Роза

Дворец Захарда был олицетворением мрака, умиротворяющего спокойствия и тотальной тишины. Король спал, и в его едва ли заметное отсутствие лишь редкие люди из его ближайшего окружения могли беспрепятственно передвигаться по пустующим, мрачным коридорам дворца. Тихие шорохи, тяжелые вздохи, шипящий шепот, громкий и порой звенящий звук шагов рядом с покоями короля Захарда — все это может в любой момент вызвать праведный гнев Короля, и нарушитель покоя Его Величества, можно было не сомневаться, ощутит на своей шкуре всю ярость проснувшегося… Именно так запугивали новоприбывших офицеров более опытные прислужники Королевской Семьи, отчего те не смели нарушать правил, которые были установлены еще задолго до появления каждого из них. За Дворцом Захарда и его внутренней обстановкой следила сама Адори Захард, и провинившиеся офицеры тут же принимали наказание за любое неповиновение. Собственно, поэтому новоприбывших и запугивали как только могли — любой нарушитель мог быть жестоко наказан, а все остальные, кто находился ближе всего к покоям или был ответственен за соблюдение правил, лишались головы без суда и следствия. Поэтому были правила, поэтому им следовали беспрекословно. Но были и те, кто не подчинялся никаким правилам Дворца и вольготно мог блуждать по дворцовым помещениям. Единицы, которых боялись, которым подражали, которым завидовали. И среди них была самая загадочная Принцесса Захард — Адори. Никто из обычных офицеров, коих было большинство, ее никогда не видел, но слухи даже за пределами Дворца ходили такие, что порой бросало в дрожь. Правая рука Захарда, гроза всех тех, кто осмелится пойти против ее отца, сильнейшая среди Принцесс Захард, чья мощь сопоставима с самой Энн Евразией Захард, — загадочная личность, чье настоящее имя никому не было известно. *** Стук каблуков отражается от стен эхом, наполняя мрачное помещение непривычными звуками. Здесь всегда царит тишина, и нарушать ее — величайший запрет Дворца Захарда. Нарушители всегда наказываются — это дом Королевской Семьи, правящей народом Башни, и здесь все должно быть в полном порядке. Адори Захард проходит к лестнице и поднимается — ее длинное дорогое платье темными волнами развевается, унося мешающую при подъеме ткань назад. Золотистые волосы длинными локонами спадают на плечи и лицо, но Принцесса Захард тут же откидывает их за спину. Высокая башня — укромный уголок, куда мало кто осмеливается подниматься. Порой оттуда доносятся странные звуки, непримечательные шорохи, крики и лязганье цепей. Офицеры, охраняющие вход в Центральную башню, давно избавились от одного из органов чувств, нежелательного и мешающего работе, обращая свое внимание лишь на мельтешащие по полу в далёких коридорах в свете приглушенных огней факелов тени. Слух становился здесь настоящим проклятием, а игнорирование любого шума лишь вознаграждалось. Адори ступает на последнюю ступеньку, под подошвами скрипят песчинки и маленькие камушки, а звонкий стук каблуков дорогих туфель наполняет пространство вокруг неё. Ещё несколько поворотов, и девушка доберётся до своей цели. Однако на полпути её останавливает голос — даже не ощущение чужого присутствия. Знакомый и в то же время чужой, полный скуки и безразличия. Власть имеющие личности не должны говорить с таким холодом со своими подчиненными. — Никогда не понимал, что такого в этих Принцессах Захард… Отчего все столь сильно восхищаются ими? — хрипло раздается где-то впереди, но обладатель скрывается в вечной тьме Дворца Захарда. Мрак играет ему на руку, а Принцесса не желает видеть личины внезапного собеседника. Однако Адори поначалу пытается разглядеть что-то перед собой, подчиняясь инстинктам и старым привычкам со времен покорения Башни, но затем понимает, что никакого смысла в этой затее нет. Этот человек скрывается не просто так, и пойти против его воли — себе дороже. Потому Принцесса лишь устало прикрывает глаза и собирается с мыслями, готовясь к очередной игре разума. — Принцессы Захард всегда были подобны розам — красивые, сильные, гордые цветы. Каждая — со своей изюминкой, с искрой, что всегда заставляла людей Башни покорятся им… — медленно произносит Адори, проходя вглубь коридора, погруженного в мрак. Голос у нее приятный, мелодичный, такой, что заставляет собеседника желать услышать его вновь. Звонкий стук каблуков девушки сопровождает льющуюся мелодию, прекрасно вписываясь в общую композицию и придавая ей