сердце, так сжалось, что он чувствовал, будто оно кровоточит. Он начал реветь, но молчать он не собирался.        — Знаешь, я сочувствую Кевину, что у него был такой отец, как ты! Зато теперь надеюсь, что ему лучше! — сказал он на полном серьёзе, что ему аж самому страшно стало от своих слов. В глазах отца кипела кровь.        — Не смей произносить его имя!        — А вот посмею! Он умер от рук твоих творений! Это твоя вина! Кевин умер из-за тебя! Из-за тебя!        Уильям не сдержался и бросил со всей силой сына вперёд. Майк сильно ударился лицом об стену и рухнул вниз, не чувствуя своего тела.        — Уилл! — крикнула Маргарет, отдёргивая отца Майка.        — Майк! — крикнула Лиза и подбежала брату.        Майк долго не вставал, шипя о боли. Лиззи пыталась поднять его, но он был слишком тяжёлым для неё, поэтому она просто пыталась помочь ему. Но он её просто отодвинул и самостоятельно встал. Здесь его отец будто протрезвел или вышел из транса или манипуляции, и его лицо стало испуганным: неужели он мог сделать такое? Майк, чуть похрамывая, направился из гостиной в коридор. Уильям кинулся ему под ноги.        — Прошу, Майк, прости! Прости меня! — он встал на колени и пытался приостановить сына, но тот остановился и обернулся. Он смотрел с таким же выражением лица, как у отца, когда Майк только пришёл домой: полным презрения и разочарования. Майки не закричал, не ударил его, не сделал ничего, что ожидали другие: он осторожно вытащил ногу из рук отца и совершенно спокойно промолвил:        — Считай, что я мёртв...        С этими словами он поднялся наверх и начал собирать вещи. Решив взглянуть на то, что случилось, он подтвердил сам себе, что при ударе об стену у него рассёкся лоб. Кровь текла из раны вниз, испачкав левую щёку и куртку и её левый рукав. "А я даже не заметил боли..." — на мнгновение задумался Майк и продолжил собирать вещи в рюкзак. Он взял по-своему выбору самые важные вещи: сменка, сотня долларов, вытащив из своей копилки, карту штатов Америки, бинт, нож-бабочка, немного йода и всякий остальной хлам. Собрав все вещи, он накинул на себя другую, более тёмную куртку, а на неё уже и рюкзак. Майк собирался выйти, но в проходе стояла Элизабет. На её лице остались следы от слёз.        — Ты уходишь? — спросила она совершенно спокойно.        — Угу.        — Сейчас?        — Угу.        — Навсегда? — Майк не ответил, решив, что не стоит говорить "да", но сказать "нет" он тоже не мог.        — Возможно.        — И куда ты пойдёшь?        — Ещё не знаю, но куда-нибудь из этого города.        — Тебе здесь не нравится?        — Угу.        Небольшая пауза. Видимо, Лиза не знала, что ещё спросить. Майк повернул свою голову в сторону окна, из которого показывало, что дождь совсем не стих. Это плохо. Стоило ему повернуться, как Лиза кинулась к нему в обнимашки. Он присел и обнял её в ответ, крепко зажав руки.        — Пообещай, что ты уходишь не навсегда.        — Обещаю,.. — ну что он смог сказать другое?        — Я надеюсь, ты нас не выкинешь из своей головы?        — Не беспокойся насчёт этого, — Майк ей показал одну из последних фотографий, где они в парке 2 месяца назад устроили пикник. Одно из хороших воспоминаний, когда они все вместе ни о чём не задумывались, кроме своего счастья. — Я буду хранить её, как талисман.        — А скоро ли ты вернёшься?        — Скоро,.. — он поцеловал её в лоб и поднялся, надев на себя капюшон. — Очень скоро...        Уильям и Маргарет очень сильно ругались. Майки ещё не слышал, чтобы они так кричали друг на друга, но решил, что лучше не зацикливаться на этом и уйти сейчас, пока они на кухне. Он быстро, но аккуратно открывает входную дверь и уходит из дома.        Идя по тротуару, он размышлял о том, куда ему спрятаться от родителей. Ну к друзьям и одноклассникам никак нельзя: сразу найдут. Поэтому он решил, что лучше уехать, "залечь на дно". Он обещал, что скоро вернётся и не врал сестре. Случайно заметив, что у него текут слёзы, он быстро ппотёр из владным рукавом куртки и пошёл дальше по улице.        Спустя три дня состоялись похороны. День выдался на удивление солнечным. Люди, иногда вытирая рукой или платком поступившие к глазам слёзы, стояли в чёрных костюмах и внимали всё, что говорил священник. Майк стоял вдалеке, под тенью дерева и следил за всем происходящим, иногда, при наиболее тяжёлом моменте, начинал курить. Все с мрачными гримасами смотрят на маленький гроб Кевина, который начали уже засыпать землёй; Маргарет закрыла руками своё лицо и ревела, отец стоял рядом с ней, положив свою руку ей на плечо; священник ещё что-то твердил, но Майк был слишком далеко от них, и всё это ему казалось какой-то немой сценой. В один момент Элизабет, стоявшая подальше от остальных, посмотрела в сторону Майка и увидела его, чуть ли не вскрикнув. Он приложил к своим губам свой указательный палец; Лиза повторила за ним. После она повернулась к остальным, а Майк спрятался за тенью деревьев и вышел из кладбища.