Дальше дозволенного

Желание…

      Эта странная «дамочка» годами не посещала Озаки. Но сколько именно? Лет с восемнадцати? С того момента, когда забрала её любимого?       На теле Коё так же давно не появлялись метки любимого человека, говорящие своим присутствием, что девушка принадлежит только одному единственному человеку.       Ни одной за столько лет.       Именно этими метками Осаму хотел одарить, осыпать хрупкое женское тело красноволосой. Хотел, чтобы это тело кричало о том, что принадлежит лишь ему.       Ведь Дазаю Осаму безумно нравятся глаза Озаки Коё. Он готов всю жизнь смотреть в эти яркие, блестящие ало-лиловым свечением очи.       Озаки лежит на кровати в чужой квартире; её голова — среди белых подушек. Обстановка совсем ей незнакома. А над ней нависает парень, который так и тянется сорвать с неё это розовое кимоно. Бант больше не украшает женское одеяние: он давным-давно уже снят и отброшен в другой конец комнаты. Меж двух тел, так страстно желающих друг друга, осталось совсем ничего.       В спальне не горит ни лампочки — этим двоим будет достаточно и одного лунного света, что сейчас проскальзывает сквозь закрытое окно.       Расстояние и другие преграды окончательно исчезают, когда слегка шершавые губы Дазая накрывают обкусанные губы Коё. Обкусала почти до крови. Губы солёные, словно металлический стержень, и с немного кисловатым привкусом.       Девушка, лежащая под Осаму, часто дышит, а горящие алые щёки прятать не спешит.       Парень тянется рукой к волосам алого цвета. Касается канзаши, закреплённого на боковой части. Снять украшение проблематично — уж совсем не хочется отрывать взгляд от красивого женского лица, немного украшенного тонким, почти незаметным слоем «штукатурки». Спустя второй десяток секунд заколка уже начала выбешивать, но, повозившись и покопавшись ещё немного, канзаши снят с успехом.       Последним вторым этапом в части по разбору женской причёски стало избавление от двух шпилек, закрепляющих длинные волосы в немаленьких размеров пучок на макушке. Густые, немного вьющиеся локоны ниспадают и, касаясь лишь обнажённых лопаток, опаляют бархатную кожу холодом, выдавая из груди первый стон, едва слышный.       Осаму приближается к уху, и в нос ударяет запах будто бы только что помытых волос. От рыжих прядей исходит запах каких-то цветов: лотоса или, может быть, фиалки. Нет, это определённо лотос.       Девушка словно оттягивает, то что невозможно избежать, хоть где-то в душе бушует какое-то пламя. Однако, это пламя не страсти, а страха. Ведь где-то там в глубинах бегает мысль:       «Всё-таки, моего опыта недостаточно, чтобы удовлетворить его желания полностью…»       Даже несмотря на возраст, для Коё Дазай будет всё тем же маленьким ребёнком, как и Чуя. Со стороны он кажется совсем безалаберным и дурным на голову парнем. Однако не все знают, что именно скрывается за всеми этими вдоволь промокшими пожелтевшими бинтами.       Сегодня она позволила ему поцеловать себя. Почему? Она сама не знает ответа на свой вопрос. Хотя… Может ей просто захотелось зайти дальше этих «приятельских отношений?       — Откройся мне, Коё, — произносит Дазай, касаясь костяшек тонких женских пальцев рук, и целует мягкие губы. Поцелуй чуть более грубый, чем предыдущие.       Кимоно, что чуть велико девушке по размеру, окончательно обнажает среднего размера грудь (Коё не носит бюстгальтер), когда девушка, послушавшись Осаму, перестаёт придерживать «ворот» кимоно. Парень берёт кимоно за края и раздевает девушку. Перед его взглядом предстаёт возбужденная девушка в одних лишь кружевных трусиках.       Озаки позволяет кареглазому примкнуть губами к своей вздымавшейся груди. Дазай местами покусывает тонкую чувствительную кожу. Кусает нежно, но лишь на немногих местах останутся следы, говорящие, что тело старшей сестрички теперь принадлежит лишь ему одному. Останавливается у бусинок сосков, цвета только что начавшей своё цветение сакуры. Водит по кругу, дразнит, и потом обхватывает его губами, продолжая посасывать. Рыжеволосую вздрагивает и потрясывает от каждого его действия. А всё потому, что Осаму — первый, от прикосновений которого она чувствует себя… удовлетворённой на все сто процентов.       