Эффект мотылька

Все, кого вспоминает Тикки – исторические личности или книжные персонажи, а если кому в ночной беседе Ледибаг с Котом померещилась цитата из «Дня Доктора» – знайте, не померещилась. * * * – Мам, пап, без вас я бы ни за что не пережила эту неделю! – расчувствовавшись, воскликнула Маринетт за субботним ужином. Родители удивлённо переглянулись, бабушка усмехнулась чересчур понимающе, а сама Маринетт смутилась, несмотря на то что сказанное было чистой правдой. Когда с утра ты несёшься на уроки, кое-как не опоздав, готовишься к экзаменам и от каждого преподавателя выслушиваешь, что его предмет – самый важный, когда вместо обеда решаешь организационные вопросы, мечась через полгорода, а до позднего вечера тренируешься, тренируешься и ещё раз тренируешься – а потом ещё остаётся домашка, а когда-то надо и поспать, без помощи близких уже не обойтись. Маринетт сознавала это, и была бесконечно благодарна маме и папе, насильно кормившим её при каждой (весьма редкой) возможности, неизменно подкладывавшим в сумку объёмные кульки с шоколадным печеньем и не задавшим за всё это время ни единого вопроса. Надо будет обязательно рассказать им правду, когда всё закончится. Не то чтобы Маринетт имела причины сохранять тайну Ледибаг перед семьёй до сих пор – опасности от Бражника, в конце концов, больше не существовало, – но не имела ни сил, ни времени, чтобы подобрать правильные слова для откровенного разговора. То, что её вторая жизнь не секрет хотя бы для кого-то из домашних, ей в голову не приходило. С момента первой общей тренировки Чудесных Маринетт постоянно задумывалась о том, какая жизнь их всех ждала после. Не то чтобы она собиралась дружить с Хлоей или открыться перед Адрианом – но не терять же всех из виду, верно? Тикки утверждала, что её подопечная слишком любит командовать, а Маринетт думала про себя: не принимает ли она, в самом деле, за привязанность к людям привычку контролировать ситуацию? – Рановато для профессиональной деформации, – заметил Бражник, когда она пожаловалась ему в перерыве; они часто разговаривали, даже если не сражались в паре. – Что вы имеете в виду? – опешила Маринетт. – Я тоже однажды заметил за собой привычку перекраивать реальность по своему вкусу, а потом обнаружил, что она присуща многим талантливым модельерам – но это произошло в несколько более позднем возрасте. Тот факт, что легенда мира моды, великий Габриэль Агрест, поставил её на одну доску с собой, был шокирующим. Пожалуй, даже более шокирующим, чем его тождественность с Бражником. И, наверное, именно шоком – шоком и наличием костюма, всегда придававшего ей храбрости – объяснялось то, что Маринетт решилась сказать: – Я надеюсь, мы ещё встретимся, как коллеги. Работать с вами – огромная честь и несравненное удовольствие для меня. К сожалению, за собственными переживаниями она не заметила ревнивого взгляда Кота, и они с отцом, сражаясь под видом упражнений, чуть не разнесли задний двор мастера Фу, который потом долго ворчал, что мальчишки вечно понятия не имеют о чувстве меры. И это было прекрасно. * * * На последний перед ритуалом вечер мастер Фу не решился назначать очередную тренировку, и после дневной медитации распустил их по домам, напоследок велев сытно поесть и как следует выспаться. К ответственному часу им надлежало быть бодрыми и полными сил. "Чертовски обидно будет всё просрать из-за недосыпа", – шепнул Нино так, чтобы слышали только Маринетт и Алья. Видя решение, имея возможность в нём поучаствовать, он не воспринимал произошедшее с Эмили Агрест как трагедию – но его тактичность по отношению к Адриану превыше всего показывала глубину дружеских чувств. Маринетт знала, что он сам предложил мастеру Фу свою кандидатуру – понимая, что после ритуала и прикоснуться к Камню Чудес не сможет, потому что магия выжжет их недолгую связь с Вайззом подчистую. Чего Ледибаг не знала, так это того, что все ночи после получения нефритового браслета Черепахи Нино проводит в городских парках, увлечённо гоняя наркоманов, воров и любителей распахнуть плащ, под которым больше ничего нет. Короче говоря, он втихую развлекался, на всю катушку используя отпущенное ему время – и откуда только силы брались? – и всерьёз подумывал после школы пойти в полицейскую академию. Не знала Маринетт и того, что