легкий, непринужденный ритм. — Какая жалость, что не все они отличались сообразительностью. — насмешливо отвечает голос, на что Адори недовольно хмурится, но молчит. Насмешка продолжает летать в воздухе, неприятно жжет собственную гордость и больно давит на банальную женскую солидарность, и Принцесса желает как можно скорее опровергнуть его слова. Не для всех Принцессы Захард оставались прекрасными цветами, заслуживающими хотя бы кроху уважения. Многие люди Башни, несведущие в данном деликатном вопросе, — да те же новоявленные Принцессы Захард, только начавшие свое восхождение — сравнивали Принцесс с неимоверно дорогими туфельками на витрине, не имея ни малейшего представления о том, что этим самым туфелькам приходится пережить. Судя по всему, для этого человека Принцессы оставались никем, не смотря на все свое приобретенное потом, кровью — своей и чужой — и ценой невероятных жертв влияние. Адори глубоко вздыхает, откидывает светлые пряди волос за спину и выпрямляется. Такие же светлые глаза с недовольным прищуром сверлят мрак, распростершийся перед ней. Пожалуй, в ней слишком велико уважение к пленницам системы Принцесс Захарда. Адори не понаслышке знает о лишениях, которые терпят такие же неудачницы, как она. Не удивительно, что многие решаются сбежать или сходят с ума — сами или по домыслам несведущих идиотов, ведь всем им — хрупким женщинам, порой тянущим на своих плечах долг, честь и достоинства своих Семей — уготована лишь одна дорога. В Ад. Впрочем, многие из Принцесс уже давно там обитают, все еще находясь среди живых. — Розы своенравны. — упрямо поджимает губы Адори, гордо вскинув подбородок. — Не каждому дозволено подойти, посмотреть на неё, приблизиться к ней, а коснуться ее может только избранный. И то в тот же миг ему в руку впиваются многочисленные шипы, орошая плодородную почву чужой кровью… — слова эхом раздаются по пустынным коридорам, придавая высказываниям Принцессы Захард некую долю торжественности. Девушка мысленно победно усмехается, на подсознательном уровне чувствуя свое превосходство. Её слова все же возымели нужный эффект над собеседником — он молчит, слушает и не смеет возразить. — Но никогда не существовало цветка прекраснее, и люди, находящиеся под властью необъяснимой силы притяжения, чтили и лелеяли их, преклоняли колени перед их величественностью. Таковы и Принцессы Захард. — Идиотки остаются идиотками, как бы красиво ты не описывала их безрассудные поступки. — раздаётся совсем близко угрюмый голос, а после чужое присутствие, на мгновение ощущаемое из-за вспышки ярости, вновь перестаёт ощущаться. Адори хочет ещё что-то сказать, но смысла в этом больше не видит. В конце концов, Принцесса пришла сюда не для разговоров с неизвестными личностями. В темнице, находящейся в этой башне, её ждёт ещё одна несчастная, неудачливая девушка, жизнь которой в скором времени должна быть бесцеремонно прервана. И палачом станет точно такая же неудачница, Адори. *** Знакомый — но лишь по долгу службы, не более — офицер любезно при ней отворяет дверь темницы и учтиво кланяется, когда Адори покидает помещение и входит в крайне неуютную комнатушку. На полу разбросана жухлая солома настолько тонким слоем, что отчетливо виднеется каменный холодный пол под ней — простейшая видимость уважения к находящейся здесь Принцессе, пусть и предательнице. Адори бы приподнять подол дорогого платья и не запачкать прекрасную ткань грязью этого места, а в идеале вообще не заходить в подобный свинарник и не очернять тянущейся за ней тонкий аромат духов приторным запахом отходов различного происхождения. Вот только Принцесса совершенно безразлична к такого рода небольшим неудобствам и уже перестала обращать внимание на подобное. Ха Юри Захард недвижимо сидит в дальнем углу, совершенно не реагирует на вошедшую и не думает поднять голову хотя бы из интереса. Адори обводит ее изучающим взглядом, подмечает печальное отличие состояния предательницы от первоначального — того самого, когда ее только приволокли во Дворец под конвоем нескольких сотен офицеров. Шутка ли — Принцессу Юри боялись даже тогда, когда она добровольно следовала всем указам главнокомандующего. Вот что значит правильно сформированная репутация. Адори глубоко вздыхает, нетерпеливо трет переносицу и озадаченно окидывает взглядом светлых глаз загаженное помещение. Недовольно морщит лоб и кривит носик — это даже свинарником назвать язык не повернется, хуже