Мирный договор, Тильзит и бисквиты

Воздух напоен густым горьковато-сладким ароматом. Через распахнутый балкон ветер свободно проникает в просторную светлую гостиную, шевелит невесомые тюлевые занавески на окнах, разносит по комнате запах свежеиспечённой сдобы. Александр полулежит на бежевой софе. Обычно он строго соблюдает этикет, непрерывно просчитывая свои дальнейшие действия, однако теперь позволяет себе немного расслабиться и даже зажмуриться, запрокинув светловолосую голову и откинувшись на спинку дивана. — О чём-то задумались, мой ангел? Русский император слабо вздрагивает. Погрузившись в омут собственных мыслей, он не успевает вовремя уловить шорох шагов позади. Когда же его внимание всё-таки пробуждается ото сна, оказывается слишком поздно: Наполеон быстро наклоняется и успевает запечатать чужие губы медовым поцелуем, от которого кружится голова. Александр одновременно бледнеет и краснеет. Откровенные прикосновения до этого почти заставляют его выпутаться из оков стыда, но при дневном свете смущение вновь накрывает с головой. Окончательно отречься от своей природы и воспитания кажется невозможным. Руки русского не слушаются. Он хочет сделать вдох, хочет отстраниться и спрятать пылающее лицо в ладонях, но Наполеон удерживает его за хрупкие плечи, нависая сверху. Нет ни шанса избежать этого сладостного плена, ни шанса избавиться от жара, что блуждает по телу, ни единого шанса. Ведь Александр уже находится во власти дьявола родом с Корсики, и, несмотря ни на что, ему это почему-то нравится. Наполеон очень настойчив. Ему будто мало предыдущей ночи. Он словно хочет выпить Александра до дна, словно желает поглотить через этот будоражащий поцелуй его душу. Впрочем, у Наполеона это отлично получается. Ещё немного, и Александр сам будет готов безвозмездно отдать ему всего себя. С губ русского невольно срывается тихий стон, и он всё-таки отстраняется, желая принять более удобное положение. Наполеон недовольно рычит и, как только Александр поворачивается к нему всем телом, вновь притягивает к себе, игнорируя надоедливую спинку дивана. Руки Александра по-прежнему ощутимо дрожат, хотя в свои годы он уже давно должен к такому привыкнуть. Александр повторно закрывает глаза и запускает пальцы в чужие тёмно-каштановые волосы, слегка массируя затылок. Французский император тихо стонет в ответ на это простое действие. В неконтролируемом порыве он проводит руками по податливому, словно расплавляющемуся под его пальцами телу. Когда Александр послушно выгибается, Наполеон прокладывает рваные дорожки поцелуев по его шее, оставляет распускаться новые бутоны засосов на коже, разрывает на тайном возлюбленном свою же рубашку, отчего пуговицы с недовольным звяканьем отскакивают в разные стороны, на мгновение прерывается, чтобы наконец обойти ненавистную софу с другой стороны, и вновь целует. — Леон… — шепчет Александр. Он не сопротивляется, позволяя Наполеону делать с собой всё, что заблагорассудится, и почти растворяется в ощущениях. Когда корсиканец останавливается, дабы стянуть свою и чужую одежду, Александр рвано выдыхает, вытирает тянущуюся между ними нитку слюны и смотрит на Наполеона из-под полуопущенных ресниц. Он видит французского императора обнажённым далеко не в первый раз, но всё равно любит разглядывать его тело, хотя и боится признаться в этом даже самому себе. Несмотря на средний рост, Наполеона можно считать действительно красивым. Его мускулы натренированы тяжёлой жизнью и закалены сталью бессчётного количества сражений. Однако руки корсиканца, которые Александр так любит, по-прежнему остаются изящными, хотя за долгие годы успевают огрубеть от непростых условий и незаживающих мозолей. А его глаза… Александр думает, что задыхается. Он тонет в бездне под названием «Наполеон» на протяжении вот уже нескольких лет и не желает останавливаться. Он умирает?.. Уже позже, когда солнце ещё светит высоко над горизонтом, но запах только что испечённых бисквитов почти выветривается, оба императора всё ещё находятся в светлой гостиной. Наполеон уже полностью одет, зато Александр сидит на диване, подобрав под себя ноги, как и раньше, в одних только штанах и рваной рубашке, которая насквозь пропитана чужим запахом. Впрочем, непотребный вид русского монарха мало кого беспокоит. — Продолжим обсуждение дел государственной важности, Ваше Величество? — Наполеон произносит это с тихим смешком и иронично