Хлоя, днём храбрившаяся напоказ, теперь ревела в подушку в обнимку с Поллен, впервые в жизни не заботясь о том, как будет выглядеть наутро. Прислуга быстро поверила байке дворецкого про переходный возраст, а родителей, как всегда, не было дома – и не предвиделось. Так что, наплакавшись от души и взяв с квами обещание навестить её потом, Хлоя завела будильник на три часа ночи, и провалилась в сон. Алья, в свою очередь, усадила Триккса смотреть "Титаник" и есть острые начос, настаивая, что давно собиралась познакомить его с "человеческими развлечениями". Разумеется, фильм оказался ужасно грустным, а кукурузные чипсы – столь же ужасно перчёными, и слёзы из глаз как девушки, так и квами катились по этой – и ни по какой иной причине. Габриэль Агрест засел в кабинете вместе с Нууру и о чём-то долго с ним разговаривал. О чём, не знал никто, потому что он строго-настрого запретил себя беспокоить – и даже Адриан, помявшись под отцовской дверью с полчаса, так и не решился в неё постучать, уныло направившись в свою комнату. – Слушай, парень, – завёл речь Плагг, – я тут ещё крутую вещь придумал! Это был чуть ли не десятый план того, как им обхитрить судьбу. И если на Адриана в преддверии ритуала снизошло странное ледяное оцепенение, то Плагга близящеееся расставание внезапно сделало сентиментальным и втрое против обычного деятельным. – Валяй, – Адриан приготовился снова объяснять чёрному всезнайке, что не только не собирается рисковать возвращением матери ради его сомнительных предприятий, но и попросту не посмеет. – Вот смотри. Вырастешь, женишься – хоть на своей Леди даже. Детки пойдут, камамбером меня кормить будут… – мурлыкнул Плагг и, замечтавшись, не закончил мысль. – Это навряд ли, – ответил Адриан, имея в виду одновременно перспективы семейной жизни и сохранения Кольца Неудачи. – Да не, я серьёзно! – завертелся юлой Плагг. – Будет сын или дочка там, подрастёт, отдашь Кольцо – и вся недолга. А до тех пор припрячешь. Ну, посижу в шкатулке с четверть века – в первый раз, что ли? И подольше бывало – ничего, не рассыпался. – И как ты себе это представляешь – припрятать Кольцо? – скептично хмыкнул Адриан, с размаха хлопнувшись на огромную, как аэородром, кровать и невидящим взглядом уставившись в потолок, едва угадывавшийся в темноте. – Как-как – жо... Легко! – разозлился квами. – Сунул в карман и пошёл! Как будто пирожки с кухни ни разу не таскал! – Таскал, – загрустив, Адриан стал немного более живым. – Безе у мамы из-под рук. – Ну вот! – обрадовался Плагг. – Значит, навык имеется! – Хранитель не позволит, – снова заледенел Адриан. – А то мы спрашивать станем! Прекрати уже ныть, выход есть даже из задницы – но ты ведь меня вообще не слушаешь! – вконец взбеленился Плагг, когда его подопечный вместо ответа повернулся спиной и накрыл голову подушкой. – Тебе на меня совершенно наплевать! Правильно, прикольный костюм и так сошьют, и мерзкий сыр больше покупать не придётся! В комнате наступила оглушительная тишина, нарушаемая только напряжённым сопением Адриана. Плагг, увидев, что провокация пропала втуне, понял: палку он всё-таки перегнул, и теперь не обойтись без посторонней помощи. Он фыркнул напоследок – для приличия – и вылетел в прикрытое окно. Наконец, у Маринетт царило сухое деловитое спокойствие. Она вспоминала то одно, то другое – точь-в-точь сборы перед дальней дорогой. – Хватит уже, пожалуйста, – пискнула Тикки, ласково касаясь щеки подопечной, когда та в четвёртый раз стала прогонять вслух подробности ритуала. – Успокойся и ложись. – Не могу, – упрямо сжав губы, шепнула Маринетт. Между ними всё уже было сказано и всё объяснено. Но если тоску пока удавалось подавить, то тревога о том, как ритуал отразится на Тикки (квами уж слишком обходила эту тему) и беспокойство по поводу будущего Камней Чудес было не побороть. – Почему мастер Фу не говорит, что будет дальше? – спросила Маринетт, и это вышло почти жалобно. – Потому что он сам не уверен, чем всё кончится, – нахмурилась Тикки. Она не хотела пересказывать подруге хроники возвращения из иных миров других Чудесных, что были прежде неё. Потому что иногда утрата связи с Камнями была отнюдь не худшим исходом. Две тысячи лет назад погибла подопечная Плагга – и после возвращения стремительно утратила рассудок, через пять лет покончив с