стойла. Выращенным в тепличных условиях цветам находиться в подобных местах — страшнее смерти. Впрочем, не об этом ей стоит сейчас волноваться. С ведением хозяйства Дворца можно разобраться и потом. Юри все еще не двигается с места, кажется, не замечает в своем уединении появления чужого присутствия. Адори не знает, что сказать и как помочь ей, да и не это от нее требуется. Принцесса итак собирается взять на себя слишком многое из того, что положено и нет, чтобы разгневать Семью Ха чуть меньше возможного. Адори еще с минуту топчется на месте, решая про себя, как бы получше подступиться, но в итоге решает действовать и подходит к измотанной вечными издевательствами со стороны офицеров, которые решили показать перед ней свое превосходство и хотя бы так почувствовать себя чуть более важными. Замирает на мгновение в полушаге от Юри и в следующее мгновение садится перед ней на колени — все так же грациозно, плавно и с прекрасно виднеющимся достоинством. Ткань платья покрывается изобилующей в данном месте пылью, грязью и жухлой соломой, но кого может волновать подобное, когда нужно как-то помочь человеку, которого через несколько часов лишат жизни твоими руками? А платье… в крайнем случае, его можно выбросить. Адори наклоняется немного вперед, но сохраняет безупречную осанку, кладет на плечо названной сестры руку и немного трясет тело девушки. Юри тут же поднимает голову и заспанно озирается по сторонам, трет глаза и настороженно смотрит на Адори, когда понимает, кто сидит перед ней. — Доброе утро. — с мягкой усмешкой добродушно приветствует Адори, после чего убирает свою руку с плеча брюнетки, поднимается на ноги и отходит на пару шагов назад. Юри еще раз оглядывает помещение и устало выдыхает, после чего следует примеру старшей сестры и поднимается с места, становясь прямо напротив блондинки. — Разве? — иронично хмыкает Юри, и отряхивает юбку от пыли и мелкого мусора. Впрочем, это не особо-то и помогает: за проведенные здесь недели одежда, ни разу не смененная, замаралась настолько, что очистить ее более не представлялось возможным. Адори прекрасно понимает эту иронию и криво усмехается — впрочем, ее красота от этого не искажается, а прекрасно гармонирует с обреченным выражением лица и создает трагический образ. Принцесса еще раз окидывает девушку перед собой сожалеющим взглядом и разворачивается к двери. — Идем со мной. Нужно многое подготовить перед торжеством. Адори уверенно стучит по двери, и офицер мгновенно открывает ее перед двумя Принцессами. Ждет, пока они покинут камеру, любезно открывает дверь в коридор и учтиво кланяется, когда они покидают помещение. Юри следует за сестрой покорно, но в своем собственном, несколько замедленном, темпе — даже сейчас ее бунтарский нрав дает о себе знать. Адори прислушивается к мягкой поступи, выверенной до малейшего штриха, и отмечает про себя, что двигаются они одинаково. Как и положено каждому члену проклятой Королевской Семьи. Они спускаются по лестнице, переходят из башни в проход, ведущий во Дворец Захарда, и уверенно петляют по коридорам самого Дворца. Адори идет впереди, Юри немного позади, а бессмысленная охрана незаметной тенью следует за ними, стараясь не мешать членам Королевской Семьи. Юри в некотором замешательстве проходит мимо своих покоев — которые, видимо, больше ей не принадлежат, и следует за Адори с послушанием пленницы, так и не решаясь задать вопросы. Во всяком случае, не при посторонних. Адори тормозит перед массивными позолоченными дверьми и одним легким движением открывает их. Неторопливо заходит в помещение, расположенное за ними, и Юри ничего не остается, кроме как последовать примеру старшей сестры. С первого взгляда становится понятно, что это чьи-то покои — уж больно роскошно обставлены для гостевой или приемной; по тому, как по-хозяйски Адори ведет себя в них, можно сделать вывод, что это покои именно ее. Юри нерешительно топчется на пороге, искоса следит за тем, как небрежно старшая сестра скидывает некоторые бумаги со стола и как внимательно читает другие. Растерянность сменяется непониманием: зачем ее вообще сюда привели, раз сейчас перестают обращать внимание? — Ваше Величество. — когда внутренние узорчатые двери покоев тихо отворяются, тихим голосом высокого тембра намеренно разрывают установившуюся тишину. Адори устало кидает в ту сторону взгляд и тут же смягчается, несколько раздраженно все же поведя плечом. Юри озадаченно