Вспомни

Не слишком ли много непорочных зачатий на единицу времени и пространства? Норман Годфри проводил глазами удаляющуюся по коридору фигурку Эшли Валентайн, закрыл дверь кабинета и, шумно выдохнув, накапал в услужливо подвернувшийся под руку бокал виски на палец. Подумал – и долил на два. Эта хотя бы не твердила про ангелов. Но в остальном демонстрировала ту же яркую картину психогенной амнезии, какую ему всего полгода назад пришлось рассмотреть гораздо ближе, чем хотелось бы. Вот только Лита была из мажорной семьи, и это в некоторой степени оградило ее от допросов взрослых и издевательств сверстников. Эшли же пришлось хлебнуть дерьма по полной. Родители довели девчонку до истерики, прежде чем дозрели хотя бы допустить, что она не скрывает от них личность соавтора плода злонамеренно. И в Хемлок Эйкрс Эшли привезли не столько ради ее блага, сколько для того, чтобы добрый дяденька психиатр как-нибудь заставил ее все вспомнить – дабы выяснить: кто, черт побери? Об аборте речи, вместе с тем, не шло – все сроки были уже пропущены. Эшли ведь и помыслить не могла, что беременна – она не помнила, чтобы у нее вообще в последние несколько месяцев был секс. Поэтому задержку месячных девушка списала на стресс – с этой серией жестоких и загадочных убийств молодых девушек, взбудоражившей оба берега Аллегейни, можно было клинической паранойей обзавестись, не говоря уже о банальном сбое биологических часов. Серьезно забеспокоилась, что с ней что-то не то, она только к концу третьего месяца. Пока донесла свои проблемы до врача, пока проверила, перепроверила и поверила в невозможный диагноз, пока решилась сказать родителям… ...Спустя несколько лет Эшли посмотрит в глаза своего подросшего сына, огромные и светлые явно не в нее – и память резко к ней вернется. Жестоко и разом, вся полностью, до малейших мелочей. От вкуса губ и ощущения стянувшей волосы на затылке властной пятерни – и до того, сколько времени было на надрывающемся уже несколько минут будильнике, когда этот ублюдок, привязавший ее руки к спинке кровати и не слушающий криков, тяжело дыша, кончил в нее и его глаза наконец-то перестали быть такими пугающе бессмысленными и повернутыми в себя. Тот самый Роумен Годфри, одним ледяным осенним утром найденный загрызенным под разбитым окном семейной резиденции. Которого она вместе со всем городом успела пожалеть и оплакать – не совсем искренне, ведь эта семейка всегда была странной и держалась высокомерно и наособицу.