собой якобы из нежелания сдаваться врагу. Да что там, взять хотя бы это тысячелетие! Другому Коту, лет этак двести назад, так не нравилось собственное тело, что вернулся он в этот мир... Котом. Чёрным, пушистым, говорящим – и отчего-то со страстью к мелкому лицедейству и поджогам. А подопечная Нууру, которая ослепла, а потом всю оставшуюся жизнь беседовала с покойниками и шастала из одного мира в другой, за что её признали великой предсказательницей? А её собственная подруга – юная цыганка, отказавшаяся возвращаться в этот мир после повешения и этим убившая остальных шестерых? Нет, Тикки точно не хотела об этом говорить. Как и о том, что за последние две с половиной тысячи лет был всего один-единственный случай, когда Чудесный – из младшего круга – в ходе экспериментов с магией провалился в мир квами, и его спасение обошлось без потерь. И то потом книжки писал, странные... – Во многих знаниях многие печали? – полувопросительно повторила Маринетт любимое присловье Хранителя. – Особенно если эти знания не при нас, – прозвучало в ответ. И это была не Тикки. – Плагг?! – воскликнули хором Тикки с Маринетт, а последняя вдруг испугалась: – Случилось что-то? – Случилось, – признал Плагг, взъерошив шерсть. – Мой пацан совсем захандрил. Переживёт, конечно... Но мастер Фу сказал, что на завтра нужен правильный настрой, а настроя-то как не бывало. Разумеется, сознаться, что просто хочет порадовать подопечного, он не мог. Но Маринетт было достаточно – она протянула руку к Тикки, готовая к трансформации. Однако квами её остановила: – Маринетт, на тебе пижамный костюм. – Да и ладно, вернусь же! – отмахнулась та. – Слетаю туда-обратно, часа четыре поспать успею. Скепсисом Тикки можно было резать гранит, как масло ножом, но Маринетт этого не заметила, видя перед собой только одно: Адриану нужна её помощь. Это ощущение настолько заслоняло все прочие, что ни захватывающие виды ночного Парижа, которые предстали перед Ледибаг во всей красе – подумать только, в последний раз! – ни подозрительно довольный своей поездкой в её декольте Плагг, не тронули её. * * * Первые пять минут после того, как Плагг замолчал, Адриан наслаждался долгожданной тишиной, думая, что квами просто заснул. Однако потом, обнаружив, что на соседней подушке никто не ворочается, он резко огляделся и понял: напарник смылся. Тишина вмиг перестала казаться благословенной. Конечно, к пяти утра маленький паршивец вернётся – но сейчас Адриан понимал, что обидел друга, закрывшись в коконе деланного равнодушия, и забеспокоился. Некоторое время спустя беспокойство достигло того предела, когда он был готов призвать Плагга в Кольцо, лишь бы найти, но портить последние часы сотрудничества ещё больше не хотелось. Адриан помнил поучение Вайзза: принудительный призыв, да ещё на расстоянии за пределами видимости – сомнительное удовольствие. Не зная, как быть, он уронил голову на руки и сидел так, пока его не похлопали по плечу. – Мне сказали, кое-кому здесь нужна компания на вечер? Да, Маринетт прекрасно представляла, насколько пошло это звучит со стороны. Однако ничего более приличного придумать не успела – да и отвисшая челюсть напарника (в первую очередь – напарника! Плагг, отвали! Хуже Альи!!!) прекрасно отвлекала от накатившего смущения. – М-моя Леди? Ты здесь? Маринетт нахмурилась: неужели она с такими же глазами разговаривала с Адрианом в коллеже? – Тьфу ты! – вылетел из её рук Плагг. – Нет, блин, Натали подсыпала тебе седативного и это всё глюки! – Кыш! – шикнула Маринетт на квами: как бы опять не довёл! – и присела на корточки напротив Адриана. – Я действительно здесь. И не уйду, пока не удостоверюсь, что ты в порядке. – Сеанс моральной поддержки? – уточнил он, вспоминая их посиделки на крыше. Последние, проклятье! – а ему тогда и в голову это не пришло! – Всё верно. Не свидание же, – Ледибаг огляделась по сторонам, словно ища, куда спрятаться от неудобного поворота разговора; Плагг тем временем под шумок удрал. – Кстати, о свидании, – Адриан приободрился. – Ты должна мне одно – за то, что первая меня раскрыла. И ещё одно – за то, что не собиралась мне об этом говорить! На этих словах он по-кошачьи попытался сцапать подругу, но та вовремя увернулась, поражаясь пируэтам настроения своего... Возлюбленного, можно хоть самой себе-то не