поворачивает голову и натыкается на служанку с нечитаемым выражением лица. — Мы все подготовили в соответствии с вашими приказаниями. — Хорошо. — одобрительно кивает головой в ответ Адори, после чего переводит взгляд светлых глаз на младшую сестру и легко улыбается краешками губ. — Иди с ними. И возвращается к документам, явно давая понять, что более не намерена возвращаться к данному разговору. Юри недоверчиво смотрит на сестру, но понимает, что ей ловить здесь больше нечего и следует за служанкой в соседнюю комнату. Адори провожает ее каким-то грустным, почти сожалеющим взглядом, после чего откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. Остается всего несколько часов до приведения смертельного приговора в действие. *** Юри проходит в светлое помещение и автоматически заходит за ширму. Нет, прекрасно, что ей позволили принять ванну, но разве нельзя было сделать это менее драматично? Юри мысленно фыркает, но ничего не говорит и спешит скинуть грязную одежду с себя, после чего спешно проходит к наполненной ванной и ловко залезает в нее. Служанки, исчезнувшие из поля зрения несколькими минутами ранее, вновь оказываются в комнате и тут же принимаются за выполнение своих обязанностей. Пока одна из служанок всерьез берется за волосы Принцессы, спутанные и успевшие сильно испачкаться за все те дни, что девушка провела в башне, другие принимаются омывать тело. Юри наконец расслабляется и немного прикрывает веки, но бдительность не снижает. Она настороженно вглядывается в лица девушек — тех, которых видит, но не замечает в их чертах ни капли скрытого недовольства, и задумывается. Адори точно не просто так решила привести ее, Юри, именно в свои покои и именно сегодня. Предательница точно знала, что казнь была назначена на вечер завтрашнего дня: при ней, собственно, и был прочитан приказ Короля Захарда в первую очередь. Так зачем нужно было заявляться в темницу почти за два дня до исполнения? Зачем нужно было освобождать Юри? Зачем позволять ей наслаждаться благами цивилизации перед казнью? Зачем отводить ее в свои покои, а не предоставить другую комнату? Впрочем, Юри могла спокойно предположить ответы на некоторые вопросы. Принцесса прекрасно видела, каким стало отношение многих Офицеров к ней после ее выходки с Адским Экспрессом. Собственно, намного безопаснее было не оставлять Юри наедине с другими людьми или в одиночестве. Да и следить за ней было необходимо, чтобы не натворила чего еще. Так что надзор со стороны самой Адори вполне мог быть оправдан. К тому же Юри до сих пор оставалась членом Королевской семьи. Значит, к ней все еще должны были относиться соответствующе. Насколько Юри понимала, ситуация в Семье Захард еще не была оглашена в широких кругах, а неподобающее поведение некоторых информированных лиц могло быть неверно истолковано. С остальными вопросами, если была такая необходимость знать ответы на них, следовало идти к Адори. Вот только гарантии, что старшая сестра захочет отвечать на них, не было, хотя она, несомненно, была в курсе творящихся в Дворце Захарда дел. Юри не хотела ничего знать, потому отвлеклась от своих размышлений и углубилась в процесс принятия водных процедур. Пусть и считалось, что в Башне знания — это сила, порой излишняя информация являлась своего рода проклятием. И без этих знаний жилось много проще. Спустя несколько долгих часов Юри выходит из ванной комнаты в спальню. Адори все так же продолжает сидеть над огромной кипой документов и отчетов, с которыми позднее ей придется разобраться лично. Принцесса отвлекается от дел, мельком окидывает взглядом светлых глаз свою названную младшую сестру, откладывает в ящик стола кое-какие листы и окончательно заканчивает с делами на сегодня. Юри проходит вглубь комнаты и присаживается на диванчик, рядом с которым на столике тут же расставляют горячие блюда и закуски. — Думаю, пообедать нам не помешает. — произносит Адори только для того, чтобы немного разбавить гнетущую тишину, повисшую в комнате, и присаживается на диван напротив Юри. Трапезничают они в тишине. Да и о чем им говорить, когда казнь Юри уже не за горами, а Адори лично прописывает сценарий, по которому все будет происходить? Они слишком далеко друг от друга — и по уровню силы, и по уровню влияния, и по статусу, и по моральным ценностям — находятся, едва ли хоть в чем-то соприкасаются и вряд ли смогут соприкоснуться однажды — тем более в преддверии скорой