Дазаю нравится её реакция на «набор» самых различных ласок. Он прекрасно понимает: для неё это в новинку. Ах, только представьте, каково это, когда такая волевая и взрослая девушка, как Озаки Коё, краснеет лишь от одного чувства приближения долгожданной сладости. Как же очаровательно подчинять себе чужое тело и видеть его таким податливым.       И грудь — не единственное место женского тела, на котором останавливаются ласки. Парень спускается ниже, целуя нежное женское тело с ещё большей лаской и заботой. Ведёт дорожку поцелуев, местами оставляя метки на рёбрах и не забывая про подтянутый животик. Развёл женские ножки в стороны, наблюдая за видом, который становится всё развратнее и развратнее. И снова припадает губами к губам, но почему-то быстро разрывает его, напоследок не забыв прикусить её нижнюю губу.       Длинные холодные пальцы Дазая касаются самого чувствительного места женского тела сквозь чёрное кружево, гладят огрубевшими подушечками пальцев. Следует мгновенная реакция — тихий стон. В ножках покалывает от чего-то приятного. Хочется свести их вместе, но сильные руки детектива не дадут этого сделать. О чёрт, она слишком уязвимая.       В руках Осаму весь контроль над процессом: он кладёт ладони на линию бёдер, прямо на трусики, сжимает, царапает, впиваясь ногтями в нежную кожу. Хватает последнюю оставшуюся на женском теле ткань за края и с силой тянет вниз, снимая, - уверен, Озаки будет только «за». Пальцы прошлись по гладко-нежным губкам, погладили стенки, скользнув внутрь… Довольный, он хрипло прошептал на ушко стонущей уже так грязно и открыто девушке:       — Сестричка, тебе уже не терпится?       Голос детектива кажется в пустой комнате сладким и томным, и нежным, и низким, с рыком, который придавал ему нотки грубости. Ещё более сексуальный, чем в повседневной жизни. В приправку с этой красивой, слегка фальшивой улыбкой.       Одурманенная ласками этого мальчика Коё видела пред собой лишь белоснежную пелену, а на языке что-то вертится, но сейчас это необязательно. Дазай и поймёт всё по тому протяжному стону, что сейчас получает в ответ. Поймёт, что ей безумно нравится то, что он творит. Что ей нравится та головная боль, которую даруют ей его ласки. Что она не хочет конца этому.       ...Этого ей будет хотеться следующую вечность...       Лишь сейчас, в данную секунду, одетый Осаму начинает чувствовать себя некомфортно рядом с полностью обнажённой девушкой. Берёт тонкую изящную ручку и кладёт на свою грудь.       — Помоги мне раздеться.       Коё слушается, медленно расстегивает пуговицы рубашки светло-голубого цвета. Стягивает со слегка костлявых для мужчины плеч. Пальчиками девушка слегка приспускает бинты, которыми щедро обмотана грудь, тем самым обнажая бесчисленное множество шрамов: как глубоких, так и нет. Парень выдыхает, когда нежная ручка поглаживает оголённую кожу груди — не знает из-за боли или из-за «детской» нежности.       Словно хитрая кошка, мафиози вцепляется в ремень на брюках, поскорее рвётся его снять. Подушечками пальцев словно случайно задевает бугорок, выпирающий на бежевой ткани. Получает за это томный вздох (почти переходящий в стон), сказанный слегка осипшим голосом, - самая прекрасная награда за подчинение.       Ещё немного повозившись над пряжкой совершенно не нужного в данный момент ремня, почти «срывает» с парня брюки. Резинка оттягивается вниз вместе с самими боксёрами, и Осаму громко ахает, когда из них освобождается налитая кровью и сочащаяся смазкой головка члена.       Парень тянется рукой к прикроватной тумбочки, точнее быть к её верхнему ящику, обычно запертому на ключ. Открывает незакрытый ящик, достаёт фольгированную упаковку презерватива, который Коё помогает «натянуть» на член. Процесс этот никогда не занимает долго времени. Но всё же лучше про него не забывать, ведь Осаму не может быть уверен в том, что сможет контролировать своё тело, на все сто процентов.       Парень берёт рыжеволосую за талию, сильно сжимая, снова одаривая кожу лёгкими царапинами, толкается в разгоряченное, узкое, такое тугое тело Озаки. Девушка под ним тихо стонет. Всегда ли она была такой, что бёдра её партнёра было готово сводит в сладкой предоргазменной судороге лишь от этого прелестного ощущения, как она сильно сжимает мышцами, горячая, мягкая и влажная?       