врать! И, неизвестно как набравшись храбрости, выпалила: – Вот если узнаешь меня без маски – тогда хоть десять! Понимая, что вряд ли придётся выполнять обещанное. – Ты всерьёз? – Адриан затормозил, словно его водой окатили. – Или ты просто не собираешься со мной видеться, когда всё закончится? – Я... – проклиная его проницательность, Маринетт кое-как решилась на полуправду: – Я не знаю, что тогда будет. И не хочу об этом думать, потому что уже кошмарно скучаю по Тикки, и потому что не представляю, как будут справляться девочки без своих квами, и ты, и даже Нино! Но... Слушай, я не собиралась тебе этого говорить, потому что не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым или слишком благодарным, потому что знаю, что ты и так будешь... – она уже не могла остановиться, захлёбываясь, словно тонула. – Я понимаю, – тихо произнёс Адриан, беря её за руку и отчаянно надеясь, что Леди не отстранится, а затем, осмелев, обнял её. – Я знаю, что ты хочешь сказать. И я благодарен тебе – за всё, что было, и за всё, что ещё будет – ты даже не представляеш<u>ь н</u>асколько. Но это совсем не пово<u>д п</u>рятаться от меня. – Я не прячусь, – шмыгнула носом Маринетт, изрядно запутавшись. – Я – это я. Только Ледибаг – это маска. – Кот Нуар – тоже маска, – улыбнулся Адриан, отстраняясь. – Но это ведь я! И спорим, я смогу проделать сальто не хуже! – Иногда мне кажется, что Кот Нуар даже более настоящий, – определённо, это была не самая провальная попытка её развеселить, и Маринетт купилась. – Показывай сальто! И поклянись, что, даже лишившись Кольца, ты не станешь прятать Кота. – В смысле? – уточнил Адриан, уже взобравшийся на кровать и готовый к прыжку. – Что не перестанешь быть собой даже без талисмана. – И, припомнив Луку, Маринетт добавила: – Иначе тебя будет слишком легко спутать с другими. И что не перестанешь быть героем. – Героем?! – лукаво ухмыльнулся Адриан. – Это как – вот так? И, как следует оттолкнувшись ногами от спружинившего матраса, подбросил гибкое юное тело вверх. Прокрутил один оборот, второй... И не успев добрать его до конца, шлёпнулся на спину. Маринетт подлетела к нему, не помня себя от ужаса: – Ты живой?! – а когда он засмеялся, рассерженно шлёпнула по руке: – Героем, а не идиотом!!! – А не надо было по голове бить! – фыркнул Адриан и, пользуясь случаем, передвинулся и уложил упомянутую многострадальную голову к ней на колени; а когда Леди, вопреки ожиданиям, не отодвинулась, сменил тон: – Мы не перестанем быть героями без талисманов. В конце концов, что значит быть героем? Это обещание – не быть злодеем и трусом, никогда не сдаваться, никогда не отступать. В первую очередь с теми, кто рядом. Иногда мне кажется, что я и не был героем, раз не увидел в отце Бражника. – Я тогда не лучше, – сжав его ладонь, произнесла Маринетт, удивлённая внезапной серьёзностью всегда валяющего дурака Кота. – Но может, это просто магия квами защищает наши личности? – Пусть так, – умиротворённо улыбнулся Адриан, прикрыв глаза, и она не смогла удержаться от того, чтобы запустить пальцы в его волосы; щемящая нежность затопила всё её существо, и Маринетт с запозданием осознала следующие его слова: – Не уходи, пожалуйста. Я не хочу оставаться один. – Не уйду, Котёнок, – пробормотала она в ответ, стараясь не думать, имеет ли напарник в виду сегодняшнюю ночь – или их будущее в принципе, и понятия не имея, как она исполнит это обещание во втором случае. Потом снова была ужасная неловкость, когда Маринетт раззевалась и призналась, что спать в костюме неудобнее, чем на потолке, а Тикки тоже нужен отдых, и Адриан искал по всем ящикам маску для глаз, которую использовал в самолёте. И было осознание того, что она собирается заночевать у парня, при виде которого падала в обморок последние два с половиной года – да к тому же в его постели! Но усталость и мандраж перед завтрашним побороли стыд быстрее, чем Маринетт успела остановиться на этой мысли. В конце концов, когда, погасив ночник, они приготовились ко сну, и Маринетт, сняв трансформацию, скользнула в пижаме под одеяло, а Адриан сжал в темноте её руку, это было настолько невинно, что у неё не осталось и тени сомнения в правильности происходящего. Они были нужны друг другу сейчас, и это отодвигало общепринятые нормы морали куда-то на второй план.