смерти одной из них. Юри продолжает раздумывать над заданными ранее вопросами просто потому, что не может ни о чем более думать. В повисшей тишине ничто не может завладеть ее вниманием, кроме как поиск ответов на вопросы, которые девушка не хочет знать. И в то же время хочет. Парадокс, однако. Когда с обедом оказывается покончено, Адори одним элегантным жестом показывает прислуге, чтобы они убрали лишнее и оставили названных сестер наедине. Юри с едва заметным интересом наблюдает за действиями сестры и служанок, но больше, конечно, ждет. Ждет дальнейших действий Адори, которые предугадать вряд ли сможет. Это не сражение, не бой, а какой-то хитроумный план, политический ход, и вот в этом Юри вообще ничего не смыслит. Пожалуй, политика вообще не ее сфера деятельности, но сфера деятельности Адори и Машенни, которые если и не все спланировали, то во многом подвели сегодняшнюю ситуацию к соответствующему ей финалу. — Полагаю, теперь пришло время поговорить. — сдержанно начинает Адори, когда дверь плотно закрывается за последней удалившейся служанкой. Юри едва заметно дергает плечом и хмуро уставляется на названную сестру. Да, сейчас все встанет на свои места. — Думаю, так и есть. — с легкой хрипотцой выдыхает Юри и открыто сжимает руки в кулаки. — Начнем с самого начала. — сдержанно продолжает Адори и словно игнорирует слова названной сестры. Юри понимает, что сейчас, вероятно, будет один сплошной монолог, а не диалог, на который рассчитывать было глупо, и замолкает. — Официально датой твоей казни был назначен завтрашний день, но ждать его мы не будем. Возможно, некоторые захотят саботировать казнь или воспрепятствуют ей. Позволять такое поведение в отношении Королевской семьи недопустимо. — Ну да, желание Королевской семьи — практически закон Башни. — комментирует Юри с нескрываемой досадой во взгляде. Что за нелепость! — Поэтому твоя казнь состоится сегодня на закате. — подводит итог Адори, игнорируя слова сестры. И зачем она только усложняет и этот разговор, и сам процесс наказания за предательство, когда Адори так тяжело? — Через несколько часов все начнется, поэтому постарайся морально подготовиться. Ничего болезненного не будет, но все же. — А как же последнее желание? — враждебно интересуется Юри, вновь сжимая кулаки, но в этот раз до побеления костяшек. — Я даже не смогу ни с кем напоследок попрощаться? Даже с родителями? С бабушкой? — Боюсь, что семья Ха относится к потенциальным нарушителям, так что нет. — твердо отвечает Адори и чувствует почти на физическом уровне, как у Юри все внутри обрывается. — Мне жаль, но нельзя. — зачем-то сентиментально повторяет Адори, но сдерживает себя, делает спокойный, несколько равнодушный вид, хотя внутри все клокочет, дрожит и рушится. — Можешь написать письма тем, кому хочешь что-то сказать. — против всяких правил роняет Адори и понимает, что совесть успокаивается — по крайней мере перестает бушевать. — Разве так можно? — ехидно тянет Юри и пакостно усмехается. — Нет. — спокойно отвечает Адори и улыбается краешками губ, окончательно осознавая собственную глупость. — Но мы в одной лодке, так или иначе. Я найду способ незаметно передать твои последние слова. — Тогда я напишу. — осторожно роняет Юри и несколько опускает голову. — Я дам тебе писчие принадлежности. — подхватывает Адори, но без особого и вообще какого-либо энтузиазма. В конце концов, она подставляется сейчас сама, раз все же решается идти на поводу собственных чувств, а не чертового рационализма и Приказа. Одного из трех, как и полагается, и который исполнить проще всего. Глупо было надеяться, что Юри откажется от милости и поймет, как сильно подставляет названную сестру. Теперь Адори нужно придумать, как обойти всевидящее око Короля и доставить письма в целости и сохранности до адресата. И все из-за случайно данного слова — не Юри, конечно, но себе, потому что себя Адори уж точно подводить не хочет. Юри долго сидит перед столом, на котором расположились листы бумаги и обыкновенная шариковая ручка. Явно не решается начать писать, потому что голова забита всякой ерундой: оно и понятно, сложно подобрать прощальные слова, когда до смерти осталось всего ничего. Адори вроде и рада, что ее названная сестра так вдумчиво хочет составить прощальное письмо близким, потому что из-за всякой фигни рисковать жизнью очень не хочется. Но с другой стороны… пусть она уже что-нибудь напишет, пожалуйста. Адори наблюдает