Дазай, его движения — нежные и медленные. Приятно. Слишком. Внизу живота слегка жжёт и тянет. Девушка уже открыто стонет: громко и не сдерживаясь, прямо как самая последняя шлюха; громко, выгибая спину, ощущая приятное чувство. Женское тело находится уже на грани оргазма. Она захлебывается собственными громкими, бесстыдными стонами, царапает его плечи и каждую секунду думает, что точно больше этого не вынесет. Но Коё не кончает, и не собирается ближайшие минуты, ведь Осаму слишком хочется растянуть это удовольствие… Неизвестно по каким причиная, но ей кажется, что если она кончит именно сейчас, он остановится, даже не дойдя и сам до оргазма. Но ведь это не так, да? Парня сейчас думает только о наличии этой близости с этой девушкой. Остальное должно отойти на задний план. Или за пределы этой квартиры.       Шея, на которой теперь будет красоваться бесчисленное множество ярких укусов, горит, когда он снова припадает к ней. Девушка выгибается дугой, обхватывая ногами его бедра и прижимая к себе ближе, почти ничего не соображая от той густой белой пелены, что стоит пред её алыми глазами.       Движения постепенно затухали, теряли былую частоту, но девушка захныкала лишь в тот момент, когда Дазай покинул её тело, при этом ставит её на колени. И Коё не против перевернуться на живот, прогнуть спину, развести ноги ещё шире и схватиться руками за простыню. Даже на груди среднего размера неудобно лежать, но личный дискомфорт волнует сейчас каждого из них в самую последнюю очередь.       Осаму входит резко, но не во всю длину. И почему-то только сейчас невероятные ощущения накрывают его с головой. И Коё тоже, ведь, поменяв угол проникновения, парень касается самой чувствительной точки её тела.       Стенки лоно словно становятся ещё влажнее, а девушка стонет искренне, полностью отдаваясь нахлынувшим на нее волнам чувств. Шатен ещё сильнее сжимает женскую талию, имеющую идеальные пропорции для женского тела, — сжимает почти до красных пятен, постыдно-мокро вбиваясь в свою «жертву» с громкими шлепками тела о тело.       Он проводит пальцами по алым прядям густых волос. Ему слишком хочется намотать их на кулак, потянув на себя, заставляя девушку выгнуть позвоночник почти до хруста… Но он хватается за шею.       — Ты уже так давно хочешь кончить, я ведь прав? — прошептал шатен, приблизившись к уху Коё.       Страсть берет верх, ведь девушка выгибается под мужским телом с ещё более громкими стонами, её грудь вздымается в такт толчков. Самое красивое и эротичное зрелище, которое можно было бы когда-то увидеть.       — Тебе нужно вознаграждение?       Коё его совсем не слышит: Дазаю и не нужно, ведь вопрос риторический. Ему хочется отблагодарить её не только за её сдержанность, но и за подчинение. Касается губами лопаток и ведёт влажную дорожку к шее, покусывая на местах немного бледных, по его мнению, засосов. Не останавливается, двигается чуть грубее. Одной рукой притягивает к себе, обнимая за живот, второй — тянется к клитору. Находит «бусинку», ласкает, местами сжимает. Коё всё ещё заливают волны громких стонов, слетающих с её губ, но Осаму до сих пор чувствует — она сдерживает себя.       — Почему же ты себя сдерживаешь? В отличии от тебя самой, твоё тело лгать не умеет.       С мягко-влажных уст слетает его имя. Женские стоны приглушают собой звуки совсем нелепого сейчас хлюпанья и шлепков тела о тело. Женское тело обмякает, достигнув высшей точки блаженства — кто уж знал, что её заводят грязные разговоры. Девушка распадается на тысячу мелких частей. Сразу вслед за этим он проникает еще глубже и в очередной раз назвав её «своей Сестричкой», замирает в немом стоне, кончая в презерватив.       Спустя минуту, как Осаму покинул её тело и давно избавился от «резинки», он потянулся к одеялу, что лежало на краю кровати, и накрыл им себя и Коё, которая, казалось, опустошённая оргазмом, была готова упасть в обморок в любой момент.       Они спали, повернувшись друг к другу спинами. На улице ещё слышен гул машин, хоть сейчас и достаточно поздно, и пианино из бара напротив этого многоквартирного дома.       Через какое-то время Осаму почувствовал, как его обняли со спины и коснулись огненной щекой в районе его выступающей лопатки. И, почему-то от теплоты именно этих изящных женских рук, от запаха именно этих алых волос, от огонька этих рубиновых глаз, ему начало казаться, что он хочет жить.