выгибает бровь, как любит это делать. Александр смеётся, радуясь, что в комнатке они одни, а Наполеон сидит так близко, что глухота на одно ухо не мешает слушать его обволакивающий голос. Сделав глоток из фарфоровой чашки тончайшей работы, он медленно кивает, сверкая своими пронзительными голубыми глазами. Стеснение снова разжимает свои тиски, и русский ощущает себя вполне свободно. Так же, как минувшей ночью. — В таком случае о чём желаете поговорить на этот раз, мой ангел? По спине Александра бегут мурашки. Многие близкие называют его этим прозвищем, но из уст Наполеона оно звучит намного более волнующе. — Полагаю, следует вернуться к условиям мирного договора. Произнося это, Александр морщится. Ему хочется забыть о работе и долге и на время стать обычным человеком, но как хранитель любимой России он не может пренебречь императорскими обязанностями. Даже если он безумно любит своего врага. Разговор движется неспешно. Оба правителя знают, что их подчинённые наверняка волнуются, не имея ни малейшего представления о том, что творится за закрытыми дверьми. Однако ни один из них не собирается спешить, наслаждаясь моментом. Корсиканец с серьёзным лицом рассуждает о будущем двух государств и в то же время ласково поглаживает колено Александра. Русский старается игнорировать это и также мастерски держит лицо, но лихорадочный румянец всё-таки выдаёт его с головой. Сердца обоих беспокойно грохочут в груди. Когда французский император решает притронуться к чаю, Александр вспоминает про бисквиты. Игнорируя предписываемые этикетом правила, он берёт с окаймлённой золотом тарелки один и осторожно откусывает. Александр любит сладости, но есть их аккуратно совершенно не умеет, поэтому его руки оказываются выпачканы в креме. Наполеон замолкает на полуслове. На мгновение отвлёкшийся русский поднимает глаза и сталкивается с пронзительным поедающим взглядом, от которого перехватывает дыхание. — Руку… — велит Наполен, и Александр не смеет противиться, протягивая ему раскрытую ладонь. Государственные дела в который раз отходят на второй план, и французский император подносит по-девичьи хрупкую кисть к губам. Он проводит языком сначала по одному липкому пальцу, затем по другому, долго облизывает их и зачем-то посасывает фаланги, отчего Александру кажется, что он забывает, как дышать. — Вы провоцируете меня… — шепчет Наполеон, не отрывая блестящих серых глаз от своего оппонента. — А как же мирный договор? — почему-то тоже шепчет Александр, глядя на возлюбленного взглядом, в котором читается безграничная любовь, нежность и вместе с тем страсть. — У нас ещё предостаточно времени, — доносится ответ, и Александр сдаётся, понимая, что мир никуда не денется, а их часы друг с другом вот-вот подойдут к концу… Этим днём Наполеон задерживается дольше обычного. Он знает, что за такое русские офицеры будут смотреть на него волком чаще, чем раньше, желая испепелить на месте одним только взглядом, однако не считает это высокой платой за драгоценные минуты наедине с Александром. — Я жду вас сегодня на смотре войск, помните, — произносит Наполеон когда уже собирается уходить, и привалившийся к дверному косяку Александр кивает. Мысленно он принимает решение отослать от себя всю свиту и спрятаться в своей небольшой обители до тех пор, пока не придёт время выходить. Наполеон криво усмехается, притягивает Александра к себе и целует в шею — туда, куда позволяет дотянуться рост. — Спрячьте это, — напоминает он, улыбаясь, точно сытый кот. Александр покрывается красными пятнами и запоздало запахивает рубашку, вспоминая, что так и не переоделся в свою одежду. — Леон, Ваша… — Можете оставить себе, мой ангел, — смеётся Наполеон. Русский не может налюбоваться его улыбкой. Когда дверь закрывается, а корсиканец бодро идёт навстречу озлобившимся подчинённым, своим и чужим, Александр с колотящимся сердцем возвращается обратно во временные покои и начинает быстро приводить себя в порядок. Российский император отсылает всех служанок и велит никому себя не беспокоить. Однако даже спустя час он всё ещё взлохмачен, несобран, а бисквиты с кремовой начинкой на красивой тарелочке постоянно возвращают его мысли к недавней сцене и всему, что происходило до и после этого. В конце концов, Александр беспомощно опускается на диван и всё-таки прячет лицо в ладонях. Кажется, он окончательно и бесповоротно потерян. И он совсем-совсем не желает находиться.