за названной сестрой исподтишка, бросает любопытный взгляд из-под ресниц, поверх документов, которые изучает с явно наигранным интересом. Юри этот взгляд замечает на себе и невольно ведет плечом, пытаясь спровадить наваждение, но — вот беда! — ничего не выходит. Ладно, думает Юри, ладно. Ее интерес очевиден и даже понятен, но как же смущает такое внимание. А еще мысли, никак не хотящие выстраиваться в нужном порядке. Почему она не может написать письмо? Единственное, что она написала, это обращение к Бааму, добавив парочку напутствующих фраз. Ну, не расписывать же ему на два листа необходимость спасти Ха Джин-Сунга — одно, что он является членом ее Семьи, держаться подальше от Армии Захарда и стать сильнее, верно? А вот с остальными двумя письмами возникла просто колоссальная загвоздка. Что писать бабушке Юрин Принцесса Захард не знала, потому что было слишком много всего: и чувств, и невысказанных слов, и глупых эмоций, и сожалений. Что со всем этим делать Юри не знала, а на поверку наверняка выйдет очередное сентиментальное письмо, которому, может, и обрадуются, но которое уж точно семье Ха никак не поможет. Письмо Уреку выходило… никаким. Поначалу казалось, что написать ему проще простого и легче легкого, но когда введение вперемешку с ругательствами — в основном да, были одни только невысказанные ругательства — перевалило за третью страницу, Юри смяла письмо и отбросила его подальше. А ведь он тоже довольно сентиментальная скотина, и, читая ее ругательства, наверняка разревелся бы. Вот хотя бы от радости, что она больше не будет его бить и мешать очередным глупым выходкам. Письмо Эвану… его быть не должно было. И не будет, впрочем. Эдрок итак прекрасно знал, что Юри во всем виновата. Не послушалась, полезла на рожон и соответственно поплатилась — все так, как он и предрекал. Единственная проблема заключалась в том, что за ним, как за сообщником Принцессы-предательницы, могли начать операцию по захвату, но у него было достаточно путей отступления. Эван — слава Богу! — вообще не сентиментальный, а значит о себе позаботится. В крайнем случае уйдет в Крылатое Древо и заляжет на дно. Его и не тронут, пока Захард не решит разобраться с Мазино и его организацией, а там уж как пойдет. Все равно так далеко Юри заглядывать не умеет. Разберется уж, не дурак, и писать о том, чтобы обязательно счастливо жил, нужды тоже нет. Догадается уж как-нибудь, хотя через Урека можно передать. Если она ему напишет что-то, кроме ругательств. — Нужно закругляться. — оповещает Адори, и Юри решает активизироваться. Девушка быстро черкает пару строк на пустых листах, аккуратно их сворачивает и подписывает имена людей, для которых письма предназначены. — Все готово. — коротко ответствует Юри и передает старшей сестре три конверта, один из которых уж больно громоздкий. Она все же решила вложить те три страницы с руганью в письмо Урека. Адори для себя отмечает пометки с именами, после чего убирает письма в ящик стола, подальше от чужих глаз, ушей и всего остального. Вновь начинается подготовка. Служанки собирают длинные черные волосы Принцессы в высокую прическу и закрепляют пряди таким образом, чтобы они ни при каких условиях не растрепались. Легкий макияж — зачем он тут вообще нужен? — ровно ложится на лицо и придает ему некое подобие благородства: за дни, проведенные в башне, Юри потеряла былой здоровый цвет кожи и стала выглядеть значительно хуже. Посрамить честь семьи Захард было нельзя даже плохим внешним видом — Юри, хоть считалась предательницей, но все еще оставалась членом семьи Захард, а значит и ее казнь должна была пройти достойно и с определенным шиком. Адори следит за тем, как Юри облачается в закрытое платье красно-алого цвета с гербом Захарда. У нее точно такие же глаза, цвет платья подчеркивает их — как и кровь, которая скоро будет орошать землю. Адори нервно сглатывает, потому что она никогда не привыкнет быть палачом семьи Захард. Юри заканчивает с последними приготовлениями и вновь садится на диван. Адори подходит ближе и подзывает к себе служанку, которая стоит с подносом в руках. На подносе — небольшой стакан, и от напитка в нем исходит белесый пар. Жест милосердия, так сказать. — Выпей этот отвар. — сдержанно произносит Адори и жестом указывает на стакан, переместившийся с подноса на стол. Юри недоверчиво выгибает бровь, а немой вопрос так и висит в воздухе. — Так ты перестанешь осознавать происходящее. — Но я хочу осознавать происходящее! — упрямо твердит Юри и недовольно смотрит на названную сестру. — Мне не впервой находиться на пороге смерти. — Но ты впервые добровольно и осознанно идешь на смерть, не в силах ничего изменить или спастись. — холодно произносит Адори и наблюдает за тем, как медленно до Юри доходит осознание всей ситуации. Конец уже близко. Юри с минуту смотрит на стакан, но так и не решается отпить хоть глоток. Нет, она не хочет лишаться жизни с туманом в голове. Это неправильно. Она умрет, четко осознавая происходящее, и проконтролирует все наверняка. Хотя бы раз в жизни, потому что она устала не контролировать творящееся с ней мракобесие. Хотя бы раз. Адори собственноручно надевает сдерживающие кандалы на руки Принцессы — чистая формальность, потому что Юри не собирается бежать. Да и не получится у нее, потому что Адори не просто так приставили к ней. В первую очередь Адори не сестра и не подруга, не спаситель и не милостивый человек, а охранник, губитель и палач. Адори не забывается, и Юри тоже не забывает об этом. А названными сестрами они вскоре тоже перестанут быть, и тогда уже ничего не будет их связывать. Кроме обещания, которое дала себе Адори. Юри ведут на место казни под настоящим конвоем. Много-много офицеров, а впереди — сама Адори с гордым видом и непоколебимой осанкой. Юри не теряется, тоже делает безразличное лицо и гордый вид, приосанивается — они же из чертовой Королевской семьи. Надо соответствовать. Юри издалека видит виселицу — колыбель ее смерти. Вокруг небывало много народа, и Юри даже не верит поначалу, что ее казнь действительно проводят тайно и раньше нужного. Адори легко поднимается по лестнице, Юри идет за ней, и вот они на чертовой импровизированной сцене готовятся сыграть трагический конец всеми любимой Принцессы-предательницы. Эстетически красиво и ужасно смертельно. Юри подводят ближе к краю, натягивают на шею веревку и надежно фиксируют. Адори медленно зачитывает Приказ Короля Захарда во всеуслышание так громко, что уши закладывает. Больше ничего не слышно. Юри осматривает людей перед собой, замечает каменные лица, совсем нечитаемые и оттого неотличимо похожие друг на друга, делает глубокий вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Правду говорят. Перед смертью не надышишься. Юри краем глаза замечает, как Адори взмахивает рукой. Сердце замирает. Кровь стынет в жилах. Девушка задерживает дыхание, но зря — когда земля — или деревянный пол, какая разница? — уходит из-под ног, и тело отправляется в свободный полет, Юри судорожно вздыхает. Пытается, по крайней мере, потому что веревка на шее мешает. Юри хочет поймать хоть каплю воздуха, ловит его ртом — безуспешно. Она считает, что будет так мучиться еще долго, но нет. Сознание быстро ускользает, когда шея нехарактерно для нее хрустит. Адори сдержанно наблюдает за смертью названной сестры и ничего не чувствует — хотела бы она так сказать, но нет. Внутри все обрывается в который раз. В который раз она продолжает стоять величественно рядом с трупом невезучей девушки, хотя желание уйти и спрятаться где-нибудь просто переполняет ее. Но она просто не может этого сделать, может лишь только приказать снять с виселицы тело, теперь переставшее дергаться в предсмертных судорогах, приказать убедиться в смерти и приказать унести труп в ту комнату, где его сожгут. Чтоб наверняка. Адори следует за офицерами, выполняющими ее приказы, потому что хочет довести дело до закономерного конца. И, пожалуй, проводить в последний путь названную сестру. Не оставлять же ее на полпути, верно? Поэтому Адори внимательно смотрит, как сгорает ее тело, оставляя после себя небольшие куски костей и прах. — Достойный конец для недостойной Принцессы. — насмешливо тянут над ухом, и Адори едва себя останавливает, чтобы не дернуться. Присутствие чужого человека, мелькнувшее лишь на секунду, испаряется, но Адори все равно яростно сжимает челюсти. За всю историю Башни Принцесс почти никогда не казнили — особенно так просто. Чертова показательная порка. *** Плохое предчувствие преследовало Урека уже довольно длительное время — примерно после того, как он в последний раз покинул Этаж Смерти. Однако все оставалось таким же, прежним, нисколько не отличимым от той ситуации в Башне, которая царила в последнее время. А потом до него дошли новости об Адском Экспрессе — и Мазино наконец понял, что не давало ему покоя. Просто интуиция — это настолько быстрая обработка информации, что до головного мозга доходят лишь обрывки результатов анализа. А стоило только вернуться на семьдесят седьмой этаж, и Уреку пришло письмо от неизвестного. На конверте красовалось его имя, написанное аккуратным женским почерком, и мужчина с каким-то недоверием и нежеланием признавать свой промах понял, что это почерк Принцессы Юри. Которая стала считаться предательницей и находилась сейчас во Дворце Короля Захарда. Почему она не отправила сообщение через коммуникатор? Или в крайнем случае не послала к нему доверенное лицо? Смутное беспокойство терзало разум и душу, и Мазино до вечера не мог решиться вскрыть письмо и прочитать его. А потом… Потом началась трансляция на всю Башню прямиком из Королевского дворца и с поучающим контекстом. Принцессу Юри казнили. Без должного суда и следствия. И, надо полагать, в назидание точно таким же мятежникам. Урек не успел предотвратить смерть девушки — неофициального члена Крылатого Древа. И все же являющейся неотъемлемой его частью. Хотя подготовка к диверсии и подрыву планов Захарда была завершена еще днем, оставалось дождаться назначенного часа. И все же он опоздал, потому что казнь претворили в жизнь уже давно. Достаточно давно, чтобы хоть как-то воспрепятствовать ей. Урек почти дрожащими пальцами вскрывает конверт, пробегает глазами по строчкам и чувствует, что написанные рукой Принцессы Юри ругательства вызывают улыбку на его губах. Даже напоследок она решила высказать ему свое недовольство, как это делала всегда. И последними ее словами тоже были гневные слова о его скромной персоне. Впрочем, нет…

Не поминай лихом, Урек. Как бы я хотела вместе с вами увидеть мир за пределами Башни. Только не судьба, видимо.

И мир разбивается на миллион осколков. Каким-то образом благосклонные к Крылатому Древу офицеры Королевского Дворца достали все, что осталось от Принцессы-предательницы. На церемонии похорон на их семьдесят седьмом этаже — церемонии поистине роскошной и грандиозной, достойной члена Королевской Семьи — ее прах развеяли над лесом. В конце концов, она была одной из тех, кто его посадил, и должна была остаться там после смерти. Больше все равно она никому не была нужна. А потом жители Башни, возмущенные гибелью любимой всеми Принцессой Захард, начали восстание. И Урек Мазино, наплевав на свои принципы и установки в желании отомстить за своего человека, присоединился к ним.

Правду говорят, что Незаконные способны изменить саму Башню. Однако мало кто знает, что найдутся всего лишь несколько человек, ради которых эти изменения произойдут.

*** Адори устало выдыхает и откладывает документы обратно на стол. После показательной казни прошло совсем немного времени, и внезапно возникло слишком много дел, чтобы справляться со всем в одиночку. Разбирать завалы бумаг совершенно не хотелось, но делать было нечего — это, к сожалению, ее прямая обязанность. Принцесса поднимается с кресла и разминает тело после долгого нахождения на одном и том же месте в одном и том же положении. Небольшой отдых не повредит. Девушка лениво проходит на балкон и опирается на перила, после чего устремляет взгляд светлых глаз вдаль. Небо с заходом солнца окрашивается в багряный, кровавыми разводами подчеркивая зловещее настроение. Точно такой же закат был несколько дней назад, когда казнили Принцессу Захард. Предвестник проливающейся крови, так сказать. Адори вздрагивает от мимо пронесшегося ветра и сильнее кутается в ажурную шаль. Вина за то, что не смогла предупредить, предотвратить, помочь, спасти, продолжала ночами сжирать изнутри, разрывая душу на кровавые куски. Но что теперь можно было сделать? Она же совершенно беспомощна, а значит бесполезна. Да и дернись она лишний раз, сделай даже не действие, а так, зародыш в нужном направлении — ее моментально лишат всего, что она имеет в данном положении, сместят с должности, запрут в подвалах, как и ее предшественницу Энн Евразию Захард, а потом найдут более послушную неудачницу. И так раз за разом, по кругу, без конца и края. Но если… Если вознесение на башню, ее чертово покорение гарантирует становление Богом, то Адори покорит ее, вознесется на самую вершину. И тогда она пожелает, чтобы все те люди, что несправедливо пострадали от ее рук по приказу Захарда, переродились бы и смогли прожить счастливую жизнь. Потому что сейчас в Башне все живут, как в Аду. И когда только представится возможность все изменить?